Глава 3. Президентство Карденаса в 1935–1936 годах: разгром «максимата»

Ласаро Карденас родился 21 мая 1895 года в маленьком городке Хикильпан, штат Мичоакан, в доме без номера[294]. Мичоакан был довольно консервативным штатом, большинство населения которого находилось во власти католической церкви. Не случайно, что во время французской интервенции под влиянием духовенства многие жители штата поддержали императора Максимилиана. Была набожной и мать Карденаса донья Фелиситас, в то время как отец, Дамасо Карденас, лавочник и аптекарь, в церковь не ходил. Ласаро посещал местную школу за два песо в месяц. В свободное время мальчик помогал своему деду обрабатывать землю: выращивали обычные для большинства мексиканцев кукурузу и бобы.

Революция Мадеро фактически пронеслась мимо Мичоакана. В 1912 году умер Дамасо Карденас, и Ласаро остался старшим в семье (у него было семь братьев и сестер). Ему пришлось прекратить обучение в школе, и он устроился помощником в местную типографию.

Президент Мексики в 1934–1940 годах генерал Ласаро Карденас

С тех самых пор и до конца жизни Ласаро Карденас вел дневник. В год смерти отца он записал в нем: «Я думаю, что рожден для чего-то великого… Я всегда жил с чувством, что я достигну славы. Но как, я не знаю…» Юноша мечтал, что когда-нибудь – в горах, как виделось ему, в ненастную ночь – во главе солдат вступит в бой за освобождение родины от угнетателей[295].

Революция скоро предоставила молодому человеку возможность воплотить мечты в жизнь. В июне 1913 года Хикильпан занял отряд восставших против Уэрты конституционалистов, и в типографии, где работал Карденас, было напечатано воззвание против диктатора. Однако вскоре город отбили «руралес», которые разгромили типографию. Возможно, жизни Ласаро ничто и не угрожало, но мать думала по-другому и решила, что сыну на время надо уйти из города. Пешком он добрался до асиенды, где управляющим был его дядя.

В районе Хикильпана тогда действовал отряд противников Уэрты во главе с «генералом» Гильермо Гарсия Арагоном, который считал себя последователем Сапаты. В июле 1913 года Карденас присоединился к его отряду и получил за красивый почерк звание «второго капитана» (приблизительно соответствует нашему званию старший лейтенант). Юноша стал отвечать в штабе за переписку генерала. Арагон понимал свою борьбу не просто как противостояние диктатору, но и как стремление удовлетворить справедливые притязания крестьян на землю. Именно с тех пор Карденас стал считать аграрную реформу неотъемлемой частью мексиканской революции.

В сентябре 1913 года правительственные войска сильно потрепали отряд Арагона, в котором было примерно 700 бойцов, но всего 400 винтовок и очень мало боеприпасов. Карденасу пришлось спасаться бегством, причем вдвоем с товарищем на одной лошади.

На какое-то время Карденас отошел от борьбы, к чему его постоянно призывала мать: надо было материально помогать братьям и сестрам. Опасаясь оставаться в родном городе, Ласаро перебрался в Гвадалахару, где работал на пивоваренном заводе за 75 сентаво в день[296]. Так что методы капиталистической эксплуатации рабочих будущий президент испробовал на себе. Летом 1914 года Карденас вернулся в родной город, в окрестностях которого опять появились революционеры. Молодой человек присоединился к отряду «генерала» Суниги, чем вызвал ужас своей матери, которая воочию наблюдала, как «генерал» в приступе ярости едва не пристрелил без всякого суда не понравившегося ему человека. Донья Фелиситас просила сына никогда не проливать кровь невинных людей.

К июлю 1914 года судьба диктатора Уэрты уже была решена, и молодой офицер Карденас присутствовал при подписании Обрегоном капитуляции правительственных сил. Когда началась гражданская война между самими революционерами, Карденас воевал на той стороне, на которой сражались его непосредственные начальники, успев побывать и в войсках Конвента, и в частях Каррансы. Он сражался и против войск Вильи, и против сапатистов, а в марте 1915 год в звании подполковника был направлен во главе отряда на помощь генералу Плутарко Кальесу, который с трудом отбивался от превосходящих сил вильистов на севере штата Сонора. Это знакомство и привело Карденаса в президентское кресло спустя 20 лет.

