2. Польская разведка и ее агентурная сеть на восточном направлении

Об этих структурах необходимо сказать отдельно, поскольку данный вопрос крайне фрагментарно и поверхностно отражен в отечественной исторической литературе, посвященной советско-польской войне и вообще отношениям двух государств в этот период.

Здесь под подпольными структурами понимаются прежде всего региональные отделы (коменды начельны — КН) и отдельные ячейки Польской организации войсковой (ПОВ), созданной Пилсудским еще в 1914 г. О ней достаточно много написано в Польше, включая и опубликованные воспоминания ее бывших членов. По понятным причинам в этих публикациях не обошлось без предвзятости, преувеличения эффективности деятельности ПОВ и усиления жесткости, с которой ее подавляли чекисты. В СССР основой для схематичного описания работы ПОВ на территории Украины и частично Советской России стали соответствующий фрагмент брошюры М. Лациса «Два года борьбы на внутреннем фронте»[118], и книга известного сотрудника ВЧК-НКВД С.С. Дукельского «ЧК- ГПУ», изданная еще в 1923 г.[119] Начальному периоду создания аппаратов ПОВ посвятил свою статью (опубликованную несколько лет назад) польский историк М. Волос. Он использовал архивные и уже опубликованные документы, что позволяет надеяться на его объективность. Именно поэтому я и решил опереться на исследование данного автора как на последнее в историографии вопроса, проверяя приводимую им информацию по книге Дукельского и архивным материалам.

Итак, Волос пишет о том, что полякам не пришлось начинать «с нуля», создавая структуры ПОВ в 1918 г., ибо еще до революции ее ячейки имелись в крупных городах Российской империи. Их деятельность то активизировалась, то затухала. Так продолжалось до весны 1919 г. 19 марта в Киеве на основе существовавшей группы пеовяков эмиссаром из краковского центра ПОВ Марианом Бартелем де Вейденталем (псевдоним «Барта») было создано Главное управление № 3 (Komenda Naczelnana № З)[120]. Это управление имело в своем составе несколько отделов, включая и отдел разведки. Первым его начальником стал Игнаций Земяньский (псевдоним «Топор»). Далее начальники отдела менялись, но выдающуюся роль в становлении разведывательного аппарата не только в Киеве, но и вообще на Востоке, сыграл бывший офицер российской армии Игнаций Матушевский. О нем еще не раз будет сказано, поскольку в годы советско-польской войны он возглавлял 2-й отдел польского Генерального штаба. При посредничестве капитана легионов Болеслава Венявы-Длугошовского он установил связь с резидентом французской разведки в Киеве поручиком Генрихом Вилаймом и в дальнейшем координировал с ним свою разведывательную работу[121].

Главное управление № 3 имело в своем подчинении округа в Виннице, Житомире, Москве, Одессе, Харькове и некоторых других городах. Главным комендантом КН-3 с января 1919 г. являлся капитан Виктор Черноцкий (псевдоним «Вильк»), На основании директивы Пилсудского он издал приказ по КН-3 за № 10, распускавший всю организация ПОВ на Украине и в России как выполнившую свои задачи. Однако в этот же день «Вильк» подписал секретный приказ № 11, согласно которому ПОВ продолжала свою работу, строившуюся теперь на новых принципах. Главным было то, что теперь ПОВ подчинялась непосредственно Главному командованию польской армии и сосредотачивала свои усилия на разведывательно-подрывной деятельности[122]. Работа в ПОВ приравнивалась к службе в действующей армии. Черноцкий в целях конспирации сменил свой псевдоним и теперь именовался «Высоцким». Чтобы обезопасить подполье, члены ПОВ установили наблюдение за домом, в котором располагалась Киевская ЧК, устанавливали адреса проживания чекистов и собирали на них характеризующие сведения. Наряду с этим разведка КН-3 предпринимала попытки получить документы из советских штабов. Здесь преуспел Игнаций Земяньский («Топор»)[123]. Благодаря своим связям в управлении Киевской железной дороги ему удалось добыть карты с указанием дислокации некоторых частей и соединений Красной армии, а также планы воинских перевозок.

Одним из организаторов разведки КН-3 был Ежи Ковалевский (псевдоним «Щвида»). Он еще до большевистской революции принимал участие в политической деятельности и даже избирался делегатом на Съезд Советов. В октябре 1917 г. он работал в штабе Западного фронта, где и установил контакт с ПОВ. По поручению организации Ковалевский уехал в Ростов и занял там пост коменданта. Через несколько месяцев прибыл для работы на Украину, сумел поступить в комиссию по снабжению Красной армии, и Разведывательное бюро Главного командования Войска Польского поставило перед ним задачу по добыванию важных секретных документов[124].

