ЯНВАРСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ ФЕДЕРАЦИИ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ ОБЩЕСТВЕННЫХ КЛУБОВ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ЯНВАРСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ ФЕДЕРАЦИИ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ ОБЩЕСТВЕННЫХ КЛУБОВ

ЗА КУЛИСАМИ ДЕМОКРАТИЗАЦИИ

СТРАТЕГИЯ ОРГАНИЗАТОРОВ ФСОК исходила из того, что в условиях перестройки можно легализовать организацию и получить политические права, включая выдвижение кандидатов в депутаты. Это фактически превратило бы эту организацию в партию. Но пока в условиях СССР могли существовать только протопартии – со своей идеологией, самостоятельной структурой, но без прав.

Для полноценной конференции необходимо было помещение. На переговорах в МГК оргкомитету федерации объяснили, что в Москве им помещение даст только комсомол – он назначен ответственным за контакты с неформалами-социалистами. Была еще одна «приманка» – с участием ВЛКСМ была создана международная организация Комитет молодежных организаций. Шли переговоры о возможности вступления федерации в Комитет молодежных организаций как равноправного участника. Таким образом федерация могла зарегистрироваться, не входя в подчинение ВЛКСМ (формальное подчинение комсомолу неформалы отрицали). Первоначально «официоз» демонстрировал готовность к компромиссу. МГК предоставил федерации кабинет с телефоном для обзвона региональных организаций. Но в январе позиция «верхов» ужесточилась.

Вспоминает В. Гурболиков: «Все шло хорошо, пока нас не вызвал секретарь по идеологии МГК В. Сидоров, совершенно позеленевший, долго ругался, сказал: „Зачем было сообщать на „Голос Америки“ весь план мероприятия?“ Он пожаловался, что Кагарлицкий рассказал о предстоящей конференции кому-то из диссидентов, а тот в деталях передал „голосам“. МГК комсомола хотел показать, как он демократизировался, и предполагался высокий уровень мероприятия – во Дворце молодежи, с хорошим резонансом в прессе. А тут все наперегонки побежали докладывать начальству о предательстве.

Тон поменялся сразу же. Отказываться от мероприятия не хотели, но теперь нам все время выговаривали, что мы ненадежные партнеры и доверять нам нельзя»[98].

Видимо, партийное руководство, стоявшее за комсомольскими аппаратчиками, считало, что лидеры федерации уже не смогут выйти из переговоров. Но и полностью отказаться от мероприятия было теперь политически опасно. Неформалы все равно провели бы встречу, но уже в более радикальном ключе. Получилось бы, что при помощи ВЛКСМ в декабре – начале января готовилась антисоветская конференция.

Как и в 1987 году, конференция федерации проходила одновременно с конференцией Всесоюзного социально-политического клуба. Несколько групп входило в обе организации. Так что можно было обойтись и без ВЛКСМ, хотя в этом случае уровень мероприятия и его общественный резонанс были бы меньше.

Неформалам заявили, что общесоюзная конференция проведена не будет (соответственно нельзя будет конституировать федерацию) – только московская. В Москве в федерации состояли 15 клубов, а в других городах – 101. Оргкомитет и актив клубов эмоционально обсуждали перспективы проведения открытой московской или подпольной общесоюзной конференции. С одной стороны – возможности, связанные с легализацией и пиаром, с другой – выстраивание за пределами Москвы структуры, возможность объявить о создании полноценной всесоюзной организации. Во время острых споров января в федерации обсуждалась и более широкая альтернатива.

Вспоминает В. Гурболиков: «Мы продумывали два варианта. Либо распрощаться с институтами, школами, обратиться за поддержкой к коммунистическим и рабочим партиям Запада и, таким образом, встать на положение левых диссидентов, создавая при этом единую структуру организации, либо не дать бюрократии повода начать изоляцию нас от широких школьных и студенческих масс, сохранить возможность для открытой работы. Мы выбрали второе»[99].

В конце концов было принято соломоново решение: согласиться на проведение конференции московской организации федерации совместно с ВЛКСМ, в кулуарах которой будет проведена полуподпольная встреча с иногородними клубами (собственно, межгородская встреча теперь в любом случае могла быть проведена только в полуподпольном режиме). Пришлось согласовывать списки не только делегатов, но и приглашенных[100]. Здесь неформалам помогло незнание аппаратчиками ВЛКСМ некоторых фамилий.