Кальесу очень понравился серьезный, грамотный и преданный офицер. Узнав, что Карденас рано потерял отца, Кальес, сам происходивший из неблагополучной семьи, стал относиться к нему как к сыну. За одну из удачных атак во главе отряда из 300 бойцов Кальес подарил своему офицеру черного коня[297].

Офицер Карденас был храбр, но излишне горяч и опрометчив, что в последующие годы не раз могло стоить ему жизни. Например, в сентябре 1915 года он с 800 солдатами попал в засаду вильистов и едва не погиб. Кальес за храбрость произвел своего любимчика (он называл Карденаса «чамако» – «мальчик») в полковники. Карденас был с Кальесом в самый опасный период жизни будущего «верховного вождя» – во время осады превосходящими силами Вильи города Агуа-Приета. Победа Кальеса означала окончательный разгром Вильи и фактическое окончание гражданской войны.

В 1918 году Карденас вернулся в родной Мичоакан, который почти полностью находился во власти самых различных по политической окраске банд, не считая простых уголовников. Полковник поставил себе задачу ликвидировать бандитов, но его опять едва не подвела излишняя горячность. Во время одного из боев он был окружен и хотел застрелиться последней пулей, оставшейся в пистолете. Однако когда один из бандитов уже схватил его за шею, Карденас не выдержал и убил его. Подоспевшие товарищи спасли будущего президента от верной смерти. В этот же день Карденас со своим отрядом подстерег на одном из ранчо изрядно подвыпивших бандитов и уничтожил их.

В 1920 году Карденас, как и большинство военных командиров, поддержал мятеж своего бывшего главнокомандующего Обрегона против Каррансы. В это время он командовал войсками в районе Веракруса и, узнав, что Карранса бежал из Мехико в сторону этого города, выступил со своими войсками навстречу свергнутому президенту. Однако разлившаяся река задержала движение отряда, и когда Карденас наконец настиг Каррансу, тот был уже мертв. Карденасу в который раз повезло – на него не пало подозрение в предательском убийстве президента страны[298].

Интересно, что Обрегон был о Карденасе невысокого мнения и считал его некомпетентным офицером, хотя и порядочным человеком (для Обрегона порядочность означала преданность). Правда, в то время Карденаса недооценивали многие, что и помогло ему сохранить жизнь в череде беспрерывных мятежей и заговоров, сотрясавших Мексику в 20-е годы.

В 1922 году Карденас опять был направлен в Мичоакан, губернатор которого генерал Франсико Мухика пытался провести в штате радикальные реформы. Мухика был одним из авторов Конституции 1917 года и, как мы помним, считал себя коммунистом и даже состоял в компартии. Реформы Мухики вызвали яростное сопротивление церкви и имущих слоев. Неодобрительно относился к ним и новый президент Обрегон. Мухика был старым другом семьи Карденасов и помогал Ласаро, когда тот остался без отца.

Именно Мухика, а не Кальес стал идейным отцом будущего президента. В 1923 году Обрегон приказал Карденасу как командующему войсками штата арестовать Мухику и отконвоировать его в Мехико. Тот подчинился, но пути в столицу получил от президента телеграмму, в которой Обрегон «принимал к сведению», что Франсиско Мухика был убит при попытке к бегству. Но Карденас не стал убивать друга и позволил ему бежать. Обрегон таких вещей не забывал, и, возможно, вся жизнь Карденаса пошла бы по-иному, не случись в этот момент мятеж де ла Уэрты.

