Индустриализация

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Индустриализация

При Н.С. Хрущеве был взят курс на строительство теплоэлектростанций. Но в плане экологическом это не улучшило, а лишь ухудшило состояние окружающей среды. Для ТЭС, помимо всего прочего, требуются немалые водохранилища. А главное, без хорошей очистки продуктов сгорания угля и торфа, мазута в воздух выбрасывается огромное количество вредных веществ, в том числе и радиоактивных. В этом смысле многие ТЭЦ превратились в «чернобыли замедленного действия».

Ничего не поделаешь: за все то, что мы отбираем у природы, используя ее богатства на свои нужды, приходится «платить» не только трудовыми затратами, но и уроном, наносимым биосфере — единой всепланетной области жизни.

Одна из бед индустриализации — кислотные дожди. Они возникают в результате выбросов промышленными предприятиями и ТЭС газов, содержащих серу. Но и без того индустрия — источник многих ядовитых отходов в твердом, жидком и газообразном виде. Американские авторы антисоветской книги «Экоцид в СССР» назвали одну из глав «Мрачные дьявольские заводы». (Тут бы и спросить: а в США они что, ангельские?) Начинается она так:

«До тех пор, пока экологическое сознание не стало по-настоящему проникать в умы советских людей в конце 80-х годов, фабричные трубы были символом мощи страны, ее прогресса и, следовательно, красоты».

Относительно красоты они, конечно, дали маху, но мощь и прогресс нашего государства трубы заводов и фабрик, ТЭС и АЭС действительно олицетворяли. Так, впрочем, было не только у нас, но и во всех странах мира. Ничего не поделаешь — индустриализация, одно из характерных проявлений техносферы, технозойской эры.

В СССР ускоренная индустриализация 1930-х годов определялась неизбежностью войны с фашистской Германией. Но и без того современному обществу помимо электричества требуется много самой разнообразной техники. Но в разгар или, точнее, разгул перестройки возбужденные вражеской пропагандой отечественные интеллектуалы, как западники, так и в особенности «почвенники» (предпочитающие, однако, жизнь в городском комфорте), стали твердить о том, что Советский Союз превратился едва ли не в сплошную зону экологического бедствия.

«Со мной был такой случай, — пишет С.Г. Кара-Мурза. — В 1994 г. было устроено двухнедельное путешествие на теплоходе группы наших и иностранных ученых и политиков по рекам и озерам, от Москвы до Петербурга — плавучая конференция. Кроме нас, была большая группа туристов из Испании. Увидев, начиная с самой Москвы, на берегах рек купающихся людей, они пришли в большое волнение. На середине пути они и сами осмелились искупаться — теплоход специально остановился в красивом месте. После того, что они наслушались о России, вид огромной речной системы, на всем протяжении которой люди могли купаться, их потряс.

В самой Европе о купанье давно забыли, и рассказы стариков слушают с недоверием — но при этом вовсе не считают свою экологическую обстановку катастрофической. Особенно сильное впечатление произвело на испанцев зрелище Череповецкого металлургического комбината, вблизи которого тоже купались люди и вода в реке была прозрачной — по сравнению с ним домны Бильбао являют собой образ ада».

По словам Сергея Кара-Мурзы, «СССР, проводя форсированную индустриализацию при нехватке средств, был вынужден компенсировать эту нехватку перерасходом экологических ресурсов, однако обширность территории позволяла биосфере справляться с нагрузками».

Во всяком случае любой, кто поинтересуется состоянием окружающей среды в первой половине XX века в Советском Союзе и других индустриально развитых странах, придет к выводу, что у нас в этом отношении было несравненно лучше, чем в Германии, Англии, США, Бельгии, Франции и т. д. Хотя в дальнейшем этим странам удалось улучшить экологическую ситуацию у себя… за счет усиления роли государства в охране природы (то есть большей социализации общества), затрат на современные очистные сооружения и фильтры, а также переноса наиболее «грязных» и энергозатратных производств (добыча полезных ископаемых и первичная их переработка) в свои «экологические колонии», одной из которых стала Россия.

«Как могло образованным людям прийти в голову, — продолжает С. Кара-Мурза, — что господство частной инициативы и частного интереса будет более бережно относиться к природе, чем огосударствленное хозяйство? Для такого убеждения не было никаких исторических оснований — на втором витке индустриализации в середине XX века разрушение природной среды в США и Западной Европе стало одной из очень широко обсуждаемых тем. Положение на Западе было улучшено двумя способами. Во-первых, именно вследствие „сдвига к социализму“ — резкому усилению роли государства в регулировании экономики. Во-вторых, вследствие массового вывоза экологически вредных производств в страны „третьего мира“. Этому процессу посвящена обширная литература, он широко освещался в СМИ и заведомо был известен нашей интеллигенции.

Принципы рынка неумолимы и по своей силе несравнимы с экологическими сантиментами западного общества. Достаточно взглянуть на просочившийся в печать конфиденциальный меморандум главного экономиста Всемирного банка Лоуренса Саммерса (впоследствии главного казначея США), который он разослал своим ближайшим сотрудникам 12 декабря 1992 года: „Строго между нами. Как ты считаешь, не следует ли Всемирному банку усилить поощрение вывоза грязных производств в наиболее бедные страны? Я считаю, что экономическая логика, побуждающая выбрасывать токсичный мусор в страны с низкими доходами, безупречна, так что мы должны ей следовать“.

Л. Саммерс совершенно правильно и честно сформулировал проблему: поведение хозяйственных агентов диктуется определенной экономической логикой. Поиски злого умысла, моральные обвинения, к которым прибегают „зеленые“, просто неуместны, если эта логика принимается в принципе. Но эта логика несовместима с экологическими критериями.

Вера в „экологичность“ рыночной экономики противоречила и логике фактов, которые также были доступны и должны были быть приняты во внимание рационально мыслящими людьми».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.