Декорации для героя

Декорации для героя

Удивительно гладкими, словно отполированными, были углы этой глыбы! Почти куб… Правильный куб… Здесь, на его огороде?! Крестьянин отер пот со лба и снова принялся копать. За такую глыбу мрамора можно получить много, очень много денег и купить осла. Вот повезло-то! Нет, тут даже не один осел, тут, пожалуй, целая упряжка волов зарыта!

Пресвятая Дева Мария! Нога, настоящая человеческая нога! Она стала появляться из-под земли, как наваждение. Палец за пальцем. Стопа… Он копал и копал дальше, уже не помня себя от какого-то горячечного возбуждения, не чувствуя ни усталости, ни голода…

Когда жители Сиены сбежались на огород измученного Пьетро, они едва заметили беднягу. Рядом с их кривоногим и рябым после оспы соседом глубоко в земле, как в могиле, лежал прекрасный, ослепительно прекрасный юноша…

Он был мраморным, выточенным, по-видимому, из монолитной гигантской глыбы чистейшего и белейшего камня… Как живой, почти как живой, но намного красивей живых! Его молодая грудь, казалось, дышит, сверкая белизной под лучами солнца. Вот только кровь бедолаги Пьетро, такая некрасиво красная кровь, запачкала белоснежное тело…

Они толпились, издавая только отдельные возгласы восхищения и изумления. Статуя словно околдовала их. Постепенно пришли в себя. Напоили молодым вином и поздравили счастливчика Пьетро. Быстренько, в десять-то лопат, закончили раскопку фигуры и смогли прочесть на постаменте «Лисипп». Они не знали, что Лисиппом звали скульптора, изваявшего статую прекрасного олимпийца восемнадцать веков назад…

Не знали они и того, что произойдет с ними и со всеми нами дальше.

А произошло вот что. Красота мраморного юноши так потрясла сиенцев, что они торжественно установили ее на площади города, чтобы любоваться и радоваться этому чарующему чуду. А потом Сиена потерпела жесточайшее поражение в войне с Флоренцией. Магистрат города решил, что именно статуя — этот языческий идол — привлекла такие бедствия на горожан, сделала их проклятыми.

Три дня весь город постился, молился, каялся в грехе лицезрения наготы. Темной ночью те же люди, которые так недавно поздравляли Пьетро, безжалостно разбили прекрасное изваяние. Осколки перевезли на ближайшую границу с Флоренцией и там тайно захоронили: пусть теперь все бесы из этого языческого кумира донимают гордых флорентийцев!

Но досталось не только флорентийцам. После этой находки раскопки начались по всей Италии. И перед скромными взорами набожных католиков предстали роскошные тела античных статуй. Змей, обвивающий «Лаокоона», как бы набросил свои удушающие кольца на все человечество…

И все же флорентийцам, кажется, досталось более всего. Дело не в том, что именно в этом городе «титаны Возрождения» воспели человеческое тело. Можно сказать, что во Флоренции родилась и банковская система, и политика современного типа. На сей счет здесь теоретизировал Макиавелли, а на практике политику цинизма, обмана и убийств проводила семейка Медичи — врачи-отравители и банкиры, ставшие герцогами… Гитлеру была дорога Флоренция. При отступлении он приказал оставить город нетронутым. Другие европейские центры культуры такой чести не удостоились…

Знак «путешествий в прошлое» — лопата, увитая плющом буйной фантазии. Этот стиль был задан эпохой Возрождения. Извлеченные из земли античные статуи очаровали европейца. В них он вновь увидел не мужчин и женщин, а небожителей. И постарался уподобиться не распятому за грехи людские Богу, а мраморным идолам — прекрасным телом, воинственным и сластолюбивым искателям бессмертной славы.[66]

Так в христианской Европе «возродилась» античная культура. И ее эстетика, и ее духовность. Гитлер восхищался Парфеноном! Ну и что тут такого? Со вкусом был человек! Однако для посвященных сама архитектура античного храма дает понимание мистической подоплеки. В знаменитом строении нет ни одного прямого угла. Все колонны установлены под наклоном. Если продолжить их, отмечает исследователь Н. Ставров, — они сойдутся на высоте два с половиной километра. Парфенон — словно основание гигантской пирамиды. Возрождение и стало «первым этажом» масонского храма. А незримым острием этого респектабельного здания станет откровенный сатанизм.

Итак, возрождение античности состоялось. Но почему бы вслед за ним не сочинить возрождение германское или кельтское? Первое общество друидов, о котором мы говорили, несомненно, возникло под влиянием Ренессанса.

Потомки христиан с энтузиазмом записывались в кельтские жрецы и водили хороводы в Стоунхендже. Мегалиты, рассеянные по всей Европе, словно зубы дракона, давали урожай неоязычников. Их становилось все больше. Христиане убывали в числе.

