ГОД 1939: В МОСКВЕ РАЗВЕВАЮТСЯ ФЛАЖКИ СО СВАСТИКОЙ

ГОД 1939: В МОСКВЕ РАЗВЕВАЮТСЯ ФЛАЖКИ СО СВАСТИКОЙ

Монтируя документальный фильм «Отвергнутые воспоминания», я просмотрела исторические кадры о подписании этого секретного договора. Когда министр иностранных дел Германии Риббентроп ступил с трапа самолета, в столице Советского Союза развевались флажки со свастикой. Моей маме и ее сестре-близняшке было тогда 9 лет. Поймала себя на мысли, что именно в тот момент движение руки одного политика, одна подпись предопределили судьбу маленького человека, судьбу ребенка.

27 сентября 1939 года Риббентроп вновь приехал в Москву для ведения переговоров о дополнительных протоколах, являвшихся секретными и наличие которых Молотов отрицал еще и спустя тридцать лет. Обстановку, царившую во время переговоров между Риббентропом и Молотовым в Кремле за зеленым столом, очень выразительно описывает английский историк Саймон Себаг Монтефиоре (Simon Sebag Montefiore) в своей книге «Сталин. Двор Красного монарха».

Был вечер. Сталин потребовал себе, кроме Эстонии, также Латвию и Литву. Риббентроп отправил телеграмму Гитлеру с вопросом о Литве. Так как ответ пришел не сразу, совещание перенесли на другой день. Риббентроп хотел обсудить со Сталиным некоторые географические детали. В тот же вечер, когда Сталин организовал торжественный банкет в честь немцев, русские встретились с несчастным министром иностранных дел Эстонии Карлом Селтером, чтоб принудить его к размещению военных баз у себя в стране, что стало бы первым шагом к оккупации. В то же самое время через ворота Большого Кремлевского дворца и невзрачный Дворец Съездов немцев провожали в сверкающий золотом зал приемов. Сталин вел себя просто и скромно, отечески улыбался, но становился жестко-суровым, когда хриплым голосом отдавал приказы. Русские вели себя настолько вульгарно, что Риббентроп сказал, что чувствует себя как в обществе старых партийных товарищей. К концу приема Сталин и Молотов покинули зал, сославшись на неотложные дела. Гостей же повели в Большой театр на балет «Лебединое озеро». «Нам надо выиграть время», – прошептал Сталин Кагановичу. Затем они с Молотовым поднялись на второй этаж, где их в страхе ждал министр иностранных дел Эстонии Карл Селтер. Что собирается делать Сталин с его маленькой страной? Молотов требовал, чтобы в Эстонии разместили 35 000 советских солдат – больше, чем вся армия Эстонии. «Слушайте, Молотов, вы слишком строги с нашими друзьями», – перебил его Сталин и предложил разместить 25 000 солдат. «Проглотив» маленькую Эстонию во время первого акта «Лебединого озера», в полночь Сталин вновь приступил к переговорам с немцами. Во время этой встречи Гитлер сообщил о согласии пойти на уступки в отношении Литвы.[51]

Подписание акта Молотова – Риббентропа. Москва. 23 августа 1939 года

Итак, сразу, как только был подписан пакт Молотова – Риббентропа, Россия проглотила Эстонию, Латвию и Литву. У Кремля не было сочувствия к тем, кто нарушили 200-летнюю преемственность царской власти. Премьер-министров трех Балтийских стран пригласили подписать «договор о взаимной обороне и помощи», который разрешал Советскому Союзу размещать на их территориях военные базы, чтобы гарантировать независимость государств. Так как другой возможностью была война, все три государства не по своей воле пошли на уступки, надеясь, что позднее найдут выход.

В Эстонии русские создали свои базы на западе и севере страны на островах Сааремаа и Хийумаа, в Палдиски, Куузику и др. Таллиннский порт тоже стал местом размещения советского военно-морского флота. Позднее Советский Союз объявил войну Финляндии и в ходе Зимней войны занял юго-восточную часть Финляндии.

Во время Зимней войны (1939) Эрика Ниванка, вышедшая замуж за финского ученого и переехавшая в Хельсинки, приехала в Таллинн (граница была еще открыта) и встретила на улице министра Антса Ойдерма. Министерство иностранных дел Финляндии отправило Министерству иностранных дел Эстонии ноту протеста, в котором сообщалось, что самолеты, бомбившие Финляндию, взлетали с размещенных в Эстонии военных баз. Это было шоком для всех эстонцев. В то же самое время 17-летний Хейно Ноор, находясь в 200 километрах от Финляндии, в городе Хаапсалу, давал финнам сигналы азбукой Морзе о поднимающихся советских бомбардировщиках. Мать Хейно Ноора, Сальме Ноор, являвшаяся руководителем хаапсалуской женской организации самообороны «Найскодукайтсе», организовала эстонских женщин вязать носки и варежки для финских солдат – мужчин и женщин. В Хаапсалу командование Красной армии пыталось успокоить людей: мы уничтожаем только белых «финских мясников».

К моменту встречи с Ниванкой министр Ойдерма успел заметно постареть и казался озабоченным, он интуитивно чувствовал, что Эстонию ждут впереди еще большие ужасы, так как великое агрессивное соседнее государство вступило на территорию Эстонии. Ниванка вспоминает: «Он сказал, приходи, мол, на Тоомпеа, поговорим. Я пошла. Он был очень серьезен, не было и следа от того жизнерадостного Ойдерма. И он пытался объяснить мне, почему Эстония подписала этот договор с Советским Союзом. Он начал с того, что сказал: «Думаю, вы останетесь в этом мире дольше, чем я. И потому я хочу, чтоб вы знали и, может быть, вы объясните заключение этого договора, когда понадобится». В Финляндии, собственно, Эстонию обвиняли в том, что она подписала договор о базах. Ойдерма подтвердил, что никакой другой возможности не было. «Оставалось 24 часа, и русская армия стояла у границы». Еще он добавил: «Я всегда старался относиться к жизни с юмором, но теперь мне кажется, что каждое утро я начинаю свой путь в Каноссу. Что мы хотели предотвратить, так это то, чтобы Эстония, эта страна, где живет сейчас эстонский народ, не превратилась в кровавую лужу, чтобы народ хотя бы физически оставался в живых». Именно так он сказал и добавил: «Пожертвовать придется еще большим! А что с нами будет, кто в правительстве, это совершенно другое дело».[52] Ойдерма еще рассказывал, что Гитлер, в свою очередь, требовал от эстонского государства 100 млн. крон за достояние тех немцев, которых по договоренности Гитлера и Сталина «позвали» из Эстонии домой. Вскоре после оккупации Эстонии НКВД арестовал министра Ойдерма и отправил в лагерь, где его ожидала мучительная смерть.

Профессор английской филологии Тартуского университета Антс Орас пишет: «Когда Финляндия, уставшая от войны в одиночку, наконец, проиграла ее, Эстонию охватило чувство подавленности. То же самое было и в случае с Польшей. Снова победило грубое насилие, и не было никакой надежды на восстановление справедливости. Казалось, будто пробил час для нашей страны».[53]