Тема 3 Вступление СССР в войну с агрессором

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

На рассвете, в воскресенье 22 июня 1941 г. гитлеровская Германия (к тому времени подчинившая своим военно-политическим целям Австрию, Чехословакию, Польшу, Данию, Норвегию, Бельгию, Нидерланды, Люксембург, частично Францию) и ее союзники: Италия, Испания, Финляндия, Румыния, Словакия, Венгрия, вероломно прикрываясь договором о ненападении, совершили агрессию против нашей Родины. Для войны с СССР враг подготовил невиданные в истории по мощности и численности силы: 190 дивизий, более 4 тыс. танков, 47 тыс. орудий и минометов, около 4,3 тыс. самолетов, 246 кораблей.

Война началась с массированных авианалётов немецких бомбардировщиков, которые стали уничтожать районы расположения войск западных приграничных округов, железнодорожные узлы, линии связи и другие стратегические объекты. В то же время вражеские войска, сосредоточенные по всей линии Государственной границы Советского Союза открыли ураганный артиллерийский огонь по погранзаставам, по соединениям и частям Красной армии. Затем войска Вермахта перешли Государственную границу СССР на огромном протяжении – от Балтийского моря до Черного. Началась Великая Отечественная война.

Для нападения на СССР Германия сосредоточила на Востоке 70 % своих вооружённых сил. Группировка войск в Финляндии под командованием Э. фон Дитла и финского фельдмаршала немецкого происхождения К. Г. Маннергейма была нацелена на Мурманск и Петрозаводск. Группа армий «Север», которую возглавлял В. фон Лееб, надвигалась на Ленинград. Группировка фашистов «Центр» под командованием Ф. фон Бока имела целью взять Москву. Киев и Кавказ должны были быть завоёваны группой армий «Юг» во главе с Г. фон Рунштедтом.

Нападая на СССР, Германия действовала вероломно и цинично. Никаких претензий по дипломатическим каналам, никакого предварительного ультиматума или объявления войны со стороны фашистов не было. В этом действия против СССР отличались от действий Германии против большинства других стран, подвергшихся её агрессии. Ставка делалась на неожиданность и размах первого удара. Как пелось в известной советской песне:

… Двадцать второго июня

Ровно в четыре часа

Киев бомбили, нам объявили,

Что началася война…

В результате вероломного, внезапного нападения на нашу страну, фашистская Германия со своими союзниками и сателлитами с самого начала боевых действий сумела захватить стратегическую инициативу. В первые дни быстрое продвижение варварских орд с Запада складывалось для них успешно. Мужественное сопротивление пограничников, лётчиков, моряков и сухопутных войск, временами даже переходивших в контрнаступления, не могло переломить общий ход боевых действий. В первые недели войны пали Минск, Рига, враг подошёл к Киеву и Смоленску. Как же могло случиться так, что к войне готовились, но всё же оказались недостаточно готовы?

Данная проблема стала со временем одной из ключевых в освещении Великой Отечественной войны. Разными историками она решается совершенно с противоположных мировоззренческих и профессиональных позиций. Так, вскоре после смерти И. В. Сталина, со времени XX и особенно XXII съезда КПСС, с подачи Н. С. Хрущёва и некоторых других видных исторических персон того времени, сложилась историографическая традиция, основным постулатом которой была полная и всесторонняя ответственность в годы Великой Отечественной войны за все поражения и неудачи первых её месяцев лично И. В. Сталина.

Созданию чёрного, клеветнического ореола вокруг образа Сталина как Верховного главнокомандующего в системе обличений хрущёвского времени уделялось особое внимание. Этот период в деятельности Иосифа Виссарионовича стал эпохой глубочайшего единения, колоссального взаимодоверия власти и народа. Победа в войне подтвердила правоту Сталина в выборе модели, методов и темпов построения социализма и сделала в народном сознании его символом Победы Социализма. Не даром солдаты и матросы бросались в атаку на врага с кличем «За Родину, за Сталина!». Недаром А. Вертинский напишет о нём строки:

«И в боях за Отчизну суровых

Шли бесстрашно на смерть за него,

За его справедливое слово,

За великую правду его.

Как высоко вознес он державу,

Вождь советских народов-друзей,

И какую всемирную славу

Создал он для Отчизны своей!»

Именно по этому сакральному для подавляющего числа советских людей образу надо было нанести удар! Хрущёвым и его идеологической обслугой была выстроена целая система ложных обвинений, основанных на псевдофактах, якобы основанных на документах и свидетельствах современников событий.

Так, был придуман миф о том, что советская разведка докладывала И. В. Сталину о точных сроках войны (особенно в этом якобы отличился известный разведчик Рихард Зорге, чей отчёт с чёткой датой войны лежал на столе Верховного Главнокомандующего и остался без внимания), но подозрительный Сталин не поверил, потому что он верил слову Гитлера, а не донесениям своих разведчиков!

