ТАЙНЫ И ЗАГАДКИ ГИБЕЛИ МИХАИЛА ФРУНЗЕ И СЕРГЕЯ КИРОВА

ТАЙНЫ И ЗАГАДКИ ГИБЕЛИ МИХАИЛА ФРУНЗЕ И СЕРГЕЯ КИРОВА

Они были молоды и популярны, один – в армии, второй – в Ленинграде. В какой-то момент их популярность стала выходить за рамки их «вотчин» и они погибли. Первый – во время несложной операции, на которую он идти не хотел, но его заставил это сделать ЦК. Второй – от руки одиночки, который странным образом проник в строго охраняемый объект. Удивительным образом смерть этих двоих была выгодна третьему – тому, который претендовал на абсолютную власть в огромной стране…

Михаил Фрунзе и Сергей Киров. При определенных раскладах и тот, и другой могли претендовать на то место, дорогу к которому так упорно и с таким тщанием расчищал себе Иосиф Сталин. Была ли их смерть случайной, было ли все так, как показало официальное расследование, или же они пали в результате заговора, стали жертвами политической борьбы? Этот вопрос уже не один год является предметом нешуточных споров среди историков, попытки докопаться до истины предпринимались даже в советские времена, когда, казалось, такие темы были под запретом. Но… Когда Никита Хрущев в 1950-х годах ознакомился с результатами работы особой комиссии, расследовавшей дело об убийстве С. М. Кирова, он взял документы, положил их в свой личный сейф и сказал: «Пока в мире существует империализм, мы не можем опубликовать такой документ». На что в своих воспоминаниях Вячеслав Молотов ответил: «Хрущев намекнул, что Кирова убил Сталин. Кое-кто до сих пор в это верит. Зерно было брошено. Была создана комиссия в 1956 году. Человек двенадцать разных смотрели много документов, ничего против Сталина не нашли… Комиссия пришла к выводу, что Сталин к убийству Кирова не причастен. Хрущев отказался это опубликовать – не в его пользу».

Кто же прав? Казалось бы, давно открыты архивы, известны мельчайшие подробности. Но если заговор и преступление хотят скрыть – их скрывают, а если заговора и преступления не было… то их и не было. Как и в случае других загадок и тайн, о которых мы рассказываем в этой книге, преждевременная смерть Михаила Фрунзе и убийство Сергея Кирова являют собой пример того, как исследователи, выбрав для себя определенное направление, старательно идут по нему и не менее старательно не замечают ничего другого. Хотелось бы сразу предупредить читателя – мы не претендуем на истинность и однозначность ответов, на четкое, как на пешеходном переходе, разделение на черное и белое. Наша задача и цель – рассмотреть все варианты и версии, определить возможные мотивы и аргументы. И, не делая бесспорных выводов, попытаться разобраться в том, что случилось с людьми, оставившими очень заметный след в истории Советской империи…

* * *

Начнем, как и полагается в таких случаях, с биографии. Михаилу Фрунзе было отпущено немного – он не дожил и до 41 года. При этом восемь лет, треть своей сознательной жизни, он провел в тюрьмах и ссылках.

Он родился 2 февраля (21 января по ст. ст.) 1885 г. в городе Пишпек Семиреченской области Туркестанского края (ныне – столица Киргизстана Бишкек), в семье фельдшера, молдаванина по происхождению. После окончания Пишпекского городского училища Михаил поступил в гимназию города Верного (ныне Алматы, Казахстан), окончил ее с золотой медалью. В 1904 году стал студентом экономического отделения Петербургского политехнического института.

«Мы постоянно с нетерпением ожидаем известий с Дальнего Востока. Дела наши как будто начинают там поправляться. Жаль вот только, что у нас в России среди студенчества опять происходят беспорядки. В Петербурге закрыт Горный институт, прикрыты женские медицинские курсы и, как говорят, университет. В Москве – Бестужевские педагогические курсы для женщин. Это все на руку японцам. Они очень рассчитывают на эти беспорядки, а в особенности на смуты, могущие произойти в Финляндии, Польше и на Кавказе среди евреев и армян» – это письмо одному из своих товарищей Михаил Фрунзе написал в марте 1904 года. Мысли и взгляды, больше подходящие для человека очень умеренных, если не правых взглядов. И вдруг удивительная метаморфоза – уже в ноябре этого же, 1904 года он был арестован за революционную деятельность.

Петербургский политех создавался по указанию Сергея Юльевича Витте, премьер-министра Российской империи, в нем работали лучшие профессора, причем как «технари», так и гуманитарии. Политех, как и большинство других вузов страны, бурлил и кипел недовольством. «Макаки», как презрительно именовали японцев русские генералы в начале войны 1904–1905 годов, показали огромной России всю ее косность, продажность и бездарность власти. Эти настроения быстро захватили и Михаила Фрунзе. Он вступает в большевистскую фракцию РСДРП («Познакомься с развитием социализма, так как первенствующая сейчас партия – социал-демократов – вся основана на социализме», – восторженно пишет он другу), 9 января 1905 года, в знаменитое «Кровавое воскресенье», принимает участие в демонстрации на Дворцовой площади. Протестующих рабочих и студентов жестоко разгоняет полиция, Фрунзе при этом ранен в руку – позже он признавался, что именно это ранение окончательно сделало из него революционера.

В мае 1905 года партия направляет Михаила в Иваново-Воз-несенск – город, где возник первый в империи Совет рабочих депутатов. Он уже не просто рядовой агитатор, он один из руководителей всеобщей стачки текстильщиков. В конце 1905 года во главе боевой дружины иваново-вознесенских и шуйских рабочих Фрунзе участвовал в Декабрьском вооруженном восстании в Москве. В 1906 году он был делегатом IV съезда РСДРП в Стокгольме, где познакомился с Лениным.

