Глава 3. Предатели, ставшие «ероями»
Глава 3. Предатели, ставшие «ероями»
Версия
В выводах к теоретической части я писал, что достаточно большое количество офицерства Красной Армии отказывалось быть единым целым с солдатами и выделяло себя в особо ценную касту, а солдат в расходный материал войны. Это было мерзким наследством царской армии с его дворянством в офицерах и быдлом в солдатах, тем не менее это наследство прижилось и Красной. В царской армии это приводило к тому, что в тяжелых боях «белая кость» бросала солдат, оставляя их без командования, а сама пыталась спастись. В Первой мировой войне было достаточно таких случаев, я приводил в качестве примеров поведение генералов Самсонова, Корнилова, коменданта Новогеоргиевской крепости генерала Бобыря.
Я уже писал об этом и хочу повторить положения опубликованных работ о кадровом офицерстве Красной Армии, повторить с дополнениями, поскольку полагаю, что народ обязан знать и таких своих героев.
Но начну с того, что помимо общего малодушия генералов, их трусости, существует и еще два обстоятельства, толкающие генералов на измену — страх потерпеть поражение и страх появиться перед собственным командованием после того, как генерал потерпел поражение. У нас ни в литературе, ни в исторических работах не рассматривается вопрос, а каково было этим генералам после поражений вверенных им войск возвращаться домой? В старину такие генералы бросались на меч от позора, а в гитлеровской армии в день капитуляции Германии свыше 200 генералов застрелилось. Полководцы РККА в массе своей на такое были не способны, впрочем, в этом они не далеко ушли и от царских генералов — тем тоже позор глаза не ел.
Однако то, что полководцам РККА позор глаза не ел, еще не означает, что им было безразлично, как к ним будут относиться люди, которые своих сыновей и мужей отдали им под командование. Ведь понимаете, сотни тысяч родственников тех, кого этот генерал привел к поражению и смерти, вполне могли сказать этому полководцу: «Мой муж (сын, отец) по твоей вине погиб, а ты тут довольной рожей блистаешь!» А если даже не скажут, то подумают…
Так что полководцу, потерпевшему поражение, желательно было тоже пострадать, но не очень больно. Взять оружие, поднять своих бойцов в последнюю атаку и в ней погибнуть — это для многих полководцев было слишком! Это очень больно. А вот попасть в плен и пострадать в плену — это в самый раз. Тем более что в плену генералов хорошо кормят, хорошо содержат — почему же не принять этот «мученический венец»? Ну, а после войны, если враг победил, то ты вроде и не глупее и не подлее всех остальных генералов — они же ведь, мертвые или оставшиеся в живых, тоже войну проиграли, так чем они лучше тебя? А если они войну выиграют, то тебя, на радостях от победы, простят, а ты будешь сопли по животу размазывать и доказывать, что тебе в плену было гораздо хуже, чем убитым на поле боя, и наши интеллигентствующие придурки тебя еще и пожалеют — «ероем» будешь!
Согласитесь, что для генерала, проигравшего битву (хотя бы в своем представлении), сдача в плен выглядит весьма соблазнительно.
Но для полководцев РККА была проблема: согласно Дисциплинарному Уставу РККА советские военнослужащие в плен не сдаются ни при каких обстоятельствах. А это означает, что как только ты начнешь сдаваться в плен, то тебя свои же (из тех, кто серьезно относится к присяге) и пристрелят. Что же делать?
Давайте попробуем ответить на этот вопрос, воспользовавшись логикой.
Во-первых. К моменту сдачи в плен надо иметь вокруг себя как можно меньше тех, кто честно относится к присяге, тех, кто может не дать тебе сдаться. Короче, желательно было бы, как генерал Власов, остаться одному с парой-тройкой таких же, как и ты, сопровождающих. Но этого маловато, поскольку ведь надо, чтобы к тебе гуманно относились в плену.
А для этого, во-вторых, нельзя раздражать победившего врага его ненужными потерями, поскольку к потерям уже после победы все относятся крайне отрицательно. Для полководца РККА, собравшегося сдаться в плен, это большая проблема, поскольку нельзя объявить своим войскам о сдаче, нельзя сдачей своих войск уменьшить потери врага. Что же делать? Логически следует, что полководец РККА, решивший лично сдаться в плен, будет делать все, чтобы вверенные ему войска нанесли врагу как можно меньше потерь, и для этого он в первую очередь дезорганизует вверенные ему войска и этой дезорганизацией прекратит их сопротивление.
Это, конечно, версия, но давайте посмотрим, не было ли в истории той войны случая или случаев, когда полководцы РККА, увидевшие, что они проиграли сражение, начинали дезорганизовывать вверенные им части и соединения, после чего пытались остаться в расположении противника с как можно меньшим числом сопровождающих?
Вот давайте с позиции этой версии рассмотрим пару трагедий той войны и начнем с окружения советского Юго-Западного фронта под Киевом в сентябре 1941 года. Командовал фронтом генерал-полковник М.П. Кирпонос, Герой Советского Союза. Некий историк Марк Солонин, уже демократ до мозга костей, в книге «22 июня» пишет о нем так: «Михаил Петрович Кирпонос погиб на поле боя 20 сентября 1941 г. при попытке выйти из окружения восточнее Киева. Какими бы ни были обстоятельства его гибели (встречаются три версии: гибель в бою, самоубийство, особисты выполнили секретный приказ Сталина не допустить пленение высшего командного состава фронта), он отдал свою жизнь за Родину, и это обстоятельство заставляет автора быть предельно сдержанным в оценках».
Надо сказать, что и в этом я тоже отличаюсь от Солонина — меня гибель в той войне почти девяти миллионов солдат совершенно освобождает от всякой сдержанности по отношению к командовавшим ими генералам, в том числе и к погибшим, но дело не в этом. Как видите, есть вопрос о том, как погиб Кирпонос. Меня этот вопрос мало трогает — погибать ему было ничуть не тяжелее, чем остальным миллионам солдат, а вот поведение Кирпоноса на посту командующего Юго-Западным фронтом представляет интерес как с точки зрения генеральской измены, так и с точки зрения только что выдвинутой мною версии.
Но начнем несколько издалека.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.