Спонсоры революции: загадки и тайны финансирования партии большевиков

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Спонсоры революции: загадки и тайны финансирования партии большевиков

Период с 25 октября (7 ноября по новому стилю) 1917 года до 25 декабря 1991 года – это не просто «советская эпоха», не просто «Советская империя», это миллионы судеб, которым довелось жить в этом временно?м промежутке. Советская империя – понятие противоречивое, каждый может понимать его по-своему. Кому-то вообще может не понравиться термин «Советская империя», ведь это было время относительного спокойствия, уверенности в завтрашнем дне, время, когда народы, объединенные на одной шестой части суши, жили дружно, а саму эту страну уважали во всем мире. Для других же – это время страха, когда нечаянно оброненное слово могло обернуться для человека десятилетиями забвения, время «дружбы по принуждению», время, когда огромная империя была ядерным пугалом для всего мира. Первым казалось, что эта страна, пусть даже империя – бессмертна, вторые же (которых сначала было очень немного, но с каждым годом становилось все больше) помнили об известном историческом принципе: империи не вечны, причем в историческом плане время их жизни очень и очень коротко.

Так или иначе, Советская империя возникла, пробыла какое-то время на историческом небосклоне и сошла с него. А это значит, что в ее истории были свои тайны и загадки. Естественно, что их было гораздо больше, чем тех, о которых мы попытаемся рассказать в этой книге. Пять загадок и тайн – это лишь малая их часть, тем не менее, надеемся, что читателю будет интересно узнать что-то новое из истории государства, которое еще недавно было общей родиной для трех сотен миллионов людей.

Начнем же мы с загадки появления империи, с того времени, когда она находилась в зародыше и лишь немногие верили в то, что она появится на свет. Как же удалось этим немногим победить другую империю? Читателям, конечно, известно, что была предреволюционная ситуация, мировая война, первая революция, вторая революция, а дальше – 74 года империя или эпоха – кому как нравится.

А что же такое революция? Обратимся к одному из символов советской эпохи, источнику, на наш взгляд, очень уместному в данном случае, – Большой советской энциклопедии. Итак:

«Революция социальная, способ перехода от исторически изжившей себя общественно-экономической формации к более прогрессивной, коренной, качественный переворот во всей социально-экономической структуре общества. Содержание Р. классически раскрыто К. Марксом в Предисловии к «К критике политической экономии»: «На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями, или – что является только юридическим выражением последних – с отношениями собственности, внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции…»

Классы и социальные слои, которые по своему объективному положению в системе производственных отношений заинтересованы в ниспровержении существующего строя и способны к участию в борьбе за победу более прогрессивного строя, выступают в качестве движущих сил Р. Революция никогда не является плодом заговора одиночек или произвольных действий изолированного от масс меньшинства».

Обратим внимание на последнее предложение. Из него естественным образом делается вывод, что для революции необходима некая организация, строгая структура, ведущая за собой массы. Более того, хотя энциклопедия об этом и не упоминает, со временем революция стала делом профессионалов, людей, для которых действия по подготовке революционной ситуации и непосредственному осуществлению смены власти являются их работой.

Вся эта довольно долгая прелюдия на самом деле сводится к простой формуле: чтобы произошла революция, нужны профессионалы, которые смогут ее сделать, а им, в свою очередь, нужны деньги. Но деньги нужно откуда-то взять, или их должен кто-то дать. Финансирование революции и революционеров – это и есть первая загадка Советской империи.

Для начала спросим у читателя: знакомо ли ему такое понятие – «Большевистский центр»? Если да, то практически все, о чем в дальнейшем мы собираемся поведать в этой главе нашей книги, вряд ли будет для него какой-то особой тайной. Но думается, что таких просвещенных читателей найдется очень немного. Интересно, что в советское время, когда история РСДРП – ВКП(б) – КПСС была изучена до последней запятой, когда каждый советский гражданин обязан был знать эту историю, о Большевистском центре знала лишь очень небольшая группа историков, имевших доступ к наиболее строго охраняемым архивам. Например, в «Истории Российской коммунистической партии (большевиков)», изданной в 1923 году под руководством Г. Е. Зиновьева, того самого, который через десяток лет был объявлен одним из лидеров «троцкистско-зиновьевского блока» и сгинул в застенках Лубянки, о Большевистском центре еще упоминается, хотя и как-то вскользь, очень сдержанно. А вот, например, в «Кратком курсе истории ВКП(б)», отредактированном лично Сталиным, о нем ничего не говорится.

Ленин

Откуда же такая таинственность и загадочность? Ведь, кроме всего прочего, в работе Центра принимали участие виднейшие большевики, в том числе и сам В. И. Ленин. Дело в том, что большевистская фракция в РСДРП, возглавляемая Лениным, постоянно испытывала нужду в средствах. Как известно, руководители фракции большую часть времени проводили за границей, там же они организовывали выпуск легальной и нелегальной прессы и литературы, готовили кадры для партии, как это было, например, в знаменитой школе пропагандистов в пригороде Парижа Лонжюмо. Те же, кто оставался в России, за счет партийных взносов и добровольных пожертвований едва-едва покрывали свои расходы на текущую деятельность и, как правило, не имели возможности переводить своим лидерам за границей хотя бы минимальных отчислений. В этой ситуации руководители большевистской фракции РСДРП приняли решение создать организацию, впоследствии получившую название «Большевистский центр», в задачи которой входило финансовое и материальное обеспечение нужд фракции.

