7. «Капитуляция» Радека

7. «Капитуляция» Радека

Существенно переоценивая позитивное значение для оппозиции изменений в линии поведения советского руководства, Троцкий усматривал в этих левых сдвигах лишний аргумент для отказа от создания параллельных компартий как в СССР, так и за его пределами. «Шатаний, колебаний, перебежек, расколов будет еще немало впереди, как внутри официальных компартий, так и в тех группах, которые на данном этапе вытеснены из их состава. На этот счет не нужно делать себе никаких иллюзий. Люди учатся ходить только на собственных ногах, причем неизбежно набивают себе шишки на лбу и в других местах»[867], — писал он снисходительно, не призывая иностранных коммунистов формировать новые партии, но и не осуждая их за деятельность, повлекшую исключение из компартий. За Троцкого это сделал Радек, направивший в «Правду» телеграмму, которая была опубликована под заголовком «Радек против избирательной тактики германских ультралевых»[868].

Радек послал эту телеграмму в «Правду» с просьбой напечатать ее также в германской коммунистической газете «Роте фане». И хотя Радек при этом обнаружил раскаяние в оппозиционной деятельности, факт посылки им телеграммы в центральный партийный орган и ее публикация, сопровождавшаяся соответствующими комментариями редакции, были истолкованы некоторыми ссыльными как первый шаг на пути к «капитуляции». В редакционных комментариях указывалось, что телеграмма Радека была первоначально послана Троцкому, но тот свою подпись поставить отказался. В самой же телеграмме содержалась резкая и язвительная критика группы Фишер — Маслова.

Троцкий не отнесся к демаршу Радека как к чему-то серьезному: «Телеграмма Радека в «Правде» есть результат некоторой излишней импульсивности, вряд ли много более того», — писал он 2 июня[869]. Но остальные ссыльные увидели нехороший и опасный прецедент в том, что один из членов объединенной высылкой оппозиции сепаратно выступает на страницах официального партийного органа, к тому же центрального: «Я лично и другие любящие Вас друзья переживали Ваше выступление очень болезненно и тяжело»[870], — написал Радеку в письме 7 июля Сосновский, высказавший, похоже, общую точку зрения ссыльных. Тревога Сосновского была более чем уместна. Радек стал первым ссыльным лидером оппозиции, предложившим сочетать критику центристов (сталинцев) с конструктивным сотрудничеством с ними. Затем Радек объявил правильной «генеральную линию» партии и наконец высказался за необходимость возвращения в партийные ряды. «Радек, многократно менявший свои взгляды и установки, не сильно заботился о принципиальных моментах. Он проявлял способность обращать свой недюжинный интеллект, память и знание текстов Маркса, Энгельса и Ленина на доказательство безусловной верности тех идей, которые он считал выгодными в данный момент, даже если еще вчера он признавал их глубоко ошибочными. В этом смысле Радек был одним из самых непревзойденных мастеров диалектики, понимаемой как искусство доказывать правильность того, что требуется насущным моментом. Еще 9 марта 1928 г., как бы намечая будущую аргументацию примиренческой позиции, Радек в письме жене, перлюстрированном, как хорошо было известно, советскими органами госбезопасности, писал о правильности нынешней политики Коминтерна вообще, о верности советской политики в деревне, в частности о том, что было бы слепотой из «чувства озлобления против репрессий» не видеть изменений в политическом курсе партии. Не случайно именно это письмо получило распространение среди сторонников оппозиции в Москве. Несколько ранее, 7 марта, Карл Бернгардович изливал свою душу Серебрякову: «Если окажется, что это не зигзаг, что мы находимся в начале исправления линии партии, тогда не борьба с руководством, а полная победа [курса оппозиции] будет обеспечена… Мы были правы в крест[ьянском] вопросе, были правы и в критике анг[лийской] и кит[айской] политики, но преувеличили опасность сползания или его силу и перешли на чересчур острые формы борьбы. За это пусть нас и жмут».

«Центр партии со Сталиным во главе оказался лучшим, чем мы думали в смысле своего пролетарского характера»[871], — отмечал Радек в другом своем письме, 17 апреля, Сосновскому.

В июле Радек написал документ под заголовком «Несколько замечаний о положении в стране и в партии»[872], в котором касался разнообразных вопросов: хлебозаготовки, место рабочего класса в обществе, коминтерновские дела, но, главное, излагал условия, на которых оппозиционеры, по мнению автора, могли бы возвратиться в партию. Он подготовил историко-теоретическую работу «Развитие и значение лозунга пролетарской революции», смысл которой состоял в том, чтобы продемонстрировать Сталину свой очевидный политический поворот в его сторону. Критикуя установку Каменева после свержения царизма в России, когда тот выступал за сотрудничество с Временным правительством и оказание на него только внешнего давления, называя Каменева «мелкобуржуазным революционером», Радек деликатно умалчивал, что той же позиции придерживался в 1917 г. и нынешний генсек. Сталин, разумеется, хорошо помнил о своей точке зрения по теперь уже академическому вопросу. Но он не мог не обратить внимание на то, что Радек не стал упоминать об этом «ошибочном» взгляде Сталина.