На сегодняшний день известно, что ещё в марте 1941 г. советской разведке удалось узнать о замысле плана «Барбаросса». Однако точные сроки его реализации были неизвестны. С начала 1941 г. в Генштаб поступали противоречивые, порой с элементами дезинформации, агентурные донесения с датой нападения. Р. Зорге, агент как минимум двух разведок также присылал отчёты, но все они оказывались ложными. Немецкие спецслужбы активно распространяли дезинформацию по всем имеющимся каналам, что концентрация немецких войск на границе Советского Союза связана с подготовкой вторжения в Англию и представляет собой попытку ввести англичан в заблуждение.

Кроме того, нельзя забывать о постоянных провокациях гитлеровской Германии с целью вынудить СССР провести мобилизацию, а значит заставить вступить в войну на условиях и в сроки, продиктованные Берлином. Так, с осени 1940 г. по середину июня 1941 г. со стороны Германии нарушили границу СССР 185 самолетов-разведчиков. С января по июнь того же года советские пограничники задержали около 2000 лазутчиков. Однако СССР не поддавался на провокации. Необдуманные шаги могли дать Гитлеру повод для начала агрессии против СССР. Кроме того, в этом случае Советский Союз, обвиненный «мировым сообществом» в развязывании Второй мировой войны не смог бы не только в войне практически со всей Европой рассчитывать на поддержку США и Англии. Из данных разведки стало известно, что эти страны перешли бы на сторону Гитлера, если бы СССР поддался на малейшую провокацию.

В этой связи историк Леонид Масловский выделяет несколько причин недоверия советского руководства к появившейся информации о нападении Германии 22 июня:

Во-первых, Германия всем странам, на которые нападала, предъявляла претензии, выставляла предварительные условия. Никаких претензий к СССР до нападения не было предъявлено Германией ни в устной, ни в письменной форме.

Во-вторых, советскому руководству было известно, что германские войска не готовы к ведению войны в зимних условиях, так как в немецкой армии отсутствовало зимнее обмундирование, и, по представлению советских военных, в таких условиях Германия не могла начать войну.

В-третьих, СССР предполагал, что немцы сначала должны напасть на более слабого противника, Англию, полностью ликвидировать военной силой угрозу с её стороны и только потом напасть на СССР.

В хрущёвско-горбачёвской историографии-политографии принято также обвинять Верховного главнокомандующего в колоссальном просчёте стратегического планирования, поскольку перед началом войны он оставил 60 % войск во втором и третьем стратегических эшелонах, дислоцированных на расстоянии до 400 км от границы. Историк А. Исаев полагает, что войска остались во втором эшелоне потому что они не успели прибыть в первый эшелон к границе. Однако более убедительно выглядит аргументация профессора истории В. М. Жухрая и ряда других профессионалов, согласно которой И. В. Сталин распределил силы таким образом умышленно и «такое решение в целом было спасительным для армии, так как немцы в первый удар вложили всю свою силу и весь свой опыт сокрушения обороны противника, и даже при равном соотношении сил мы, скорее всего, этого удара не выдержали бы и потеряли армию». В пользу этой точки зрения свидетельствует знакомство Сталина не только с историческим опытом ведения нашими предками крупных войн, но и с планом «Барбаросса», который как раз и предусматривал разгром РККА в приграничных сражениях, о чём уже говорилось чуть раньше.

К числу размороженных «оттепелью» вирусов лжи, которые получили своё распространение в годы горбачёвской «перестройки» и в современной Российской Федерации относится утверждение, что одной из важнейших причин наших поражений в приграничных сражениях стало неправильное определение Сталиным направления главного удара фашистов. Дескать, он полагал, что главный удар будет нанесён на Юг – по Украине, тогда как немцы главным направлением удара избрали направление Минск – Смоленск – Москва.

Именно это, как уверены сегодня многие, стало весомой причиной разгрома советских частей в Белоруссии, который крайне пагубным образом сказался на всём дальнейшем течении войны.

Исходя из этой точки зрения принято считать, что самой многочисленной группировкой германской армии являлась нацеленная на Минск и Москву группа армий «Центр». Поэтому, дескать, противостоящие ей войска ЗапОВО были обречены. Однако в действительности самой многочисленной была группировка немцев во главе с Г. фон Рунштедтом, которая наносила удар по Украине. Эта группа армий была сформирована ещё в 1939 году, чтобы начать наступление на Польшу, а если потребуется – продолжить и дальше. В том же году советскому руководству удалось отвести угрозу от наших границ, но в 1941 году время для немецкого удара дальше на Восток наступило. В силу этого распределение советских войск по приграничным западным военным округам следует признать в целом правильным и преимущественно отвечающим потребностям обороны. В этом можно убедиться, рассмотрев данные следующих таблиц:

Таблица 1

Северо-Западный фронт, командующий генерал-полковник Ф. И. Кузнецов, начштаба генерал-лейтенант П. С. Кленов

Таблица 2

Западный фронт, командующий генерал армии Д. Г. Павлов, начштаба генерал-майор В. Е. Климовских

Таблица 3 Юго-Западный фронт, командующий генерал-полковник М. П. Кирпонос, начштаба генерал-лейтенант М. А. Пуркаев

Как выяснилось, ложным было и бытовавшее в годы «оттепели» утверждение, будто повышенное внимание советского военного руководства к Украине было результатом вмешательства в дела военных Сталина. Новейшие исследования этого вопроса рисуют совершенно иную картину. Разработкой планов обороны в советской армии занимались в Генеральном штабе, которым перед войной последовательно руководи Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников (до августа 1940 г.), после него – генерал армии К. А. Мерецков (до февраля 1941 г.), а в заключительные мирные месяцы – генерал армии Г. К. Жуков.