Историки расходятся во мнении относительно того, когда именно был создан Центр. Одни называют май 1906 года – тогда состоялся Стокгольмский съезд РСДРП, другие – май следующего, 1907 года, имея в виду Лондонский съезд российских социал-демократов. Очевидно, подобные разногласия объясняются тем, что в Стокгольме идея создания Центра впервые была озвучена, официально же она была оформлена в Лондоне. В столице Британской империи фракционное отделение большевиков получило свою организационную базу и официальное название. В руководство Центра входили 15 человек: А. А. Богданов, И. П. Гольденберг (Мешковский), И. Ф. Дубровинский, Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, Л. Б. Красин, В. И. Ленин, Г. Д. Линдов, В. П. Ногин, М. Н. Покровский, Н. А. Рожков, А. И. Рыков, В. К. Таратута, И. А. Теодорович и В. Л. Шанцер.

У Большевистского центра было три задачи. Первая и, очевидно, самая важная – добывание средств. Вторая – техническое обеспечение подпольной работы, прежде всего это касалось типографий, где печатались нелегальная литература, фальшивые документы и т. д. Третья – обеспечение необходимых контактов за границей как с властями и легальными структурами и партиями, так и нелегальными организациями.

Ядром, средоточием власти в Большевистском центре была так называемая «большая тройка» – Владимир Ленин, Александр Богданов, Леонид Красин. «Летом и осенью 1904 г. мы окончательно сошлись с Богдановым, как беки (большевики. – Авт.), и заключили тот молчаливый и молчаливо устраняющий философию, как нейтральную область, блок, который… дал нам возможность совместно провести в революцию… тактику революционной социал-демократии», – так в одном из писем Горькому Ленин писал о своих взаимоотношениях с Богдановым. В 1904 году Ленин, у которого вконец испортились отношения с коллегами по редакции «Искры» (Носковым, Красиным, Кржижановским и др.), находился в политическом одиночестве, из-за чего испытывал серьезные материальные затруднения и не имел возможности печатать свои сочинения. Именно в этот момент Александр Богданов, член ЦК РСДРП, предложил ему свою помощь, буквально вытащив из политической ямы. Богданов же сумел вернуть на сторону Ленина Красина и некоторых других членов РСДРП. Оба, и Ленин, и Богданов, осознавали свои различия во взглядах на философию и социал-демократическое движение, что, тем не менее, не помешало заключить им стратегический союз.

Основными источниками пополнения кассы Большевистского центра были, во-первых, доходы от экспроприаций, производимых боевыми дружинами, а во-вторых, суммы, получаемые от пожертвований и разного рода сборов.

Экспроприации как форма пополнения партийного бюджета лидерами социал-демократических организаций никогда официально не поощрялась. Кроме одной – фракции большевиков, руководимой Лениным.

Одной из первых крупных экспроприаций, проведенных большевиками совместно с латышскими социал-демократами, было ограбление филиала Государственного банка в Гельсингфорсе в феврале 1906 года. Руководил операцией Янис Лютер, один из основателей Латышской социал-демократической рабочей партии и руководитель всех ее военизированных формирований, большевик с 1903 года; всего же в ней участвовало 15 человек. Похитив 170 тысяч рублей, налетчики скрылись. Правда, большинство из них были затем задержаны полицией, была возвращена государству и часть денег. Однако около 110 тысяч были переданы Красину и попали в распоряжение Большевистского центра.

Боевые группы действовали не только на севере империи. Очень активно практиковали «эксы» большевики Закавказья во главе Симоном Тер-Петросяном, известным под партийной кличкой Камо. Именно эта группа осуществила самое громкое «ограбление по политическим мотивам» в Российской империи – так называемую «Тифлисскую экспроприацию», нападение на казначея Тифлисского банка на Эриванской площади.

Днем 13 июня 1907 года заведующий особым отделом тифлисской полиции полковник Бабушкин отправил в Главный департамент полиции телеграмму следующего содержания:

«Сегодня в 11 утра в Тифлисе на Эриванской площади транспорт казначейства в 350 тысяч был осыпан семью бомбами и обстрелян с углов из револьверов, убито два городовых, смертельно ранены три казака, ранены два казака, один стрелок, из публики ранены 16, похищенные деньги, за исключением мешка с девятью тысячами изъятых из обращения, пока не разысканы, обыски, аресты производятся, все возможные аресты приняты».

Чуть позже Бабушкин отправил еще одну телеграмму: «Депеше № 5657 цифра неправильна, проверкою установлено ограбление двухсот пятидесяти тысяч».

Несмотря на то что первоначальная похищенная сумма «несколько уменьшилась», дело было очень громким. Для его расследования и задержания налетчиков были подключены лучшие полицейские силы, однако даже чрезвычайные меры оказались безрезультатными. Все 250 тысяч «наш кавказский разбойник» (как называл Камо Ленин) лично привез в штаб-квартиру Большевистского центра в Куоккала. Вот здесь-то у большевиков начались трудности. 150 тысяч рублей были в мелких купюрах и размен их не представлял опасности, эти деньги сразу же поступили в распоряжение «большой тройки». Но 100 тысяч были в купюрах по 500 рублей. Понимая, что попытка реализовать или разменять эти купюры может вывести на след налетчиков и тех, кто их направлял (кстати, утверждается, что в то время главным лидером и организатором всех действий грузинских боевых дружин был небезызвестный Иосиф Джугашвили), Центр принял решение вывезти эти 100 тысяч за границу, что и было сделано большевиком М. Н. Лядовым.

