Домой в Забайкалье

Старая царская армия разваливалась. Особенно быстро процесс разложения проходил после Октябрьской революции. На Кавказе еще не было Советов, но отголоски Октября дошли и до Кавказской армии. Части самочинно покидали фронт и уходили в Россию. 2-й Читинский полк не был исключением. Продав лошадей и с боем захватив вагоны, полк двинулся на родину, в Забайкалье. В Тифлисе к нему примкнули я и Д. С. Шилов. Снова среди своих казаков! Д. С. Шилов — прекрасный агитатор-большевик — возглавил революционно настроенных прапорщиков и передовых казаков и систематически проводил беседы на политические темы.

На Северном Кавказе уже была провозглашена Советская власть. Подъезжая к станции Тихорецкая, наши офицеры сняли свои погоны.

Первая задержка произошла в Царицыне. Получив известие, что в Царицын прибывает казачий полк, Совдеп дал указание не пропускать его дальше, пока не сдаст оружие. Мы с Шиловым пошли в Совет, с трудом пробились к его председателю Минину и едва убедили, что наш полк настроен революционно и оружие ему необходимо для защиты революции в Забайкалье. Потом нас задержали в Сызрани. Здесь нам удалось связаться по прямому проводу с Петроградом, и кто-то из членов Реввоенсовета дал указание о пропуске полка с оружием. В Самаре наш эшелон встретили красногвардейцы пулеметами. Опять мы с Шиловым пошли в Совдеп и после длительных и горячих разговоров добились пропусков полка дальше, но пришлось сдать наши пулеметы. Эшелон продвигался медленно, не хватало паровозов. На одной из станций в Западной Сибири мы простояли более суток. Скопилось много эшелонов и неорганизованных солдат, самовольно ехавших с фронта. После наших многочисленных просьб и требований напуганный начальник станции дал нам понять, что паровоз надо «брать силой». Тогда один из наших казаков под дулом нагана вывел начальника станции из помещения, подвел к паровозу, и… мы поехали дальше.

Многие казаки за всю войну не были дома и рвались к семьям. У Ачинска наш эшелон встретила цепь красногвардейцев с пулеметами. От нас потребовали сдачи всего оружия. Мы пытались говорить о революционных настроениях полка. Но никакие уговоры не помогли. Нам сказали, что есть категорическое указание из Иркутска от Центросибири (высшая революционная власть Сибири) о разоружении полка и пояснили, что прошедший до нас с Западного фронта с оружием 1-й Читинский полк по прибытии в Читу пытался разоружить рабочую Красную гвардию. Мы, посоветовавшись, решили сдать оружие, хотя некоторые горячие головы из наших ораторов предлагали пробиваться: с боем. Нам оставили только одну винтовку для часового.

В половине января 1918 года мы подъехали к Иркутску. Везде мы наблюдали огромный подъем революционной волны. Это был период победоносного шествия Октябрьской социалистической революции. Правда, наши наблюдения ограничивались тем, что мы видели на станциях и вокзалах. Больше всего нам приходилось общаться с солдатами, бросившими фронт. Общее положение мы знали лишь по газетам. Напуганные офицеры вели себя сдержанно. Большинство из них были настроены контрреволюционно, но, зная настроения казачьих масс, открыто не выступали, а исподтишка вели свою агитацию через преданных им службистов — казаков и урядников. Значительная часть молодых офицеров военного времени шла за нами, но считать их твердыми сторонниками Советской власти было нельзя. Они занимали выжидательную позицию. Да и в полковом комитете не было полного единства. Мы здесь все сходились на вопросе о признании Советской власти. Но ведь сама Советская власть была еще в стадии становления, еще не все правильно понимали основы новой власти. Шли споры по таким вопросам, как диктатура пролетариата, отношение к Учредительному собранию. Идею поддержки Учредительного собрания упорно защищали председатель полкового комитета А. А. Софронов и бывший председатель М. П. Подойников. А мы с Д. С. Шиловым и А. В. Черепановым были против.

В Ачинске мы были поставлены в очень неловкое положение таким вопросом: «Вот вы говорите о революционных настроениях полка, тогда почему же вы не признаете выборности командного состава? Почему у вас до сих пор командуют старые царские офицеры? Уверены ли вы, что, придя в Читу, ваш полк не будет разоружать Красную гвардию?»

Мы ничего не могли возразить. И этот вопрос стал предметом наших горячих обсуждений. Часть членов полкового комитета проявляла нерешительность.

