Все возвращается на круги своя

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Все возвращается на круги своя

Рискну предположить: формирование того, что потом стало Куликовским циклом произведений, началось после смерти Дмитрия Ивановича. Т. е. после 1390 г. На это указывает целый ряд моментов. К примеру, совпадение до этого года текстов Троицкой и Симеоновской летописей и Рогожского летописца. Написание текста повести о Митяе и поставлении Пимена после смерти последнего. Да и вообще, давайте признаем: смена правителя, тем более такого, на время жизни которого пришлось много значительных событий, — вполне достойный повод увековечить его память на бумаге. Совсем не обязательно в виде летописных статей. Скорее в это время создаются именно отдельные повести о Литовщине, Тверской войне, битве на Дону, Нестроении в митрополии и, наконец, Житии и преставлении Дмитрия Ивановича. Все это пока еще в краткой и довольно скромной форме, без безудержного восхваления умершего.

Наконец, в 1395 г. происходит психологически очень важное событие. На Русь надвигается Тимур. Он доходит, если верить летописям, до Ельца. Но в день, когда в Москву приносят Владимирскую икону Божьей Матери (помните, ту самую, у которой будто бы молился Дмитрий, отправляясь на Куликовскую битву), Тимур поворачивает свои войска. Происходит то, что считают чудом. А это тоже достойно увековечения на бумаге.

Возможно, тогда же были сделаны и первые записи в каких-нибудь летописях. И были они, очевидно, примерно такими же, как те, что находятся нынче в Псковских летописях. То есть в них было сказано о том, что в 6888 г. великий князь Дмитрий бился с татарами на Дону, вблизи устья Непрядвы, в большом чистом поле 8 сентября, в субботу. Русские одержали победу.

Следующий этап приходится на начало XV в. Прошло лет тридцать, еще живы участники сражения. У власти — сын Дмитрия Ивановича Василий, который, кстати, довольно долго прожил в Орде. Только что (около 1406 г.) умер Тохтамыш. В том же году скончался Киприан. А в 1409 г. (не могу понять, почему везде указывается 1408-й, когда в Рогожском летописце и Симеоновской летописи четко стоит 6917-й?) на Русь вторгается Едигей. Старый недруг Тохтамыша в это время в Орде играет фактически такую же роль, что и Мамай тридцать лет назад: не будучи законным ханом, правит. Для набега же он выбирает время, когда Василий Дмитриевич находится в ссоре с Литвой (Витовтом). Как рассказывают летописи, русские и литовцы сходятся на реке Угре. Едигей присылает своих людей будто бы в помощь Василию. Но когда тот замиряется со своим тестем Витовтом, Едигей обрушивается на Московское княжество.

И что интересно: годом раньше Иван Владимирович Пронский выгоняет из Рязани Федора Ольговича. А тот недавно подписал союзный договор с Москвой. Василий Дмитриевич Московский пытается оказать помощь союзнику. Но на реке Смядве рязанцы наголову громят московские войска. Один воевода убит, второй пленен. И хотя после этого рязанские князья договариваются между собой и Федор возвращается в Рязань, но вряд ли у москвичей в это время теплые отношения к южным соседям. Как тут не припомнить Олега и не сказать про него (а заодно про рязанцев) что-нибудь «доброе»?!

Наконец, в 1408 г. портятся московско-тверские отношения. Еще год назад тверской великий князь Иван Михайлович ходил вместе с Василием Дмитриевичем Московским против Витовта. Но… Василий повел себя «не по чину». Он заключил мир с Литвой, не посоветовавшись с союзником. Больше того, в списке заключивших мир московский князь поставил тверского после своего брата Владимира. Но «по табелю о рангах» великий князь должен был стоять выше обыкновенного. Фактически Василий нанес тверичам оскорбление, повернув дело так, как будто они были не равноправные союзники, а подчиненные. Реакция последовала незамедлительная. Иван оповестил москвича: больше в литовских делах он ему помощь не окажет. И занялся изгнанием из Кашина своих родичей, поддерживавших дружбу с московским соседом (об этом я уже писал).

Ничего не напоминает? Ситуация практически идентична той, что была между 1375 и 1385 гг. Москва оказывается в чисто враждебном окружении Литвы, Орды, Твери и Рязани.

Вот в этих условиях и пишется, похоже, в Троицкой обители новая летопись, которая получила потом название Троицкая. А также Житие Сергия Радонежского. Рост интереса ко времени победы над татарами на волне Едигеева нашествия совершенно естественен.

