Глава 6 ПЕРВЫЕ ПОЛВЕКА В СОСТАВЕ ИМПЕРИИ

Глава 6

ПЕРВЫЕ ПОЛВЕКА В СОСТАВЕ ИМПЕРИИ

1 февраля 1809 г. император Александр 1 объявил, что 29 марта в городе Порвоо будет созван Финляндский сейм. Собрание сословий было созвано для провозглашения императора Александра правителем Финляндии и принесения финляндскими сословиями присяги на верность ему. Туда из Петербурга заранее были привезены специальный престол с балдахином, ландмаршальский жезл и мундиры для герольдов.

Прибытие императорской свиты и трона указывало на то, что речь идет о российском государственном акте, в ходе которого осуществляется присоединение завоеванной страны к империи. При этом жители страны, собравшиеся на сейм, признают императора своим государем. Такой акт, согласно тогдашней государственно-правовой доктрине, являлся основным. Он мог быть скреплен двусторонней присягой и заверениями, даваемыми жителями. Акту этому можно было придать религиозное содержание посредством коронации. Однако никакой коронации в Порвоо не произошло.

16 (28) марта император проследовал из своей резиденции в собор. Тронный балдахин несли четыре русских генерала и шестнадцать офицеров. Александра I сопровождали русские (в зеленых мундирах) и финские (в бело-голубых мундирах) герольды, высшие чиновники и депутация финляндского дворянства, вышедшая навстречу в полном составе. Грохотали пушки и звенели колокола. Представители остальных сословий ожидали в соборе, женщины находились на хорах.

Император в сопровождении высших российских чиновников вступил на возвышение и остановился перед троном, но не сел.

После богослужения шествие направилось в «государственный зал» — актовый зал гимназии. Пока шествие следовало вокруг собора, престол был доставлен в «государственный зал», а покров спинки трона заменили — вместо двуглавого орла появился финский лев.

Каждое сословие приветствовало императора, который затем выступил с речью на французском языке. После этого сейму было зачитано четыре представления.

На следующий день настал черед принесения присяги. Сословия ожидали в церкви. Александр I в сопровождении российских герольдов и высших чиновников вошел в церковь и прошел под балдахином вдоль военного почетного караула. После музыкального вступления император выступил с речью на французском языке, которую генерал-губернатор переводил на шведский. Затем сословия по очереди выходили вперед и присягали «с поднятыми пальцами» на верность императору.

Так Финляндия попала в «тюрьму народов». Это образное выражение Ленина о царской России стало аксиомой как для советских историков, так и для… либералов-антисоветчиков. Была ли Россия действительно тюрьмой народов? Без ответа на этот вопрос очень сложно разобраться в последующих взаимоотношениях Финляндии и России.

Безусловно, правление Голштинской династии, которую безо всяких законных оснований называют Романовыми, было деспотией и произволом. К императорской власти в России, по крайней мере до 1906 г., не подходит даже название «самодержавие». Самодержавие в понимании европейцев — это образ правления, когда монарх по своему усмотрению вводит законы, а далее государство управляется по этим законам. В России цари устанавливали законы, но вот выполнять свои же указы упорно не желали. В течение XIX века и в начале XX века именно императоры и члены их семейств были главными нарушителями законов Российской империи. Недаром Лев Толстой в 1895 г. образно сравнивал методы управления государством Николая II с методами кокандского хана.

Любопытно, что русско-азиатскую деспотию советские историки представляют как диктатуру буржуазии над пролетариатом или дворянства над крестьянством. Это верно лишь отчасти, в том смысле, что капиталист или помещик имел привилегию над простым человеком и мог в определенном объеме тоже творить над ним произвол. Но ни большой капитал, ни княжеский титул, ни даже принадлежность к «августейшей» семье не могли никого спасти от царского произвола — тюрьмы, монастыря или ссылки без суда и следствия, насильственного расторжения законно заключенного брака, дети могли быть насильно отобраны у родителей и т. д.

Таким образом, можно согласиться с Лениным, что Россия была тюрьмой народов — русского, татарского, башкирского, мордвы и многих малых народов, проживавших во внутренних губерниях империи.

Однако со времен Петра I русские монархи стали консервировать старые порядки на ряде территорий, присоединенных к империи. Это коснулось Эстляндии, Курляндии, Царства Польского, Крыма, среднеазиатских ханств и Великого княжества Финляндского.

