Глава 1 СПОР ЗА ГРОБ ГОСПОДЕНЬ

Глава 1

СПОР ЗА ГРОБ ГОСПОДЕНЬ

В конце 40-х годов XIX в. резко обострилось соперничество православной и католической церквей в Палестине. Внешне это было похоже на обычные дрязги, которые постоянно происходят между религиозными объединениями и внутри их. Вот, например, кто должен владеть ключами от Вифлеемской пещеры, кто должен ремонтировать купол храма Гроба Господня, можно ли поместить в церковь Рождества Христова серебряную звезду с гербом Франции и т.д. Во всех странах такие споры решаются на уровне городских властей. В Палестине было все иначе. За православными стояла Россия, а за католиками — вся Европа во главе с Францией. Хозяином же Палестины являлся турецкий султан. Среди его подданных было около 10 миллионов православных и всего несколько тысяч католиков. Поэтому вполне логично было бы преобладание православного духовенства в Палестине. Тем более что до захвата мусульманами Палестины в VII в. все христианские святыни были под контролем Византийской империи, а не Рима.

Правительству Франции было глубоко наплевать и на звезду, и на обвалившийся купол, но нужен был повод для вмешательства в дела Сирии. В 1830—1847 гг. Франция захватила Алжир, который был вассалом турецкого султана, после чего жадные взгляды французских буржуа устремились к восточному Средиземноморью.

2 декабря 1851 г. во Франции произошел государственный переворот, приведший к установлению диктатуры Шарля Луи-Наполеона, племянника Наполеона Бонапарта. Он родился в 1808 г. в семье младшего брата Наполеона Луи и Гортензии Богарне. Подобно своему дяде, Луи-Наполеон провел во Франции плебисцит, по результатам которого он был провозглашен императором Наполеоном III. Вторым же Наполеоном был объявлен сын Наполеона I и Марии-Луизы Наполеон (он же Франц, он же герцог Рейхштадский). Он никогда не царствовал, служил подполковником в австрийской армии и скончался от чахотки в 1832 г. Но Луи-Наполеону, видимо, нравилась цифра «три». Правление Наполеона III еще раз подтвердило поговорку что история повторяется дважды — первый раз как трагедия, а второй — как фарс.

Николай I не признал Луи-Наполеона императором Франции, причем, сделал это в издевательской форме. Наполеон III же с первых дней своего царствования пошел на конфронтацию с Россией на Ближнем Востоке. Этим он не только тешил обиженное самолюбие, но и приобретал популярность у всех слоев французского общества. Буржуазии он сулил обогащение в Сирии и Палестине, для крестьян и особенно крестьянок он был защитником католической веры, отстаивавшим права на Гроб Господень. Наконец, Александр I и особенно Николай I в глазах не только революционеров, но и либералов стали воплощением реакции и мракобесия. Поэтому любые акции против России в 40 — 50-х годах XIX в. вызывали радость у всех «просвещенных европейцев» от либералов до социалистов.

Католическая церковь активно поддерживала Наполеона III. Еще в 1847 г. папа Пий IX обратился к населению Ближнего Востока со специальным посланием, призывая его перейти в римско-католическую веру.

22 марта 1853 г. французский министр иностранных дел вручил новому посланнику в Турции де Лакуру инструкцию. В ней говорилось: «Если русский флот в Севастополе предпримет передвижение, или в Дунайские княжества войдут русские войска, или даже будет осуществлено приближение русских кораблей к турецкому побережью Черного моря, то любое из этих предположений было бы достаточно для объявления войны России». Таким образом, французское правительство, ни много ни мало, требовало запретить плавать в Черном море русским военным кораблям.

Агрессивность Наполеона III вызвала восторг в Лондоне. Англия получила возможность в очередной раз вести чужими руками большую европейскую войну. В 1799—1815 гг. «владычица морей» усмирила Наполеона I с помощью России, причем сделала это исключительно в интересах Англии. Что же касается Палестины и Сирии, то это была лишь приманка для недалекого императора — отдавать их Франции англичане не собирались.

Еще 21 октября (2 ноября) 1849 г. английская эскадра адмирала Парнера вошла в Дарданелльский пролив и стала на якорь за внешними турецкими фортами. Русский посол Брунов немедленно посетил британского министра иностранных дел Генри Джона Пальмерстона и потребовал объяснений. Пальмерстон начал выкручиваться и ссылаться на «плохие погодные условия», которые-де заставили эскадру Паркера укрыться в проливе. На это Брунов резонно возразил: «На что имеет право адмирал Паркер, на то имеет право также адмирал Лазарев. Если первый законно может войти в Дарданелльский пролив, то последний может пройти через Босфор». Угроза подействовала, и Пальмерстон в конце концов признал маневры английского флота «ошибочными», пообещал, что «этого больше не случится», и объявил о недопустимости вольного толкования принципа закрытия Проливов. В тот момент англичане не имели чужого пушечного мяса для войны с Россией, и эскадра Паркера быстро убралась из Дарданелл.

