Пятница, 13-е

Пятница, 13-е

Накануне этого рокового дня французский король Филипп Красивый спал плохо. «Прискорбное дело, горестное дело, отвратительное дело, гнусное преступление, отвратительное злодеяние, омерзительный поступок, ужасный позор, нечеловеческий проступок достиг нашего слуха благодаря чистосердечию многих лиц, ввергнув нас в великое оцепенение и заставив трепетать от ужаса…» Уже давно подписаны секретные эдикты – о том, что на территории Франции в одночасье должны были быть арестованы все тамплиеры. Вскрыть приказы предписывалось в ночь на 13 октября. «Мы, которые поставлены Богом на страже справедливости и свободы, зрело обсудив с прелатами и баронами и другими советниками, приказали арестовать всех членов Ордена в нашем королевстве; всех, без исключения, предать суду церкви, а их движимое и недвижимое имущество конфисковать и передать в наши руки…»

Ненавистные монахи, во владении которых находятся капиталы, большие, чем у правителей Франции и Англии, вместе взятых. И он должен, унижаясь, просить в долг у «бедных рыцарей Христовых»! Их сокровища, накопленные за полтора столетия, он сумел оценить сполна, когда год назад в Париже вспыхнул бунт. Не знакомые стены Лувра стали его защитой – король вынужден был укрыться в Тампле, резиденции храмовников. Еще одно унижение, которое он не в силах забыть…

Но более всего его манило золото. Нужда в деньгах была постоянной – в конце концов, того требовали интересы Франции, границы которой раздвигали регулярные войны. Подати росли, а на Парижском монетном дворе в глубокой тайне обтачивали монеты, чтобы из опилок чеканить новые. Из сотни монет выходило на десяток больше, но и этого решительно не хватало. Приходилось влезать в долги – благо королевское звание позволяло расплачиваться с кредиторами весьма своеобразно. В 1297 году ломбардцы Альбуццо и Гвиди одолжили королю 200 тысяч ливров. Денег он так и не вернул, а банкиры были брошены в темницу. Чуть позже, взяв кредит у еврейских ростовщиков, Его Величество издал указ об изгнании евреев из Франции с полной конфискацией всего движимого и недвижимого имущества…

Но Орден храмовников, монарший долг которому достиг, в конце концов, астрономической цифры, казался неуязвимым. Не слишком приятно оказаться в положении Генриха III Английского, который в 1252 году попытался оказать давление на братьев-рыцарей. «Вы, тамплиеры, – сказал король, – имеете столько свобод, что это наполняет вас гордыней и наглостью. То, что вам было так неосмотрительно дано, должно быть продуманным образом отобрано». Ответ Великого магистра звучал в ушах Филиппа так явственно, словно он сам присутствовал при разговоре: «Пока ты будешь справедлив, ты будешь царствовать; но если ты нарушишь справедливость, ты перестанешь быть королем!»

Быть справедливым – значит почитать тамплиеров. Такое положение складывалось десятилетиями и казалось аксиомой. Именно этот порог никак не мог переступить Филипп по прозвищу Красивый. С самого момента основания Орден был овеян ореолом священного ужаса. Какую Тайну он хранит, и что является причиной его непревзойденного могущества? А вдруг среди сокровищ Тампля есть нечто особенное, что способно превратить его в величайшего из монархов? Долго король не решался задуть свечу, вновь и вновь мысленно возвращался к тому дню, когда тамплиеры вошли в Париж…

Та к же точно не спали члены капитула тамплиеров накануне своего Великого Возвращения. Одно дело – далекий Восток, законы которого давно стали им близки и понятны, другое – французский двор, с его интригами и коварством. Да лучше десять раз схлестнуться в честном бою с полчищем сарацин, чем терпеть самодурство возлюбленного монарха! А в его нечистых замыслах никто не сомневался. Только что король с легкостью расправился с могущественным покровителем Ордена папой Бонифацием VIII. За что? А вот за что. Филипп приказал обложить налогом церковные земли Франции – разумеется, в свою пользу. Папа воспротивился, полагая, что единственное место, куда должны поступать данные подати, – Рим. Тогда король просто-напросто запретил вывозить из страны золото и серебро, и папа перестал получать деньги из Франции…