Мало того, население этих территорий получило льготы, которые не могли и сниться жителям внутренних губерний России. Речь идет о налогах, призыве на воинскую службу, приеме войск на постой, послаблении в таможенном контроле, что сейчас именуется «свободными экономическими зонами», и т. д.

В декабре 1811 г. Александр I издал рескрипт о присоединении в начале следующего года к Великому княжеству Финляндскому Выборгской и Кексгольмской губерний. После 1809 г. эти губернии в России называли Старой (русской) Финляндией в противоположность Новой (шведской) Финляндии.

Это был в известной степени подарок Финляндии, наподобие того, как Хрущев через 140 лет подарит Крым Украине. Другой вопрос, что в обоих случаях это являлось изменением территориального деления областей внутри централизованного государства.

Главной целью присоединения Финляндии к России было обеспечение безопасности северной столицы империи. Еще в 1810 г. Александр I заявил, что Финляндия должна стать «крепкой подушкой Петербурга». Поэтому главной обязанностью генерал-губернатора, направленного в Финляндию в качестве представителя императора, было командование размещенными в Финляндии войсками, то есть он нес ответственность за этот оборонительный рубеж.

Для гражданского управления Финляндией был создан Комитет по финляндским делам. В 1826 г. была введена должность министр статс-секретарь, он готовил все касающиеся Финляндии вопросы и представлял их царю.

Важную роль в управлении княжеством играл Императорский правительствующий совет, с 1816 г. — Императорский сенат, который был учрежден на основе принципов, разработанных комитетом во главе с Тенгстремом на сейме в Порвоо, а первые его члены избраны по предложениям сословий. Некоторыми своими чертами этот Сенат напоминал старый стокгольмский Государственный совет, своего рода высшую палату, на что указывало и наименование «Сенат». Кроме того, этот административный орган должен был рассматривать как хозяйственные, так и юридические вопросы. То, что первые члены Совета были назначены по представлению сословий, что срок их полномочий составлял три года, что половина членов Совета представляла дворянство, а другая половина — остальные сословия, придавало Сенату черты представительского органа — высшей палаты.

Сенат состоял из Правого департамента, который выступал в роли верховного суда, и Хозяйственного департамента, в который входило пять экспедиций: военная, гражданская, финансовая, камеральная и церковная. В состав Сената также входил и прокурор, в обязанность которого был вменен надзор за соблюдением законов Сенатом и другими чиновниками.

Формально председателем Сената являлся генерал-губернатор, но на практике он никогда не председательствовал, главным образом потому, что до 1900 г. рабочим языком в Сенате был шведский, затем — финский и лишь с 1913 г. — русский.

У каждого департамента был свой вице-председатель. В дальнейшем вице-председатель Хозяйственного департамента стал восприниматься и действовать как премьер-министр.

Во всех учреждениях Великого княжества Финляндского вся документация велась, как и раньше, на шведском языке. Финский же язык был довольно архаичен, да и не было единого языка, а существовало несколько диалектов, среди которых главными являлись диалекты савокарельский и «низжший диалект» (язык западной Финляндии). Забегая вперед, скажу; что усилиями ряда лингвистов через несколько десятилетий западнофинский язык стал основой современного финского языка.

Став русской, Финляндия поменяла столицу. При шведах административным центром края был город Або (Турку). Это удобный и самый теплый в Финляндии порт, открытый для навигации в течение 8 месяцев. А самое главное, он был очень близок к метрополии. Последний фактор после 1809 г. из достоинства превратился в недостаток.

Поначалу возникла идея перенести столицу Великого княжества Финляндского в Хяменминна — город, расположенный подальше от моря. Однако из-за ряда технических трудностей первые десять лет существования Великого княжества Финляндского столицей по-прежнему оставался Або.

Тем временем появилась мысль перенести столицу в Гельсингфорс (Хельсинки). У этого города было три серьезных преимущества: во-первых, он достаточно далеко отстоял от устья Финского залива; во-вторых, с моря его прикрывала мощная крепость Свеаборг; а в-третьих, в ходе боевых действий в 1808 г. город полностью выгорел, и его в любом случае надо была планировать и строить заново.