* * *

«Я получил начальное военное образование, стреляя в урядника в Шуе, среднее – наметив удар против Колчака, а высшее – на Южном фронте, разгромив Врангеля», – так полушутя Михаил Васильевич, уже в ранге одного из самых выдающихся полководцев Красной армии, рассказывал о том, как он овладевал военной наукой. Меж тем, в марте 1907-го, когда его вместе с Павлом Гусевым арестовали за то, что они пытались убить урядника конно-полицейской стражи Никиту Перлова, было совсем не до шуток.

Следствием было установлено, что 21 февраля 1907 года в половине шестого вечера, в городе Шуе Владимирской губернии недалеко от земской больницы в конного урядника Перлова было произведено несколько револьверных выстрелов. Полицейский чин не пострадал и вступил с нападавшими в перестрелку. Одного из них Перлов сразу же опознал – это был хорошо знакомый ему революционер Павел Гусев. А вот насчет второго стрелявшего урядник сомневался, так как не видел его лица, закрытого воротником и папахой. Но нашелся еще один очевидец – некий крестьянин по фамилии Быков в ходе следствия опознал в стрелявшем Фрунзе. Однако Фрунзе утверждал, что у него есть алиби – он заявил, что с 20 по 22 февраля 1907 года его вообще в Шуе не было и что все эти дни он находился в дачной местности Химки.

О том, как появилось это алиби, рассказывал в своих воспоминаниях один из соратников Михаила Васильевича П. Н. Караваев: «Фрунзе и Гусеву было предъявлено обвинение в покушении на должностное лицо при исполнении им служебных обязанностей в местности, состоящей под особым надзором. Дело поступило в военный суд. Над Фрунзе нависла угроза смертной казни… Узнав об опасности, которой подверглась жизнь Михаила Васильевича, его партийные товарищи на воле и родственники стали принимать экстренные меры. Под Москвой был найден… врач Иванов, который согласился подтвердить на суде, что в день покушения на Перлова Фрунзе был у него на приеме, о чем-де свидетельствует запись в книге посетителей. Одновременно оставшиеся на свободе боевики явились к Быкову и заявили, что, если он не откажется от своего показания у следователя, они расправятся с ним, как с предателем. В результате Быков подал заявление, в котором отрицал ранее данные им показания об участии М. В. Фрунзе в покушении на урядника Перлова».

9 января 1909 года следствие было закончено и в соответствии с приказом командующего войсками Московского военного округа генерал-лейтенанта Гершельмана дело было направлено в Московский военно-окружной суд. Было решено «рассмотреть его при закрытых дверях для охранения правильного хода судебных действий». Это были, мягко говоря, плохие новости для подсудимых – в те времена это обычно означало высшую меру наказания. Так и случилось – в резолютивной части приговора, оглашенного 27 января 1909 года, говорилось: «Подсудимых Павла Гусева и Михаила Фрунзе лишить всех прав состояния и подвергнуть каждого смертной казни через повешение». Так Михаил Фрунзе получил свой первый приговор.

Однако подсудимые и их адвокаты с приговором не смирились и направили в Главный военный суд кассационные жалобы, в которых указали на допущенные судом процессуальные нарушения. 5 марта суд вынес решение, в котором среди прочего говорилось следующее: «…следует признать заслуживающей уважения и жалобу подсудимого Фрунзе… Суд, получив заявление подсудимого Фрунзе о вызове в качестве свидетеля врача Иванова…не вошел вовсе в рассмотрение последних… а постановил в просьбе подсудимого отказать за неуказанием имени и отчества свидетеля. Означенное постановление суда неправильно еще и потому, что одно неуказание имени и отчества свидетеля, при указании его звания и местожительства, не давало еще суду права на отказ в его вызове…» Дело Фрунзе и Гусева снова поступило на рассмотрение в Московский окружной военный суд, но уже в новом составе судей.

Тем временем подходило к концу следствие по второму делу, в котором в качестве обвиняемого фигурировал Михаил Фрунзе. 38 революционеров обвинялись в создании «…сообщества, заведомо поставившего целью своей деятельности ниспровержение путем вооруженного народного восстания существующего в России основными законами установленного образа правления и замену его демократической республикой». На этот раз тактика Фрунзе и его защитников была иной – поскольку смертная казнь по этому делу подсудимому не грозила, он, не скрывая своей принадлежности к большевикам, использовал зал суда как трибуну для пропаганды революционных идей. В итоге Михаила, как и большинство других обвиняемых (некоторые, впрочем, были судом оправданы), приговорили к 4 годам каторжных работ. Однако на каторгу Фрунзе так и не отправили, поскольку не было закончено разбирательство по первому делу о нападении на урядника.

Новое заседание Московского окружного суда под председательством генерал-майора Кошелева началось 22 сентября 1910 года. Крестьянин окончательно запутался в своих показаниях по поводу того, кто именно стрелял в урядника Перлова, вызванный же в суд врач Иванов подтвердил «алиби» Фрунзе. Однако на судей все это не произвело впечатления. Показания Иванова и других свидетелей были признаны недостоверными, и уже на второй день рассмотрения этого дела Фрунзе и Гусев во второй раз были приговорены к смертной казни.