Документом, который впервые отразил реалии новых границ СССР и лёг в основу всех дальнейших разработок Генштаба, являлись «Соображения об основах стратегического развёртывания вооружённых сил Советского Союза». Он был разработан Шапошниковым 19 августа 1940 года. О близости Шапошникова к Сталину, а также о том доверии, которое питал Сталин к маршалу, свою блестящую карьеру начавшего ещё в императорском генштабе, хорошо известно. Можно смело утверждать, что планы Шапошникова и являлись планами самого Сталина.

Разработанный Шапошниковым план исходил из того, что основной удар немцы будут наносить севернее реки Сан (с 1939 года протекала в пограничье между УССР и оккупированной немцами частью Польши). Соответственно главные силы советских войск должны были сосредотачиваться к северу от Полесья. На Украине планировалось лишь сковывать вражеские войска. Свой решающий контрудар Красная Армия должна была наносить по врагу, сгруппировавшемуся в Восточной Пруссии и районе Варшавы, т. е. по кротчайшему направлению на Берлин. Именно это и следует считать аутентичным мнением Сталина.

Однако, после прихода к руководству Генштаба Мерецкова, планы военных начали менять. Как указывает известный исследователь А. В. Исаев, Мерецков имел не очень удачный опыт штурма сильных укрепрайонов, в частности линии Маннергейма. А Восточная Пруссия, как известно, представляла собой сплошной укрепрайон. Поэтому уже при Мерецкове было обозначено второе направление действий советской армии – южное. Выбор между Украиной и Белоруссией как районами сосредоточения основных сил Красной Армии предстояло сделать в дальнейшем, исходя из текущей стратегической ситуации.

Окончательный вид советские планы прикрытия границы получают в тот период, когда начальником Генерального штаба становится Г. К. Жуков. Он никогда не скрывал своей нелюбви к штабной работе, которая, скорее всего, была связана не только с предпочтениями, но и способностями Георгия Константиновича. Именно при Жукове в документах военного планирования СССР окончательно прописался Украинский вариант. Именно с этого времени доминирующей становится точка зрения, что основной удар немцы нанесут по Украине и поэтому именно там следует сосредоточить главные силы Красной Армии. Некоторые авторы, в частности А. Б. Мартиросян, полагают, что эта переориентация произошла по причине заговора в советской военной верхушке. При этом он ссылается, что на то, что план, предложенный Жуковым, практически воспроизводил «план поражения» СССР в войне с Германией, в подготовке которого в ходе следствия 1937 г. сознался маршал М. Н. Тухачевский.

Другие историки не столь категоричны. В частности, профессиональный военный историк В. А. Рунов указывает не на изменническую, а, скорее, на коррупционную составляющую просчётов военного руководства СССР перед войной. Позволим себе развёрнутую цитату из его исследования:

«Пройдёт время, и исследователи начала Великой Отечественной войны дружно начнут обвинять И. В. Сталина в том, что он неправильно определил направление главного удара противника. При этом эти «исследователи» совершенно не учитывают тот фактор, что с середины 1940 года практически вся верхушка РККА состояла из представителей Киевского Особого военного округа, а эти люди, вполне естественно, привыкли работать в интересах своего региона и знали его особенности лучше, чем другие оперативные направления. После назначения наркомом обороны бывшего командующего КОВО С. К. Тимошенко он тут же пригласил бывшего начальника штаба этого округа Н. Ф. Ватутина на должность начальника Оперативного управления Генерального штаба, начальника мобилизационного отдела КОВО генерал-майора Н. Л. Никитина на должность начальника Мобилизационного управления Генерального штаба. Бывший командир механизированной бригады и начальник автобронетанковых войск КОВО И. Я. Федоренко становится начальником Автобронетанкового управления РККА. Бывший командующий 6-й армией КОВО Ф. И. Голиков становится начальником Главного разведывательного управления и заместителем начальника Генерального штаба. Бывший член Военного совета КОВО корпусной комиссар С. К. Кожевников назначается на должность военного комиссара Генерального штаба. Эти люди пользуются особым расположением наркома и имеют возможность выходить на него в обход начальника Генерального штаба. В такой обстановке К. А. Мерецкову работать очень непросто.

Проходит совсем немного времени, и на должность начальника Генерального штаба вместо К. А. Мерецкова назначается командующий КОВО генерал Г. К. Жуков. Он делает своим первым заместителем Н. Ф. Ватутина, а на освободившуюся должность начальника Оперативного управления Генерального штаба назначается заместитель начальника штаба КОВО генерал-майор Г. К. Маландин. На должность начальника укреплённых районов РККА приходит начальник укреплённых районов КОВО генерал-майор С. И. Ширяев».