Решение о превращении Гельсингфорса в столицу Финляндии Александр 1 объявил 27 марта (12 апреля) 1812 г. По этому поводу финский историк Матти Клинге писал: «В 1812 г. работы были начаты, и вскоре Хельсинки превратился в гигантскую строительную площадку. На десятилетия привычными элементами городского пейзажа стали строительные леса. Город был переполнен рабочими: каменщиками, кровельщиками и малярами. К.Л. Энгель писал в одном из писем своему другу в Германию, что самым типичным звуком для Хельсинки был шум взрывов. Город приходилось строить на скалах прибрежных шхер. Для прокладки широких улиц, которые должны были подчеркивать статус города, для выравнивания и мощения больших площадей, необходимых для парадов императорских войск, было недостаточно осушения небольших болот и сноса городской церкви и других зданий. Нужно было прежде всего взорвать скалы. Постепенно вырисовывались контуры грандиозного замысла.

В рескрипте, касающемся Хельсинки, имелся аргумент, который мог бы вызвать легкую улыбку будущего читателя. Турку был удален от столицы империи, в случае возникновения войны он находился бы в зоне вероятных боевых действий. Но, кроме этого обстоятельства, император принял во внимание и то, что "расположенные ныне в Турку многочисленные учреждения не только вследствие дороговизны, но и из-за несовместимости с тем покоем, который необходим занимающимся науками, несомненно, гибельны для расположенной там Академии, а посему цель, которую мы преследовали, расширяя это учебное заведение для нужд развития населения Финляндии и для всеобщего просвещения, неминуемо оставалась бы недостижимой. Посему мы нашли полезным и необходимым для благополучия Финляндии и ее жителей.." переместить административные и правительственные органы из Турку в Хельсинки.

Будущее должно было ясно показать, что "развитие населения Финляндии и всеобщее просвещение" подразумевало тесное взаимодействие государственных органов и Университета, так как этот процесс в значительной степени зависел от чиновников, что, в свою очередь, приводило к тому, что подготовку чиновников следовало превратить во всех отношениях в главную задачу Университета…

Как уже говорилось, император еще в июне 1808 г. издал специальный рескрипт, касавшийся важных задач, стоявших перед Университетом. Это решение и позиция императора были непосредственно определены тем авторитетом, который сразу удалось завоевать архиепископу, вице-канцлеру Якобу Тенгстрёму. Университет и духовенство должны были выступить гарантом спокойствия народа до и непосредственно после завершения войны, равно как и в более отдаленной перспективе. Вместе с тем Университету отводилась главная роль в деле подготовки чиновников, которую необходимо было значительно расширить как из-за потребностей новых учреждений, так и по более общей причине — ради того "просвещенного" пути развития, о котором помышлял император. Руководство Университета быстро оценило связанные с этим возможности, и вскоре ректор Гартман отправился в составе финляндской делегации в Петербург, где выразил почтение императору, назвав его "Князем человечества" Гартман также занялся планами расширения Университета и размышлениями о том, кого из вельмож империи можно было бы пригласить в качестве канцлера.

Разрешение вопроса о канцлере продемонстрировало то, какую роль с точки зрения будущего Финляндии отводил Университету император, — канцлером стал Сперанский. В феврале 1811 г. Сперанский подписал новую, весьма щедрую смету расходов Университета, предусматривавшую шесть новых профессур, одиннадцать новых ставок адьюнкт-профессора, новые места для лингвистов и администраторов, более высокие оклады для преподавателей и более высокие стипендии для студентов, ассигнования на библиотеку, коллекции, закупку дров и освещение. В фонд реконструкции незамедлительно перечислялось 20 ООО серебряных рублей с обещанием дополнительных взносов. Потребовалось некоторое время на перечисление этих больших пожалований в Финляндию, но когда операция была осуществлена, Университет получил все основания считать Александра своим вторым основателем, а впоследствии носить его имя. Сперанского стали считать самым значимым, после графа Брахе, канцлером за все время существования Университета…

1817 г. стал переломным в истории финляндского чиновничества. Введение экзаменов для чиновников обуславливало отныне необходимость университетского образования. До этого чиновников готовили как в Университете, так и непосредственно, причем главным образом в учреждениях. При этом объем и содержание университетских программ не были четко определены. Вопросы, касавшиеся экзаменов для занятия должностей, определялись государственными узаконениями, в то время как ученые степени присуждались в соответствии с университетскими статутами»[46].