И снова революционерам удалось избежать казни. Это дело привлекло внимание многих известных людей той эпохи, например писателя В. Г. Короленко, который в своей статье «Черты военного правосудия» писал: «Под давлением общественности казнь была заменена Фрунзе каторгой». Впрочем, есть и другое мнение по поводу того, как Фрунзе был спасен от виселицы. П. Н. Караваев отмечал, что «…петля, уже наброшенная было на шею Михаила Васильевича, и на этот раз сорвалась. Его друзья и родственники нашли пути к командующему войсками Московского военного округа и добились замены смертной казни каторжными работами». О том, какие же это были «пути», можно только догадываться…

* * *

Мы не случайно так подробно коснулись темы взаимоотношений Михаила Васильевича Фрунзе и судебной системы Российской империи. Вообще тема «сидения» большевистских вождей при царском режиме – весьма интересна и занимательна. Посмотрим, как с этим дело обстояло у других. Итак, Владимир Ленин кратковременно арестовывался еще во времена учебы в университете, уже в более зрелом возрасте, в декабре 1895 года, как и многие другие члены «Союза за освобождение рабочего класса», был задержан и после содержания в тюрьме выслан на три года в село Шушенское Енисейской губернии. Там он, среди прочего, написал около тридцати работ и женился на Надежде Крупской.

Весной 1901 года были арестованы около пятисот грузинских социал-демократов и организаторов забастовок. Но Иосиф Джугашвили сумел избежать ареста и перешел на нелегальное положение. Впервые он был арестован в 1902 году в Батуми, после чего отправлен в ссылку в Восточную Сибирь, откуда вскоре бежал. С 1908 по 1910 год Сталин находился в ссылке в городе Сольвычегодск, с декабря 1911-го по февраль 1912-го – в Вологде. В начале 1913 года Сталин вернулся из-за границы, был арестован и выслан в село Курейка Туруханского края, где и провел 4 года до Февральской революции 1917 года.

Преемник Михаила Фрунзе на посту председателя Реввоенсовета Климент Ворошилов провел в царских тюрьмах три года. А, например, еще один легендарный военачальник времен гражданской войны Семен Буденный до самой революции служил царю верой и правдой. Служил, надо сказать, образцово – за свои боевые заслуги он имел «полный бант» – Георгиевские кресты всех четырех степеней. Пожалуй, самые серьезные проблемы с властью имел Лев Троцкий – царским правительством он был осужден на вечное поселение с лишением всех гражданских прав, а Временное – обвиняло его в шпионских связях с германским генштабом.

Но, так или иначе, ни одному из лидеров большевистской партии не пришлось пройти через то, через что прошел Фрунзе. Историк и телеведущий Лев Лурье говорил об этом так: «Фрунзе – это тип Овода из романа Войнич. Это человек, который выдержал не просто каторгу царскую, он сидел тяжелее, чем кто бы то ни было из большевиков, другие и рядом с ним не стояли. Его пытали и били казаки, его приторачивали к лошади и волочили по булыжной мостовой во время подавления революции 1905 года». Вообще Михаил Васильевич был единственным большевиком, которого царское правительство приговорило, причем дважды, к смертной казни. Фрунзе провел восемь лет в заключении, и не в ссылке, а самых суровых тюрьмах Российской империи, в том числе и в печально знаменитом Владимирском централе.

Еще раз повторимся: ни один руководитель партии большевиков, ни один из командиров Красной армии не мог похвастаться подобными «достижениями». И это не просто констатация факта. Тяжелое, порой даже мучительное революционное прошлое – один из камней, на котором базировался фундамент популярности Фрунзе и, одновременно, определенная ревность однопартийцев.

* * *

В апреле 1914 года Михаил Фрунзе был освобожден из тюрьмы и отправлен на поселение в село Манзурка Иркутской губернии. В 1915 году, за создание подпольной организации ссыльных, он вновь был арестован, бежал, оказался в Чите, где жил по поддельному паспорту на имя Г. В. Василенко. В 1916 году Фрунзе переехал в Москву, а затем в начале апреля с паспортом на имя Михаила Александровича Михайлова – в Белоруссию. В апреле 1916 года «Михайлов» поступил на должность статистика в комитет Западного фронта Всероссийского земского союза. После Февральской революции Фрунзе (все еще под фамилией Михайлов) был назначен временным начальником милиции Всероссийского земского союза по охране порядка в городе Минске. Затем он занимал должность председателя Совета крестьянских депутатов Минской и Виленской губерний, члена комитета Западного фронта. В сентябре 1917 года партия перебросила Фрунзе в уже хорошо знакомую ему Шую, где он был председателем исполкома Совета и комитета РСДРП(б).

Октябрьскую революцию Михаил Фрунзе встретил в Москве. После прихода к власти большевиков, в первой половине 1918 года он занимал одновременно должности председателя Иваново-Вознесенского губкома партии, председателя губисполкома, губсовнархоза и военного комиссара Иваново-Вознесенской губернии, с августа 1918-го – был военным комиссаром Ярославского военного округа.

В феврале 1919 года Михаил Фрунзе впервые стал командармом – под его начало была отдана 4-я армия. Каковы были его полководческие способности? Естественно, что отсутствие военного образования сказывалось. Но, во-первых, в те годы прежде всего обращали внимание на биографию, а она у Фрунзе, как мы уже говорили, была «более чем революционная», а во-вторых, недостаток знаний Михаил Васильевич компенсировал талантом организатора и личной храбростью. И это не пропагандистский штамп. Фрунзе с юных лет отличался решительностью, эмоциональностью, по натуре он был игроком, который мог поставить все до последнего на свою победу.

Фрунзе не только применял свои таланты, но и умело использовал таланты и умения других. Никаких классовых и революционных предрассудков, только профессионализм – таким был принцип командарма. Костяк его команды составляли бывшие офицеры царской армии – Федор Федорович Новицкий, генерал-лейтенант, который стал заместителем Фрунзе когда тот еще был военным комиссаром в Ярославле, бывший полковник Александр Карлович Андерс, Иван Паука, Август Корк, Владимир Лазаревич и др.

