РУКОВОДЯЩАЯ ТРОЙКА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

РУКОВОДЯЩАЯ ТРОЙКА

Маленков, Молотов, Берия и Хрущев поделили власть, когда Сталин еще был жив и врачи даже сообщали о некотором улучшении его состояния. Но они поняли, что если Иосиф Виссарионович и оклемается, то руководить страной уже не сможет.

5 марта вечером в Свердловском зале они провели совместное заседание ЦК, Совета министров и Верховного Совета. Задолго до назначенного часа собрались несколько сот человек. Никто ни с кем не разговаривал, все сидели молча. Появились члены избранного Сталиным бюро президиума ЦК, но с ними уже были Молотов и Микоян. Самые трудные времена для них миновали.

Это подметил наблюдательный Константин Симонов, который, как кандидат в члены ЦК, присутствовал на этом заседании: «У меня было ощущение, что старые члены политбюро вышли с каким-то затаенным, не выраженным внешне, но чувствовавшимся в них ощущением облегчения… Было такое ощущение, что вот там, в президиуме, люди освободились от чего-то давившего на них, связывавшего их. Они были какие-то распеленутые, что ли…»

Первым заговорил Маленков. Он сказал, что товарищ Сталин продолжает бороться со смертью, но состояние его настолько тяжело, что, если даже он победит подступившую смерть, очень долго еще он работать не сможет. А международная обстановка не позволяет оставлять страну без руководства. Поэтому необходимо произвести некоторые назначения.

На трибуну вышел Берия и предложил назначить на пост председателя Совета министров Маленкова. Маленков опять вышел на трибуну и уже предложил утвердить первыми заместителями главы правительства Берию, Молотова, Булганина и Кагановича. Количество членов президиума ЦК сократили вдвое. Хрущеву поручили сосредоточиться на работе в секретариате ЦК.

На первых ролях в стране и партии оказался Георгий Максимилианович Маленков. О нем ходили очень доброжелательные слухи. Говорили, что, когда он пришел на какое-то заседание, его встретили обычными аплодисментами. Он сказал:

— Здесь не Большой театр, а я не Козловский.

Но Маленкову не хватит воли, властности, силы, чтобы удержать власть. По словам Шепилова, «Маленков из тех людей, которые должны к кому-нибудь прислониться, которые повинуются более сильному». Воли и характера в избытке было у его жены, Валерии Алексеевны Голубцовой, которая в годы войны стала ректором Московского энергетического института и руководила им железной рукой. Жена многим может поделиться с мужем, но не характером.

Георгий Маленков очень молодым начал работать в партийном аппарате, понравился Сталину и в 1934 году занял пост заведующего отделом руководящих партийных кадров ЦК. Ему было тогда всего тридцать с небольшим. Чистку и перестановку партийных секретарей Сталин осуществлял руками Маленкова, который получил право прямого доступа к вождю. Перед войной он возглавил управление кадров ЦК, состоявшее из сорока пяти отделов, то есть держал в руках весь партийный аппарат. Коллеги снисходительно называли его «телефонщиком».

«Он всегда сидел на телефоне: где что узнать, пробить, это он умел, — вспоминал Хрущев. — По организационно-административным делам, кадры перераспределить — это Маленков. Передать указания на места, договориться по всем вопросам. Очень активный, живой, обходительный. Но он никогда не руководил ни одной парторганизацией».

В последние годы своей жизни Сталин отличал Маленкова. Весной 1952 года поручил ему вести заседание, на котором присуждались Сталинские премии, хотя раньше всегда делал это сам. Маленков, говорили, чувствовал себя не в своей тарелке и просто называл произведения, которые предстояло обсудить. Решал все Сталин.

Маленков мог выбрать себе любой пост. Предпочел стать главой правительства, потому что в последние годы Сталин сосредоточил власть в аппарате Совета министров. Кроме того, по традиции на заседании политбюро (президиума) с ленинских времен председательствовал глава правительства. Ослабевший партийный аппарат Маленков опрометчиво оставит Хрущеву, забыв, как за тридцать лет до этого подобную ошибку совершили ленинские соратники. Они тоже не понимали, каким мощным инструментом станет партийный аппарат в руках умелого секретаря ЦК. Они обманулись насчет Сталина, а Маленков недооценил Никиту Сергеевича.

Молотов вновь стал министром иностранных дел и первым заместителем главы правительства. Надеялся на большее. Подчеркивал, что в партийном руководстве он единственный, кто работал с Лениным. Но на первые роли его не пускали. Почему?

Еще до смерти Сталина образовались две группы: Берия и Маленков, с одной стороны, Хрущев и Булганин — с другой. Молотов остался в стороне. После смерти вождя всем стала заправлять руководящая тройка — Маленков, Берия, Хрущев. В эту компанию Молотов опять не вписался. С членами партийного руководства у него были плохие отношения — на протяжении долгой карьеры он всем успел доставить неприятность. Дружить он не умел. Да и поставить его во главе правительства означало бы нарушить волю Сталина. Товарищи по партийному руководству ловко воспользовались этим, чтобы не допустить Молотова к реальной власти.

Академик Андрей Дмитриевич Сахаров вспоминал, как в 1953 году он увидел Молотова на заседании президиума ЦК. Молотов поразил Сахарова своим обликом, не похожим на портреты, — пергаментно-желтое лицо, выражение какой-то постоянной настороженности, как будто каждый момент ему угрожает смертельная ловушка. И все же после смерти Сталина Молотов изменился. Исчез страх, и он немного расслабился, старался вести себя мягче, любезнее. Он вообще очень обижался на упреки в сухости и педантизме:

— Это только некоторые представляют меня в виде робота, лишенного человеческих качеств.

Иногда Вячеслав Михайлович даже начинал острить, но видно было, что он это делает скорее по служебной необходимости, чем по велению души.

Его помощник Олег Трояновский вспоминал:

— Через месяц после смерти Сталина он меня вызвал и предложил стать его помощником. Сказал, что нам нужно выправлять положение в международных делах. Я увидел, что он переменился. Он с иностранцами иначе стал разговаривать, более свободно. И даже анекдоты рассказывал. Но я бы не решился их сейчас повторить.

В аппарате министерства пришли к выводу, что Молотов мало изменился. Он остался таким же организованным человеком. У него все было расписано по часам. После обеда он ложился поспать. Если спал дольше обычного, начальник охраны его будил. Его огромный стол, вспоминал Анатолий Добрынин, был мысленно разделен на восемь частей, и помощники раскладывали бумаги в строго установленном порядке: туда чрезвычайные срочные сообщения, туда — телеграммы от послов и так далее. Он приходил в кабинет: у него есть пятнадцать минут — тогда просматривал самые срочные бумаги; есть час — смотрел следующие по важности материалы.

Он не любил длинных докладов. Сам говорил коротко и четко. Юмора почти не признавал.

— Сухарь был невозможный, — говорит один из его бывших помощников. — Работать с ним было чрезвычайно сложно…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.