В 1819 г. в Гельсингфорс переехал Сенат. В том же году Великое княжество Финляндское посетил Александр I. «Император прибыл из Архангельска через Петрозаводск в Валаамский монастырь на Ладожском озере, оттуда отправился через Сердоболь (Сортавала) в Куопио, куда прибыл 25 августа. Оттуда он отправился в Иисалми и дальше — по шоссейному тракту в Оулу. Он остановился на ночлег в постоялом дворе в Ниссиля, откуда отправился в Вуолийоки, расположенное на берегу Оулуярви. Невзирая на штормовую погоду, император взошел на борт шлюпа, который был специально выписан вместе с экипажем из Оулу, и довольно быстро добрался до Каяни. Однако из-за сильного встречного ветра нельзя было выйти в обратный путь, и тогда император решил совершить семимильное пешеходное путешествие по необитаемой местности — по тропинкам, через болота и холмы. В Ниссиля он повстречал крестьянина Тервонена, присутствовавшего при событиях в 1809 г. в Порвоо, и протянул ему руку, что в России императору не пришло бы и в голову, поскольку крестьяне всегда падали ниц перед самодержцем.

Итак, император вернулся в Ниссиля, а оттуда направился в Оулу, где основная часть свиты уже ожидала его в беспокойстве. Пребывание в Улеаборге обернулось настоящей идиллией с народными увеселениями, красивыми девушками-горожанками с зонтиками от солнца в руках, некоторые из которых говорили по-немецки или по-французски. "Так Александр очаровал сердца всех. Те из местных жителей, кто до этого еще не молился за семью российского императора, увидев Александра, благословили весь его род", — рассказывает Сара Ваклин в своей книге "Сотня воспоминаний из Эстерботнии". Александр проехал до границы со Швецией, в Торнио соблаговолил посмотреть на семерых лапландцев, которые "с двумя живыми оленями" приехали, чтобы представить ему "его подданных, живущих на Крайнем Севере" Все говорит о том, что Александр оценил прямодушную естественность народа, без подобострастия и притворства представшего перед ним…

В Турку император имел возможность увидеть новое здание Университета, обсерваторию и транспарант с римскими героями, увенчаннымм диадемами. Он отметил хорошие манеры студентов, а на балу, устроенном в его честь, присвоил генералу Аминоффу титул графа. Из Турку император направился в Тампере и Хамеенлинну, где проинспектировал финские части в Парола. Двумя днями позже этим двум батальонам были вручены знамена, украшенные финляндским львом. Затем император проследовал в Хельсинки, где полным ходом шли работы по строительству новых зданий, казарм, и прежде всего здания Сената — причем уже видны были серьезные результаты. Последним этапом поездки был Выборг»[47].

В 1823–1824 гг. в Финляндии была усилена цензура иностранной прессы и ограничен выезд за рубеж. Однако эти меры русского правительства не были направлены непосредственно против финнов. Как это признал М. Клинге: «Правительства государств Европы решили жестко противодействовать любым революционным выступлениям»[48].

В 20-х годах XIX века русские власти проводят ряд мер для подъема экономики княжества. Начиная с 1823 г:, предоставляются дешевые займы: для основания новых промышленных предприятий, для распашки новых земель, проведения мелиорации, осушения болот и озер. В 1823 г. был основан первый сберегательный банк в Турку. Торнио получил «полные стапельные права» (то есть льготы в судостроении), и был введен новый протекционистский таможенный тариф.

И тут уже появляется финский сепаратизм, пока в виде мелких пакостей. Весной 1825 г. генерал-губернатор А.А. Закревский предложил унифицировать меры длины и на дорогах шведскую версту (1069 м) заменить русской (1067 м). Делалось это в интересах военных, а кроме того, в Выборгской губернии еще до присоединения Финляндии стояли верстовые столбы и дорожные указатели в русских верстах. Да и разница — всего 2 метра — была ерундовая. Однако финский Сенат из принципа отказался переходить на русскую версту.