В условиях, когда против Обрегона и Кальеса поднялась почти половина федеральной армии, на счету был каждый старший офицер. Карденас, к тому моменту ставший бригадным генералом, опять проявил лояльность и оказался со своим отрядом в тылу мятежников, получив задачу беспокоить рейдами, пожалуй, одного из самых талантливых генералов мексиканской армии – бывшего студента Рафаэля Буэльну (признанием таланта Буэльны было его прозвище Золотой Самородок»)[299]. 12 декабря 1923 года Карденас со своим конным отрядом опять попал в засаду и после упорного боя, раненный в живот и потерявший много крови, был взят в плен. В отличие от Обрегона, Буэльна был джентльменом и приказал оказать Карденасу необходимую медицинскую помощь[300]. Карденаса перевели в госпиталь Гвадалахары и тем самым спасли ему жизнь. Обрегон был возмущен поражением Карденаса, но Кальес прислал своему бывшему подчиненному приветственную телеграмму.

Карденас тоже был джентльменом. Вскоре в его руки попал один из вождей мятежа Эстрады, и он, вопреки желанию Обрегона, не стал расстреливать пленника, а позволил тому эмигрировать в США.

В марте 1925 года президент Кальес назначил своего любимца Карденаса командующим войсками в регионе Уастека – центре мексиканской нефтедобычи. Как раз тогда еще не забывший своих революционных идеалов Кальес готовил знаменитый «нефтяной закон», вызвавший возмущение американских компаний. Правительство Мексики было готово применить войска против тех американских фирм, которые отказались бы подчиниться закону. На этом фоне Карденасу отводилась политически важная роль.

Прибыв в Уастеку, Карденас воочию убедился, что американцы ведут себя к Мексике как дома. Когда командующий войсками потребовал, чтобы его пропустили на территорию одной из иностранных компаний, ему пришлось ждать у ворот целый час, пока охрана не получила согласие хозяина. Именно тогда Карденас решил, что хозяйничанью американцев в Мексике должен быть положен конец.

В Уастеке Карденас снова близко сошелся с Мухикой, который, будучи изгнан Обрегоном из политики, приобрел в этом регионе небольшую нефтяную концессию. Карденас и Мухика проводили вместе много времени, и Мухика давал своему юному другу почитать труды Маркса. Мухика настойчиво убеждал Карденаса, что только социализм сможет адекватно разрешить все проблемы мексиканского общества[301].

Мухика поддержал мятеж де ла Уэрты и находился в опале. В 1928 году Карденас через Портеса Хиля, тогда министра внутренних дел, попросил Кальеса дать Мухике какую-либо оплачиваемую государственную должность, так как материальное положение ветерана революции и одного из авторов Конституции 1917 года было очень тяжелым. По воспоминаниям Портеса Хиля, Кальес был очень недоволен просьбой Карденаса и велел передать ему, что от подобных друзей надо избавляться («такие люди, как Мухика, не в состоянии навести порядок даже в собственном доме»)[302]. Просьбу любимца Кальес все же выполнил, но самым издевательским образом: Мухика получил назначение комендантом тюрьмы на острове Трех Марий, куда в качестве узников вскоре начали прибывать его единомышленники – члены запрещенной компартии.

В 1928 году Карденас с помощью Кальеса и административного ресурса был избран губернатором Мичоакана. В родном штате Карденас после революции бывал лишь урывками, его мало кто знал, и жители Мичоакана видели в нем обычного ставленника властей, с «избранием» которого стоило смириться. В 1928 году Мичоакан был крайне неспокойным местом – в горах активно действовали отряды «кристерос». Влияние католической церкви было по-прежнему доминирующим, по крайней мере, в сельской местности.

Однако сразу же после избрания Карденаса жители Мичоакана поняли, что их губернатором стал очень необычный человек. В поездках по штату он редко надевал военную форму, которая производила гнетущее впечатление на тех, кто собирался на встречи с губернатором. Конечно, Карденас, как и большинство революционеров, считал церковь препятствием на пути социального прогресса, но он умел отличать клир от масс обычных верующих, для которых религия была частью устоявшегося веками жизненного уклада.

Карденас решил продолжить радикальные реформы Мухики, но он понимал, что для их проведения нужна опора в массах, чтобы в зародыше подавить сопротивление имущих классов. Образцом для него в этом был губернатор Веракруса Техеда. Как и Техеда, Карденас создал общественно-политическую организацию, к которой перешла вся реальная власть на местах в штате.