Один из разделов работы Радек назвал «Ленинский лозунг демократической диктатуры и идея так называемой перманентной революции». Пренебрежительно назвав теорию Троцкого «так называемой», Радек затем осмеливался открыто подвергнуть Троцкого критике, заявив, что теория перманентной революции родилась из «творческой ошибки одиночки», что прав был Ленин, а не Троцкий.

В сентябре появилось еще одно заявление Радека под заголовком «Надо додумать до конца», в котором речь уже шла о «грубейших ошибках» Троцкого, недооценивавшего, по мнению автора, не только «правую», но и «левую опасность». Троцкий, писал автор, «говорит о необходимости поддержки всякого левого сдвига, но в дальнейшем добавляет, что наша поддержка должна состоять в критике, в критике и еще раз в критике. Я согласен не 3, а 7 раз критиковать центристские течения. Но, во-первых, критика должна быть правильна, а не неправильна, а во-вторых, критикой не может исчерпаться наша задача поддержки». Если «в партии и профсоюзах выявится центристская группа, призывающая рабочих к борьбе против сползания… мы, толкая ее на обострение борьбы, должны одновременно поддерживать каждый, хотя бы нерешительный, шаг, направленный против правых».

Сигналы Радека были должным образом оценены Сталиным. Осенью 1928 г. раскаявшийся «грешник» был чуть ли не с почетом возвращен в Москву, а вскоре после этого назначен на работу в редакцию газеты «Известия», где стали появляться его статьи, главным образом по вопросам современного международного положения. Затем Радек был восстановлен в партии и назначен заведующим отделом международной информации ЦК ВКП(б). Это был, пожалуй, самый чувствительный удар по Троцкому, поскольку возвращение Радека стало первым резонансным восстановлением в партии и на высокой должности ссыльного оппозиционера. Вслед за этим покаянные заявления полились рекой. Люди, которых Троцкий считал своей надежной опорой, отрекались от него, чтобы вернуться в партию на номенклатурную должность. Среди них оказались Преображенский, Смилга, Белобородов, Серебряков и многие другие. В числе тех, кто покаялся перед Сталиным, кто заявил о полном одобрении официального партийного курса, были почти все ближайшие соратники Троцкого по объединенной оппозиции.

Троцкий весьма болезненно реагировал на раскол и фактический распад оппозиции, но он старался не давать воли своим чувствам, пытаясь сохранить контакт даже с теми, кто его предал. Весьма показательным было его письмо Радеку от 20 октября, посланное уже в Москву[873]. Он обращался к адресату по-прежнему: «Дорогой К[арл] Б[ернгардович]» — и весь свой сарказм и чувство негодования умело маскировал, противопоставляя Радека прежнего Радеку нынешнему. Сообщая, что он узнал о «новых взглядах» Радека одним из последних и фактически из вторых рук (здесь Троцкий несколько преувеличивал, ибо тексты, предшествовавшие покаянию Радека, он от автора получал), Лев Давидович посылал «дорогому Карлу Бернгардовичу» несколько старых работ Радека, в которых содержались, в частности, решительные возражения против попыток протащить «антитроцкизм» как идейную основу ренегатства. Тогда же Троцкий написал небольшую статью «Перманентная революция и линия Ленина», в которой пытался проанализировать выступления Сталина и Радека, в которых те подвергали Троцкого критике, опираясь на цитаты из Ленина. Большую часть статьи Троцкий направил против Радека, утверждавшего, что теория перманентной революции угрожает советской власти отрывом от крестьянства[874].

Положение, которое к этому времени сложилось в кругах оппозиции, адекватно было отражено в информационном письме руководства ОГПУ республиканским и местным органам летом 1928 г.: «То обстоятельство, что своей платформой [о примирении] они содействуют организационному брожению в рядах оппозиции и идейному оформлению тех элементов, которые склонны пойти на соглашение с партией, вызвало целые потоки нападок «непримиримых», пытающихся спасти положение и удержать своих друзей от падения. Прежде всего, характерно отношение к ним самого Троцкого»[875].

Тем не менее в своих воспоминаниях Троцкий не упоминает о покаянных заявлениях тех авторов, которые сумели внешне соблюсти некое подобие достоинства и сделали вид, что их декларации о примирении с «генеральной линией» или даже о признании ее единственно правильной и «марксистско-ленинской» носили чисто политический (а не шкурный) характер. Может быть, кто-то из подписантов сумел уверовать в искренность своих поступков и убедить в этом других, в том числе и Троцкого. Но очевидно, что раскаявшиеся оппозиционеры преследовали несколько практических задач: восстановление в партии, восстановление в должности, приобретение свободы, сохранение жизни. Как достоверно известно, эти задачи были некоторыми из них решены удовлетворительно, но только на ближайшие семь — десять лет.