Именно в это время отдельные произведения Куликовского цикла, возможно, редактируются и вносят в летопись. Появляется известная нам ныне Краткая летописная повесть. В отличие от старых сведений, дошедших, возможно, в составе Новгородской первой летописи, здесь убрана информация о трусости «московских небывальцев», указано побольше имен погибших (московских воевод), есть упоминание о Пересвете (чего не было в Синодике) и сказано, что союзниками Мамая были литовцы и рязанцы.

Ничего невозможного в тексте нет. Про литовцев, вон, и немцы упоминали. Наши, правда, ничего не написали о том, что литовцы их на обратном пути побили. Но вполне возможно, что какие-то отряды русские и попались под горячую руку не успевшим к бою литовцам. А русский летописец не захотел «отчетность портить».

Что касается Олега Рязанского, Краткая повесть ничего такого особенно плохого про него не говорит. Ну, предпринял он некие действия, не вызвавшие у москвичей восторга. Вероятно, речь идет о том, что Олег воспрепятствовал проходу московских войск к Дону кратчайшим привычным путем, через Переяслав-Рязанский. Причем не силой воспрепятствовал, если судить по летописи, а просто дорогу испортил («на рекахъ мосты переметалъ»). Может быть, этим и объясняется странный марш москвичей от Коломны на устье Лопасни? А не тем, что, как объясняют современные историки, Дмитрий хотел путь Ягайло преградить. Глупо это: двигаться навстречу более слабому противнику, рискуя оставить более сильного в тылу. Литовцы — ребята не трусливые, недавно трижды на Москву ходили и учинили хороший разгром. С чего же это Дмитрий должен был рассчитывать одним движением навстречу Ягайло испугать? А кабы не испугались, драться начали? А татары бы за это время традиционным путем, через Рязань, в московские земли прошли?

Другое дело, если Дмитрий уклонился, чтобы обойти основные рязанские земли. Да, честно говоря, так и не понятно, входил ли он вообще в рязанские пределы. Ведь нужно помнить: в это время существовало Елецкое княжество. И если верить целому ряду карт и работам исследователей, граница между Рязанским и Елецким княжествами как раз и проходила по Дону. Правда, до какого места, не очень понятно. Считается, что как раз до Красивой Мечи. Все, что севернее ее, было уже Рязанским. Но основывается этот вывод на договорной грамоте московского князя Ивана III с рязанским князем Иваном Васильевичем от 1483 г. В документе говорится: «…а тебе не вступатися в нашу отчину в Елеч и во вся Елецская места, а Меча нам ведати вопче». Но это обозначает только, что в конце XV в., через сто лет после интересующих нас событий, ослабевшая Рязань, отдавая Москве свои земли севернее Мечи, оставляла за собой южные, называя их елецкими.

Но где проходила граница Елецкого княжества до того, как в 1415 г. его разгромили татары («В лето 6923, Сентября. Прiидоша Татарове мнози и воеваша по Задонью реки влати Рязаньскiа, и много зла сътвориша, и градъ Елецъ взяша, и Елецкаго князя убиша, а инiи в Резань убежаша; и много воевавше, Татарове возвратишася со многимъ полономъ и богатствомъ во свояси»{89}? К примеру, в Повести о хождении Пимена в Царьград сообщается, что рязанцы провожали митрополита в 1389 г. только до Чур Михайлова («И въ вторый день прiидохомъ до Чюръ Михайловыхъ; сице бо тамо тако нарицаемо есть место, некогда бо тамо и градъ былъ бяше;…и поплыхом рекою Дономъ на низъ»{90}). А в устье Воронежа он встретился с елецким князем и его боярами («в шестой же день приспехом до усть Вороноже реки… прииде к нам князь Юрьи Елетцкий з бояры своими и со многими людми»). Что такое Чур-Михайлов, историки до сих пор не знают, но в любом случае располагают его значительно севернее Красивой Мечи. Либо это нынешнее село Архангельское на реке Кочуре, левом притоке Дона{91}, либо другое название нынешнего Данкова на реке Вязовне, правом притоке Дона, расположенном между Мечей и Непрядвой. В любом случае, Куликово поле могло быть уже в елецкой земле. А москвичи, при прохождении до него, могли рязанские земли либо вообще не затронуть, либо задеть лишь краем. Для того и ушли на запад.