16 февраля 1853 г. в Константинополь на пароходо-фрегате «Громоносец» прибыл чрезвычайный царский посол князь А.С. Меншиков. 24 февраля Меншиков был принят султаном Абдул-Мехадом. Во время аудиенции он вручил султану собственноручное письмо Николая I. Целью приезда Меншикова было заключение конвенции о статусе православной церкви в Палестине и Сирии, кроме того, он был уполномочен царем предложить Турции заключить оборонительный договор против Франции. Турецкие власти лавировали и тянули время. 17 мая 1853 г. Меншиков предъявил Турции ультиматум с требованием заключения конвенции о наблюдении и контроле иммунитета греческой церкви и, таким образом, провозглашения права России вмешиваться в любые вопросы, связанные с религиозной и административной регламентацией положения православного населения. Вопрос о статусе Проливов русской стороной не поднимался. 2 июня 1853 г. Меншиков, не дождавшись ответа на ультиматум, покинул Константинополь.

Теперь Николаю I, чтобы не потерять лицо, оставалось лишь применить силу. Царь планировал решить «восточный вопрос» tete-a-tete с Турцией, в крайнем случае, рассматривалось вступление в войну Франции. По мнению царя и его министра иностранных дел, Англия должна была соблюдать строгий нейтралитет, а Австрия и Пруссия — благожелательный России нейтралитет. Особенно Николай I рассчитывал на австрийского императора Франца Иосифа I, которого он буквально спас от революции в 1849 г. Ни Александр I, ни Николай I не понимали, что никакие договоры с европейскими государствами, никакие благодеяния никогда не заставят европейских правителей полюбить Россию. Наша страна всегда была и будет бельмом на глазу у сильных мира сего в Старом и Новом Свете. А повод для конфронтации всегда найдется: в XIX в. Россию обвиняли в том, что она слишком монархическая и реакционная, в XX в. наоборот — слишком социалистическая и революционная. Россия виновата уже тем, что она слишком большая и сильная, и мешает разбойничать англоязычным странам.

Беда российских властителей, от Николая I до Горбачева и последующих, в том, что они плохо знали историю и никогда не пытались делать из нее выводы. В любой пограничный конфликт России с беспокойным соседом неизбежно вмешиваются великие державы и лишают ее плодов победы. Так было в ходе турецких войн 1828— 1829 гг.; 1853-1855 гг.; 1877—1878 гг. и Афганской войны 1979-1989 гг. Каких-либо успехов Россия может достичь, лишь участвуя в коалиционной войне (Северная война 1700—1721 гг.; Великая Отечественная война 1941—1945 гг.). Наивыгоднейшая же ситуация складывалась, когда европейцы начинали воевать между собой, а Россия без помех решала свои пограничные конфликты (1791—1795 гг.; 1807—1809 гг. и 1939—1940 гг.). Стабильность в Европе —бедствие для России.

Правительства Англии и Франции давно грозили введением своих эскадр в Мраморное море в случае возникновения конфликта между Россией и Турцией. Наиболее логичным ответом стало бы занятие русским десантом Босфора.

14 декабря 1852 г. Николай I приказал начальнику Главного морского штаба Меншикову представить ему соображения о возможности захвата Босфора. 16 декабря Меншиков уже представил царю эти соображения. Тогда же военный министр собрал и проанализировал материалы по подготовке десанта и сухопутного похода в Турцию в 1840 г., о турецкой армии, об укреплениях Проливов. Полковник Генерального штаба Сакен охарактеризовал укрепления Босфора как находящиеся в состоянии «большого упадка», «не имеющие большой важности», а оборону фортов ненадежной.

В конце декабря 1852 г. Николай I набрасывает план операции: «Могущий быть в скором времени разрыв с Турцией приводит меня к следующим соображениям:

1) Какую цель назначить нашим военным действиям.

2) Какими способами вероятнее можем мы достичь нашей цели.

На первый вопрос отвечаю: чем разительнее, неожиданнее и решительнее нанесем удар тем скорее положим конец борьбе. Но всякая медленность, нерешимость даст туркам время опомниться, приготовиться к обороне, и вероятно, французы успеют вмешаться вдело или флотом, или даже войсками, а всего вероятнее присылкой офицеров, в коих турки нуждаются. Итак, быстрые приготовления, возможная тайна и решимость в действиях необходимы для успеха.

На второй вопрос думаю, что сильная экспедиция с помощью флота прямо в Босфор и Царьград может всё решить весьма скоро».