Как только Карденас стал губернатором, на базе союза учителей, местных профсоюзов, аграрной лиги, основанной убитым помещиками коммунистом Тапией, и членов компартии будущий президент создал Революционную конфедерацию труда Мичоакана. Вскоре в ней насчитывалось 4 тысячи местных (в основном сельских) комитетов и 100 тысяч членов. Члены конфедерации занимали 95 % всех выборных должностей в штате[303]. Ее девизом стал лозунг «Союз. Земля. Труд». В качестве конечной цели конфедерация провозглашала ликвидацию капиталистического строя.

Конфедерацию контролировал сам губернатор, оказывая ей всяческое, в том числе и материальное, содействие. Например, конфедерации бесплатно предоставлялись залы для митингов и поезда для поездок по штату.

Карденас снисходительно относился к «святому» принципу революции 1910 года – запрету переизбрания депутатов на повторный срок. Главным для губернатора было то, что депутаты активно помогают правительству в осуществлении программы реформ. В этом случае они могли переизбираться столько раз, сколько пожелают.

Сама эта программа реформ была отнюдь не социалистической и предусматривала проведение в жизнь положений Конституции 1917 года. За все послереволюционное время различные правительства Мичоакана до 1928 года распределили среди 124 крестьянских общин 131 283 га земли. Губернатор Карденас за 4 года своего правления (1928–1932-й) передал 181 деревням 141 663 га[304]. Но главным было, пожалуй, даже не это. В отличие от Кальеса и всей правящей верхушки, Карденас считал, что именно «эхидо», а не мелкий частный собственник является наилучшей формой для обработки земли. Явно противореча «верховному вождю», он публично заявлял, что плоха не форма «эхидос», а то, что у них нет средств для применения более продуктивных форм ведения хозяйства. Будущее в аграрной сфере Карденас видел только в кооперировании отдельных производителей.

Все «эхидос» поддерживали губернатора, тем более что в общинах были фактически запрещены все общественные организации, кроме Революционной конфедерации труда.

Жалобы помещиков, требовавших прекратить конфискацию земель, Карденас воспринимал спокойно. Под предлогом борьбы с отрядами «кристерос» крестьяне конфедерации были вооружены и могли подавить сопротивление не только самих помещиков, но и регулярной армии. Поэтому губернатор лишь настоятельно рекомендовал латифундистам не мешать правительству проводить аграрную реформу.

Пролетариев в аграрном Мичоакане было мало, и членами конфедерации в городах были в основном мелкие торговцы, служащие и люмпен-пролетарии (вроде прислуги, шоферов и посыльных). Карденас ввел в штате прогрессивное рабочее законодательство и издал закон, по которому власти штата могли экспроприировать любое частное предприятие, если его владельцы не выполняли трудовое законодательство. В этом случае предприятие передавалось самим рабочим. Закон был встречен в штыки центральным правительством, которое запретило его применять.

К церкви Карденас относился без всякой симпатии, но не из-за дешевого популизма и желания угодить Кальесу, а потому, что считал клир и распространяемые им предрассудки главным препятствием на пути борьбы рабочих и крестьян за свое экономическое освобождение. Однако бороться с религией Карденас предпочитал в рамках закона и без излишнего эпатажа. Например, он ограничил количество священнослужителей в своем штате тремя для каждого округа (всего в Мичоакане округов было 11). Священники не оставались в долгу и в проповедях называли Карденаса «Антихристом». В этом случае губернатор не прибегал к помощи полиции (хотя имел на это право), а договаривался с местным епископом, и слишком строптивых священников переводили в другой штат.

Отряд «кристерос» в родном штате Карденаса – Мичоакане

Как-то раз в одном из городков губернатор застал за проповедью священника, который не был зарегистрирован властями, а поэтому не имел права совершать обряды культа. Собравшаяся толпа замерла в ужасе, когда «Антихрист» пригласил святого отца на беседу. Однако Карденас лишь сказал, что на первый раз его прощает, но как образованный человек священник должен соблюдать законы и учить тому же свою паству. Когда улыбающийся священник вышел к народу, толпа разразилась спонтанными здравицами в честь губернатора[305].