В ответ на это Бонифаций VIII издал знаменитую буллу «Unam Sanctam»: есть единая святая католическая церковь, которая имеет лишь одно тело и одну главу – Христа и его наместника на земле – Петра и преемников последнего на папском престоле. «Духовная власть передана человеку, но она не человеческая, а божеская, и кто не повинуется ей, противится воле Господней и подлежит принудительному спасению…»

Судя по всему, Филипп Красивый, отнюдь не желал быть принудительно спасенным. Государственный совет Франции обвинил Бонифация VIII в том, что он противозаконно занимает папский престол, и призвал церковный собор осудить его как еретика и преступника.

По поручению Филиппа Красивого его ближайший советник Гийом де Ногаре отправился в Италию и, проникнув в папскую резиденцию, собственноручно влепил понтифику пощечину. Поговаривали, что это была месть Ногаре за свое неудачное посольство в Рим – когда в ответ на нечаянную дерзость папа кинул в его адрес уничижительную реплику… Впрочем, даже самая сильная ненависть вряд ли послужила бы оправданием оскорбления Святого престола – да преклонных лет Бонифаций спустя месяц умер, в весьма подходящий момент. Вскоре, как и полагалось, в Соборе Святого Петра в Риме собрался конклав кардиналов, чтобы избрать нового папу.

Лихорадочные поиски кандидата продолжались одиннадцать месяцев. В итоге, по настоянию короля, был избран никому не известный гасконский прелат Бертран де Го. Поистине пути Господни неисповедимы – его мать, Ида де Бланшфор, происходила из семьи того самого Великого магистра Ордена, что повелел когда-то перекопать гору в окрестностях Ренн-ле-Шато… Судя по всему, «голос крови» дремал в Бертране. Еще до того, как он стал папой Климентом V, Филипп получил от него бумагу, в которой тот обязался помочь монарху навсегда избавиться от ненавистного Ордена. Поистине, владей храмовники мистическими знаниями, каковые приписывала им молва, вряд ли Жак де Моле решил бы перенести резиденцию именно в Париж…

До рассвета не расходились тамплиеры. Сценарий торжественного шествия продумывался до мелочей, каждую из которых храмовники стремились наполнить особенным смыслом. Их появление должно было стать грандиозной и символической картиной – нечто подобное испытали люди, когда перед ними явился Христос…

Когда рыцари вошли в город, солнце уже клонилось к закату. Тысячи парижан, высыпав на улицы, смотрели на Жака де Моле в белом плаще с красным клиновидным крестом. Несмотря на свои шестьдесят с лишним лет, глава Ордена твердо держался в роскошном восточном седле. За ним следовали шестьдесят рыцарей – членов капитула. Шествие продолжали те, кто еще не был удостоен столь высоких степеней, – у них на поясе были белые шарфы. Дорогое вооружение, изготовленное лучшими мастерами Европы и Востока, сияло в лучах заходящего солнца. Рыцари ехали молча, бесстрастно глядя перед собой. Подковы мерно цокали по булыжникам мостовых, и ни одна лошадь не нарушила общего ритма.

Дюжие мулы тащили повозки с дубовыми сундуками, окованными железом. Их сопровождали рабы-эфиопы. В сундуках лежало золото – сто пятьдесят тысяч флоринов. А серебра было столько, что его везли прямо в кожаных тюках. Завершали процессию убранные в черные попоны лошади, которые тянули траурный катафалк с просмоленным гробом, рыцарским шлемом и щитом с родовым гербом графов де Боже. Вместе с казной Великий магистр перевозил и прах своего предшественника. Он был в Акре, когда погиб великий Гийом, – все случилось именно так, как засвидетельствовали орденские хроники, которые он, кажется, выучил уже наизусть… «Магистра ордена Храма случайно настигла стрела, когда он поднимал свою левую руку и на ней не было щита, только дротик в правой руке, и стрела сия ударила ему под мышку, и тростник вошел в его тело… И когда он почуял, что ранен смертельно, он стал уходить, а подумали, что он уходит добровольно, чтобы спасти себя и свое знамя… и побежали перед ним, и тогда вся его свита последовала за ним. И поскольку он отходил, добрых двадцать крестоносцев с Долины Сполето подошли к нему и сказали: „Ах, Бога ради, сир, не уходите, ибо город скоро будет потерян“. И он ответил им громко, чтобы каждый слыхал: „Сеньоры, я не могу, ибо я мертв, видите удар…“