Историк делает свои выводы на основании работы генерала М. В. Захарова «Генеральный штаб в предвоенные годы». Захаров и сам одно время являлся работником штаба КОВО. Тем не менее, он объективно отмечал, что «… сотрудники, выдвинутые на ответственную работу в Генштаб из Киевского Особого военного округа, в силу своей прежней службы продолжали придавать более важное значение Юго-Западному направлению. При оценке общей военно-стратегической обстановки на Западном театре войны их внимание, на наш взгляд, невольно приковывалось к тому, что «прикипело к сердцу», длительно владело сознанием и, естественно, заслоняло собой и отодвигало на второй план наиболее весомые факты и обстоятельства, без которых нельзя было воспроизвести верную картину надвигавшихся событий».

Захаров признавал, что такого рода подходы к подбору руководителей Генштаба таили в себе угрозу и не были вызвано какими-либо объективными причинами или заботой о повышении обороноспособности страны. Генерал Захаров крайне деликатен, и в связи с выявленной им картиной не употребляет таких понятий, как «кумовство» или «круговая порука». Но он даже не пытается скрыть, что перебравшиеся из Киева в Москву генералы тяготели «по опыту своей прежней деятельности к оценке обстановки с позиций интересов командования Юго-Западного направления». Тем не менее, именно такой подход не мог не импонировать предвоенному политическому руководству Украины. Можно смело предположить, что такое особое отношение к КОВО стало базой сближения Жукова и Хрущёва, давшее свои многочисленные плоды уже после смерти Сталина. Одним из плодов этого сближения и стал миф, при помощи которого с руководства Наркомата Обороны, Генштаба и УССР ответственность за ошибки в определении направления главного удара фашистов перекладывалась на Сталина.

Другой чёрный миф «оттепели» и «перестройки» в качестве одной из основных причин поражений Красной Армии в начале войны называет чуть ли не поголовное уничтожение Сталиным цвета советского офицерства в чистках 1937 года. Авторы, стоящие на таких позициях, до крайности преувеличивают заслуги и таланты М. Н. Тухачевского, В. К. Блюхера, И. Э. Якира и других военачальников, ставших жертвами борьбы за власть в советском руководстве перед войной. Другие авторы, наоборот, указывают на то, что многие заслуги репрессированных маршалов и генералов раздуты их почитателями и в действительности результаты деятельности – того же Тухачевского – выглядят куда менее блистательно.

Например, маршал действительно увлекался ракетостроением. Но следствием подобных увлечений стало пренебрежительное отношение к обычной артиллерии, что очень дорого обошлось нашей армии в годы войны. Другим увлечением Тухачевского были танковые войска. По его вине перед войной огромные материальные, сырьевые и людские ресурсы были затрачены на создание армады танков, броня которых пробивалась из обычных видов вооружения, маломощных и ненадёжных. Хорошо известен «Франкенштейн Тухачевского» – танк с пятью башнями Б-35. Грозные с виду, они несли совершенно несерьёзное вооружение и были такими неповоротливыми и хрупкими, что в реальных боевых действиях 1941 года практически не поучаствовали – не смогли доехать до линии фронта, переломались по дороге.

Нельзя забывать и о действительном «героическом» прошлом Тухачевского и многих других попавших под репрессии военных. Послужной список маршала красноречив, говорит сам за себя. Даже если забыть Варшавскую авантюру, когда Тухачевский погубил десятки тысяч красноармейцев, павших в боях или умерших от неимоверных страданий в польском плену, на совести маршала останутся и другие эпизоды. Именно он руководил подавлением восстанием голодных матросов в Кронштадте. Именно он возглавлял борьбу против крестьян Тамбовщины, доведённых до отчаянья продразвёрсткой. Там, на Тамбовщине, Тухачевский отдавал приказ о применении против крестьян химического оружия. В начале 1930-х гг. Тухачевский начал борьбу с офицерами императорского Генштаба, перешедших ещё в годы гражданской войны в РККА. По его доносам многие из них были отправлены в лагеря. Всё это ставит его в один ряд с другими военными преступниками XX века. А давайте вспомним, что война с фашизмом сразу же приобрела характер всенародной, Отечественной войны. Стала бы она такой, если бы Красную Армию в 1941 году возглавляли люди, сделавшие свою карьеру как палачи в годы братоубийственной гражданской войны. Вопрос риторический, ответ на него очевиден.

Помимо этого, согласно новейшим исследованиям, репрессии 1937–1938 годов на боеспособность Красной Армии и уровень офицерского состава в ней практически никак не повлияли. Так, историк А. А. Смирнов проанализировал уровень выучки офицеров и младшего командного состава до 1937 и после. Оба периода показали крайне невысокую готовность многих советских командиров к войне, к действиям в реальных боевых условиях. Такое плачевное положение объясняется просто: ещё в бытность Тухачевского, Якира, Уборевича и других пострадавших в 1937 году, в СССР крайне недостаточно уделяли внимание военной подготовке, системе военного обучения.

Свою роль в этом сыграл и лично Тухачевский, на совести которого преследование старых царских специалистов, занимавшихся после революции военной наукой и преподавательской деятельностью. Таким образом, грамотного резерва офицеров в СССР практически не существовало. Не существовало также отработанной системы их обучения. Вместе с тем, с 1937 по 1941 год советская армия выросла примерно в 10 раз: с полумиллиона, до 5,5 млн. человек! Понятно, что в этих условиях на офицерские должно было пропасть и попало много людей, не имеющих достаточной квалификации, и репрессии здесь, понятно, действительно совершенно ни причём.