Кстати, была еще Тула. В договоре Дмитрия Московского и Олега Рязанского, заключенном в 1381 году, про нее говорится: «Тула как было при царице при Тайдуле, и коли ее баскаци ведали…»{92}. То есть вокруг этого города была некая территория, не принадлежавшая никому. По крайней мере, после 1381 г. А до него? В. Л. Егоров пишет: «С юга к коломенскому баскачеству примыкало тульское, занимавшее район, ограниченный с запада и севера верхним и средним течением Оки, а с востока — рязанскими пределами. Выделение его в особую территориальную единицу, имевшую собственную администрацию, подтверждается документальным сообщением о тульских баскаках. Юридически этот район на протяжении всего XIV в. считался подвластным Золотой Орде»{93}. И через Тулу же вел из Москвы знаменитый Муравский шлях, дорога на юг. Так что Дмитрий вполне мог дойти до места битвы, ни разу не вступив в Рязанскую землю.

Краткая повесть была первой московской версией событий 1380 г. Во второй половине XV в. она попадает в тверское летописание. Похоже, что автор летописи, вошедшей в Рогожский летописец, переписал Троицкую, вставляя в нее сведения из какой-то не дошедшей до нас тверской. Но по периоду 1380–1382 гг. у него ничего дополнительного не было, потому он и принял московскую версию, не проверяя. Отсюда и несовпадение дат.

Примерно в то же время, когда в Твери (или Кашине) составлялся Рогожский летописец, появляется первый вариант «Задонщины». Тот самый, который Кирилло-Белозерский список. От летописи он отличается пока еще немного. Просто написан литературно, более хвалебно в отношении к Дмитрию Ивановичу и Владимиру Андреевичу. Плюс, Ольгердовичи в качестве союзников неожиданно всплывают. Но это-то как раз нормально. Андрей Полоцкий на Русь сбежал еще года за два до этого. Возможно, что и за год. Псковская первая летопись говорит о том, что «прибеже князь Андреи Олгердович во Псковъ; и посадиша его на княжении»{94} под 6885 годом. Потому и считается, что он пришел в 1377-м. Однако известие о Куликовской битве в этой летописи расположено под 6886, следующим годом. Впрочем, Псковская третья летопись известие о приходе Андрея оставляет под 6885 г. же, а Куликовскую битву переносит под 6888-й. А вообще псковские летописцы с датами не в ладах были, это по их произведениям видно.

А Дмитрий Брянский (на самом деле — Трубческий) перешел на сторону Дмитрия Московского как раз в декабре 1379 г., когда московское войско во главе с Владимиром Андреевичем, Андреем Полоцким и Дмитрием Волынским (Боброком) ходило на Трубческ и Стародуб. Так что эти два князя были в то время подручными Москвы, и в битве вполне могли участие принимать. Со своими дружинами. Но «Задонщина» ничего другого на самом деле и не утверждает. Там же, даже в более позднем варианте, не пишется, что среди погибших псковичи были. Только «паны литовские».

Возможно, «Задонщина» в своем Кирилло-Белозерском варианте была написана до 1460 г. Основание для этого можно увидеть в том, что содержащийся в Тверской летописи летописец княжения Тверского, как утверждает в тексте его автор, написан был по велению князя Бориса Александровича, который умер в 1461 г. А в летописи, как я уже писал, находится кусок, подобный тому, что есть в «Задонщине» (начало и конец).

Следующим рубежом, после которого появилась новая версия Куликовской битвы, стал, по всей видимости, 1480 г., знаменитое стояние на Угре (обратите внимание: опять на Угре, как и в 1409 г.). Напомню: Ивану III пришлось иметь дело с татарами Большой (Волжской) орды и литовцами. Но теперь уже можно однозначно говорить о победе русских, хотя решающего сражения и не было.

И вот после этого, похоже, на свет появляются новые произведения Куликовского цикла. Напомню: к 80-м гг. XV в. относятся самые старые листы, использованные для создания одного из дошедших до нас списков Новгородской четвертой летописи. На 1508 г. заканчиваются записи в Софийской первой. То есть первоначальные варианты этих летописей, возможно, писались и раньше. Но мы-то видим только те, которые появились после 1480 г. Так что утверждать, что Пространная летописная повесть содержалась в летописях Новгородско-Софийской группы изначально, мы основания не имеем.