Дальше следовал расчет экспедиции: 13-я пехотная дивизия в составе 12 батальонов при 32 орудиях должна сосредоточиться в Севастополе, 14-я пехотная дивизия в таком же составе — в Одессе. Обе дивизии в один день садятся на суда десантных отрядов Черноморского флота, которые соединяются у Босфора, и захватывают Царьград, после чего, естественно, турецкое «правительство будет просить примирения или, в противном случае, будет стягивать свои силы у Галлиполи или Эноса в ожидании помощи от французов... Здесь рождается другой вопрос: можем ли мы оставаться в Царьграде при появлении европейского враждебного флота у Дарданелл и в особенности, ежели на флоте сем прибудут и десантные войска? Конечно, предупредить сие появление можно и должно быстрым занятием Дарданелл».

В феврале 1853 г. начальник штаба Черноморского флота и портов В. А. Корнилов (1806—1854) представил в военное министерство полный расчет перевозки намеченного Николаем I отряда.

19 марта 1853 г. Корнилов представил управляющему морским министерством великому князю Константину Николаевичу докладную записку: «...поличному моему мнению: 1) турецкий флот в руках турок к плаванию в море едва ли способен, но может быть ими употреблен, в числе 5 линейных кораблей и 7 фрегатов, к защите Босфора в виде плавучих батарей, особенно при содействии имеемых у них больших пароходов. 2) Укрепления Босфора, хотя и получили против 1833 года некоторые улучшения, но при благоприятных обстоятельствах для Черноморского флота из линейных кораблей, фрегатов и больших военных пароходов покуда легко проходимы; и 3) заняв Дарданелльские укрепления посредством высадки на выгодном пункте, например, в Ялова-Лимане или против греческой деревни Майдос, и имея дивизию на полуострове Геллеспонте, флот Черноморский отстоит пролив против какого угодно неприятельского флота». Успех нападения Корнилов обуславливал соблюдением полной тайны: «И тот и другой случай покушения на Константинополь посредством Черноморского флота и высадки десанта в Босфоре никак не должно предпринимать иначе, как при соблюдении самой глубокой тайны, и потому я бы полагал, дабы усыпить турок, такое действие провозглашать невозможным, а обратить общее внимание на Варну или Бургас».

Был ли реален план захвата Босфора в 1853 г.? Безусловно да. По мнению автора, вероятность захвата Босфора составляла не менее 95% (разумеется, при условии внезапности), а Дарданелл — не менее 50%.

Ну а вдруг неудача? Все равно, хуже не было бы. Ну, потеряли бы мы несколько тысяч солдат убитыми и несколько кораблей потопленными. Так все равно флот пришлось топить в Севастополе, а людские потери в Дунайских княжествах превысили все максимально возможные потери при неудачной высадке десанта.

Даже если бы удалось захватить только Босфор, а союзники опередили бы нас и захватили Дарданеллы, операцию можно было бы считать успешной. Ведь речь шла не о выходе Черноморского флота в Эгейское море, а исключительно об обороне. Как уже говорилось, время для войны с Турцией было выбрано Николаем I исключительно удачно. Но в Босфоре русские могли бы успешно отбиваться от всей Европы долгие годы. Защитить Босфор было бы во много раз легче, чем Севастополь. Ахиллесовой пятой Севастополя было снабжение. Причем особые трудности вызывала транспортировка орудий, боеприпасов и продовольствия через Крым. Снабжение же армии и флота в Босфоре могло весьма легко осуществляться через Одессу, Херсон, Николаев, Таганрог и другие русские порты. А значительную часть нужд армии можно было удовлетворить за счет трофеев. В Константинополе было все. Пушки и порох можно было взять в Арсеналах, камень для укреплений — разобрать дома и старые крепости. Не стоит забывать, что 30—40% населения Константинополя составляли христиане. Из десятков тысяч греков, армян, славян и т.д. можно было составить вспомогательные войска. Даже если предположить, что боевая ценность их невелика, то в любом случае они были бы неоценимы при строительстве укреплений, дорог, усмирения мусульманского населения (как делали это греки, мы уже знаем). И все это не прожектерство, а реальность. Так делалось во времена графа Алексея Орлова. Русская армия и флот в Архипелаге постоянно жили за счет турок, и вроде неплохо жил и. При защите Босфора русское командование могло держать все свои силы в одном районе, не разбрасывая войска и артиллерию по всему побережью от Одессы до Новороссийска.

Но, увы, Нессельроде и ряд престарелых сановников уговорили царя отказаться от десанта в Босфор. Основной довод — русское «авось». Авось Европа нам спустит шалости в Дунайских княжествах, а за Проливы еще накажут.

В результате Николай I 8 июня 1853 г. подписал Манифест о введении войск на территорию Дунайских княжество.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.