Особых результатов на поприще разведки добился бывший морской офицер поручик Виктор Войнич (псевдонимы «Компас», «Щенсны», «Рея»)[125]. С февраля 1919 г. он работал в составе КН-3 и по поручению организации проник в морской штаб в Киеве, где имел отношение к шифрованной переписке и приказам. Изменяя некоторую часть текста шифровок, он мог даже влиять на ход некоторых военных операций. Когда чекисты заинтересовались им и угроза провала резко возросла, Войнич, выкрав действующие шифры, скрылся. За шпионаж он был заочно приговорен к расстрелу. Благополучно перейдя границу, он доставил собранные КН-3 материалы в Разведывательное бюро польского Генштаба[126].

В 1918 г. в Москве группой ПОВ руководил офицер и будущий генерал М. Токажевский-Карашевич, который работал в контакте с главой французской военной миссии генералом Ж. Лавернем. Его помощником являлся подпоручик Влодзимеж Секунда, с которым чекисты столкнутся позднее — в 1920-х гг. — при проведении операций «Трест» и «Синдикат-2». Адъютант Пилсудского и активный деятель ПОВ, Венява-Длугошовский, находясь в Киеве, контактировал с резидентом французской разведки, а прибыв в Москву, установил связь с «разбирающимся в польских делах» сотрудником миссии и одновременно резидентом 2-го бюро Генштаба Франции капитаном П. Лораном[127].

Об этом офицере — специалисте в польском вопросе, активно использовавшим проживавших в Петрограде и Москве поляков в своей разведывательной работе, я уже упоминал выше в связи с описанием дела братьев Лютославских и деятельностью известного фальсификатора Оссендовского. Это относилось к середине 1918 г. А через несколько месяцев, в январе 1919 г., ВЧК вскрыла шпионскую деятельность сотрудника информационного отдела Народного комиссариата по делам национальностей Сигизмунда Клячкина и его сестры Дины Махлиной, завербованных Лораном. Фактически они выступали как двойные агенты — польские и французские. Как показал на допросе Клячкин, его сестра Бронислава Берензон представляла в Москве некий польско-французский центр. Она якобы даже устраивала у себя на квартире встречи представителей французской миссии с наркомом иностранных дел РСФСР Г.В. Чичериным, где обсуждались варианты снижения давления на советские власти со стороны немецкого посольства в Москве.

Махлина еще до революции сблизилась с соратниками Пилсудского и, в частности, с членом ПОВ Венявой-Длугошовским, который, по выражению Клячкина, «был у нас в семье как родной»[128]. Клячкин предположил, что именно сестра свела Веняву-Длугошовского с капитаном Лораном. Да и сама Махлина имела вполне хорошие разведывательные возможности, ведь она тоже работала в информационном отделе Наркомнаца и была достаточно близка к заместителю главы этого ведомства, одновременно и руководителю Польского комиссариата, видному польскому революционеру С. Пестковскому. По крайней мере, все выданные ей мандаты, отложившиеся в уголовном деле, подписаны именно этим должностным лицом[129].

Исходя из служебного положения «семейной резидентуры», можно обоснованно предположить, что Махлина и Клячкин были особо ценными агентами, которые наряду с прочим являлись источниками информации МИД Польши об арестах членов делегации польского Регентского совета в Москве. Не случайно в середине 1919 г. в НКИД от польской стороны последовало предложение обменять арестованного представителя Российского Красного Креста Ауэрбаха именно на Клячкина. Советское дипломатическое ведомство решительно отвергло такой вариант, заявив, что задержание в Вильно сотрудника РОКК незаконно и он должен быть незамедлительно освобожден. А что касается Клячкина, то он в судебном порядке осужден за шпионаж и не может быть освобожден[130]. Надо полагать, приговор ему вынесли крайне суровый, и, скорее всего, Клячкина уже не было в живых к этому времени. А вот его сестра сумела избежать ареста и успела переправиться в Польшу.