Братья погребли своего магистра перед алтарем. Вторично предав его земле в крипте Тампля, новый глава Ордена намеревался, когда придет время, лечь с ним рядом под массивными каменными плитами подземной церкви…

Пожалуй, ни один Великий магистр Ордена тамплиеров не вызывал столько споров, сколько его последний руководитель Жак де Моле. Ученые до сих пор ломают копья о камни парижской мостовой в том месте, где стоял когда-то Тампль. Жака называют ничтожным – и восхищаются твердостью его духа. Пишут о том, что он предстал перед комиссией как «бедный, неграмотный рыцарь» – и обожествляют как мученика. Каким же он был на самом деле – двадцать второй и последний Великий магистр великого Ордена?

Сын сельского аристократа из Бургундии, Жак де Моле долгие годы провел в Святой Земле – командором Храма в Акре. Не известно доподлинно, принимал ли он участие в ее обороне от мусульман, но, если да, то оказался в числе немногих уцелевших рыцарей, сумевших после гибели Гийома де Боже морем бежать на Кипр. Возможно, именно ему было поручено высшим орденским руководством ответственнейшее дело спасения казны. Под пологом ночи одиннадцать храмовников погрузили на парусное суденышко сокровищницу Ордена Храма, а также все ценное, что хранилось в его архиве, – и взяли курс на остров Афродиты. Как знать – быть может, эта блестяще проведенная операция (ведь осада еще шла) и послужила тому, что в 1293 году де Моле был избран Великим магистром.

Оказавшись на Кипре, де Моле воспылал решимостью во что бы то ни стало сделать его базой для нового Крестового похода. В необходимости отвоевать Святую Землю у мусульман он не сомневался ни на минуту. Вербовке наемных рыцарей в помощь поредевшему орденскому войску благоприятствовала спасенная из осажденной Акры казна. Сам Жак отплыл в Европу, надеясь заручиться поддержкой ее венценосных правителей, а также папы. Увы, дальше туманных обещаний дело не шло – идея Крестовых походов стремительно теряла популярность…

Тогда де Моле принимает решение атаковать побережье Святой Земли собственными силами – оно было необходимо ему как плацдарм для последующего наступления в глубь захваченных «неверными» Сирии и Палестины. 20 июня 1300 года рыцари напали на мощную вражескую крепость Тортозу. Увы, их союзники-иоанниты оказались не слишком расторопны – и эффект внезапности был утрачен. Потери среди осаждающих оказались столь велики, что, в конце концов, госпитальеры, отказавшись от продолжения борьбы, развернули паруса в сторону Кипра. Тамплиеры же овладели островком Антарадос вблизи Тортозы – и начали готовиться к очередной осаде… Отсюда, с Антарадоса, они станут два года вести войну против магометанских кораблей. Лишь когда противник, зажав Антарадос в кольцо, поставит его гарнизон перед угрозой голодной смерти, он будет вынужден капитулировать… Сарацины клялись сохранить всем жизнь – но обещания не сдержали. Пятьсот наемников были убиты, а немногих уцелевших рыцарей доставили в цепях в Каир. Они, как и многие их братья, до и после, окончили свои дни в темнице, отказавшись отречься от Христа…

Но и это не поколебало решимости Великого магистра. В Париж он привез подробный, сохранившийся до наших дней план организации нового Крестового похода, надеясь найти здесь поддержку. С этой решимостью он въехал в Тампль.