Перечень дискуссионных вопросов по теме начала войны и причин наших трудностей того периода имеет весьма внушительные объёмы. Сюда можно отнести миф о плохой работе советских разведчиков; миф о том, что советским войскам не был своевременно отдан приказ о приведении в полную боевую готовность; миф о нежелании народа сражаться за коммунистический режим; миф о том, что советские солдаты были плохо вооружены и зачастую имели одну винтовку на троих и очень многие другие.

Иногда чёрная мифология о Великой Отечественной войне приобретает совсем уж сюрреалистические, гротесковые формы. Взять, например, пресловутый миф о сталинской прострации в первые дни агрессии. Казалось, зачем распространять совсем уж очевидные, нелепые по своей сути измышления? Но такова внутренняя логика «войн памяти» и консциентального оружия, применяемого в них!

Авторство мифа о «сталинской прострации» по праву принадлежит Н. С. Хрущёву. В первые дни войны он занимал значимый, но всё же периферийный пост руководителя одной из союзных республик. Соответственно в первые дни войны против агрессора в Москве его ещё не было. Узнать о том, что происходило в столице он мог только с чужих слов. Поэтому, чтобы придать своим измышлениям о Сталине хотя бы иллюзию правдоподобия, Н. С. Хрущёву приходилось придумать заодно и якобы состоявшуюся беседу с Л. П. Берия, в которой тот и поделился с ценным товарищем с Украины важной правительственной информацией.

По версии Хрущёва, Берия рассказывал, будто бы Сталина буквально шокировали новости с фронтов. В результате полученного нервного потрясения, потерявший голову диктатор бросил всё и умчался на свою ближнюю дачу в Кунцево. На ней потерявший волю и самообладание тиран робко отсиживался. А когда к нему приехали Берия и другие высшие лица партии и государства, ещё больше перепуганный Сталин подумал было, что это прибыли его арестовывать…

Вполне вероятно, что источником для захватывающего рассказа Хрущёва стало киноискусство. Во всяком случае в той атмосфере, которая чувствуется в неуклюжей байке о десанте членов Политбюро на дачу Сталина ощутимо проступает параллель с фильмом С. М. Эйзенштейна «Иван Грозный». В истории правления Ивана Грозного действительно имел место случай, когда к царю в Александровскую слободу приезжают бояре умолять возвратиться на трон, который Иван IV вроде бы как оставил в знак протеста против дурного поведения бояр. В наши дни отдельные историки и драматурги как раз и повествуют о том, что этот исторический прецедент мог подсказать Сталину идею «проверить лояльность» «своих бояр» точно таким же способом. Именно так, с налётом исторических иносказаний, объясняются действия Иосифа Виссарионовича в книге А. Мерцалова и Л. Мерцаловой «Сталинизм и война». Не следует исключать, что подобный ход мысли вдохновил и самого Хрущёва на сочинение мифа о «затворничестве Сталина».

Хрущёвская версия событий (в последующие годы её станет развивать и близкий Н. С. Хрущёву А. И. Микоян) столь основательно вклинилась в массовое сознание, что даже сталинисты поверили в её подлинность. Стремясь каким-то образом обелить своего кумира, они предложили сразу несколько встречных исторических мифов. Так, В. М. Жухрай в своей работе «Сталин: правда и ложь» оповестил читателей о сразившей вождя ангине. Ещё радикальнее действует В. П. Мещеряков. Он рисует яркую картину заговора против Сталина, повествует о стремлении некоторых вождей СССР второго плана изолировать Сталина. Как раз этим он пытается объяснить, почему 22 июня к советскому народу обратился не сам Иосиф Виссарионович, а Молотов. Этим же данный автор объясняет отсутствие подписей Сталина на некоторых официальных документах, невозможность для некоторых высокопоставленных лиц получить аудиенцию у главы Правительства.

Таким образом, Мещеряков создаёт версию ползучего госпереворота. Работа, в которой он приводит свою устрашающую картину соскальзывания СССР в пропасть безвластия, имеет броское название: «Сталин и заговор военных 1941 года». Версия заговора в верхах уязвима для критики. Вполне вероятно, что, планируя нанесение превентивного удара по СССР, Гитлер предполагал осуществление именно такого сценария. Во всех государствах, в которые вторгались его варвары, существовали т. н. «пятые колоны» – группировки внутри верхушки, не брезговавшие купить своё благополучие путём национальной измены. Но, как известно, в СССР ничего подобного не случилось. И это обстоятельство случайностью назвать совершенно невозможно. Так почему находятся «патриоты», которые измышляют разного рода небылицы на эту тему задним числом?