Михаила Васильевича отличало желание и умение найти компромисс – если он считал нужным, то мог пойти на любые переговоры, даже с заклятым врагом. Например, борьбу с Врангелем Фрунзе вел совместно с армией Нестора Махно, с которым в октябре 1920 года подписал соглашение о единстве действий против белых войск и установил хорошие личные отношения. Самому же Врангелю и его войскам Фрунзе предложил беспрепятственно покинуть Крым в обмен на прекращение сопротивления.

Впрочем, Фрунзе отнюдь не был ангелом во плоти среди большевистских демонов. Он прекрасно знал, что такое «красный террор», и часто использовал его «на практике». В своем донесении Троцкому, говоря о подавлении крестьянского восстания в ряде уездов Самарской губернии, Фрунзе пишет: «При подавлении движения убито, пока по неполным сведениям, не менее 100 человек. Кроме того, расстреляно свыше 600 главарей и кулаков». И еще: «Село Усинское, в котором восставшими сначала был истреблен целиком наш отряд 170 человек, сожжено совершенно». То есть 100 человек были убиты в бою, а в шесть раз больше, фактически военнопленные, были расстреляны уже позже. А за гибель отряда красноармейцев расплачивалось все село, в том числе и ни в чем не повинные женщины и дети.

* * *

В мае 1919 года Фрунзе принял под свое командование Туркестанскую армию, одновременно, еще с марта, он являлся командующим Южной группой армий Восточного фронта. А с июля 1919-го возглавил Восточный фронт, став, таким образом, единственным не кадровым офицером – командующим фронтом в Красной армии. Под его началом фронт провел ряд успешных операций против армии генерала Колчака, за что Фрунзе получил свой первый орден Красного Знамени (в те годы это была высшая награда РСФСР). В августе 1919-го Михаил Васильевич принимает под свое начало Туркестанский фронт. И здесь ему сопутствует полководческая удача – Фрунзе разбил Южную белую армию, а затем очень жестоко подавил главные очаги сопротивления местного населения. Здесь, в Азии, очень ярко проявилась знаменитая доктрина Фрунзе – «советская власть устанавливается там, где ступает нога красноармейца». Хива и Бухара были хоть и зависимыми от Российской империи, но формально все-таки самостоятельными государственными образованиями. Но Фрунзе юридические тонкости не смущают – под его руководством народам Хивы и Бухары была оказана «помощь силой войск», то есть законные правительства были свергнуты и их место заняла советская власть.

С сентября 1920 года Михаил Васильевич командовал Южным фронтом, организовывал операцию по изгнанию врангелевских войск. Несмотря на то что Фрунзе снова блестяще справился с возложенной на него задачей, именно здесь он получил свой первый нагоняй от Ленина. Ильичу не понравилась «непомерная уступчивость условий», предложенных Фрунзе Врангелю, – уже упоминавшееся предложение беспрепятственно покинуть полуостров, приказ щадить попавших в плен белых офицеров и т. д. «Наверстывать упущенное» в Крым была направлена «карательная тройка» – Г. Л. Пятаков, Р. С. Землячка, Бела Кун. Фрунзе в бессмысленном терроре уже не участвовал, он был отправлен на Украину, где руководил операцией против своего недавнего союзника Нестора Махно и был назначен командующим Вооруженными силами Украины и Крыма, уполномоченным Реввоенсовета Республики.

Михаил Фрунзе не был профессиональным военным, однако вошел в историю как выдающийся военачальник. Интересно, что не изучал он и искусство дипломатии, однако именно ему в конце 1921 года было поручено ответственное и весьма деликатное дипломатическое поручение – наладить и укрепить отношения между Советской Россией и Турцией.

После оккупации Стамбула англичанами и разгона стамбульского парламента (16 марта 1920 года) лидер революционеров Мустафа Кемаль (позже принявший имя Ататюрк) созвал в Анкаре собственный парламент – Великое Национальное собрание Турции, первое заседание которого открылось 23 апреля 1920 года. Вскоре Мустафа Кемаль обратился с письмом к Ленину с просьбой о признании и о помощи. И то, и другое было получено. Советские республики поставили Турции около 40 тысяч винтовок, сотни пулеметов, более 50 орудий, другое военного снаряжения. В общей сложности, как полагают историки, правительству Мустафы Кемаля была оказана финансовая помощь на сумму не менее 10 миллионов рублей золотом.

Формально Фрунзе поехал в Анкару устанавливать дипломатические отношения от имени правительства Советской Украины. 20 декабря 1921 года он выступил перед Национальным собранием. Очевидно, что обе стороны были довольны переговорами. В своей телеграмме на имя председателя ВЦИК М. И. Калинина и председателя ВУЦИК Г. И. Петровского Мустафа Кемаль отмечал: «Тот факт, что правительство Украинской Республики в целях заключения с нами договора о дружбе и еще более яркого подтверждения политических, экономических и других связей, существующих между двумя народами, послало к нам господина Фрунзе, одного из самых крупных политических деятелей и главнокомандующего, а также одного из самых доблестных и геройских командиров Красной армии, и то, что это решение было сообщено нам… в то время, когда враги объявили всему миру о том, что наше окончательное поражение является делом недалекого будущего, вызывает особенно глубокое чувство благодарности у членов Национального собрания». А впоследствии в Стамбуле был установлен памятник, на котором по левую руку от Ататюрка стоит Михаил Фрунзе, герой национально-освободительной борьбы турецкого народа, а рядом с Фрунзе – Климент Ворошилов, который был там военным советником.

