Антоний

Антоний

Следующим мужем женщины, которую совсем не назовешь любвеобильной, стал ближайший сподвижник Цезаря — Марк Антоний.

Очередной избранник Фульвии не только обладал всеми пороками предыдущих мужей, но и был близко знаком с ними. «Антоний в юности был необычайно красив, и потому с ним не замедлил сблизиться Курион, чья дружба оказалась для молодого человека настоящей язвой, чумой, — сообщает Плутарх. — Курион и сам не знал удержу в наслаждениях, и Антония, чтобы крепче прибрать его к рукам, приучил к попойкам, распутству и чудовищному мотовству, так что вскорости на нем повис огромный не по летам долг — двести пятьдесят талантов. На всю эту сумму за друга поручился Курион, и когда о поступке сына узнал Курион-отец, он запретил Антонию переступать порог его дома. На короткое время Антоний оказался в числе единомышленников Клодия, самого наглого и гнусного из тогдашних вожаков народа. Люди Клодия привели в смятение все государство, и Антоний, быстро пресытившись бешенством их главаря, а к тому же и страшась его врагов… уехал из Италии в Грецию, чтобы там телесными упражнениями приготовить себя к службе в войске и изучить ораторское искусство. Он взял за образец так называемое азиатское направление в красноречии, которое в ту пору процветало и обнаруживало вдобавок большое сходство с самою жизнью Антония, полной хвастовства и высокомерия, глупого самомнения и непомерного честолюбия».

Антоний мог сравниться с Клодием и Курионом пороками, но не умом и талантами. Кто-то может удивиться: как ему удалось стать правой рукой Цезаря, а ничего противоестественного в этом нет. Гай Юлий все решения принимал единолично; для него не существовало другого мнения, кроме собственного. Увы! Диктаторы не терпят подле себя ярких, талантливых личностей — это уже не помощники, а конкуренты.

Впрочем, даже «Цезарь не остался равнодушен к безобразиям Антония и принудил его обуздать свое безрассудство и распутство» (Плутарх).

Антонию пришлось считаться с мнением патрона, и он «расстался с прежней жизнью», правда, очень необычным способом. В 47 году до н. э. он выгнал свою вторую жену, Антонию, и «взял за себя Фульвию, вдову народного вожака Клодия, женщину, на уме у которой была не пряжа и не забота о доме, — ей мало было держать в подчинении скромного и невидного супруга, но хотелось властвовать над властителем и начальствовать над начальником. Фульвия замечательно выучила Антония повиноваться женской воле и была бы вправе потребовать плату за эти уроки с Клеопатры, которая получила из ее рук Антония уже совсем смирным и привыкшим слушаться женщину» (Плутарх).

Фульвию нисколько не испугали недостатки мужа. Даже его многочисленные любовные связи были ей безразличны. Антоний имел главное, что было нужно женщине-политику, — власть и непомерное честолюбие. Именно третье замужество позволило Фульвии наиболее полно раскрыть свои таланты и реализовать способности.

Цицерон, один из последних защитников республики, понимал, откуда у медлительного Антония столько политической активности и стремления к диктату. Великий оратор предупреждал Антония: «И как раз тебя и ожидает участь Клодия, как была она уготована Гаю Куриону, так как у тебя в доме находится та, которая для них обоих была злым роком».

Отныне всю внутреннюю и внешнюю политику Рима определяла Фульвия. «Письменное обязательство на десять миллионов сестерциев, — сообщает Цицерон во второй филиппике против Марка Антония, — составили при участии послов… на женской половине дома, где очень многое поступало и поступает в продажу».

Не забывала Фульвия и о собственном благосостоянии. Жена Антония заботилась о нем не очень достойными способами, но всегда добивалась желаемого и не прощала никаких возражений. «Руф, имевший прекрасный дом, сдававшийся внаем, по соседству с Фульвией, женой Антония, раньше не уступал его Фульвии, желавшей купить дом, теперь же принес его в дар и все же подвергся проскрипции. Голову его, принесенную Антонию, последний, сказав, что она не нужна, отослал жене, которая велела выставить ее, вместо форума, перед наемным домом» (Аппиан).

Фульвия вытаскивала мужа из самых безнадежных передряг. В 43 году до н. э. сенат объявил Марка Антония врагом. Положение было настолько серьезным, что властной Фульвии пришлось применить самое грозное оружие — женскую слабость. Аппиан пишет: «Мать Антония, жена и сын его, еще подросток, и остальные домочадцы и друзья всю ночь метались по домам влиятельных граждан, упрашивая их, а днем приставали к тем, кто шел в сенат, кидаясь им в ноги с воплем и плачем, были в черной одежде, кричали у дверей. Их голоса… переломили настроение».