С французами контактировала и графиня М. Гуттен-Чапская, перебравшаяся после начала Первой мировой войны в Москву. Она была достаточно известна в польской общине — ее дядя К. Чапский много лет был городским головой в Минске. Имея родственные связи не только в Польше, но и в Германии, М. Гуттен-Чапская особо не скрывала свои германофильские симпатии в первый период войны и поэтому попала в поле зрения Контрразведывательного отделения штаба Московского военного округа. Ее подозревали в шпионаже в пользу Германии, однако веских доказательств реальной преступной деятельности графини добыто тогда не было. И вот спустя почти три года на нее обратила внимание уже советская спецслужба — Особый отдел ВЧК. Поводом для установления наблюдения за польской активисткой стали ее стремление расширить свои связи в центральных советских учреждениях и попытки выяснить важные политические сведения. Она пыталась найти выход даже на руководителя ВЧК — Ф. Дзержинского. Семью главного чекиста она знала с детства, поскольку имение Гуттен-Чапских — Станьково — находилось всего в нескольких километрах от имения Дзержинских недалеко от городка Койданово (ныне город Дзержинск Минской обл.) и старшие члены семьи могли общаться между собой[131]. Особисты задержали М. Гуттен-Чапскую в начале 1919 г. Она находилась под следствием несколько недель, но так же, как и царские контрразведчики, доказать ее преступные намерения чекисты не смогли. Пришлось ограничиться запретом выезда в Польшу и организацией периодического наблюдения за графиней. Задействовав все свои связи, Гуттен-Чапская организовала несколько обращений в ВЧК от Польского комиссариата Наркомнаца и отдела стран Запада НКИД РСФСР о разрешении ей выезда в Польщу, однако чекисты стояли на своем. Лишь в конце 1919 г., объявив графиню заложницей, в числе других поляков ее обменяли на группу польских революционеров, ранее арестованных в Польше.

А теперь, после такого важного (на мой взгляд) разъяснения о связях некоторых поляков с французской разведкой, вернемся к исследованию польского историка М. Волоса. По его утверждению, нелегальная сеть ПОВ на Украине была организована лучше, чем где-либо в России, и действовала там до 1922 г.[132] Но это не означает, что в других регионах, особенно в Белоруссии и Литве, организации ПОВ не проявляли своей активности. Просто М. Волос по каким-то причинам сконцентрировался только на Центральной России и Украине, лишь кратко упомянув о наличии связей КН-3 в Киеве с Минском и Вильно. Но по его же сведениям, подтверждаемым оперативно-следственными материалами ВЧК, нелегальные структуры ПОВ были созданы в местах расквартирования и непосредственно в воинских частях 1-го польского корпуса генерала Довбор-Мусницкого еще в начале 1918 г. Кстати говоря, одним из их создателей был будущий начальник разведотдела КН-3, а позднее руководитель всей польской военной разведки И. Матушевский.

При создании ячеек ПОВ организаторы опирались, как правило, только на этнических поляков. Согласно данным переписи 1897 г., удельный вес польского населения в Белоруссии был достаточно велик — 8,2 % от всех жителей. В Минской губернии, занимавшей почти треть территории современной Белоруссии, поляки составляли 10,1 %[133]. А в Вильно поляков проживало еще больше — 30,1 %. В период 1914–1915 гг., когда боевые действия разворачивались на территории Польши, часть населения была выселена военными властями из прифронтовой зоны или сама выехала на восток, осев в Белоруссии. Здесь подданные польской национальности создавали разного рода общественные, а под их прикрытием — и политические организации. Возникли и структуры ПОВ. В Вильно в первой декаде сентября 1918 г. по инициативе польского капитана С. Бобятынского был учрежден «Союз военнослужащих-поляков города Вильно». В октябре того же года группа лиц учредила организацию «Самооборона Минской земли» с филиалами в уездных городах[134]. Подобного рода структур появилось достаточно много, кадров для этого хватало. Польская организация войсковая была не просто одной из них, а наиболее активной и сплоченной единицей, работавшей подпольно. Фактически это была разведывательно-диверсионная сеть, готовая к реализации заданий польского командования.

Ведущий исследователь деятельности польских спецслужб профессор А. Пеплоньский в своей обстоятельной монографии, посвященной периоду советско-польской войны, отметил, что КН № 3 ПОВ в Киеве имела связь с организацией ПОВ в Вильно, которая фактически являлась филиалом киевской Коменды начельной[135]. Материалы Центрального архива ФСБ свидетельствуют о том, что к концу 1918 г. в Минске уже функционировала организация Коменда начельна № 1 ПОВ под руководством польского офицера Стефановского. Член этой организации, выполнявший роль связника, В. Табартовский в ходе следствия в 1920 г. сообщил чекистам, что ПОВ в Минске активно работала в сфере разведки и ее агентами были: начальник военной школы капитан Тригер, его заместитель подполковник царской армии Костка, работник военного комиссариата Шимкевич[136].