После смерти императора Александра I случился любопытный казус. Все финские учреждения, включая Сенат, немедленно присягнули законному наследнику престола Константину Павловичу. Однако на престол вступил его младший брат, Николай, а 14 декабря в Петербурге произошло восстание декабристов. Посему осторожные финны малость повременили и присягнули Николаю лишь 30 декабря 1825 г.

В знак особого расположения новый монарх назначил наследника престола, семилетнего сына Александра своим преемником на посту канцлера финляндского Университета. Это стало традицией, повторившейся в 1855 и 1881 годах. Во время вступления на престол Николая II в 1894 г. у него еще не было наследника, из-за чего вопрос временно оставался открытым.

4 сентября 1827 г. в Або, большая часть которого была тесно застроена деревянными домами, случился сильный пожар. Большая часть города выгорела. По сему случаю было решено университет перенести в Гельсингфорс.

Матти Клинге писал:

«В июне 1832 г. было освящено новое главное здание Университета в Хельсинки. Ни у одного университета — в Швеции, Дании, даже в Петербурге и Москве — не было такого большого и красивого здания. Кроме того, в последующие годы были построены большая обсерватория, клиники и грандиозное здание библиотеки, отличавшееся своими строгими линиями…

Когда в 1840 г. Университет торжественно отмечал свое двухсотлетие, новая Финляндия получила возможность отпраздновать завершение того процесса, начало которому было положено в 1809 г. Центральные учреждения и Университет нашли свое место в "новой Александрии", часть торжеств можно было уже проводить в великолепном Николаевском соборе. Сенатская площадь — воплощение новой идеи Великого княжества Финляндского в греческо-петербургском стиле — излучала элегантность, соответствующую только что обретенному национальному образцу. Науки — физика, филология и другие — были объединены под эгидой Финского научного общества, основанного двумя годами ранее под патронажем канцлера Университета, престолонаследника великого князя Александра. Теперь можно было с сочувственной симпатией вспоминать то маленькое и бедное учебное заведение, каким был Университет в шведские времена. В то же время эту шведскую традицию, прежде всего ее глубокие корни, можно было использовать для влияния на многочисленных представителей российской научной и литературной элиты, приехавших в Хельсинки.

С 1820-х гг. многих русских привлекало пребывание у моря в Хельсинки теплым летом. В интересах такого рода туризма были разбиты парк Кайвопуйсто и другие парки, построено здание Кайвохуоне, театр на Эспланаде. Поездки на немецкие курорты российским подданным, как правило, не разрешались, и это принесло Хельсинки и вообще Финляндии немалый доход. На культурную жизнь Финляндии туризм оказал заметное влияние: сюда приезжали коллективы, исполняющие концертную музыку, группы художников, а позднее большое количество фотографов и других усердно путешествовавших "специалистов"

Университетский праздник привнес в культурную и научную жизнь кое-что из той оживленной театральной, бальной и светской жизни, которая зародилась в Хельсинки в 1820—1830-х гг. Городское офицерство и высшее чиновничество со своими семьями представляли город в роли форпоста светского мира Санкт-Петербурга. Хельсинки мог даже предложить свету своих знаменитостей, например, прославившуюся своей красотой целеустремленную графиню Закревскую, урожденную Толстую, или молодых красавиц Шернвалль, падчериц прокурора барона Валена, — все они вышли замуж за представителей русского или зарубежного высшего света. Самая знаменитая из них — Аврора, ставшая позднее женой полковника Карамзина и имевшая самые близкие связи с императорским двором.

Музыка также стала связующим звеном между Университетом и светским обществом Хельсинки, а позднее она превратилась в элемент, связующий нацию. Архитектору Энгелю по уровню влияния и таланта соответствовал в сфере музыкального искусства выходец из Гамбурга Фридрих Пациус. Он прожил некоторое время в Стокгольме и был избран на должность преподавателя музыки в Хельсинки в 1834 г. Столь же энергично, как и его соотечественник, он формировал музыкальную жизнь Финляндии во всех ее формах и связывал ее с лучшими традициями немецкой музыки того времени.

Русские литераторы, прибывшие на празднования в 1840 г., принадлежали к кругу Пушкина и имели тесные связи с императорским двором, выступая, в частности, в роли наставников наследника престола. Их интерес к Финляндии стимулировали местные коллеги, не в последнюю очередь Рунеберг, который, чтобы создать себе имя в России, опубликовал поэтический эпос на русскую тему под названием "Надежда", а также Лённрот, написавший краткую историю России на финском языке»[49].