Обильно изливая слезы при критических обстоятельствах, Фульвия была равнодушна к чужим. Когда у многих богатейших женщин должны были конфисковать состояние, они принялись искать защиты у родственников самых влиятельных римлян. «Они были приняты сочувственно сестрой Цезаря и матерью Антония, — свидетельствует Аппиан, — но с трудом перенесли оскорбление, будучи прогнаны от дверей Фульвией, женой Антония».

В мартовские иды 44 года до н. э. у римлян появился реальный шанс вернуть республику, но все надежды разрушил Антоний… и та, кто им управляла.

В день убийства Гая Юлия Цезаря Антоний в страхе заперся у себя дома, но 16 марта заговорщики вступили с ним в переговоры. В ночь на 17 марта он перенес в свой дом казну и архив Цезаря. В тот же день собравшийся сенат под председательством Антония принял решение не преследовать убийц Цезаря. Но уже 18 марта огласили завещание Гая Юлия (опять же, находившееся на хранении у Антония), и ситуация резко изменилась.

Цезарь пожелал видеть своим наследником внучатого племянника Гая Октавия, завещал римскому народу свои сады за Тибром, а каждому римскому гражданину — по 300 сестерциев. Щедрость Цезаря возбудила ненависть римлян к его убийцам, мечтавшим вернуть республику. Им пришлось бежать — Рим остался за Антонием.

Сенат назначил комиссию для проверки подлинности завещания и прочих документов, которые оказались в руках Антония, но это было уже несущественно: римлян ожидала очередная гражданская война.

В это время Антоний и Фульвия совершили самую большую ошибку: 19-летнего болезненного, никому не известного Октавиана они не рассматривали в качестве реального соперника. Уже в следующем году наследник Цезаря не только стал равным по силе Антонию, но и поставил последнего на край гибели. И только стараниями Фульвии был заключен триумвират с участием Октавиана, Антония и Лепида.

Триумвиры разделили между собой не только Римскую державу, но и врагов. Антоний и Фульвия наконец-то добились включения в список осужденных на смерть давнего врага Марка Туллия Цицерона; причем за него Антоний пожертвовал Октавиану собственного дядю по матери — Луция Цезаря. «Уважение к родственникам и любовь к друзьям склонились перед лютой злобой к неприятелям, — мудро замечает Плутарх. — ‹…› Цицерону Антоний приказал отсечь голову и правую руку, которою оратор писал свои речи против него. Ему доставили эту добычу, и он глядел на нее, счастливый, и долго смеялся от радости, а потом, наглядевшись, велел выставить на форуме, на ораторском возвышении. Он-то думал, что глумится над умершим, но скорее на глазах у всех оскорблял Судьбу и позорил свою власть!»

В скором времени Антоний ускользнул из-под власти своей жены — всемогущей Фульвии. Дала сбой ее политика лояльности к многочисленным любовным связям мужа. На этот раз у Антония было не то, что можно назвать очередным увлечением, а его новая избранница была вовсе не из тех, кого (как, например, смазливую актрису Кифериду) можно несколько раз использовать и забыть. Антонием овладела, по Плутарху, «последняя напасть — любовь к Клеопатре, разбудив и приведя в неистовое волнение многие страсти, до той поры скрытые и недвижимые, и подавив, уничтожив все здравые и добрые начала, которые пытались ей противостоять».

Убедившись, что у мужа в этом случае все по-настоящему, Фульвия пыталась устроиться на вершине римского политического Олимпа без его помощи. Эта женщина не была бы собой, если б предпочла доживать годы в безвестности, печали и тоске. Она предприняла попытку соблазнить самого влиятельного носителя власти — Октавиана. Но правитель Рима не позарился на женщину, которая была старше его на 20 лет, причем далеко не красавица. Припухшая щека Фульвии постоянно искушала ритора Секста Клодия «испытать остроту своего стиля» (Светоний). По поводу отвергнутых домогательств Фульвии сохранилась эпиграмма Августа:

То, что с Глафирою спал Антоний, то ставит в вину мне

Фульвия, мне говоря, чтобы я с ней переспал.