После поездки в Турцию Фрунзе вернулся в Украину, где с февраля 1922 года занимал пост заместителя председателя СНК УССР. К делам военным Михаил Васильевич вернулся в марте 1924 года, когда стал заместителем председателя Реввоенсовета СССР и наркома по военным и морским делам Льва Троцкого, с апреля того же года Фрунзе одновременно являлся начальником штаба Красной армии и начальником Военной академии. Считается, что именно Михаил Васильевич играл важнейшую роль в проведении военной реформы 1924–1925 годов в Красной армии, настаивал на введении принципов единоначалия. Впрочем, некоторые исследователи весьма сомнительно относятся к военно-теоретическим способностям Михаила Васильевича, ведь его теоретизирования всегда были связаны с идеологией, естественно, коммунистической. «Государство должно всем весом своего влияния в кратчайший срок покончить с теми остатками политической разъединенности, которые до сих пор наблюдаются в Красной армии. Люди с идеологией, враждебной идеям труда, должны быть оттуда изъяты, если не перекуются», – писал он в своей статье «Единая военная доктрина и Красная армия». То есть он, человек, в окружении которого было немало бывших офицеров царской армии, призывал к тому, чтобы они либо «окончательно перековались», либо…

Надо сказать, что знакомые Михаила Васильевича, в частности, И. К. Гамбург, с которым Фрунзе вместе сидел в тюрьме, отмечали, что он без энтузиазма отнесся к своему новому назначению. Фрунзе беспокоила предстоящая работа с Троцким, у них были серьезные разногласия по военным и политическим вопросам. К этому примешивались и личные трения – как считал Михаил Васильевич, Троцкий испытывал к нему неприязнь (очевидно, что это чувство было взаимным).

Еще в 1920 году, когда Фрунзе вернулся в Москву после проведения операции по установлению советской власти в Бухаре, прямо на столичном вокзале его поезд был оцеплен сотрудниками ВЧК. В вагонах, где находился Фрунзе и его помощники, начался обыск. Михаил Васильевич, крайне возмущенный подобным произволом, от Якова Петерса узнал, что обыск был проведен по заявлению Троцкого, который якобы утверждал, что Фрунзе везет с собой огромное количество награбленных в Хиве и Бухаре ценностей.

Во время обыска ничего предосудительного найдено не было. Фрунзе подал заявление в ЦК, в котором написал, что «он и его сотрудники чувствуют себя морально оскорбленными». Вопрос рассматривало Оргбюро ЦК, докладывали Дзержинский и Вячеслав Менжинский, тогда занимавший пост руководителя Особого отдела ВЧК. Дело, по сути, было замято.

Еще одна размолвка Фрунзе и Троцкого произошла в 1922 году. Михаил Васильевич считал, что победивший пролетариат должен создать свою, чисто пролетарскую науку, начисто отметающую «буржуазное военное наследие». Троцкий же (вполне справедливо) говорил о необходимости изучения военного опыта прошлого, а слова Фрунзе о «чисто пролетарской военной науке» называл чушью. Позднее Фрунзе, якобы после разговора с Лениным, признал, что был не прав в данном вопросе.

Так или иначе, но после смерти Ленина карьера Михаила Фрунзе стремительно пошла вверх. Чего не скажешь о Льве Давыдовиче Троцком – с начала 1925 года стало ясно, что он начинает постепенно проигрывать Сталину в борьбе за власть в партии и стране. Первым «звоночком» стал уход Троцкого с поста председателя Реввоенсовета и народного комиссара СССР по военным и морским делам. Его место и занял Фрунзе.

Чем же было назначение Михаила Васильевича в замы ко Льву Троцкому? Обычной «производственной необходимостью», либо же кто-то окончательно хотел столкнуть лбами двух недругов? Впрочем, некоторые историки в принципе оспаривают сам факт противостояния Троцкого и Фрунзе. В конце концов, через два дня после смерти Михаила Васильевича Троцкий говорил на траурном заседании в Кисловодске: «Михаила Васильевича Фрунзе не стало, ушел навсегда один из храбрейших, из лучших, из достойнейших, и завтра революционная пролетарская Москва будет хоронить почившего борца на Красной площади. Первое чувство было – туда, в Москву, где протекала работа Михаила Васильевича за последний период, чтобы отдать ему последнюю дань, в рядах его ближайших соратников и друзей. Но в субботу и в воскресенье поезда в Москву не было, а тот, что ушел сегодня, придет в Москву слишком поздно. Но все равно, товарищи, не одна Москва, а весь Советский Союз сегодня в трауре, склонив головы и знамена, отдает дань уважения и скорби памяти славного борца».

* * *

В 1906 году Фрунзе впервые пожаловался на болезненные ощущения в верхних отделах живота. Брат Михаила, по профессии врач, диагностировал у него язву двенадцатиперстной кишки. Не исключено, что примерно в то же время у Фрунзе появились и первые внутренние кровотечения. С тех пор его преследовали сильные боли. Естественно, что годы, проведенные в тюрьмах, только усугубили положение. После 1917 года, когда Фрунзе уже стал одним из руководителей страны, за его состоянием следили опытные врачи, однако походная жизнь гражданской войны также не прибавляла ему здоровья. Во время обострений он «выпадал» из активной деятельности, причем иногда такие периоды продолжались по несколько дней.

Очевидно, что к сорока годам состояние здоровья Михаила Фрунзе было далеко не идеальным. Но с другой стороны, даже неспециалисты знают, что язва двенадцатиперстной кишки – болезнь хоть и очень неприятная, однако отнюдь не смертельная, люди с таким диагнозом живут подолгу, иногда десятки лет без операций. Фрунзе, если не было обострений, очень много работал, вел активный образ жизни, любил охоту, обожал быструю езду на автомобиле, зачастую сажал шофера на заднее сиденье и сам управлял машиной (при этом, правда, неоднократно попадал в аварии; после одной из них он серьезно повредил руку и ногу).