Первоначально, согласно уверениям Хрущёва и Микояна, получалось что Сталин потерял самообладание в первые недели войны. Испугавшись людского гнева и не зная, как оправдать свою вину перед народом, он отказался выступить по радио с объявлением о начале воны, перепоручив это Молотову. Хрущёв и его последователи вкладывают в уста Сталина паническую фразу, которая, в подправленном цензурой виде, выглядит примерно следующим образом: «То, что создал Ленин, всё это мы безвозвратно растеряли». Позже в своих воспоминаниях «Время. Люди. Власть» Хрущёв «усилит» свою версию начала войны, придав ей больше динамизма и колорита. Кроме того, Хрущёв начнёт всячески подчёркивать, будто бы Сталин, в дополнение к проявлению малодушия, ещё и добровольно отошёл своих обязанностей по управлению государством: “«Я – говорит, – отказываюсь от руководства», – и ушёл. Ушёл, сел в машину и уехал” – рассказывал Хрущёв о том, что, по его уверениям, совершил и сказал Сталин.

В той структуре власти, которую создал Сталин, роль вождя была ключевой. Тем самым, как подчёркивает историк В. В. Черепанов, Хрущёв обвинял Сталина, что своими действиями тот парализовал всю систему управления. Отсюда недалеко до вывода, который читаем в книге чеченского диссидента А. Авторханова: вождь проявил себя как дезертир. В результате ответственность за поражения первых недель войны всецело возлагалась на Сталина. Для Хрущёва было важно заявить об этом именно на XX съезде. Реакцию участников партийного форума на «разоблачение культа личности» предсказать было непросто, и, в случае сопротивления себе, Хрущёву могла понадобиться поддержка Жукова и прочих маршалов, которые были кровно заинтересованы в том, чтобы отдельные тёмные обстоятельства начала Великой Отечественной никогда не прояснились.

Именно в таком виде версия о «прострации Сталина» стала обсуждаться диссидентами на их «кухонных митингах» 1960—1970-х годов прошлого века. В таком виде её внедряли в головы жителей Советского Союза в тот период, когда политика «гласности» позволила апеллировать к зарубежным историкам. В частности, когда прежние отечественные учебники потеряли доверие, а новых пока не появились, известность получил учебник француза Николя Верта. В нём сообщалось как раз о продолжительном, фактически двухнедельном отсутствии Сталина.

Однако в период своего максимального расцвета в 90-е годы XX века хрущёвская версия встретила неожиданную преграду. В 1996 году в «Историческом архиве» был обнародован журнал посещений кремлёвского кабинета Сталина. Из публикации следовало, что в начальный период войны Сталин активно работал у себя в рабочем кабинете, ежедневно принимал множество посетителей.

Можно было подумать, что миф тут же сдуется, его можно будет передать в музей лжи и человеческих заблуждений. Но адепты хрущёвской версии наши для себя лазейку. Если нельзя доказать двухнедельное «кунцевское сидение», то нужно попробовать защитить хотя бы сам факт панических настроений. Дело в том, что в журнале посещений имеется совсем небольшая временная лакуна: в ней записи заканчиваются 28-го июня, а вновь начинаются – только 1-го июля 1941 года. И вот генерал Д. А. Волкогонов рассказывает своим читателям уже не о неделях, а всего лишь о трёх днях, в течение которых «первое лицо в государстве пребывало в прострации и не руководило страной».

Однако и в таком, ощутимо урезанном варианте хрущёвская байка долго не прожила. Дело в том, что из этой схемы с очевидностью сразу же выпадает 29 июня. В этот день Сталин деятельно трудился над «Директивой СНК СССР и ЦК ВКП (б) партийным и советским организациям прифронтовых областей о мобилизации всех сил и средств на разгром фашистских захватчиков». Результат коллективного мозгового штурма, Директива была подписана в тот же день и сыграла важную роль в превращении страны в единый военный лагерь. Кроме того, как доказывает реконструкция В. Черепанова, 29 июня Сталин два раза посетил в Наркомат обороны. Там состоялось «выяснение отношений» между политическим и военным руководством СССР. Глава Правительства был в ярости от последствий бездействия наркома и начальника Генштаба. В историографии утверждается даже, что своей грубостью Сталин довёл генерала Жукова до слёз – в остальных случаях крепкого и не склонного к сантиментам человека.

Изучая мемуары участников переговоров, прошедших в тот день в Наркомате обороны, В. Черепанов отмечал: «Авторы мемуаров упустили или умолчали один, но принципиально важный момент. Речь идёт о проявлении первых разногласий между политическим и военным руководством страны и о пресечении Сталиным возможного раскола… Сталин, как мудрый политик, в этот тяжёлый час предпринял попытку объединить усилия политического и военного руководства, подчеркнув безусловный приоритет первого. Хотя сделал он это в очень жёсткой форме. Но ситуация сложилась такая, что уговаривать подчинённых не было времени».

Для Тимошенко и Жукова главным итогом визитов к ним Сталина 29 июня станет скорая потеря их высокого положения (правда «опалой» произошедшее с ними не назовёшь, поскольку оба полководца останутся в самой гуще событий на фронте). А для самого Сталина, вероятно, таким итогом стала идея создания органа, который бы объединил руководство фронтом и тылом, а заодно – позволил лучше контролировать деятельность военных.

Из гладкой схемы, выстроенной Волкогоновым, необходимо так же изъять 30 июня. Дело в том, что как раз в этот день был образован Государственный комитет обороны, в формирование которого Сталин принял самое живейшее участие.