Карденас пытался скорее уговорами, чем силой побудить отряды «кристерос», в основном состоявшие из обманутых церковью крестьян, сложить оружие. Чтобы преодолеть недоверие повстанцев, наблюдавших ранее, как жестоко правительственные войска обращаются с пленными, Карденас уговорил одного из священников сесть вместе с ним в самолет и следить с воздуха за процедурой сложения оружия одного из отрядов.

Почти половину своего скромного бюджета штат Мичоакан при Карденасе тратил на народное образование. Учителя были наиболее преданными сторонниками губернатора и превращали школы не только в очаги грамотности, но и в центры пропаганды проводившихся в штате реформ. Специальными законами Карденас, понимая ограниченность своих финансовых средств, заставил владельцев частных предприятий и асиенд открывать за свой счет школы для работников.

Карденас уделял большое внимание коренному населению, которое прежние власти вообще не считали за людей, ведь многие индейцы даже не знали испанского языка. Губернатор писал Мухике, что самым радостным для него в работе на посту главы исполнительной власти является участие в качестве судьи в решении вопросов индейских племен. Губернатор, как вождь, сидел под деревом на центральной площади того или иного селения и уважительно выслушивал просителей. «Я бы с удовольствием остался там на год», – писал он Мухике[306].

Карденас на фреске – он сделал многих мексиканцев грамотными

Пристальное внимание Карденас уделял и антиалкогольной кампании в штате, но делал это не путем издания жестких запретительных законов, а через формирование общественных комитетов. В них в основном состояли женщины, которые убеждали граждан не засиживаться пивных, а больше времени уделять семье, культуре и спорту. К пьянству губернатор относился так же, как к религии, – он видел в алкоголе средство, отвлекающее рабочих и крестьян от борьбы за свое экономическое освобождение.

Кальес не без интереса наблюдал за активной деятельностью своего ученика в Мичоакане. Как опытный политик он одобрял централизацию Карденасом всей общественной жизни в рамках Революционной конфедерации труда под контролем исполнительной власти. В 1930 году «хефе максимо» решил, что Карденас должен повторить то же самое и на общенациональном уровне. Сделав своего названого сына главой НРП в ноябре 1930 года, Кальес предполагал, что Карденасу удастся сплотить партию в единый организм, который будет послушно выполнять волю «верховного вождя». К тому же на фоне консервативной экономической политики правительства революционная фразеология Карденаса, по замыслу Кальеса, служила удобной отдушиной для недовольных, убеждая их, что лидеры революции не утратили своего радикализма.

Однако Карденас решил сделать НРП не бюрократическим придатком исполнительной власти, а по-настоящему популярной в народе силой. Он перестроил работу центрального партийного печатного органа, который стал уделять больше внимания жалобам граждан. При Карденасе под эгидой НРП была учреждена Национальная спортивная конфедерация. Президент НРП лично поехал в пораженную землетрясением Оахаку, чтобы выразить соболезнования пострадавшим.

Кальес с тревогой стал замечать, что многие стали ассоциировать НРП не с ним, а с молодым реформатором. К тому же Карденас в силу своей порядочности и лояльности понимал партию как верного помощника президента, против которого скрытно интриговал «верховный вождь», на словах признавая лидерство Ортиса Рубио. Поэтому в августе 1931 года Кальес переместил Карденаса в правительство на пост министра внутренних дел, но уже в октябре, не исключая, что тот найдет общий язык с Ортисом Рубио и они сговорятся против «хефе максимо», передумал. Карденас вернулся в Мичоакан, разочарованный своим бывшим учителем.

Объезжая Мичоакан во время предвыборной кампании, Карденас познакомился с симпатичной девушкой Амалией Солорсано (1911 года рождения), дочерью богатого ранчеро. Несмотря на сопротивление родителей Амалии, считавших Карденаса слишком молодым и к тому с неприязнью относившимся к военным, будущий президент и его возлюбленная поженились в сентябре 1932 года. Церемония бракосочетания была, естественно, гражданской. Амалия родила мужу двух детей – дочь Пальмиру, которая вскоре умерла, и сына Куатемока, названного в честь последнего вождя ацтеков, погибшего в борьбе против испанских завоевателей.