Экономическая ситуация в Финляндии радикально изменилась с отделением страны от Швеции.

В 1809 г. рубль был сразу же объявлен официальной денежной единицей Финляндии, однако вплоть до 1840 г. наряду с ним риксталлер оставался законным платежным средством. В 1860 г. страна в конце концов получила собственную денежную единицу — марку, а в 1865 г. ее курс стал не зависимым от рубля. Относительно рано, еще в 1811 г. в Финляндии был создан прообраз Центрального банка.

Во времена шведского владения в Финляндии практически не было собственной промышленности, и эта часть Швеции ориентировалась, в основном, на сельское хозяйство. Имелось несколько табачных, сахарных, парусиновых заводов и цехов, но и им вскоре пришлось свернуть свою деятельность, так как после присоединения Финляндии к России торговцы стали привозить более дешевые товары из России.

Железоделательные заводы продолжали свою деятельность и после образования Великого княжества Финляндского, поскольку располагались так, что могли использовать энергию воды, поблизости в изобилии имелась древесина для заготовки угля, а также достаточно и дешевой рабочей силы. Такие заводы располагались, в основном, на южном побережье Финляндии, куда руда привозилась из Швеции, а также в областях центральной и Восточной Финляндии, где имелись залежи озерной и болотной руды. Больше всего руды привозилось из шахты в Утё, расположенной на одном из островов Стокгольмского архипелага.

Завоз руды был особо оговорен в тексте Фридрихсгамского мирного договора, и это условие продлевалось каждые два года вплоть до 50-х годов XIX века. Шведы же получали возможность ввозить готовые изделия из железа на территорию Великого княжества Финляндского почти беспошлинно.

Начиная с 1840 г. предпринимались попытки прекратить использование шведской руды в финляндской железоделательной промышленности и завоз шведских готовых железных изделий в Финляндию. Этим занималась специальная комиссия под руководством сенатора Л.Г. фон Гартмана. Подобная политика вызвала необходимость более крупных вложений в разработку собственных железорудных шахт. Это оказалось не слишком действенным, однако инвестиции все же привели к тому, что улучшилось техническое оснащение предприятий и повысилось качество выработки. В 1840–1860 гг. производство чугуна в Финляндии выросло на 120 %, прутковой стали — на 180 %. Около трех четвертей всего железа, производимого в Финляндии, вывозилось в Россию.

Разработка озерных и болотных залежей руды в Восточной Финляндии оставалась рентабельной до 1880-х годов, пока не изменилась российская таможенная политика. Однако к этому времени и другие условия для местного железного производства значительно ухудшились, поэтому металлообрабатывающая промышленность, особенно начиная с 1850-х годов, стала больше ориентироваться на финские рынки машиностроительной и литейной промышленности, но основываясь на привозном сырье.

Все железоделательные заводы и лесопилки Великого княжества Финляндского находились вне городов, чаще всего у речных порогов в лесах, как во внутренней части страны, так и на побережье.

В 1853 г. Англия и Франция развязали войну против России. Весной 1854 г. англо-французский флот появился в Балтийском море. Английская эскадра адмирала Непира состояла из 10 винтовых и 7 парусных кораблей, 15 винтовых фрегатов и корветов, 17 малых судов (всего 2344 орудия). Французская эскадра адмирала Парсеваля-Дешена состояла из 31 судна, из которых 12 были паровыми (всего 1308 орудий). В июле на Балтику пришла еще одна французская эскадра с десантным отрядом в 6 тысяч человек.

Русский флот был, в основном, парусным и не мог эффективно противостоять союзникам в открытом море. Начать крейсерскую войну на коммуникациях союзников или использовать штурмовые силы — брандеры, малые пароходы с шестовыми минами и т. д. — у русских адмиралов не хватило ни ума, ни смелости. Поэтому Балтийский флот в ходе кампаний 1854 и 3855 годов отстаивался в базах.