Камо

Красин, курировавший всю операцию, решил провести размен «опасных денег» одновременно в нескольких городах Европы. Возможно, он также предполагал, что номера украденных 500-рублевых купюр могут быть известны полиции и что царское правительство может сообщить эти номера зарубежным банкам. Не исключено, что Красин понимал, что некоторых из «обменщиков» могут задержать. Но задержали не «некоторых», а практически всех – операция по обмену закончилась полным провалом. В Париже, например, был арестован Макс Валлах, более известный под именем Максим Литвинов, – будущий нарком иностранных дел СССР. Задержали большевиков с купюрами в Мюнхене, Стокгольме, Женеве и других городах.

Провал объяснялся тем, что заграничный филиал Охранного отделения в Париже был хорошо осведомлен о приготовлениях Красина и заблаговременно уведомил полицию тех стран, где проводился обмен. Оказалось, что среди привлеченных к этой операции людей был некто Житомирский (Отцов), доверенный человек Ленина по делам большевистских групп в эмиграции и одновременно осведомитель охранного отделения.

Впрочем, о роли Житомирского стало известно только после 1917 года, тогда же, в 1908-м, провал операции привел в итоге к разрыву Ленина с Красиным, а затем и с Богдановым. После этого Ленин назвал Красина «очковтирателем», а затем и вовсе обвинил в краже ни больше ни меньше 140 тысяч рублей из партийной кассы. Естественно, что никакой кражи в помине не было. В конце концов, уже после революции 1917 года Ленин привлек Красина на работу в советское правительство, сделав его сначала председателем Чрезвычайной комиссии по снабжению Красной армии, затем наркомом торговли и промышленности, а с марта 1919 года – наркомом путей сообщения. Трудно себе представить, что на такие ответственные, в том числе и с финансовой точки зрения, должности, был назначен человек, «когда-то что-то укравший».

В чем же была истинная причина развала «большой тройки»? О возможном варианте развития событий пишет в своей книге известный историк и революционер Б. М. Николаевский, который до революции 1917 года восемь раз был арестован полицией, а после – вынужденный эмигрировать за границу.

«Оба его коллеги по этому триумвирату были слишком крупными индивидуальностями и слишком самостоятельными людьми, чтобы Ленин мог надеяться превратить их в простые пешки в его руках… Ленина они оба, особенно Богданов, в настроениях которого было много элементов примитивной революционной романтики, ценили исключительно высоко и признавали его ведущую роль, но умели самостоятельно мыслить политически, самостоятельно разбирались в людях и событиях и были способны свои мнения отстаивать, отказываясь от них лишь после того, как им приводили убедительные аргументы. Поэтому пока «коллегия трех» в указанном составе была руководящим органом БЦ, при всех размерах личного влияния Ленина руководство большевистской фракцией было руководством коллективным.

Но Ленин был слишком авторитарной натурой, чтобы надолго ограничивать себя ролью хотя бы и первого, но все же только одного среди трех равноправных членов правящего триумвирата».

То есть, по мнению историка, речь идет о борьбе за власть во фракции. Как отмечает другой известный историк Юрий Фельштинский: «Дело в том, что в это самое время Ленин получил известие об успешном завершении еще одной операции, дающей в кассу БЦ большие деньги. Настолько большие, что стало выгодно не делиться ими со старыми соратниками – Красиным и Богдановым, а поссориться с ними, обвинив их в присвоении денег от тифлисской экспроприации, а новые деньги забрать себе».

* * *

Почему такие люди, как Камо, бойцы самого что ни на есть переднего края борьбы с царизмом, оказались в итоге задвинутыми даже не на второй, а, как минимум, на третий план? И почему замалчивается деятельность Большевистского центра? Неужели дело в том, что их методы борьбы за денежные знаки впоследствии были признаны «неблаговидными»? Думается, что это на самом деле мало волновало тех, кто впоследствии писал и, что гораздо важнее, редактировал учебники по истории партии. Очевидно, причины этого надо искать в другой плоскости.

Во-первых, на фоне «робин-гудов – экспроприаторов» революционная борьба главных вождей большевиков выглядела как-то неубедительно. Взять хотя бы того же самого Владимира Ильича. Да, была подпольная деятельность, да, была ссылка в Шушенское и тому подобное. Но как ни делай эту ссылку «тягостной и полной лишений», она, по большому счету, таковой не выглядит. И уж тем более такой не является жизнь в эмиграции, в которой Ленин, как известно, с 1908 года провел десять лет до самой Февральской революции 1917 года. Судьба товарища Сталина в этом смысле выглядела более привлекательно, и все же и она блекла на фоне той опасности, которой ради дела революции подвергали себя Камо и другие «добытчики» денег для партии.

И второй момент. Эксы эксами, но они не могли в полной мере обеспечить потребности тех, кто готовил революцию. Был и еще один источник денег – пожертвования людей, сочувствовавших революционерам. Здесь были совершенно удивительные повороты, как, например, судьба знаменитого Саввы Морозова – одной из выдающихся фигур российского предпринимательства, помогавшего большевикам организовывать подпольную деятельность и забастовки рабочих.

Собственно говоря, Савва Морозов и подобные ему были представителями того самого класса, к искоренению которого стремились большевики. Что, однако, совершенно не мешало им принимать от «буржуев» деньги. С точки зрения редакторов учебников по истории КПСС, факт «не очень героический». Но опять же, не в этом заключается причина того, что деятельность Большевистского центра, как и вся система финансирования революционной деятельности, начиная с 1905-го и заканчивая 1917 годом, была практически закрытой темой. Как писал Борис Николаевский, «знакомство с материалами о БЦ (Большевистском центре. – Авт.) позволяет понять причины замалчивания: в его истории было слишком много таких сторон, привлекать внимание к которым советские историки считают нежелательным».