Жена генерала одевалась скромно и никогда не носила ювелирных украшений. Ей нравились сомбреро, которые как деталь простонародного костюма презирали светские львицы того времени. Не играла Амалия и в модный в те времена бридж, а также не носила мехов. В отличие от своих предшественниц в роли «первой дамы», став супругой президента[307], Амалия не вела активную общественную жизнь и держалась очень скромно, избегая официальных мероприятий. Однако она без колебаний приняла участие в кампании по приему в Мексике детей испанских республиканцев, за что в 2007 году получила высшую награду Испании – Большой крест Ордена Карла III. Когда в 1938 году была национализирована нефтяная промышленность, жена президента организовала женский комитет по сбору средств на выплату бывшим владельцам долгов компаний.

Карденас с супругой и сыном

Скромность отличала Амалию и после того, как ее муж перестал быть главой государства. Супруги Карденас вернулись в родной город президента и жили в его доме.

Амалия Карденас скончалась в декабре 2008 года.

Когда 1 декабря 1934 года Ласаро Карденас принес присягу в качестве президента страны, он понимал, что Кальес и его окружение не дадут ему провести задуманные реформы, уже осуществленные в Мичоакане. Поэтому было необходимо убрать наконец «верховного вождя» из политической жизни страны. И здесь Карденас, бывший горячим и опрометчивым офицером, блестяще проявил навыки осторожного и умелого политика. Ведь переиграть Кальеса, до тех пор успешно избавлявшегося от всех своих соперников, было делом невероятно сложным.

В конце 1934 года в руках Кальеса были Конгресс и руководство НРП. «Верховному вождю» подчинялись большинство губернаторов. На стороне Кальеса были и симпатии США. Посол США Дэниэльс понял намерения Карденаса уже в день вступления нового президента в должность. Когда Карденас спокойно и твердо, как всегда, заявил, что он избран президентом и собирается быть им на самом деле, американский посол подумал, «что эти слова могли означать предупреждение Кальесу, что его «верховной власти» приходит конец»[308]. Однако старожилы американского посольства с Дэниэльсом не согласились: так говорили и прежние президенты, но на власти Кальеса это никак не отражалось.

Действительно, лейтмотивом речи Карденаса был призыв к строгой дисциплине (с допущением «здоровой критики») и консолидации всех сил на благо страны. Казалось, в этом нет ничего угрожающего для Кальеса.

Стратегия Карденаса заключалась в том, чтобы усыпить бдительность «хефе максимо» и укрепить свои позиции в армии. Другой опорой новой власти, как и в Мичоакане, должны были стать массовые организации трудящихся, которые, впрочем, еще только предстояло создать.

Пока же Карденас не шел на разрыв с «верховным вождем», что и показал первый состав его кабинета. Министром сельского хозяйства стал кальист и активный борец с религией, губернатор штата Табаско Томас Гарридо Каннабаль. В своем штате Гарридо Каннабаль опирался на молодежные отряды «краснорубашечников», которые вели активную (в том числе и физическую борьбу) с верующими. Причем, в отличие от Карденаса, Гарридо Каннабаль эпатировал своим яростным безбожием местных крестьян. Например, своего сына он назвал Ленин, а племянника – Люцифер. Гарридо Каннабаль был нужен Кальесу для претворения в жизнь своего излюбленного метода влияния на власть – «краснорубашечники» теперь должны были спровоцировать волнения уже по всей стране. А это, в свою очередь, как надеялся Кальес, вынудит Карденаса признать лидерство «верховного вождя» в сложный для страны момент.

Гарридо Каннабаль стал в кабинете Карденса министром сельского хозяйства. Этот человек не знал полутонов – если любил, так любил, а ненавидел – так ненавидел. И больше всего на свете он ненавидел религию – опиум для народа. К моменту назначения на пост министра Гарридо Каннабаль уже 10 лет был губернатором штата Табаско, где даже заменил религиозные праздники народными, связанными с сельскохозяйственным циклом. Когда Карденас посетил штата Табаско, кто-то из его свиты спросил маленькую девочку, умеет ли она молиться. «Нет, – ответил ребенок, – у себя дома мы отрезали святым головы»[309]. Гарридо Каннабаль являлся горячим поклонником народного просвещения и тратил на эти цели до трети бюджета Табаско. Учителя этого штата были самыми высокооплачиваемыми в Мексике.