«Командующий Балтийским флотом Англии адмирал Непир уже в марте 1854 г. получил приказ захватывать "корабли, которые принадлежат императору России, или его подданным, или другим лицам, проживающим в его странах, или на территории, находящейся под его управлением" Речь шла почти исключительно о финских кораблях, главным образом о тех, порт приписки которых находился в каком-нибудь приморском городе, например, в Похьянмаа. Но экономические факторы, однако, имели такой вес, что кораблям неприятеля, то есть на практике финским, несмотря на войну, было разрешено производить выгрузку древесины и дегтя в Великобритании вплоть до 15 мая: эти товары в соответствии с правилами того времени чаще всего были уже собственностью покупателя. Но постепенно все корабли, шедшие под русским бело-сине-красным торговым флагом, стали подвергаться досмотру и захватываться. Финский торговый флот был потерян в Крымской войне почти полностью, что, конечно, сразу же поспособствовало возникновению антианглийских настроений в Финляндии»[50].

В конце мая 1854 г. отряд союзных кораблей вошел в Ботнический залив. Корабли обстреляли порт Брагештадт (современное название — Раахе), где была сожжена судоверфь, и порт Улеоборг (Оулу), где сожгли смолокурню и несколько домов. Было захвачено несколько десятков малых финских судов, принадлежавших частным лицам.

26 мая (7 июня) союзная эскадра под командованием британского адмирала Плюмриджа появилась перед Гамле-Карлебю (Коккола). У противника было девять барказов, каждый был вооружен пушкой. Англичане предприняли попытку высадить десант. Город защищали две роты финских стрелков при двух полевых пушках и около сотни вооруженных местных жителей.

Бой длился с 9 часов вечера до полуночи. Один барказ союзников затонул, другой с 22 матросами сдался. Англичане потеряли около пятидесяти человек, финны — 4 человека. Через месяц большой английский барказ местные жители установили в центре города в качестве памятника. «Позднее портреты коммерции советника А. Доннера и крестьянина Маиса Густавсона Канкконена, руководивших во время сражения местными жителями, были вывешены в императорском дворце в Хельсинки, а в период независимости эти пор греты украшали зал, в котором послы иностранных государств вручали президенту верительные грамоты»[51].

После неудачи у Гамле-Карлебю адмирал Плюмридж с двумя фрегатами двинулся на самый север Ботнического залива, где обстрелял город и порт Кеми.

М. Клинге пишет: «События, произошедшие в Ханко, Витсанде, Раахе и Коккола, решительным образом повлияли на формирование общественного мнения в Финляндии. Первым эту тему затронул Топелиус в своем стихотворении "Первая капля крови"».

Там говорилось:

Мы верили в добро и праведность Британии,

Наварин, Трафальгар известны были нам.

Блистательный Шекспир или дворец хрустальный

Всегда были милы отзывчивым сердцам!

Но гордые сыны седого Альбиона

Набросились на нас — собратьев во Христе.

Европы хлебный край — в пожарах, воплях, стонах!

Как понимать такое служение мечте?

Когда ваш грозный флот, непревзойденный в мире,

Геройски стал топить торговые суда:

Беспомощных людей расстреливать, как в тире, —

Уж так ли благородно и славно, господа?

И вот, когда ворвались вы с целью грабежа,

Чтоб уничтожить гавани, чтоб обескровить нас,

И вот на этих мирных торговых рубежах

Капля крови первая снова пролилась!

<…>

Если вы, люди юга, приведете свой флот

Снова в гавани наши, вам придется познать,

Как за родину финское сердце умрет —

Как бесстрашно мы будем ее защищать[52].

Естественно, что в правление Маннергейма эти стихи были запрещены. Единственным сколько-нибудь существенным успехом союзников стало взятие недостроенной русской крепости Бормарзунд в Аландском архипелаге. Гарнизон крепости состоял из 42 офицеров и 1942 нижних чинов, среди которых был и финский батальон. Союзная пресса преподнесла взятие Бормарзунда как важную победу На самом деле этот частный успех не дал союзникам почти никаких преимуществ.

Воодушевленный взятием Бормарзунда английский адмирал Непир попытался захватить город Або. Однако там был сосредоточен 10-тысячный русский корпус, вход в порт перекрывали боновые заграждения, которые защищали 10 канонерских лодок и два парохода.

В 4 часа дня 10 августа 1854 г. пять английских пароходов открыли огонь с 2000 саженей (4,3 км, то есть с предельной для того времени дистанции) по канонерским лодкам. Канонерки открыли ответный огонь, поддержанный береговой артиллерией с острова Рунсола. После нескольких часов безрезультатной перестрелки союзники ушли.