Каково же было состояние здоровья Михаила Фрунзе осенью 1925 года, нуждался ли он в срочном хирургическом вмешательстве, и кто принимал решение об операции?

Бархатный сезон 1925 года Сталин, Фрунзе и Ворошилов проводили в Крыму. Михаил Васильевич, как обычно, был активен, ходил на охоту. Тем не менее, живот у него побаливал, после осмотра лечащий врач Петр Мандрыка в очередной раз диагностировал у него внутреннее кровотечение.

О том, что произошло дальше, историк и писатель, сын известного революционера и партийного деятеля Антон Антонов-Овсеенко пишет так: «Сталин вмешался внезапно. Он отправил Мандрыку в Москву и вызвал из столицы профессоров Розанова и Касаткина». Однако некоторые исследователи, не отрицая факта приезда в Крым В. Н. Розанова и А. М. Касаткина, утверждают, что Мандрыку никто из Крыма не отсылал.

Так или иначе, было решено, что Фрунзе должен лечь на операционный стол. Впрочем, кто бы ни принимал решение об операции, оно должно быть подтверждено врачебным консилиумом. По прибытии в Москву Фрунзе положили в Кремлевскую больницу. 8 октября 1925 года консилиум под председательством наркома здравоохранения Н. А. Семашко «рекомендовал хирургическое вмешательство в связи с обнаруженными признаками язвы желудка».

В те годы Кремлевская больница находилась в состоянии своего становления, незадолго до описываемых событий, летом 1925 года, она была переведена в здание на улицу Воздвиженка, 6. На тот момент больница не располагала подходящими операционными, и Фрунзе был переведен в больницу имени Кузьмы Солдатенко (сейчас – Московская клиническая больница им. Боткина), которой с 1920 года руководил профессор В. Н. Розанов. Он в свое время был лечащим врачом Ленина, извлек из его тела две пули (о чем мы уже упоминали в соответствующей статье), и он же должен был делать операцию Фрунзе.

Ассистентами Розанова были назначены знаменитый ленинградский хирург И. И. Греков и московский хирург А. В. Мартынов. Естественно, что к лечению Фрунзе были привлечены лучшие медицинские силы, по выражению Льва Лурье, это была «хирургическая сборная страны».

24 октября в Солдатенковской больнице был проведен второй врачебный консилиум. Его выводы фактически совпадали с первым: «Давность заболевания и наклонность к кровотечению, могущему оказаться жизненно опасным, не дают права рисковать дальнейшим выжидательным лечением. Предлагая операцию, необходимо, однако, предупредить, что операция может оказаться, в зависимости от тех изменений, которые будут обнаружены по вскрытии брюшной полости, трудной и серьезной. Необходимо также считаться с тем, что операция не является радикальной, что возможны рецидивы, и что операция не избавляет больного от необходимости и в дальнейшем соблюдать известный режим и продолжать лечение… Операция может быть проведена в ближайшие дни».

Глядя на это заключение, даже неспециалисту ясно, что люди, его писавшие и подписывавшие, действовали с большой оглядкой, явно перестраховывались. Что, в общем-то, вполне объяснимо по двум причинам. Во-первых, уровень технологий 1925 года так или иначе отличался от современного. Во-вторых, речь шла о человеке, входившем в пятерку высших руководителей страны.

Естественно, возникает вопрос: если опираться на данные и заключение консилиума, была ли эта операция, на взгляд современного врача, действительно необходима? Предоставим слово специалисту, а именно уже упоминавшемуся нами Виктору Тополянскому, который по своему основному роду занятий является доцентом Московской медицинской академии имени И. М. Сеченова: «С одной стороны, все состояние Фрунзе, весь его анамнез служили прямым показанием к проведению хирургического вмешательства в том или ином объеме. Для этого были прежде всего такие основания, как наличие хронической, глубокой, как мы говорим, каллезной язвы с мозолистыми краями в области двенадцатиперстной кишки; второе – это повторные желудочно-кишечные кровотечения, которые приводили к резкому ухудшению его самочувствия и вынуждали длительное время находиться на постельном режиме».

А как сам Михаил Фрунзе оценивал свое состояние? Конечно, в подобных ситуациях, что бы ни говорил пациент, опираться прежде всего нужно на выводы врачей, но мнение больного, да еще такого, как Фрунзе, узнать очень интересно. В своем последнем письме жене председатель Реввоенсовета писал: «Ну вот… и подошел конец моим испытаниям, Завтра утром переезжаю в Солдатенковскую больницу, а послезавтра (в четверг) будет операция. Когда ты получишь это письмо, вероятно, в твоих руках уже будет телеграмма, извещающая о ее результатах. Я сейчас чувствую себя абсолютно здоровым, и даже как-то смешно не только идти, а даже думать об операции. Тем не менее оба консилиума постановили ее делать… У меня самого все чаще и чаще мелькает мысль, что ничего серьезного нет, ибо в противном случае как-то трудно объяснить факт моей быстрой поправки после отдыха и лечения».

Вот так, у Фрунзе все чаще мелькает мысль, что ничего серьезного нет. Но врачи и политбюро настаивают на операции. Так или иначе, как и любой другой человек на его месте, Михаил Васильевич рассчитывает на благополучный исход предстоящей операции…

* * *

Операция Фрунзе началась 29 октября 1925 года в 12.40. Помимо Розанова, Грекова и Мартынова, на ней присутствовали сотрудники Лечебно-санитарного управления Кремля П. Н. Обросов, А. М. Касаткин, А. Ю. Канель и Л. Г. Левин. Наркоз проводил доктор А. Д. Очкин.