В отличие от Карденаса, Гарридо Каннабаль был крупным земельным собственником и противником сельской общины.

Сын Кальеса Родольфо занял пост министра связи. Под его контролем находились телеграфные линии, которые обеспечивали связь губернаторов и командующих военными зонами с Мехико. Второй по значимости после президента пост министра внутренних дел также достался кальисту – Хуану де Диос Бохорхесу Министр здравоохранения Абрахам Айяла Гонсалес получил свой пост благодаря своей жене Чолите – личной секретарше Кальеса.

Военным министром стал уже пожилой и бесцветный генерал Пабло Кирога, который был при Абелярдо Родригесе заместителем министра обороны и тоже не вызывал опасений. Столичный округ (а значит, и полицию) возглавил Аарон Саенс, не испытывавший к радикальной программе Карденаса никаких симпатий.

Но кабинет не был полностью кальистским. Марксист Нарсисо Бассольс стал министром финансов. Бассольс был блестящим и самостоятельным интеллектуалом, всегда отстаивавшим свою точку зрения. Поэтому его не очень любили в кругах политического бомонда Мексики, что только повышало его авторитет в глазах Карденаса.

Карденас лично приехал к Портесу Хилю и уговорил его возглавить Министерство иностранных дел (поначалу бывший президент осторожничал и хотел остаться на безопасном посту генерального прокурора). Во враждебном отношении Портеса Хиля к Кальесу не сомневался никто, включая «верховного вождя»[310]. Министром экономики (ответственным за будущие радикальные преобразования) стал генерал Франсиско Мухика. Таким образом, как минимум два ключевых члена нового кабинета были марксистами.

Уже первые меры Карденаса на посту президента предвещали скорый конфликт с Кальесом. Луис Леон, кальист и директор центрального органа НРП «Эль Насиональ», получил от президента рекомендацию не величать на страницах газеты Плутарко Кальеса «верховным вождем революции». Чтобы подчеркнуть новый стиль руководства страной, сторонившийся роскоши Карденас перенес свою резиденцию из помпезного замка Чапультепек в более скромный особняк. Президент запретил использовать фраки в официальных церемониях, чтобы подчеркнуть близость правительства к народу. Поскольку Карденас был убежденным врагом алкоголя, из меню банкетов в президентском дворце исчезло вино. Была отменена и помпезная церемония приветствия президента его гвардией при въезде в резиденцию. Карденас не изменил своим привычкам солдата: он вставал рано и ложился поздно. Президент не курил и не играл в карты – он запретил игру в бридж (очень популярную в то время среди светских дам) и своей жене.

Карденас не переносил корриду, считая ее варварским пережитком. Он вообще терпеть не мог, когда смаковали жестокость, и по его настоянию из официальной правительственной газеты убрали колонку о преступлениях, что сильно сократило тираж.

Свою зарплату новый президент Мексики сократил в два раза.

Он любил ездить верхом, причем без всякого эскорта и показухи, выращивал цветы и почти каждый день купался в бассейне с холодной водой[311]. Во время своих частых поездок по стране Карденас не упускал случая окунуться в море или искупаться в горячих источниках.

Завтракал президент обычно легко: фрукты, вареные яйца и кофе. В 8.40 утра, просмотрев газеты, глава государства на автомобиле отправлялся на рабочее место, куда прибывал ровно в 9. Карденас завел порядок, согласно которому ему заранее докладывали о посетителях и их нуждах, с тем, чтобы разговор получался максимально предметным. Президента отличало редкое умение слушать собеседника, не выказывая ни малейших признаков усталости или недовольства. Он никогда не повышал голос и, несмотря на жару, всегда носил пиджак и галстук, таким образом подчеркивая уважение, которое сам питал к должности главы государства Мексиканских Соединенных Штатов. Поэтому на собеседников Карденас иногда производил впечатление человека чопорного и несколько скованного. Зная об этом, президент пытался расположить к себе людей мягкой дружеской улыбкой. Этой же улыбкой глава государства пытался преодолеть и свою собственную природную застенчивость.