На том и закончилась кампания 1854 года. Союзники побоялись оставить гарнизон в районе Бормарзунда, и развалины крепости были вновь заняты русскими.

В кампанию 1855 года на Балтике союзникам также не удалось добиться сколько-нибудь серьезных результатов. Их попытки захватить ключевые точки финского побережья — Гангут и Поркалаудд — потерпели неудачу. Атаки Кронштадта союзники даже не планировали, а два корабля, посланные на разведку, 9 июля 1855 г. подорвались на русских минах севернее острова Котлин. Оба корабля остались на плаву, но психологическое воздействие оказалось столь сильным, что более союзники к Котлину не совались. Всего у Кронштадта было выставлено 609 мин.

С 28 по 30 июня 1855 г. союзный флот бомбардировал крепость Свеаборг. В ночь с 27 на 28 июня французский десант занял скалистый безлюдный островок Абрамс-Гольм, где установили шесть дальнобойных 27-см мортир. Эти мортиры превосходили по дальности стрельбы русские орудия. Да и на многих британских и французских судах были сделаны приспособления для увеличения углов возвышения пушек, что позволяло увеличить дальность стрельбы. На некоторых финских либералов произвел большое впечатление факт, что русские орудия в большинстве случаев не доставали до союзников, а снаряды противника разрывались в крепости.

Но тем не менее попытка захватить или по крайней мере разрушить Свеаборг закончилась неудачей. К 30 июня почти все орудия союзников, стрелявшие под большим углом возвышения, вышли из строя — было несколько разрывов стволов, но чаще всего разрушались станки и проламывались деревянные палубы под орудиями.

Повреждения же крепости были незначительными. В ходе бомбардировки в Свеаборге были убиты 55 человек и ранены около двухсот, у союзников потери составили 33 человека убитыми и ранеными.

Всего союзники выпустили по Свеаборгу 20 тысяч снарядов общим весом 60 тыс. пудов (почти 5 тыс. тонн), израсходовав 12 тыс. пудов (200 т) пороха. Только стоимость боеприпасов составила свыше 5 млн франков.

Забрав свои мортиры с островка Абрамс-Гольм, союзники 1 августа отплыли от Свеаборга. Дальше союзному флоту удалось пограбить несколько финских малых населенных пунктов на берегах Финского и Ботнического заливов. А в ноябре 1855 г. союзная эскадра ушла с Балтики.

Канонерская лодка типа «Щит». 1855 г. Такие канонерки специально строились для защиты финских шхер в 1854–1855 гг.

Ко времени начала кампании 1856 года для защиты финских шхер в состав Балтийского флота было введено около 70 паровых канонерских лодок, каждая из которых была вооружена одной 68-фунтовой пушкой[53] и одной 36-фунтовой пушкой.

Однако прежде чем сошел лед в Ботническом и Финском заливах, 18 марта 1856 г. в Париже был подписан мирный договор. Одновременно Россия, Англия и Франция подписали конвенцию об Аландских островах, согласно которой, Россия обязалась демилитаризировать эти острова, то есть не возводить там укрепления и не содержать военные части.

В целом Крымская война 1853–1855 гг. подтвердила правоту императора Александра I — Финляндия действительно стала надежным щитом Петербурга. Следует заметить, что, даже по мнению современных финских историков, абсолютное большинство финнов поддерживали русских в этой войне. Тот же Матти Клинге писал: «В Финляндии обычно находилось двенадцать русских линейных батальонов. Во время Крымской войны к ним были добавлены гренадерский полк, казачий дивизион, гвардейская и отдельная артиллерийская части. Общая численность русских войск в Финляндии во время Крымской войны насчитывала 70 000 человек. По рассказам жителей Похьянмаа, русские пользовались особой популярностью у женщин и детей. Как заметил один современник, девушки "слишком много флиртовали с русскими офицерами"»[54].

Мало того, после смерти императора Николая I жители города Васа (Вааса) обратились к властям с ходатайством переименовать город в честь покойного императора — назвать его Николаиикаупунки. В апреле 1855 г. согласие было дано, и до осени 1917 г. город так и назывался. Правда, на русских картах он обозначался как Николайштадт.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.