А вот что они появились не раньше 1480-го — вполне. Тут и ошибки в датировке, и появление новгородской помощи, и добавление в список погибших людей, умерших в другое время. Объяснить эти ляпы можно только тем, что «распространение» Краткой повести писалось уже значительно позже самих событий, когда никаких свидетелей в помине не было. Плюс, как я уже указывал, после присоединения Новгорода к Москве. Именно после этого и летописи новгородские можно было подправить в необходимом победителям духе, и новгородцев в участники событий записать.

Да, кстати, и на Рязань «наехать». Ведь после присоединения Новгорода (1478) и Твери (1485), у москвичей оставался один соперник — Рязанское княжество. Был еще Псков, но там с 1462 г. уже сидели князья, которых направляли из Москвы. Так что опорочить единственных конкурентов, показать, что они испокон века «предатели Родины», — святое дело.

И, наконец, XVI в., его начало. Именно тогда появляется Сказание о Мамаевом побоище, фактически завершившее создание летописного мифа о Куликовской битве. Через полторы сотни лет автор Сказания начал вписывать массу подробностей, которые ему уже никто не мог рассказать. А последующие историки решили ему поверить.

Похоже, Сказание формировалось все же в 20-е гг. при составлении т. н. Никоновской летописи. То есть первичной является не Основная, а Киприановская редакция, и прав был С. К. Шамбинаго, а не Л. А. Дмитриев. Создавался новый вариант истории о Куликовском сражении именно из-за того, что готовилась специальная митрополичья версия летописи. Для нее собирали все, что только можно. И из этого всего делали сводные статьи. Причем не очень-то даже и смотрели, насколько различные материалы стыкуются. Что, конечно, и в статьях за 6888 и 6889 гг. Никоновской летописи видно. На два года разнесены статьи потому, что с конца XV века на Руси утверждается сентябрьское начало года. Между прочим, в Новгородской четвертой и Софийской первой летописях начало года, похоже, еще мартовское. Хотя в Новгородской четвертой в вопросе о начале года сам черт ногу сломит. Там в годовых статьях полная неразбериха.

Киприановская редакция Сказания, кстати, Ягайло с Ольгердом не путает. И появление в тексте Киприана разъясняет. Там пишется, что Дмитрий пригласил Киприана в Москву после того, как узнал, что Митяй умер, а Пимен самовольно стал митрополитом. По версии автора Никоновской летописи, это было в 6888 г. Выше я уже говорил, что такого случиться не могло. И что в Рогожском летописце (а стало быть, и в Троицкой летописи) даты появления Киприана в Москве изложены правильно. Но в Никоновской летописи по крайней мере попытка предпринята. В других редакциях Сказания этого нет. Еще в Основной редакции и епископ Коломенский назван Геронтием вместо Герасима. Что заставляет думать: написана она была еще позже, и кем-то не слишком грамотным.

Особенностью Киприановской редакции, писавшейся при митрополите, является и существенное расширение роли церкви в событиях 1380 г. Именно в связи с этим становится понятно, почему Дмитрий получает благословение сразу у трех церковных, ведущих в то время, иерархов: Киприана, Сергия и коломенского епископа Герасима.

К той же второй четверти XVI в. относятся и очередные правки других произведений, имеющих касательство к теме Куликовской битвы. В новой редакции Жития Сергия Радонежского появилось сообщение об отправке им на битву Пересвета и Осляби. В «Задонщине» перечень земель Кирилло-Белозерского списка был заменен на перечень городов и появилось исчисление погибших по их землям, в котором упоминались и новгородцы, и даже рязанцы.

После этого история начала выглядить так. Мамай, правивший всей Ордой от имени «царя» (напомним: русские никогда не звали татарского властителя ханом, только царем), убил этого царя и стал владеть всем сам. Он злился на Дмитрия за поражение на Воже. Поэтому собрал войска, нанял фрягов, черкасов и ясов (и кого-то еще, не названных) и пошел на Русь. Перешел Волгу, дошел до реки Воронеж и расположился кочевать.

Олег Рязанский, узнав, что Мамай уже на Воронеже, на его земле, послал ему дары и жалобу на Дмитрия, который отнял у рязанцев Коломну. Олег же сообщил о намерениях Мамая идти на Русь Ягайло. При этом он высказал предположение, что Дмитрий, узнав о нашествии, убежит на окраину своих земель (в Новгород или на Двину), и можно будет занять его земли, а Мамая умилостливить дарами.