Когда подъезжали к Иркутску, Д. С. Шилов предложил полковому комитету определенно выявить наше отношение к Советской власти и внес проект резолюции. После долгих, жарких споров была принята такая декларация:

«В грозный час, переживаемый нашей родиной и революцией, мы твердо заявляем, что мы, казаки, будем действовать в полном единении со всей остальной революционной демократией: рабочими, солдатами и трудовым крестьянством, оберегая все завоевания революции. Ни один из нас не пойдет за ставленниками буржуазии, есаулом Семеновым и генералом Хорватом, считая их предателями не только революции, но и родины. Признавая, что власть Советов выявляет истинное народовластие и является единственной авторитетной и приемлемой в настоящей политической обстановке, мы требуем немедленного созыва съезда забайкальских казаков в Чите. На этом съезде мы будем отстаивать советскую организацию власти, на основах тесного единения всей революционной демократии в лице Советов рабочих и крестьянских депутатов. Требуем скорейшего созыва Всероссийского Учредительного собрания при непременном условии, чтобы оно точнее отражало волю и политические настроения страны в текущий момент, чем прежний состав его…»[1]

22 января 1918 года наш полк прибыл в Иркутск и остановился на станции Иннокентьевская. Мы с Шиловым поехали в Центросибирь, чтобы выяснить наше положение и, самое главное, узнать, что делается в Чите. Здесь впервые я встретился с Сергеем Лазо. Он как член военного отдела Центросибири рассказал нам о положении дел в Чите, но сказал, что у него нет более подробных сведений. Кроме него, в военном отделе были еще Блюменфельд, Зотов и Башаев. Мы информировали их о положении в полку и познакомили с декларацией полкового комитета. Нам посоветовали срочно сменить старых командиров и двигаться в Читу, так как установление Советской власти там задерживается, ибо у читинских большевиков нет реальной военной силы, на которую они смогли бы опереться.

Мы заявили, что сменить старых командиров будет нетрудно, двигаться в Читу, готовы, так как казаки рвутся домой, но полк безоружен, поэтому не может служить опорой для переворота в Чите. «Дайте нам оружие, — сказал Шилов, — и полк немедленно двинется на Читу».

Не знаю, почему нам не дали оружия в Иркутске: его не было, или по другой причине, но заверили, что немедленно затребуют из Ачинска наши винтовки и вышлют вслед нам в Верхнеудинск, где полк может задержаться на некоторое время. Прибытие с фронта революционного полка будет иметь большой политический эффект.

Для проведения общего полкового собрания с нами на станцию Иннокентьевская поехал Башаев, который сделал краткий доклад о текущем моменте. Затем была оглашена и единодушно принята собранием резолюция полкового комитета. А потом приступили к вопросу о смене старого командования. Как мы и ожидали, этот вопрос не вызывал особых возражений. Председательствующий на собрании Софронов предложил называть кандидатуры на должность командира полка. В полковом комитете этот вопрос не был подработан, и с выдвижением кандидатуры получилась заминка. Тогда Шилов предложил мою кандидатуру. Послышался одобрительный шум. Меня предложение Шилова застало врасплох, и я от неожиданности растерялся. Но потом попросил слова и сказал, что отказываюсь, так как не могу командовать полком, и со своей стороны предложил кандидатуру Шилова. Но Шилов отвел свою кандидатуру, заявив, что он не казак, а выбрать надо своего, казака, которого все знают. Вопрос поставили на голосование. Я был искренне огорчен избранием, так как не чувствовал себя способным принять на себя такой ответственный пост. Полковой комитет и Шилов обещали мне полную поддержку и свое обещание сдержали. С полковым комитетом мы работали очень дружно. Особенно близко сошлись с его председателем Софроновым.

На собрании казаки потребовали ареста нелюбимых офицеров. Были арестованы и оставлены в Иркутске командир полка полковник Силинский, его помощник войсковой старшина Темников и хорунжий Еремеев. Остальные офицеры оставались в полку, но многие из них лишались командных должностей. В этот день казаки особенно хорошо почувствовали, какие права им дала революция.

В тот же день мы двинулись дальше.

Долго ночью не спал я, размышляя над событиями дня. Мог ли я, простой сельский учитель, думать о таком большом повороте в моей судьбе. Я никогда не мечтал даже о том, чтобы стать хотя бы инспектором народных училищ, тем более мне показалось бы диким, если б кто-нибудь сказал, что я буду полковником. Даже будучи прапорщиком, я, как сугубо мирный человек, никогда не думал о военной карьере. Еще в 1906 году при окончании городского училища мой товарищ одностаничник, поступивший в военное училище, усилено звал туда же меня. Но я отказался, так как вообще не любил военных. И вот революция сделала меня командиром полка.

23 января наш полк прибыл в Верхнеудинск (Улан-Удэ). Здесь нас встретил 1-й Верхнеудинский казачий полк во главе с выборным командиром В. Кожевниковым, бывшим вахмистром. Оказалось, что всего несколько дней назад в Верхнеудинске была установлена Советская власть.