С Фульвией мне переспать? Ну а ежели Маний попросит,

Чтобы поспал я и с ним? Нет, не такой я дурак!

«Спи или бейся со мной!» — говорит она. Да неужели

Жизнь мне дороже всего? Ну-ка трубите поход!

Фульвия пыталась подобраться к Октавиану и с другой стороны. Светоний свидетельствует, что после его примирения с Антонием «воины потребовали, чтобы оба полководца вступили в родственную связь», и Октавиану пришлось взять в жены «Клавдию (Клодию), падчерицу Антония, дочь Фульвии от Публия Клодия, хотя она едва достигла брачного возраста».

Фульвия обладала огромной властью — даже покинутая Антонием, которого перестало интересовать все на свете, кроме египетской царицы. «На следующий год (41 год до н. э.) консулами считались Публий Сервилий и Луций Антоний, но в действительности ими были Антоний и Фульвия. Она, теща Цезаря и жена Антония, нисколько не считалась с Лепидом из-за его пассивности и управляла делами самостоятельно, так что ни сенат, ни народное собрание не могли провести никакого решения вопреки ее воле» (Дион). Брат Марка Антония, Луций, не мог получить триумфа прежде, чем добился покровительства Фульвии. «Хотя Луций получил триумфальные одежды, колесницу и выполнил другие обряды, принятые в таких случаях, казалось, что именно Фульвия устраивала зрелище, используя его только как помощника» (Дион).

Не знающее границ властолюбие Фульвии явилось причиной очередной гражданской войны. Собственно, молодой Октавиан делиться властью с женщиной не имел желания, и повода для войны долго искать не пришлось.

Гай Октавиан начал раздавать землю ветеранам, сражавшимся против Брута и Кассия; Фульвия и Антоний также пожелали участвовать в этой процедуре, чтобы обеспечить себе поддержку со стороны колоний ветеранов. Разногласия в таком, казалось, незначительном вопросе закончились тем, что Октавиан, не в силах «выносить трудный характер своей тещи… отослал назад ее дочь, заявив, что она все еще девственница, — подтвердив это присягой» (Дион). (Ничего удивительного нет в сохранившейся невинности Клодии, учитывая то, что на момент вступления в брак ей было не более 13 лет.)

Взбешенная Фульвия изменила свои планы кардинально. Дело в том, что свободных земель на территории Италии не осталось, и для поселений ветеранов пришлось отнимать землю утех, кто воевал на противоположной стороне. Фульвия и Антоний «обратили свое внимание к другому классу, более многочисленному и воодушевленному справедливым негодованием из-за ограбления, которому он подвергался» (Дион). Им удалось собрать значительные силы и даже на короткое время овладеть Римом.

Римляне столкнулись с необычным явлением; необычность не в самой войне (междоусобицы стали настолько частыми, что к ним привыкли), а в том, что ее вела (по выражению Флора, «словно вооружившись мечом мужской доблести») женщина. Пока Луций Антоний организовывал пострадавших от колонизаторской политики Октавиана, «Фульвия с сенаторами и всадниками из ее сторонников, с которыми она обычно совещалась, заняла Пренесте, даже посылая распоряжения в разные места» (Дион). Римская железная леди, как пишет Дион, «сама появлялась с мечом, раздавала пароль солдатам, и в многих случаях произносила речь перед войском».

Положение Октавиана стало близким к катастрофе — вот что значит отказать женщине. Кроме мятежей, Италию охватил голод, поскольку невозможно было подвезти продовольствие морским путем: Секст Помпеи, подчинявшийся сам себе, захватил Сардинию и Сицилию, а Гней Домиций Агенобарб (один из недобитых убийц Цезаря) контролировал Ионийское море. Поэтому Октавиан «часто через друзей предлагал Луцию и Фульвии примирение», но мир не устраивал воинственную женщину. Затруднения противника внушили Фульвии надежду, что наступил подходящий момент для полного его устранения.

Плутарх называет еще одну причину, по которой Фульвия упрямо шла к междоусобной войне: «беспокойная и дерзкая от природы, она вдобавок надеялась, раздув беспорядки в Италии, оторвать Антония от Клеопатры».

Непомерные амбиции и сгубили мятежников. Хитрый, коварный Октавиан возложил ответственность за братоубийственную войну на своих противников; на его сторону встали ветераны, так и не получившие земли из-за демагогии Фульвии. Римляне, уставшие от многолетних смут, не оказали широкой поддержки Антонию и Фульвии, поскольку были раздражены их нежеланием закончить ссору мирным соглашением.