Вспоминает А. Исаев: «Кагарлицкий хотел пригласить Р. Медведева, который тогда считался диссидентом. Когда до него дошла очередь в списке, Баженов спросил нас: „Это кто?“ Мы ответили: „Историк“. «Ну, историк так историк. Кто следующий?»

Снижению статуса конференции быстро нашли идеологическое обоснование – организация должна формироваться снизу, и поэтому сначала должны возникать региональные объединения, а уже потом – общесоюзная структура. Но поскольку главной задачей конференции было укрепление контактов с провинцией, организаторы настаивали на приглашении иногородних. По утверждению В. Гурболикова, некоторые клубы из провинции сообщили, что в условиях отказа МГК ВЛКСМ от поддержки конференции не смогут прибыть в Москву[101]. Они рассчитывали на возможность оформить командировки. Это было удивительное время, когда еще была размытой граница между оппозицией (консервативными силами в партии) и самой активной лояльностью (провозглашенным партией реформам). Поэтому можно было ездить в Москву на неформальные конференции во вполне легальные командировки и выступать с радикальными речами. В каждом конкретном учреждении шла своя борьба между либералами и консерваторами, от которой зависело, оплатят ли неформалу очередной визит в Москву. По мере возможности активисты тратили и собственные деньги. Но общественная система не давала возможности обеспечить нормальное финансирование гражданских движений за счет их собственных структур. К тому же в январе 1988 года в провинции усилилось давление как на представителей оргкомитета федерации, так и на активистов входящих в него клубов – от «бесед» по комсомольской линии до подписки о невыезде.

Парадоксальным образом снижение статуса конференции сопровождалось ростом уровня переговоров. МГК «не справился», и дело взяли в свои руки сотрудники аппарата ЦК ВЛКСМ А. Кабанников, А. Лепехин и К. Затулин.

Вспоминает В. Гурболиков: «В ЦК люди не боялись высказывать свои подлинные взгляды. Кабанникову было все это очень интересно. Затулин был крайне деловым, вел себя агрессивно на переговорах, все время спрашивал: где у вас конкретные дела? Мы спрашивали: а в чем должны заключаться конкретные дела, и он увлеченно начинал рассуждать о движении НТТМ, об изготовлении товаров на продажу». Было ясно, что возникающая номенклатурная буржуазия относится к неформалам довольно неприязненно. Бе политической надстройкой была не умеренная оппозиция, а сами номенклатурные структуры. «Они больше склонялись к тому, что не нужны нам эти политические дела. Нужно просто делать деньги. Но нужно было как-то „отчитываться за демократию“. Поэтому они решили проводить мероприятие, но в драконовских условиях».

Структуры ВЛКСМ были идеально приспособлены для развертывания бизнеса. «Глава Фрунзенского райкома ВЛКСМ Ходорковский не мог, конечно, как Фридман или Авен, просто стоять на улице и торговать ширпотребом. Но у него были кадровые возможности, подчиненные ему люди, которые могли числиться в структурах комсомола и заниматься по его поручению бизнесом, внебюджетные деньги, помещения. В условиях государственной монополии это давало огромные возможности. А затем были пролоббированы постановления о хозрасчетной деятельности ВЛКСМ, и с 1988 года дело пошло шире. Им было разрешено то, что пока запрещено другим. А комсомольские работники были готовы к предпринимательской деятельности гораздо лучше партийных. После любого комсомольского мероприятия уже в 70-е годы проводились банкеты, а денег на это не выделялось. Нужно было договориться с организациями торговли и так далее по принципу „ты мне – я тебе“. Задача крутиться у них была всегда, и они были готовы. Партийные – не очень. Комсомольцев в партаппарате считали разложенцами и стукачами, предпочитали комплектовать кадры производственниками и даже интеллигенцией из общества „Знание“. Исключения были, но „через не могу“. Комсомольцев считали испорченными кадрами», – вспоминает Н. Кротов, тогда – инструктор райкома КПСС, а сейчас исследователь становления постсоветского капитализма.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.