Мамай потребовал от Олега и Ягайло прислать ему свои войска. Будто бы для того, чтобы подтвердить верность, так как у него и самомго сил достаточно. За это обещал отдать им Русь (стало быть, себе брать не собирался!).

Дмитрий получил сообщение о том, что Мамай стоит на Воронеже (не сказано, от кого), и обратился за благословением к Киприану. Киприан посоветовал узнать, правда ли это, и собирать войска. Дмитрий обратился сперва за помощью к Михаилу Тверскому, который отправил в Москву Ивана Холмского (надо так понимать, с воинами). Из Боровска был вызван Владимир Андреевич.

В это время пришло подтверждение: Мамай собирается в поход. Опять идет к Киприану. Тот интересуется: не провинился ли чем-нибудь Дмитрий перед Мамаем? Дмитрий говорит, что не виновен. В этот момент приходят послы от Мамая с требованием дани, «как при Узбеке». Дмитрий отказывается, соглашаясь выплатить только то, о чем договаривались раньше (как раз приходит осень, время платить дань). Но послы отвергают предложение. При этом сообщают, что Мамай уже на Дону.

Опять идет князь к митрополиту. Киприан предлагает отправить столько золота и серебра, сколько можно собрать. Дмитрий посылает посольство с дарами. Посол Захария Тютчев в рязанской земле узнает о присоединении к татарам Олега и Ягайло, и шлет об этом сообщение. Тогда Киприан советует сопротивляться. Дмитрий посылает «стражу» на Тихую (или Быструю) Сосну, с заданием «взять языка», а сам рассылает по русским землям приказ собираться у Коломны 31 июля.

Возвращается разведка с «языком». Тот сообщает, что Мамай не торопится, потому что «ждет осени и объединения с литовцами». Тогда Дмитрий переносит сбор войска на 15 августа.

В Москве к этому времени собираются князья Белозерские, Кемский, Каргопольский, Андомские, Ярославский, Прозоровский, Курбский, Ростовский, Устюжский. Можно так понять, что они были на пиру у московского тысяцкого Микулы Васильевича, потому и оказались в Москве.

18 августа Дмитрий идет помолиться в Троицу. И просит у Сергия Пересвета и Осляби, так как те известны как прекрасные воины и полководцы.

В Москве Дмитрий молится перед иконой Владимирской Божьей Матери и перед массой святых реликвий, и выступает на Коломну. Выходят по трем дорогам. Владимир — по Брашевской, князья Белозерские — по Болвановской, сам великий князь — на Котел. С собой он берет десятерых купцов-сурожан, «чтобы те могли рассказать в далеких странах, что случится на поле битвы, поскольку их везде знают».

В Коломну великий князь приходит 28 августа, в субботу. В воскресенье в поле проводит смотр и распределяет силы по полкам. Себе берет белозерцев, полк правой руки отдает Владимиру и ярославцам, полк левой руки — Глебу Брянскому, передовой — всеволожам. Благословляется у Герасима и трогается к устью Лопасни. Там останавливается и дожидается Тимофея Вельяминова, который приводит из Москвы остальные силы.

Дмитрий отдает приказ: ничего не трогать в рязанской земле. И в воскресенье начинает переправляться через Оку. Сам великий князь переходит реку на следующий день. У переправы остается Тимофей Вельяминов, ждать отставших. Князя волнует, что у него мало пехоты. Подсчет сил показывает, что собралось 200 тысяч.

Узнав о выступлении Дмитрия со столь большими силами, Олег и Ягайло не решаются присоединиться к Мамаю. Ягайло, уже начавший движение, останавливается у Одоева. Решают ждать: чем закончится?

Наступает сентябрь 6889 г. от С. М. Дмитрий приходит на Березуй, за 23 «поприща» до Дона. Здесь к нему присоединяются Андрей Полоцкий с псковичами и Дмитрий Брянский со своими людьми. Вперед отправляется дозор. Князь потихоньку продвигается к Дону. Дозорные привозят «языка» из сановников Мамая. Тот сообщает, что Мамай на Кузьмине гати, но не торопится, так как ждет Олега и Ягайло. На Дону будет через три дня. Начинается совещание: переправляться ли? Тут поспевает пешее ополчение. Пересчитывают войско снова: 400 тысяч. Ольгердовичи советуют переправиться, так как за рекой люди будут биться крепче, зная, что отступать некуда. Так и решают. Переправляются до ночи на 8 августа. Ночью Боброк, знаменитый полководец, ведет Дмитрия на Куликово поле, показывать приметы. Татары уже здесь, поскольку Дмитрий с Боброком останавливаются «между полками». Смотрят в сторону татар и видят, что позади них воют волки, а с правой стороны от татар на Непрядве беспокоятся птицы. Выделил слова, потому что получается, что татары стоят правым флангом к Непрядве.