Самые трагические события этой войны развернулись под этрусским городом Перузией (оттого война и называется Перузийской). В этом городе Октавиан осадил войско Луция Антония.

Перузия лежала на холме и была практически неприступна, но длительная осада поставила ее защитников на грань голодной смерти. «Подсчитав, сколько осталось продовольствия, Луций запретил давать его рабам и велел следить, чтобы они не убегали из города и не дали бы знать врагам о тяжелом положении осажденных. Рабы толпами бродили в самом городе и у городской стены, падая от голода на землю, питаясь травой или зеленой листвой; умерших Луций велел зарыть в продолговатых ямах, боясь, что сожжение трупов будет замечено врагами, если же оставить их разлагаться, начнутся зловоние и болезни» (Аппиан).

Войско Антония пыталось вырваться из окружения, но после многочисленных жертв было отброшено назад — в лишенный продовольствия город. Осталось одно: сдаться на милость победителя.

Луций Антоний получил прощение; впрочем, он был обязан жизнью не доброте мстительного и беспощадного Октавиана, а тому, что в руках его брата, Марка Антония, находилась половина римских владений. И еще живой и свободной оставалась Фульвия — женщина, которая была опаснее любого военачальника. Скрестить с ними меч молодой наследник Цезаря был не готов.

Октавиан утолил жажду мести прочими защитниками Перузии. «Большинство сенаторов и всадников, — пишет Дион, — были обречены на смерть. Рассказывают, что их не просто убивали, но приносили в жертву у алтаря старшего Цезаря — три сотни всадников и много сенаторов… Жители Перузии и прочие, захваченные там, в большинстве своем погибли, а сам город был полностью уничтожен огнем, кроме храма Вулкана и статуи Юноны».

Фульвии не было в осажденной Перузии; она собирала войска и отправляла их на помощь Луцию Антонию. Ее полководцу Планку удалось даже уничтожить легион Октавиана, но капитуляция Перузии сделала продолжение войны бессмысленной затеей.

В сопровождении трех тысяч всадников Фульвия отправилась к главным морским воротам Италии — Брундизию. «Из Брундизия она и отплыла на пяти военных кораблях, вызванных ею из Македонии» (Аппиан).

По крайней мере, одной цели Перузийской войной отчаянная женщина достигла: ей удалось оторвать Антония от Клеопатры. Получив «полное жалоб письмо от Фульвии», он «с двумястами судов вышел в море, взяв направление на Италию» (Плутарх).

Согласно Аппиану супруги встретились в Афинах, но Плутарх сообщает, что Фульвия «заболела и в Сикионе умерла». Впрочем, это не важно; главное, она умерла в Греции — вскоре после того, как покинула Италию.

Некоторые исследователи полагают, что Фульвию отравили. Вполне возможно. Эта женщина стала обузой Антонию, безумно влюбленному в Клеопатру; еще больше она мешала Октавиану пылко любившему власть. Неизвестно, какие потрясения ожидали бы Рим, если бы Фульвия не скончалась скоропостижно. И здесь древние авторы единодушны: Плутарх пишет, что смерть Фульвии «сильно помогла Антонию достигнуть согласия с Цезарем»; Ливии сообщает, что «Марк Антоний уже готовился к войне против Цезаря, но тут умирает Фульвия, столь мешавшая согласию двух вождей, и он заключает с Цезарем мир, а сестру его Октавию берет в жены».

Впрочем, кончина Фульвии лишь оттянула на десятилетие новую гражданскую войну, после которой исключительную власть над Римом получит Октавиан; Марк Антоний, лишившийся своей надежной опоры (жены) проиграет самую важную в своей жизни битву.

А семена, посеянные властной женщиной, римляне пожинали до конца истории собственного государства.

Фульвия приложила больше усилий, чем Гай Юлий Цезарь, чтобы уничтожить римскую республику. Используя своих мужей — самых известных в римской истории авантюристов, — она расчистила властной рукой дорогу первым римским императорам и изменила не только древний государственный строй, но и представления о роли женщины в римском обществе.

Такова история женщины, у которой, по словам Веллея Патеркула, «не было ничего женского, кроме тела». Можно отметить еще одно — привычку Фульвии, которая роднит ее со слабым полом: это слезы. Впрочем, она пользовалась ими не для выражения эмоций, а в качестве средства для достижения целей, а именно — власти над мужчинами.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.