Усечённая версия о «прострации» Сталина сводится к тому, что глава государства и партии «пребывал в нерабочем, стрессовом состоянии» исключительно вечером 29-го и, пожалуй, в начале 30-го июня. Тем самым речь идёт о всего нескольких часах. Но, если разбираться дальше, эти часы могли быть использованы Сталиным на доработку положения о ГКО. Наконец Сталину могло понадобиться элементарно выспаться.

Не трудно предсказать дальнейшую эволюцию фантазий на тему паники Сталина. Очевидно, следует ждать, что через пару лет её будут пересказывать как-то так: когда Сталину доложили о нападении Гитлера на СССР, он был так напуган, погрузился в такую глубокую прострацию, что молчал целых две минуты, совершив тем самым страшное дезертирство с вверенного ему поста. И только затем, после того как Молотов вежливо кашлянул, вождь продолжил руководить обороной Советской Державы. Конечно, к исторической науке это не будет иметь никакого отношения, но и сегодняшние измышления не имеют к ней отношения в той же степени.

В этой связи возникает недоумение: зачем с такой упёртостью хранить верность явно несостоятельному мифу о «сталинской прострации»? Ответ очевиден: такова логика когнитивных войн, которые ведутся против нашей страны в формате исторического пространства. Вопрос о дееспособности Сталина в начальный период Великой Отечественной войны, конечно, не имеет самостоятельного значения. Столь основательно на нём пришлось остановиться лишь в силу того, что на его примере можно наглядно показать, как функционируют чёрные мифы о нашей Победе.

Как видим, дискуссии в историографии о причинах наших первых неудач в годы войны носят острый характер, имеют политическую подоплёку. И тем не менее, обобщая ведущиеся уже не одно десятилетие в исторической науке и обществе обсуждения, можно нарисовать объективную сбалансированную картину. И прежде всего следует подчеркнуть, что в основе всех прочих причин наших неудач в первых сражениях лежит одна – советское общество получило слишком мало исторического времени, чтобы создать достаточно мощную экономическую и военную систему, способную без труда справиться с любой внешней агрессией уже в приграничных сражениях.

В свою очередь фашистская империя, поработившая к моменту нападения на СССР большинство стран Европы, имела превосходство в людских, технических и сырьевых ресурсах. Фашисты обладали существенным опытом ведения современной войны и закалёнными в боях, победоносными боевыми соединениями. Традиции прусской армии не были разрушены революцией, как это случилось в нас в результате двух революций 1917 года и гражданской войны…

Имелись и субъективные причины первых неудач, которые можно было бы избежать. Сталин, в частности, явно переоценил прочность «стран западной демократии», в особенности Франции. Французская империя, раскинувшаяся на нескольких континентах, располагавшая десятками богатейших и густонаселённых колоний, самой большой в мире сухопутной армией, рухнула под ударами фашистов как колосс на глиняных ногах. Такой исход войны на Западе застал советское руководство врасплох.

Нельзя обойти и некоторые недостатки военного строительства предвоенного времени. На них, в частности, указывает такой современный историк, как Р. С. Иринархов. Помимо прочих он выделяет следующие негативные факторы:

1. Переоценка советскими генералами мощи Красной армии;

2. Недооценка мощи армии противника, в особенности боевых возможностей танковых групп вермахта;

3. Незавершённость организационных мероприятий (в том числе строительство и оборудование укреплённых районов на границах, перевооружение армии и т. д.);

4. Недостаточное, а то и полное отсутствие маскировки военных и стратегически важных объектов;

5. Плохое состояние дорог в тылу советских частей;

6. Недостаточное, часто полное отсутствие координации действий различных родов войск;

7. Недопустимые просчёты в дислокации и сосредоточении советских войск;

8. Отсутствие необходимой для отражения врага плотности обороны из-за равномерного распределение советских войск вдоль западных границ;

9. Ориентация войск на удержание занимаемых рубежей любой ценой вместо организации гибкой обороны и постоянного маневрирования.

Этот список можно было бы и продолжить. Словом, множество разнообразных факторов накапливались, множились, накладывались друг на друга, до предела осложняя задачу отражения фашисткой агрессии. Вместе с тем, в отличие от стран, ранее подвергшихся нападению фашисткой Германии, Советский Союз не капитулировал после первых же поражений. Советское руководство не впало в истерику. Не произошло ни дворцового переворота, ни военного мятежа, ни народного восстания (на что, скорее всего, и рассчитывал коричневый фюрер – иначе все его планы войны против СССР вообще кажутся абсурдом).

Советское руководство успело определить три рубежа обороны: фронтовой – по западной границе, стратегический – по Западной Двине, Днепру и Днестру и государственный – на дальних подступах к Москве.