Попытаемся же пролить свет на те «стороны», которые были нежелательными для советских историков, и остановимся на судьбе двух «спонсоров революции» – Саввы Морозова и его родственника Николая Шмита[9].

На первый взгляд, жизнь Саввы Морозова изучена более чем подробно. Немало написано и сказано о его смерти. Но все равно остается какая-то недосказанность и противоречивость. Была ли смерть Саввы Тимофеевича самоубийством, как это было объявлено после официального расследования? Если нет, то тогда откуда прозвучал выстрел, оборвавший его жизнь, – справа или слева? Все эти вопросы – это не просто одна из загадок истории, они непосредственно касаются темы данного очерка.

* * *

Как и очень многие российские купеческие династии, семья Морозовых происхождения была самого простого. Крепостной крестьянин села Зуева Московской губернии Савва Васильевич Морозов, родившийся в 1770 году в старообрядческой семье, работал ткачом на небольшой фабрике некоего Кононова. Поднакопив денег, в 1797 году он завел собственную мастерскую, при этом оставаясь в крепостной зависимости от своего помещика Рюмина. Поначалу дела Саввы шли ни шатко ни валко, но после 1812 года резко пошли в гору. Дело в том, что знаменитый пожар уничтожил практически все ткацкие мастерские Москвы. Потребности в тканях были огромны, и Савве благодаря этому удалось разбогатеть – настолько, что в 1820 году он сумел выкупить себя и всю свою немалую семью из крепостных за баснословные по тем временам деньги – 17 тысяч рублей. В 1850 году Савва Васильевич отошел от дел, а спустя десять лет умер, оставив дело сыновьям.

Еще в 1837 году старший сын Саввы Васильевича Елисей открыл в селе Никольском (ныне это город Орехово-Зуево Московской области) красильную фабрику, таким образом фактически отделившись от отца. Его сын, Викула Елисеевич, существенно расширил дело – в 1872 году он основал бумагопрядильную фабрику, а в 1882-м учредил паевое «Товарищество Викула Морозов с сыновьями». Именно поэтому эту ветвь семьи Морозовых часто называют «Викуловичами».

Савва Морозов

Главой другой ветви Морозовых долгое время был Тимофей Саввич Морозов – младший сын Саввы Васильевича. Тимофей Морозов – квинтэссенция российского дельца второй половины XIX столетия. Человек невероятно предприимчивый и жесткий, суровый по отношению к окружающим, в том числе и родным, и энергичный. Морозов оснастил свои фабрики новейшими английскими станками и другим оборудованием, пригласил на работу самых прогрессивных инженеров своего времени как из-за границы, так и русских. Но при этом он выжимал последние соки из своих рабочих. 15-тысячное население села Никольское находилось фактически в феодальной зависимости от хозяина. Тимофей Морозов ввел жесточайшую систему штрафов за малейшие нарушения. В среднем рабочие были вынуждены отдавать хозяину от четверти до половины своего и без того невеликого заработка (за 1882–1884 годы он снижался пять раз).

Если учесть еще и адские условия труда, то неудивительно, что именно на фабрике Тимофея Морозова вспыхнула первая в России массовая стачка рабочих. Забастовка, начавшаяся 7 января 1885 года, первоначально напоминала обычный погром – рабочие разгромили контору, лавки, квартиры директора и мастеров. Однако руководителям стачки быстро удалось прекратить погром и повернуть выступление рабочих в организованное русло. Поначалу правительство действовало в привычной манере – разогнать и арестовать. 17 января стачка была подавлена, более 600 человек было арестовано. Однако масштабность Морозовской стачки и последовавшие за ней выступления заставили правительство пойти на весьма значительные уступки. Например, в изданном в июле 1886 года Законе о штрафах были отражены многие требования никольских забастовщиков. Более того, на суде над зачинщиками стачки всесильный Тимофей Морозов, вызванный в качестве свидетеля, в глазах публики превратился в главного обвиняемого. Савва Морозов вспоминал об этом суде: «В бинокли на него смотрят, как в цирке. Кричат: «Изверг! Кровосос!» Растерялся родитель. Пошел на свидетельское место, засуетился, запнулся на гладком паркете – и затылком об пол, как нарочно перед самой скамьей подсудимых. Такой в зале поднялся глум, что председателю пришлось прервать заседание».

Суд, на котором вскрылись многие злоупотребления Морозовых, произвел на Тимофея Саввича настолько гнетущее впечатление, что он слег на месяц, а после намеревался продать фабрику, и только уговоры и железная воля супруги Марии Федоровны не позволили этого сделать. Однако от дел он полностью отошел и через четыре года умер.

Морозовская стачка вызвала огромный резонанс в Российской империи. Писал о ней и Ленин: «Эта громадная стачка произвела очень сильное впечатление на правительство, которое увидало, что рабочие, когда они действуют вместе, представляют опасную силу, особенно когда масса совместно действующих рабочих выставляет прямо свои требования».

Впрочем, в 1885 году будущий вождь мирового пролетариата еще был пятнадцатилетним школьником и вряд ли думал о том, что на деньги сына того самого «кровососа» Тимофея Морозова он будет готовить революцию.

* * *

Мы не будем подробно останавливаться на детских и юношеских годах Саввы Морозова, скажем только, что родился он 3 (15) февраля 1862 года, воспитывался в традиционном старообрядческом духе, при этом по характеру был горяч, порывист и особым послушанием не отличался. Савва окончил 4-ю московскую гимназию, в 1885 году поступил на естественный факультет Московского университета, а затем отправился в Англию, в Кембридж, где поступил на химический факультет и параллельно изучал текстильное дело.