Тампль принадлежал Ордену уже несколько десятков лет – неприступная крепость в сердце Парижа. Стены сложены из огромных глыб, семь башен окружены глубоким рвом. Могучий донжон высотой равнялся двенадцатиэтажному дому, а толщина его стен была не меньше восьми метров. Эта главная башня, стоявшая особняком, являлась резиденцией Великого магистра. Подъемный мост вел с крыши казарм прямо к воротам, сооруженным высоко над землей, – сейчас они хранятся в Винсенском замке. Сложная система рычагов и блоков позволяла в считанные мгновения поднять мост, закрыть дубовые ворота и захлопнуть могучие железные решетки. Глава Ордена жил в сводчатом зале. А под башней, в святая святых, на нескольких ярусах подземелья (сейчас там платформы станции метро Пари-тампль) хранилась казна Ордена, о размерах которой знали только великий казначей да сам Великий магистр. Последний, по преданию, как-то и показал сокровищницу королю…

Рядом с донжоном находилось место заседаний капитула – церковь с окнами-бойницами. В ее восточной части, за алтарем, окруженным статуями святых, стояла длинная дубовая скамья, похожая на подкову. На ней располагались члены совета во главе с магистром. Тайну того, что они обсуждали, хранили толстые мрачные стены.

Двор Тампля напоминал настоящий город. В нем было все – дома, служебные помещения, конюшни, даже маленький садик, в котором росли лекарственные травы. Посреди крепостного двора раскинулся плац для упражнений. В замке вполне могло укрыться целое рыцарское войско. Даже две колокольни у входа были похожи на крепостные башни, способные, казалось, выдержать любую осаду.

…Сам Филипп встречал Жака де Моле. Король величайшей державы встречал главу самого могущественного рыцарского Ордена. Отчаявшийся должник встречал своего кредитора. И, приветствуя рыцарей Храма, король Франции уже предполагал, чем окончится эта встреча…

Очень скоро Великому магистру станет известно о клеветнических слухах, порочащих доброе имя Ордена перед лицом самого папы. Ему и адресует свое возмущение Жак де Моле, требуя восстановить справедливость. Пусть будет назначено немедленное расследование, ведь обвинения не только беспочвенны, но и абсурдны! Папа обещает разобраться во всем – но сделать этого не успеет. События начнут развиваться так стремительно, как это обычно бывает лишь в телесериалах, когда за один час проигрывается вся последующая жизнь героев…

Десятого октября 1307 года Жак де Моле будет приглашен королем Филиппом на церемонию похорон недавно умершей королевской свояченицы. Великого магистра примут с большими почестями – ему даже окажут высокую честь, позволив нести балдахин над гробом покойной. А в ночь на пятницу 13-е в Тампль ворвутся вооруженные королевские стражники. Великий магистр и еще сто пятьдесят рыцарей не окажут им никакого сопротивления. В тот же день в разных частях страны будет схвачено еще более шестисот членов братства Соломонова Храма.

Как повествует хроника, «…под стенами орденского замка разыгралось разнузданное языческое празднество, напоминающее праздник шутов в Рождественскую ночь, когда после мессы толпа мужчин и женщин всех сословий врывается в собор и предается там блуду и пьянству. Именно так случилось и вчера: как только разнесся слух, что вооруженный отряд проник в резиденцию Ордена, парижане бросились в замок, чтобы принять участие в кощунстве. Людям хотелось отомстить тамплиерам за их суровость и спесь. Толпа пускалась в погоню за теми, кто пытался бежать, ловила их, избивала и жалких, истерзанных вручала королевским прево. Из погребов выкатили бочки, и вино полилось рекой. Кухни были разграблены. Всю ночь народ пировал при свете факелов, и на следующее утро, несмотря на дождь, люди теснились вокруг костров, разведенных под открытым небом. Пьяницы храпели на голой земле; публичные девки, надев на себя белые рыцарские плащи, отплясывали непристойные танцы, а увешанные серьгами цыганки били в тамбурины…

Крики и смех были слышны в самом сердце замка, в подземельях большой башни, но туда они доносились приглушенно и неясно. Сержантов и братьев-служителей согнали в большую сводчатую залу, а сановников и рыцарей разместили в одиночных камерах. Со вчерашнего дня они не получали пищи, и никто не пришел к ним, никто не объяснил причин внезапного ареста и незаконного заключения. Время от времени они слышали шаги в переходах, звон оружия, скрип замка, порой вдалеке – голос одного из братьев, горячо спорящего с теми, кто его уводил. И снова наступала тишина, нарушаемая лишь далеким гомоном праздника да глухими ударами колокола, отсчитывающего часы…»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.