Кто хотел этого? Кто старался напомнить европейцам об их принадлежности к дохристианским культам и племенам?[67]

Апологет возвращения язычества генерал Людендорф, по сути, давал ответ на эти вопросы… Выступая однажды перед своими единомышленниками, Людендорф посоветовал им прочитать у Генриха Гейне «четкие и, вероятно, неосторожные откровения посвященного». И тут же сам огласил нужный фрагмент: «Христианство в известной мере смягчило воинственный пыл германцев, но оно не смогло его уничтожить, что же касается креста, то этот талисман, сковывающий германский дух, будет сломан, и тогда вновь выплеснется ярость древних бойцов, исступленная необузданность берсеркеров, которых поэты Севера воспевают еще и в наши дни. И наступит, наконец, тот день, когда восстанут древние божества войны из своих легендарных могил, сотрут с глаз вековую пыль, Тор поднимет свой гигантский молот и разрушит соборы…» (цит. по: [30]). Процитировав, генерал, правда, добавил: «Господа, немец никогда не станет разрушать произведения искусства!» В целом же, конечно, пассаж Гейне был вполне созвучен мыслям самого Людендорфа. Кстати, незадолго до смерти он выпустил книгу под названием «Великий ужас — Библия не является словом Божьим». Итак, союзником этого неукротимого борца против «Иуды и Рима» оказался еврей и масон Гейне. Странно? Нет, ничего странного нет: отступление от Бога поистине лишает разума.

А разве не писал Вальтер Ратенау, казалось бы, поразительных для еврея вещей: «Мы должны вступить на путь, на который вступила сама природа, — на путь «нордификации». Грядет новая романтика — романтика расы. Она обеспечит господство чистой северной крови и создаст новые понятия добродетели и порока». Впрочем, ничего удивительного нет и здесь. Для подрыва христианства потомки иудеев всегда готовы были нарядиться в любые облачения: «Трудно не заметить того обстоятельства, что множество ересиархов были иудеями. Симон-волхв, Менандр, Валентин, Марк… Даже Магомет, по свидетельству французского исследователя Гаммера…, был связан теснейшими узами кровного родства с евреями…» [38].

Если снова вернуться к истории XX века, то не удивительно такое свидетельство. Во время службы Тухачевского в Военном отделе ВЦИК им был составлен проект уничтожения Христианства и восстановления язычества. [38]. Неудавшийся религиозный реформатор, Тухачевский, который дал своей собаке кличку Христосик, тоже ведь был из этих… Из породы гномов. Интересная закономерность обнаруживается!

С возрождением застывшей в камне античности было проще. У германцев объектов для подражания явно не хватало. Вместо Гомера — нацарапанные на камнях рунические знаки. Кстати, не такие уж и древние. Эти письмена относятся максимум ко второму веку.

Однако энтузиасты продолжали копать. Конечно, выложенные валунами лабиринты, приземистые менгиры и корявые дольмены уступали Парфенону. Примитивным неолитическим рисункам было далеко до римских мозаик! Что же делать? Тут и понадобились визионеры. Находились странные люди, которые утверждали, будто в состоянии транса способны узреть события минувших веков. Они закатывали глаза и вещали, что видят величие былой германской Европы. Почему же это величие не оставило следов? Потому, объясняли визионеры, что Карл Великий и не только он, с благословения Рима, эти следы уничтожал. Многие верили.

В незапамятные эпохи на затонувшие континенты отправлялись специфические личности наподобие Елены Блаватской. Духовная палеонтология добывала какие-то кости. Антихристианская фантазия наживляла на них мясо. Гиганты и карлики, атланты и гиперборейцы, лемурийцы и какое-нибудь племя вольсунген обретали химерическое существование.

Кого-то манил Тибет. Кого-то — остров Пасхи.

Уроженец Вены Гвидо фон Лист не забирался так далеко. Он садился за весла и плыл по австрийским лесистым речкам. Искал знаки германской древности. Камни рассказывали романтическому исследователю о культе Вотана, о славной победе германцев над римскими легионами и многом другом.

Так что Рихард Вагнер был не одинок. Неоязыческие декорации уже были написаны. Оставалось вывести на сцену действующих лиц. Эти герои станут образцом для современных немцев.

Знаменитый композитор задавал важнейший вопрос: «Кто такой немец?» И отвечал на него: «В глухих лесах, долгими зимами, в тепле очага своего замка, воздымающегося в небо, он свято хранит память предков и превращает безыскусные мифы о богах в легенды возвышенные и неистощимые» (цит. по: [28-2]). Какой милый мечтатель! Запускает руку в прошлое и… что там звякнуло в темноте? — достает оттуда меч. Нотунг! Не для музея. Для битвы!

Похоронная руна на могиле эсэсовца

Вслед за братьями Гримм и другими писателями Вагнер эксгумировал языческие трупы, нарядил их и загримировал. Более того: вывел на сцену и заставил воодушевленно петь. Им подыгрывали оркестры, газеты и меценаты. Нежитям вернулась «жизнь», подпитанная немецким романтическим национализмом.[68] Вагнер сделал то, о чем Гёте в Посвящении к «Фаусту» писал:

Насущное отходит вдаль, а давность,

Приблизившись, приобретает явность.

Явным, во многом благодаря Вагнеру, стало всеобщее убеждение, что немец это, прежде всего, — солдат. За что он бьется? За фатерланд? За семейный очаг? Об этом говорилось немного. Германец покоряет! Мечом добывает землю для плуга. Убивая всех на своем пути, он мчится к далекой святыне. Но главное — он каждую минуту готов проявить «волю к смерти». Такие немцы оказались очень востребованы в течение всей первой половины XX века. Одина и Тора, Самхейна и Аполлона Европа лелеяла не напрасно. Они выросли, обрели каменную мускулатуру и вновь двинулись в духовную битву. Вскоре бог войны Один возьмет свое магическое копье Гунгнир. Размахнется и бросит в сторону России. Легенды утверждали, что оно всегда попадает в цель…

Вступительная анкета в венскую ложу «Гуманитас» с подписью Гвидо фон Листа