А еще Савва Морозов был человеком увлекающимся и готов был тратить на свои разнообразные увлечения огромные деньги, тем более, что он стал во главе семейного дела (здесь, кстати, нужно отметить, что Савва управлял наследством отца, но не был его полновластным хозяином – согласно завещанию Тимофея Морозова, большая часть паев отошла Марии Федоровне, матери Саввы). Самым известным меценатским проектом Морозова был, безусловно, Московский художественный театр. Роль Саввы Тимофеевича в создании самого знаменитого театра России ничуть не меньше, чем Станиславского и Немировича-Данченко. Морозов не просто финансировал все расходы театра, он, по воспоминаниям Станиславского, «…взял на себя всю хозяйственную часть. Он вникал во все подробности дела и отдавал ему все свободное время. Савва Тимофеевич был трогателен своей бесконечной преданностью искусству».

Впрочем, у столь страстного увлечения театром была еще одна причина, кроме «бесконечной преданности искусству».

Зинаида Зимина

* * *

Женитьба Саввы Морозова на Зинаиде Григорьевне Зиминой наделала в свое время немало шума и долго была предметом самых разнообразных пересудов. Дело в том, что Морозов без памяти влюбился в замужнюю женщину. В те времена развод уже не был чем-то совсем уж немыслимым, хотя и осуждался обществом, однако Савва «умудрился» отбить жену у своего родственника – двоюродного племянника Сергея Викуловича Морозова.

Поначалу страсть была взаимной и всепоглощающей. Зинаида Григорьевна отличалась красотой и умом, что было редкостью для купеческих жен и что, очевидно, и привлекло Савву. Но при всем своем уме Зинаида была тщеславна и обожала роскошь. Так что вскоре страсть сменилась обоюдным равнодушием, и брак не могли спасти даже четверо детей.

Неудивительно, что Савва Морозов снова влюбился. Свою любовь он встретил в МХТ. Бурный роман с Марией Федоровной Желябужской, более известной под сценическим псевдонимом Андреева, вновь стал событием номер один для московской публики. Андреева считалась если и не самой талантливой, то по крайней мере самой красивой актрисой российской сцены. Первый ее супруг, высокопоставленный чиновник Московско-Курской железной дороги, вряд ли мог надолго увлечь такую склонную к авантюрам и приключениям натуру, как Мария Федоровна.

Мы не упоминали бы обо всех этих любовных перипетиях, если бы не одно «но». Актерскую карьеру Мария Андреева совмещала… с революционной деятельностью. «Товарищ феномен» – так называл ее Ленин, имея в виду не ее красоту и актерские таланты, а способность с их помощью добывать деньги для партии. Именно под влиянием Андреевой Савва Морозов стал вносить первые пожертвования на «дело революции». Крупнейший российский предприниматель финансировал издание ленинской «Искры», легальных большевистских газет «Новая жизнь» и «Борьба», провозил на свою фабрику запрещенную литературу и т. д. и т. п. А в 1904 году (как говорят, под влиянием все той же Марии Андреевой) он назначил на должность директора Никольской мануфактуры человека по имени… Леонид Борисович Красин.

Однако все же не стоит думать, что Савва Морозов был настолько слеп от любви к Андреевой и так же слепо увлечен идеями Ленина, что давал деньги на что угодно и сколько угодно, не имея в виду получить что-то взамен. Многие российские предприниматели хоть и находились на совершенно разных полюсах с представителями социал-демократического и прочих левых движений, были так же, как и они, недовольны самодержавием, считая его тормозом на пути развития России. И Савва Морозов был именно из таких. Не следует также забывать, что он хоть и не был истово религиозен, как его отец и мать, но все же происходил из старообрядческой среды. А в конце XIX – начале ХХ века старообрядцев хоть и не преследовали, как в XVII–XVIII столетиях, но они все же отчасти были поражены в правах.

В 1900 году в «любовно-финансовые» отношения Марии Андреевой и Саввы Морозова вмешался еще один персонаж – Максим Горький. В 1903 году Андреева стала гражданской женой писателя. Обычный русский купец тотчас бросил бы неверную возлюбленную, не говоря уже о том, чтобы прекратить снабжать ее деньгами. Но Савва Морозов был человеком иного склада. Он продолжал трепетно заботиться о ней, более того – и о ее новом возлюбленном. Когда на гастролях в Риге Мария Федоровна заболела перитонитом и была на волосок от смерти, все заботы о ней взял на себя именно Савва Морозов. И он же в начале 1905 года внес 10 тысяч рублей залога за арестованного Горького.

И еще один финансовый момент. Когда Морозов и Андреева были еще близки, Савва Тимофеевич застраховал свою жизнь. Полис на предъявителя он отдал Марии Федоровне, вместе с письмом, в котором, как утверждала актриса, он «поручает деньги мне, так как я одна знаю его желания, и что он никому, кроме меня, даже своим родственникам, довериться не может». Андреева позже ушла к другому, но Савва Тимофеевич свой полис не отозвал, хотя речь шла о сумме весьма значительной – 100 тысяч рублей. В дальнейшем этот полис будет не раз упоминаться в качестве доказательства того, что Савва Морозов погиб не от собственной руки.