О ходе операции известно со слов врачей, ее проводивших. С самого начала стало ясно, что все идет не по плану. Когда была вскрыта брюшная полость, оказалось, что ее цель бессмысленна – язва затянулась… Выяснилось, что клиническая картина выглядит не так, как представляли ее себе врачи. Были, однако, обнаружены другие очаги воспаления в брюшной полости, не совсем заживший аппендикс.

Собственно операция длилась 35 минут. Наркоз давали дважды, больной долго не засыпал, и ему увеличили дозу хлороформа. Именно это и стало причиной резкого ухудшения его состояния. Организм Фрунзе, очевидно, не переносил хлороформ, который ему влили в двойной дозе. Уже в ходе операции появились характерные признаки непереносимости наркоза – ослабло дыхание, упал пульс, наступил сердечный шок. Из-за падения пульса врачи применяли впрыскивания, стимулирующие сердечную деятельность. С сердечной недостаточностью боролись профессор Д. И. Плетнев и хирург из отделения Розанова Б. И. Нейман. Врачи спасали пациента 39 часов. Но все меры вывести больного из наркоза оказались безуспешными – 31 октября в 5 часов 40 минут Михаил Фрунзе умер.

В тот же день, 31 октября, было произведено вскрытие. Его делали известнейшие патологоанатомы под руководством профессора Абрикосова. При вскрытии присутствовали не только врачи, но и четверка партийных руководителей – Сталин, Рыков, Бубнов, Микоян. В выписке из протокола указано: «Заболевание М. В. Фрунзе, с одной стороны, заключалось в наличии круглой язвы двенадцатиперстной кишки… с другой стороны, имелся застарелый воспалительный процесс брюшной полости. Операция… вызвала обострение имевшего место хронического воспалительного процесса, что повлекло за собой быстрый упадок сердечной деятельности и смертельный исход».

В целом вскрытие показало следующее:

1) У пациента был обнаружен распространенный фибринозно-гнойный перитонит. Степень выраженности этого перитонита такая, что его вполне можно считать причиной смерти.

2) У пациента имела место неполноценность аорты и крупных артериальных сосудов. Очевидно, эта патология имела врожденный характер. Непосредственной причиной смерти она не являлась.

3) У Фрунзе был туберкулез легких, который ко времени операции уже зажил. Какой-то значительной роли в наступлении смерти туберкулез не сыграл.

4) У пациента был обнаружен застарелый воспалительный процесс в области удаленного аппендикса.

Впрочем, и тогда, в 1925-м, и сейчас не все склонны доверять этому заключению. Виктор Тополянский имеет свой взгляд на результаты вскрытия: «К сожалению, профессор Абрикосов мог скрыть те или иные данные патологоанатомического исследования. Этим он занимался еще в 1924 году, когда производил вскрытие тела умершего вождя мирового пролетариата, а повторно он это сделал, вскрывая тело Фрунзе. Утаил он самое главное – он утаил фактическую причину смерти. Фактической причиной смерти была сердечная недостаточность, обусловленная передозировкой наркоза».

* * *

Итак, Михаил Фрунзе скончался на операционном столе. Надо сказать, что в 1925 году цензура в СССР хоть и существовала, но она еще не была «всеобъемлющей и всепоглощающей», какой стала буквально лет через пять. Общественность узнала не только о самом факте смерти председателя Реввоенсовета, но и о достаточно странных обстоятельствах, ее сопровождавших. Резонанс был очень заметным. Известный историк Рой Медведев пишет об этом: «Обстоятельства, связанные с неожиданной смертью М. В. Фрунзе после сравнительно несложной операции, а также крайне путанные объяснения врачей, проводивших эту операцию, вызвали недоумение в широких партийных кругах, Иваново-вознесенские коммунисты требовали даже создать специальную комиссию для расследования причин его смерти. В середине ноября 1925 года под председательством Н. И. Подвойского состоялось также заседание правления Общества старых большевиков по поводу смерти М. В. Фрунзе. На это заседание был вызван нарком здравоохранения Н. А. Семашко. Из доклада Семашко и его ответов на заданные вопросы выяснилось, что ни лечащий врач, ни проф. В. Н. Розанов не торопили с операцией и что многие участники консилиума не были достаточно компетентны. Все дело шло не через Наркомат здравоохранения, а через Лечебную комиссию ЦК, во главе которой имелись люди, о которых Семашко отозвался весьма неодобрительно. Выяснилось также, что перед консилиумом В. Н. Розанова вызывали к себе Сталин и Зиновьев. От Семашко же стало известно, что уже во время операции от слишком большой дозы наркоза возникла угроза смерти Фрунзе на операционном столе…»

Профессор Греков, принимавший участие в операции, даже был вынужден выступить с обращением, которое было перепечатано многими газетами. Он говорил, что операция была необходима, поскольку «Фрунзе стоял на краю пропасти», а летальный исход объяснял «обнаруженными во время операции непредвиденными обстоятельствами, связанными с тем, что сердечно-сосудистая система товарища Фрунзе не перенесла наркоза».

Как видим, объяснения врачей действительно не отличаются стройностью – профессор Абрикосов говорит о гнойном перитоните, врачи, делавшие операцию, – «о явлениях паралича сердца». Все это, а также то обстоятельство, что речь шла об очень высокопоставленном пациенте, порождало и порождает различные версии об истинной причине смерти Михаила Фрунзе. По сути дела, все они сводятся к двум основным.

ВЕРСИЯ 1. Михаил Фрунзе умер в результате врачебной ошибки.

Мы уже говорили, что анестезия плохо действовала на Фрунзе, чтобы приступить к операции, врачам пришлось ждать почти сорок минут. В те годы основными средствами анестезии были эфир и хлороформ. При использовании первого вещества оперируемый обычно засыпал через 17–18 минут, второго – 11–12 минут. Менее опасным по своему побочному воздействию на организм является эфир, и поэтому анестезиологи обычно и применяли его первым. Так, собственно, и поступил врач Алексей Очкин – он дал Фрунзе в качестве наркоза 140 грамм эфира. Но пациент на него практически не реагировал.