Все подпольные структуры ПОВ на Украине, в Белоруссии, Литве и Центральной России находились в контакте с государственными военными информационными службами Польши. Последние стали создаваться в октябре 1918 г. В составе Генерального штаба Войска Польского был учрежден Информационный (разведывательный) отдел[137]. В конце ноября его преобразовали в 6-й отдел, в котором секция «2-В» ведала разведкой на Востоке. Среди офицерского состава отдела доминировали сторонники Пилсудского. Еще больше это стало заметно, когда в структуре отдела учредили реферат по вопросам Польской организации войсковой. Исследователь истории польской разведки А. Мисюк утверждает, что задачами этого реферата были разведка и диверсионная деятельность на Украине, в Белоруссии, Литве и Советской России[138]. В мае 1919 г. произошла очередная реорганизация органов польской военной разведки, но в ее структуру значительных изменений внесено тогда не было. С этого времени разведслужба получила лишь другое обозначение. По примеру французской разведки аналогичное подразделение Верховного командования Войска Польского (а затем Генерального штаба Польши) обозначалось как 2-й отдел (в обиходе называемый «двуйка»)[139]. Вторые отделы функционировали в составе каждого из штабов фронтов: Волынского, Подольского и Литовско-Белорусского (позднее, с 1920 г., соответственно 2-й, 6-й и 4-й армий). Каждый из отделов имел в подчинении отделения в штабах дивизий и в отдельных населенных пунктах. Основу негласного аппарата разведки составляли подпольные организации ПОВ и отдельные ее члены.

Для полноты картины следует сказать о кадровом составе польской разведки. Практически все руководители центрального аппарата и периферийных органов пришли на военную службу из ПОВ и подобных ей структур. К началу боевых действий они имели неплохой опыт в конспиративной, разведывательной, диверсионной и повстанческой работе. Этот опыт был достаточно свежим, да и немецкая контрразведка (в качестве главного противника в 1917–1918 гг.) преподала неплохие уроки выживания в подполье. Как правило, руководящий состав польских информационных служб набирался не просто из националистически настроенных членов ПОВ, а тех, кто имел гимназическое и даже высшее образование, прошел обучение в школах комсостава, служил на офицерских должностях в легионах и, желательно, участвовал в боевых действиях в составе царской либо австро-венгерской армии.

К примеру, поручик И. Добржинский — главный резидент польской разведки в Советской России в 1920 г., в юности вступил в члены ПОВ, а затем руководил разведкой одной из групп ПОВ в Белоруссии и в этом качестве участвовал в подготовке и проведении восстания против немецких войск. Он закончил классическую гимназию, три курса историко-философского факультета Московского университета, офицерские курсы, говорил практически без акцента на русском и знал еще несколько иностранных языков[140].

Его непосредственный начальник — глава 2-го отдела Генерального штаба Войска Польского И. Матушевский — был назначен на этот пост в 29 лет, имея «за плечами» оконченную с отличием гимназию с гуманитарным уклоном, обучение на филологическом факультете Варшавского университета (по другим данным — в Высшей сельскохозяйственной школе)[141]. Перед Первой мировой войной он служил в Санкт-Петербурге в гвардейском полку, с которым и отправился на фронт в качестве командира взвода разведки. Был тяжело ранен, но после излечения в госпитале вернулся в строй. В августе 1917 г. на первом съезде поляков-военнослужащих был избран в исполком созданной организации, стал членом ПОВ и выехал на Западный фронт. В 1-м польском корпусе возглавил разведку, а после разоружения корпуса уехал в Киев и организовал разведслужбу КН-3 ПОВ. 28 июля 1920 г. Матушевский возглавил 2-й отдел ПГШ[142].

Подполковник Ян Ковалевский — математик и лингвист, окончил Льежский университет (Бельгия), успешно занимался расшифровкой советских шифров в период советско-польской войны. Известной фигурой в разведке являлся Тамир Виктор Дриммер, он же Зигмунт Ойжановский, работавший под псевдонимами «Виталис», «Радецкий», «Биндыга» и «Жондецкий». Он окончил гимназию, являлся членом ПОВ с момента ее образования, в 1915 г. стал инструктором школы подофицеров, за отличие в подготовке кадров и участие в боях был награжден крестом «За военную службу».

Можно перечислить многих других сотрудников польской разведки, образовательный уровень которых, опыт подпольной и боевой деятельности были практически аналогичными. К сожалению, в моем распоряжении нет необходимых статистических данных и обобщенных сведений о состоянии кадрового состава спецслужб нашего тогдашнего военного врага. Но рассмотрение биографий многих польских разведчиков и контрразведчиков позволяет с большой уверенностью утверждать, что в целом их военная подготовка и общие знания были достаточно высокими. Вот с таким противником пришлось столкнуться советской контрразведке в 1919–1920 гг. и в последующие годы.