Меж тем в России грянула Первая русская революция. После 9 января 1905 года Морозов подал премьер-министру С. Ю. Витте записку, в которой говорил, среди прочего, о необходимости покончить с самодержавием, а также о свободе слова, печати и союзов, всеобщем равноправии, неприкосновенности личности и жилища, обязательном школьном образовании, общественном контроле за государственным бюджетом и т. д. Савва шел на откровенную ссору с правительством, открыто высказывал свою позицию и, казалось, должен был найти поддержку у большевиков во главе с Лениным. Однако этого не случилось. Более того, фактически на морозовские деньги, с использованием той самой запрещенной литературы, которую Савва привозил на свою мануфактуру, Красин организовал в Никольском одно из самых мощных выступлений рабочих в первый период революции. И это при том, что положение рабочих морозовских мануфактур было несравнимо лучше, чем на других фабриках. Морозов отнюдь не хотел идти по стопам своего отца и пытался улучшить условия жизни своих рабочих, строил для них больницы и школы. Ничего не помогло – в итоге и он оказался «кровососом».

Тем не менее, Морозов, стремясь договориться с рабочими, задумал реформировать мануфактуры так, чтобы каждый труженик был заинтересован в успешной работе предприятия и имел свою долю в его прибыли. Он потребовал у матери права единолично распоряжаться семейным делом, однако встретил решительный отказ. Более того, Савва был отстранен от управления Никольской мануфактурой и фактически отныне должен был полностью подчиняться воле матери.

Все эти события могли подкосить волю человека, имеющего самую железную нервную систему, а меж тем Савва Морозовым таковым не был. Его внучатый племянник К. Кривошеин так писал о Савве и его родственниках: «Третье поколение Морозовых вполне восприняло европейскую культуру, но у него уже начала проявляться, при железном здоровье, некоторая надломленность духа, часто даже странности («морозовские странности»), депрессии, неврастения, мучительные колебания при принятии самого простого решения, как, например, пойти или не пойти гулять, воображаемые недуги – все это при больших интеллектуальных способностях, врожденном барстве, утонченной воспитанности, хоть слегка смягчавшей мучительную для окружения тяжесть их характеров». Сам Морозов говорил о себе: «Одинок я очень, нет у меня никого! И есть еще одно, что меня смущает: боюсь сойти с ума. Это – знают, и этим тоже пытаются застращать меня. Семья у нас – не очень нормальна. Сумасшествия я действительно боюсь. Это – хуже смерти».

Впрочем, «надломленность» или даже «нервный срыв» – это не совсем то же самое, что и «сумасшествие». А именно в этот момент по Москве стали ползти слухи о том, что Савва Морозов сошел с ума. Причем одни источники утверждают, что исходили они от «революционных друзей» предпринимателя – Андреевой и Красина, а другие – что от семьи, недовольной попытками Морозова вести переговоры с рабочими.

В это же время становится совершенно очевидно, что Савва начал разочаровываться в большевиках. «Что творят эти анархисты, куда они ведут несчастных людей!» – так он, по утверждению некоторых современников, говорил тогда о них. И что когда Красин, главный «финагент» Ленина, приехал к Морозову в его дом на Спиридоновке в Москве, разговор у них явно не получился. Так, по крайней мере, утверждала в своих воспоминаниях законная супруга предпринимателя Зинаида Григорьевна.

* * *

Здесь мы сделаем паузу и отметим, что подавляющее большинство источников, касающихся последних дней жизни и смерти Саввы Морозова, хоть и достаточно подробны, но при этом во многом тенденциозны и придерживаются одной выбранной версии и не пытаются рассматривать другие. Наша же задача – рассмотреть загадку (как эту, так и все остальные, о которых мы расскажем в этой книге) с разных позиций и если и не полностью расставить все точки над «i», то, по крайней мере, как можно ближе подобраться к разгадке тайны.

Версия о том, что распространение информации о мнимом сумасшествии было выгодно большевикам, с одной стороны, безусловно, имеет право на жизнь. Но есть и другое мнение: «больным» Савву решила объявить семья. Из некоторых источников известно, что Морозов в феврале-марте 1905 года нередко появлялся в обществе, был вполне вменяем и не производил впечатления совсем уж подавленного человека. «Сегодня напечатано в газетах и ходит слух о том, что Савва Тимофеевич сошел с ума, – писал Константин Станиславский жене 13 апреля 1905 года. – Кажется, это неверно».

Тем не менее, по настоянию матери и жены Саввы Тимофеевича 15 апреля был созван врачебный консилиум, который констатировал у него «тяжелое общее нервное расстройство, выражавшееся то в чрезмерном возбуждении, беспокойстве, бессоннице, то в подавленном состоянии, приступах тоски и прочее». Врачи рекомендовали Савве Морозову продолжить лечение в Европе, что и было сделано. Через несколько дней в сопровождении жены и личного врача Н. Н. Селивановского Морозов уехал во Францию, сначала в Виши, потом в Канны, где остановился в гостинице «Ройаль».

Казалось, что Савва идет на поправку, он был вполне бодр и находился в нормальном расположении духа. 12 мая доктор Селивановский сделал запись в своем дневнике: «Все идет хорошо. Савва Тимофеевич уже не раздражается, спокоен. Думаю, дней через 5–6 можно уже думать о возвращении в Москву».

13 мая, по словам жены, утром Савва Тимофеевич сделал гимнастику, долго плавал, потом около часа просидел у моря. Затем зашел разговор о том, что детей надо бы отправить в Крым, к морю. После второго завтрака Морозов сказал жене: «Что-то жарко сегодня, отдохну до обеда», – и ушел в свой номер. Зинаида Григорьевна какое-то время беседовала с доктором Селивановским, а затем поднялась к себе. Здесь, сидя у зеркала, она услышала звук выстрела.