Несмотря на катастрофические потери и поражения, Советский Союз сумел выстоять. Планы разбить Красную Армию уже в приграничных сражениях провалились. В первые же часы своей агрессии врагу пришлось столкнуться с массовым героизмом советского народа. Известны случаи, когда отчаянные контратаки советских войск заставляли немцев не только останавливать своё продвижение в глубь советской территории, но и отступать. В историю навсегда вошёл подвиг защитников Брестской крепости, более месяца сопротивлявшихся противнику, превосходящему их в несколько раз. Когда гитлеровцы взяли в плен последнего защитника крепости, германский офицер в знак уважения приказал солдатам отдать ему знаки воинской почести…

Одной из своих новейших работ Алексей Исаев дал, казалось бы, парадоксальное название «Чудо приграничного сражения». Какое чудо, может задать вопрос читатель, если Красная Армия отступала всё дальше в глубь страны? Но исследователь смело отвечает: «Действительно, растянутые вдоль границы соединения армий прикрытия не имели ни малейшего шанса сдержать наступление трёх немецких групп армий. Они могли только дорого продать свою жизнь под ударами численно превосходящего противника… Чудо Приграничного сражения июня 1941 г. состоит в том, что войска Красной Армии сумели оказать врагу сопротивление, непропорциональное своей численности. Словно лист картона оказался твёрже броневой плиты».

Начавшаяся так трагически Великая Отечественная война стала СВОЕЙ ВОЙНОЙ для всех народов Советского Союза. Но, в силу непреклонной логики истории, наибольшая ответственность легла на плечи русского народа. Именно на его сокрушение и уничтожение нацеливали своих вояк коричневый фюрер и его маршалы и генералы. Поэтому определяться пришла пора каждому русскому человеку, где бы он ни находился: на пограничной заставе, в танке, окопе, совершающем таран истребителе, у станка, в научной лаборатории, фронтовой артистической бригаде, в поле, на животноводческой ферме, в наркомате или Кремле… Пришло время определяться и каждому русскому человеку, находившемуся вне территории Родины – эмигрантам первой волны. Скажем слово и о них, о занятой ими позиции в трудный для Отечества час.

Великая Отечественная война усилила раскол среди и без того политически рыхлой русской эмиграции в Европе, Америке и на Дальнем Востоке. Многие в среде белоэмигрантов встретили нападение на СССР равнодушно и заняли выжидательную позицию, почти отрешённо наблюдая, куда повернёт ход событий. Имелись и такие, кто подался под чёрные знамёна агрессоров. Но было немало и тех, кто не только сочувствовал, но и старался помочь своей Родине. Для них 22 июня 1941 г. стало «днём патриотической мобилизации». Некоторые эмигранты уже в этот день обратились в советские посольства с просьбой отправить их в Красную армию.

В Русском Зарубежье вёлся сбор денежных средств, осуществлялась подписка на выпущенные в СССР займы Победы. В государствах-союзниках по антигитлеровской коалиции были организованы общественные комитеты помощи СССР, в которые входили и русские эмигранты. Они направляли в СССР медикаменты и оборудование для госпиталей.

Среди известных эмигрантов, оказавших реальную помощь СССР, был великий русский композитор С. В. Рахманинов, который давал концерты в США и перечислял все гонорары в фонд Красной армии. Денежный сбор от одного из своих концертов он передал в Фонд обороны СССР со словами: «От одного из русских посильная помощь русскому народу в его борьбе с врагом. Хочу верить, верю в полную победу». На свои деньги композитор построил самолет для Советской Армии.

Художник, мистик и путешественник Н. К. Рерих из Индии также перечислял гонорары от своих картин в фонд Красной Армии. В то же время философ активно занимался патриотической пропагандой и вселял в сердца соотечественников и эмигрантов через публицистические работы веру в победу. Ещё накануне войны, в 1940-м году он написал в «Листах дневника»: «Всякий, кто ополчится на народ русский, почувствует это на хребте своём. Не угроза, но сказала так тысячелетняя история народов. Отскакивали разные вредители и поработители, а народ русский в своей целине необозримой выоривал новые сокровища. Так положено. История хранит доказательства высшей справедливости, которая много раз уже грозно сказала: “Не замай!”».

Бывший лидер кадетов П. Н. Милюков с началом Великой Отечественной войны также заявил о солидарности с СССР, тяжело переживал поражения Красной Армии в начале войны и радовался Сталинградской победе, оценивая её как перелом в пользу СССР. Патриотическую позицию занимал проживавший во Франции А. И. Деникин. Всяческие попытки немцев склонить его к сотрудничеству встречали отпор: «Я воевал с большевиками, но никогда с русским народом. Если бы я мог стать генералом Красной Армии, я бы показал немцам!». Вместе с тем, в большей мере его симпатии были не на стороне советского режима, а на стороне западных демократий, в которых он, как и в годы Первой мировой войны, видел основной форпост борьбы с германской военной мощью.

В любом случае, Великая Отечественная война стала временем консолидации нации. И это стало залогом будущей Победы, которую одержал наш народ, преодолев все выпавшие на его долю испытания.

Вопросы для самостоятельной работы по теме

Какие основные позиции существуют в современных дискуссиях по проблеме неудач Красной Армии в первые месяцы войны с фашизмом?

Каковы были объективные и субъективные причины неудач в первый год Великой Отечественной войны?

Как можно охарактеризовать работу советских разведслужб накануне Великой Отечественной войны. Каков вклад в советских разведчиков в срыв плана «Барбаросса»?

С какой целью был придуман миф о Сталинской прострации и каковы основные аргументы, опровергающие его?