Дальше идет описание ряда видений. Так, некий Фома, поставленный на страже «на реке на Чюре Михайлове», вилит, как на надвигающееся с востока войско нападают пришедшие с юга два светлых юноши (считается, что это святые Борис и Глеб). Двое других воинов видят святого Петра Московского, избивающего эфиопов.

На утро до третьего часа дня (около половины девятого по нашему счету, учитывая широту и время года) ничего не было видно. Только потом начало проясняться. Дмитрий отправляет Владимира «вверх по Дону в дубраву» с Засадным полком. Опять-таки обращаю внимание: дубрава располагалась выше по течению Дона от места битвы. Полк правой руки достается Микуле Васильевичу. Сам князь меняется одеждой с Бренком. Тут приходит письмо и освященный хлебец от Сергия. Дмитрий молится и дает приказ медленно наступать.

С татарам сходятся в шестом часу. На поле, хотя оно раньше и охарактеризовано как огромное, становится тесно. Дмитрий ненадолго отправляется в «сторожевые полки», но потом возвращается в «великий». Мамай следит за боем с холма.

Когда полки сходятся, из татарского выезжает богатырь и начинает вызывать противника. Выходит Пересвет. В результате схватки оба гибнут.

В седьмом часу начинается общий бой. К девятому татары начинают одолевать. Под Дмитрием убито два коня, сам он ранен и укрылся в дубраве под упавшим недавно, а потому еще зеленым деревом. Боброк не пускает Засадный полк, несмотря на желание Владимира. Только когда к исходу девятого часа южный ветер подул со спины воинам Засадного полка, Боброк дал команду к атаке. Опять-таки: это значит, что, по мнению автора Сказания, Засадный полк стоял спиной к югу, а стало быть, атаковал на север!

Татары бегут. Русские преследуют их до Мечи. Многие татары утонули в реке (какой — не ясно).

Начинают искать князя. Находят в дубраве по правую руку. Дубрава в тексте упоминается только дважды: как место укрытия Засадного полка и как место обнаружения Дмитрия. Одна ли это дубрава? Если одна, то Засадный полк стоял за правым флангом русских войск.

Битва. Средневековая миниатюра

Считают потери. Убиты князь Федор Романович Белозерский и его сын Иван, князь Федор Семенович (кто такой, не ясно), князь Иван Михайлович (тоже не ясно), князь Федор Тарусский и его брат Мстислав, князь Дмитрий Монастырев, воеводы: Семен Михайлович, Микула Васильевич, Михаил и Иван Акинфичи, Иван Александрович, Андрей Шуба, Андрей Серкизов, Тимофей Васильевич, Волуй Окатьевич, Михайло Бренко, Лев Мозырев, Тарас Шатнев, Семен Мелик, Дмитрий Минин, Александр Пересвет. Всего погибло 360 тысяч. Князь велит похоронить всех, «кого успеют» на поле между Доном и Мечей. И пошел назад через рязанскую землю. Тут ему сообщили, что Олег приказал возвращавшихся грабить. Дмитрий собрался на Олега, но тот ушел на литовскую границу. Бояре перешли к Дмитрию, и тот отправил в Рязань наместника. Ягайло же, не дойдя до поля одного дня, узнал о битве и ушел.

В Коломну русские вернулись 21 сентября. Простояли там четыре дня и отправились в Москву.

Мамай же по возвращении собрал новое войско и собрался идти в набег. Но узнал, что на него идет Тохтамыш из Синей Орды. Был бой на Калке. Тохтамыш победил. Мамаевы князья решили ему сдаться. А сам Мамай с единомышленниками и казной сбежал в Кафу. Где его и убили местные, позарившись на богатства.

Так в принципе было завершено создание основного варианта официальной истории Куликовской битвы. В дальнейшем к нему добавляли немного. В Основной редакции Сказания, к примеру, в списке погибших появились нижегородские бояре. В поздней «Задонщине» — рязанские.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.