Савва Тимофеевич лежал на диване, возле него находился браунинг, а на полу – листок бумаги со словами: «В смерти моей прошу никого не винить», без подписи и даты. Вскоре прибежал доктор Селивановский. Он сразу же обратил внимание на две детали, которые затем более всего вызывали подозрение в том, что это было самоубийство: глаза Саввы Тимофеевича были закрыты, а руки сложены на животе. «Это вы закрыли ему глаза?» – спросил Селивановский у Зинаиды Григорьевны. Та отрицательно покачала головой и сказала, что видела через окно в парке убегающего мужчину…

* * *

Версия о том, что Савва Морозов не покончил жизнь самоубийством, а его на самом деле убили большевики и сделал это лично Красин, просто не могла не появиться. И именно ее придерживаются очень многие авторы. Морозов, разочаровавшись в большевиках, отказал им в финансировании. Поначалу они через Красина пытались убедить его, когда же не получилось – прибегли к шантажу и угрозам. Савва продолжал упорствовать. И тогда «верные ленинцы» решили его устранить. Тем более что был еще один, очень веский финансовый довод – тот самый страховой полис на 100 тысяч рублей, который Морозов передал «товарищу феномену» – актрисе Марии Андреевой.

По воспоминаниям Зинаиды Григорьевны Морозовой, в конце апреля 1905 года они выехали из Берлина во Францию, в Виши. Савва Тимофеевич был бодр и весел, снова стал шутить, но тут появился Красин, который, очевидно, приехал во Францию из Лондона, где в это время как раз проходил III съезд РСДРП. Появление Леонида Борисовича явно расстроило Морозова. Зинаида Григорьевна оставила мужчин наедине, но в какой-то момент услышала обрывок разговора. «Красин что-то стал говорить, – вспоминала она, – понизив голос. Савва, упорно молчавший, вдруг взорвался: “Нет! Нет и нет! Денег для вас, милостивые государи, больше у меня нет!”». Зинаида Григорьевна вошла в комнату и предложила кофе. Было видно, что и Красин, и Савва Тимофеевич сильно взволнованы. «Трудно понять вас, Савва Тимофеевич!» – воскликнул незваный гость, отказался от кофе и, сказав, что торопится на поезд, ушел.

Вскоре Морозовы уехали в Канны, где их снова нашел Красин. Но на этот раз разговора не было – Савва Тимофеевич отказался от беседы. А через несколько дней его нашли в номере на диване с пулей в сердце…

Версия о том, что самоубийство было инсценировкой и что сделали это боевые дружины во главе с Красиным, выглядит настолько стройно и убедительно, что, кажется, другого варианта развития событий и искать не надо. И все же не будем торопиться с выводами. Во всей этой стройности есть несколько моментов, на которые мы, следуя принципу беспристрастной оценки, не можем не обратить внимания. Что получали большевики, убив Морозова? Полис Андреевой? Действительно, железный довод. Но не слишком ли явную улику оставляли они против себя? И кто мог поручиться за то, что, порвав, как утверждается, отношения с революционерами, предприниматель не аннулирует свой полис? Более того, за эти деньги Андреевой пришлось судиться с вдовой Саввы. Существовала ли стопроцентная гарантия того, что после смерти Морозова эти 100 тысяч достались бы его бывшей возлюбленной? Нет, хотя суд она в итоге выиграла и деньги получила. Впрочем, большевикам достались не все 100 тысяч, а только 60.

Как о доказанном факте говорится также и о том, что Савва отказал большевикам в финансировании. Но по большому счету, никаких достоверных доказательств этому нет. Красин якобы в феврале 1905 года приезжал к Морозову в Москву и требовал денег. Но Леонид Борисович прекрасно знал, хотя бы потому, что работал на Никольской мануфактуре, что в то время Савва был отстранен от дел своей же собственной семьей и большими суммами распоряжаться не мог. Да и зачем опытнейшему конспиратору было так светиться и приезжать домой к Морозову? Неужели не было возможности встретиться где-нибудь еще, на той же Никольской мануфактуре, где такая встреча не вызвала бы ни малейших подозрений?

Об этой встрече и о якобы имевшей место ссоре между Морозовым и Красиным известно со слов Зинаиды Морозовой. Она же, как мы помним, настояла на выезде мужа за границу. Она же была последней, кто видел Савву Морозова живым, и первой, кто обнаружил его мертвым. Она же заметила некоего убегающего человека, которого больше никто не видел. И самое главное – если большевики получили после смерти Саввы Тимофеевича 60 тысяч, то Зинаида Григорьевна, согласно завещанию, причем по так называемому духовному, нотариально не заверенному, – миллионы. Ведь Никольская мануфактура была только частью владений Саввы Морозова: в них еще входили рудники, леса, пароходы, другие фабрики и заводы и т. д. и т. п. Не остались внакладе и другие члены семьи Морозовых. Кстати, все попытки провести тщательное расследование по делу Саввы Морозова решительно пресекла его мать Мария Федоровна, которая якобы сказала: «Оставим все как есть. скандала я не допущу».