В те времена анестезиология как медицинская специальность находилась в стадии зарождения. Собственно говоря, в случае операции на простых смертных функции анестезиолога обычно брала на себя опытная старшая медсестра. К Фрунзе, конечно же, подход был иным. Поэтому к операции, согласно воспоминаниям профессора Розанова, был привлечен «опытный наркотизатор, изучивший все нюансы хлороформирования» – ученик самого Розанова Алексей Очкин.

«Нюансы хлороформирования» упомянуты отнюдь не случайно. Хлороформ как анестезирующее вещество был более действенен, чем эфир, но и более опасен. Даже небольшая передозировка могла привести к сердечной недостаточности, а затем и полной остановке сердца. Так что Алексею Очкину, приступая к анестезии, необходимо было учесть множество факторов. Что, по мнению некоторых специалистов, он не сделал.

Очкин на момент операции был уже опытным врачом, ему, как и Фрунзе, было сорок лет. Но, еще раз повторимся, анестезиология не являлась его основной специализацией. Приступая к наркозу, он не обратил внимания на возбужденное состояние Фрунзе, который, откровенно говоря, страшился операции. Естественно, эмоции и возбуждение снижают действие наркотического вещества. А теперь представим себе ситуацию: Очкин хоть уже и опытный врач, но рядом с ним в операционной стоят лучшие медицинские светила страны. И все они смотрят на Очкина и ждут, когда он сможет усыпить пациента. Но тот не засыпает. Очкин начинает волноваться. После первой дозы эфира он дает вторую, но снова безрезультатно. И тогда врач решает дать больному хлороформ.

Как мы уже упоминали, хлороформ опасен сам по себе, смесь же его с эфиром вообще становится «взрывоопасной». И все это наложилось на суженные сосуды Фрунзе. По мнению специалистов, например того же Виктора Тополянского, Михаил Васильевич был фактически мертв уже во время операции, которую хирургам пришлось завершать в срочном порядке и после этого приступать к реанимационным мерам. Они позволили поддерживать жизнь пациента в течение 39 часов, но не более того…

ВЕРСИЯ 2. Михаил Фрунзе был убит.

Если отбросить эмоции и сожаление по поводу безвременно ушедшего из жизни человека, то врачебная ошибка со статистической точки зрения – случай далеко не единичный. Михаил Фрунзе попал в число тех, кто умер из-за оплошности, незнания или халатности врача – что ж, это печально, но это жизнь. Однако есть еще одно «околостатистическое» наблюдение – любая преждевременная смерть известного и влиятельного человека стопроцентно вызывает сомнения и подозрения в том, что она была не случайной. Не стала исключением и гибель Михаила Фрунзе.

Странных смертей в те годы было немало. Во время прогулки на моторной лодке утонул бывший заместитель Троцкого Эфраим Склянский. Причем произошло это в Соединенных Штатах, где он был по заданию АО «Амторг» – экспортно-импортной компании, выполнявшей функции посредника при осуществлении операций между советскими организациями и американскими компаниями, а по совместительству, как считают эксперты, координировавшей действия агентов ГПУ и Коминтерна. От сердечного приступа скончался Нариман Нариманов, председатель ЦИК Закавказской СФСР (при этом упорно ходили слухи, что он был отравлен). Погиб в авиакатастрофе Александр Мясников (Мясникян) – первый секретарь Закавказского крайкома РКП(б), член Реввоенсовета и Президиума ЦИК СССР. В августе 1925 года некто Мейер Зайдер убил Григория Котовского – легендарного красного командира, члена Реввоенсовета, человека из окружения Михаила Фрунзе. И наконец на операционном столе погибает сам Фрунзе…

Конечно, представить себе ситуацию, что в центре Москвы, в одной из лучших больниц, в присутствии лучших хирургов страны и сотрудников Лечебно-санитарного управления Кремля было совершено предумышленное убийство одного из самых высокопоставленных членов партии и правительства, на первый взгляд, очень трудно. Но история Советской империи знала и не такие примеры.

Если предположить, что Фрунзе все же был убит, то тогда естественным образом возникают два вопроса: кто исполнитель и кто заказчик? Фамилию наиболее подходящей кандидатуры на роль исполнителя мы уже неоднократно упоминали – это доктор Очкин (сразу оговоримся, что все сказанное далее – не более чем версия и предположения). Именно он делал Фрунзе наркоз, который фактически и стал причиной смерти Михаила Васильевича. Только со стороны Очкина имела место не врачебная ошибка, а преднамеренные действия. Следует отметить, что Алексей Очкин как врач проявил себя во времена гражданской войны, когда служил в Первой конной армии. Первая конная – это, как известно, детище Буденного и Ворошилова. Ворошилова, которой и сменил Фрунзе на посту председателя Реввоенсовета.

Интересно, как сложилась судьба врачей, принимавших участие в операции. Так вот, профессоры Розанов, Греков, Мартынов умерли в один и тот же 1934 год, год убийства Кирова, как раз накануне начала «большого террора». В 1937 году были расстреляны сотрудники Лечебно-санитарного управления Кремля – Левин (которого, кстати, обвинили в отравлении Максима Горького), Канель и другие. Благополучно пережил 1930-е только один из тех, кто имел отношение к той злосчастной операции, – доктор Алексей Очкин. И не просто пережил, а чувствовал себя весьма комфортно. Он стал доктором наук, причем без защиты диссертации, профессором, был награжден орденом Ленина и умер своей смертью в 1952 году.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.