Все это абсолютно не означает, что мы стремимся подвести читателя к выводу, что в смерти Саввы Морозова виновата его супруга или кто-либо еще из его родных. Это означает, что в этом деле есть масса вопросов, на которые сложно или вообще невозможно дать ответы. К примеру, такой. Допустим, что кто-то, например уже неоднократно упоминавшийся нами Леонид Красин, действительно задумал совершить убийство, инсценировав его как самоубийство. Но тогда зачем показывать следствию, что это инсценировка, зачем закрывать убитому глаза и складывать руки на животе? Сентиментальность? Боже упаси, большевиков можно обвинять в чем угодно, только не в сентиментальности. Поэтому напрашивается еще одна возможная версия – назовем ее «инсценировка инсценировки самоубийства». То есть кому-то было выгодно изобразить, что Савва Морозов покончил жизнь самоубийством, но сделать это так, чтобы возникли сомнения. Сомнения, которые затем удобно направить в нужное русло.

Кому был выгоден такой вариант? Охранное отделение в качестве исполнителя, а царское правительство в качестве заказчика источники упоминают очень редко. Но, собственно, почему? «Политиканствующий купец нарождается у нас. Не спеша и не очень умело он ворочает рычагами своих миллионов и ждет, что изгнившая власть Романовых свалится в руки ему, как перезревшая девка. Когда у нас вспыхнет революция, буржуазия не найдет в себе сил для сопротивления, и ее сметут как мусор» – это далеко не самые крепкие высказывания, в которых Морозов выражал свое отношение к власти. И тот факт, что он рассорился с большевиками (что, еще раз напомним, абсолютно достоверно не доказано), совсем не означает, что Савва Тимофеевич поменял свое отношение к Романовым и правительству.

«Но зачем царской охранке нужно было убивать талантливого, известного в России промышленника и мецената, в доме которого бывал и всесильный С. Ю. Витте, и великий князь Сергей Александрович, жена которого была подругой Зинаиды Григорьевны, многие известные государственные и общественные деятели России? – вопрошают авторы некоторых публикаций. – Наверное, царской охранке, если бы она поставила перед собой задачу уничтожить Морозова, интереснее было бы убийство Ульянова, Троцкого или того же Красина?!»

Мы, в свою очередь, не будем настаивать на том, что Морозова убили люди именно из Охранного отделения. Но и утверждать, что охранке была невыгодна смерть Саввы Морозова, – более чем неразумно. Для правительства в 1905 году Морозов был гораздо опаснее Ленина, Троцкого и Красина вместе взятых. Без денег, прежде всего морозовских, они были «революционными импотентами». Ленина и Красина можно было совершенно спокойно арестовать, отправить в ссылку, изолировать в эмиграции. А теперь представим, какой резонанс вызвал бы арест Саввы Морозова, как бы на это отреагировали в промышленных и купеческих кругах! Ведь Савва Тимофеевич хоть и отличался «нестандартными» взглядами (при этом, надо сказать, он был отнюдь не одинок в этом), но все же для «миллионщиков» являлся своим, одним из первых. Авторам приведенного выше высказывания также хотелось бы напомнить, что спустя шесть лет в Киеве был убит глава исполнительной власти Российской империи – Петр Аркадьевич Столыпин. Уж он-то был вхож не то что к дяде императора – встречаться с самим Николаем II ему приходилось по долгу службы. И тем не менее, существует масса убедительных доказательств того, что в Охранном отделении, как минимум, знали о предстоящем покушении на Столыпина, но ничего не предприняли для его предотвращения, более того, именно в охранке Дмитрий Богров получил билет в театр, где он потом и стрелял в премьера.

Еще одна версия возможного убийства Саввы Морозова, отчасти совпадающая с предыдущей, – это дело рук черносотенцев. Известно, что кроме легальных черносотенных организаций существовали и нелегальные, такие как, например, «Священные дружины», которые подозревались в организации политических убийств. То, что Морозову за его финансирование революции 1905 года не раз угрожали «справа», подтверждено не одним свидетелем.

Удивляет и официальное отношение к делу Морозова соответствующих органов Российской империи. В некоторых статьях по поводу смерти Саввы Тимофеевича можно встретить такой пассаж: «Русской жандармерии тоже было совсем не до убийства миллионера-фабриканта – шел 1905 год». Не хочется обижать авторов подобных статей, но такие утверждения не имеют ничего общего с действительностью. Русская жандармерия более чем пристально следила за миллионером-революционером, финансировавшим этот самый 1905 год, и многих причастных к нему, она просто не могла оставить без внимания одного из крупнейших денежных мешков России, открыто (!) призывавшего, как минимум, к радикальному реформированию самодержавия. Однако к расследованию загадочной смерти такого человека почему-то особого интереса не проявила, быстро удовлетворившись выводами французской полиции.

А вот почему особого рвения не проявляли французские следователи, понять как раз можно. Одно дело – русский миллионер, по лишь ему одному ведомым причинам пустивший себе пулю в сердце, и совсем другое – убийство иностранного подданного на территории Французской республики. Первый вариант – личное дело семьи покойного, второй – международный скандал. И поскольку видимые признаки того, что Савва Морозов сам нажал на курок своего браунинга, были налицо, департамент полиции города Канны делает вывод – это самоубийство. Спустя сутки в мэрии Канн в присутствии свидетелей был составлен акт о смерти и дано разрешение вывезти тело «инженера Морозова» в Москву. Собственно говоря, на этом официальное расследование гибели Саввы Морозова завершилось. Его похоронили на старообрядческом Рогожском кладбище Москвы, а дело сдали в архив. Национальные же попытки раскрыть тайну гибели «мятущегося купца» предпринимались неоднократно, вплоть до сих пор. Но ни одна из них, по сути, так и не опровергла с полной достоверностью того факта, что Савва Морозов добровольно прервал свой земной путь…

* * *

Данный текст является ознакомительным фрагментом.