Все вопросы Карденас решал обычно быстро. И если что-нибудь обещал, можно было быть полностью уверенным, что обещание будет выполнено. Даже острый политический кризис не мог вывести президента из равновесия, и он никогда не терял самообладания.

Обедать президент ездил домой и в пять вечера опять был на работе.

Президент любил свою супругу, но у него были романы и на стороне. Многие женщины хотели иметь от этого великого человека детей, и некоторым это удавалось.

Карденас открыл двери президентского дворца для обычных групп посетителей, чтобы простые граждане чувствовали – к власти пришел их представитель. В резиденции президента был установлен телеграф, и каждый житель Мексики мог прислать главе государства телеграмму.

Уже 3 декабря 1934 года были закрыты казино по всей республики, что вызвало настоящую ненависть к Карденасу со стороны многих разбогатевших на азартных играх представителей «революционной семьи». Особенно был недоволен бывший президент Абелярдо Родригес, владевший игорным бизнесом. Вдобавок это было воспринято как прямой вызов Кальесу, любившему карты и охотно посещавшему увеселительные заведения.

Карденас понимал, что он может удержаться в предстоящей схватке с Кальесом, только имея за собой армию или обеспечив хотя бы ее нейтралитет.

Мексиканская армия комплектовалась на добровольной основе, и срок службы по контракту составлял три года. В 1935 году численность вооруженных сил составила 58 262 человека, в том числе 8 775 офицеров и унтер-офицеров[312]. В 1935 году в армии служили 394 генерала, большинство из которых были прежде всего политиками, а не профессиональными военными (в 1930 году генералов насчитывалось 426).

При этом в пехоте числились 29 160 военнослужащих, в кавалерии – 22 336, в артиллерии – 1826. Основной воинской частью в пехоте являлся батальон (всего их было 52), в кавалерии – полк (всего 75 полков). В 1935 году Мексика уже имела и неплохую авиацию в составе двух полков по три эскадрильи (всего 66 самолетов). ВМС по-прежнему пребывали в эмбриональном состоянии, и их основными боевыми силами были броненосец постройки 1898 года и мелкие корабли береговой охраны.

Однако влияние мексиканской армии на политическую жизнь зависело не только от ее численности и боевой мощи. По-прежнему командующие военными зонами зачастую чувствовали себя хозяевами положения и маленькими князьками на подвластной им территории. При Каррансе военных зон, то есть округов было 23. Кальес увеличил их количество до 32, чтобы ослабить численность войск, подчинявшихся тому или иному командующему. Правительство постоянно перемещало генералов из одной зоны в другую, чтобы те не смогли создать себе собственную политическую базу.

После революции 1910–1917 годов армейские офицеры составляли и основную часть высших государственных чиновников как в центре, так и на местах. На армию шла основная часть федерального бюджета страны.

При Обрегоне (1920–1924 годы) 40 % всех чиновников были военными. При Ортисе Рубио и Абелярдо Родригесе эта доля несколько сократилась, но все равно оставалась внушительной (33 %). Карденас уже в 1935 году снизил представительство военных на высших государственных постах до 24 %. Еще при Родригесе только 3 из 10 членов кабинета министров были военными. В новом правительстве Карденаса из 12 человек гражданских было 9. Среди губернаторов штатов в 1935 году было 14 генералов и 17 гражданских политиков.

Из федерального бюджета Мексики объемом в 1072 миллиона песо в 1934 году на вооруженные силы было затрачено 243 миллиона (22,7 %). При Карденасе в 1935 году сам бюджет существенно вырос (до 1208 миллионов песо). Увеличились и военные расходы (до 252 миллионов песо), но не столь значительно, и их доля сократилась до 20,9 %, что было самым низким показателем за все послереволюционное время.

Конечно военные мятежи 1923, 1927 и 1929 года и их жестокое подавление очистили вооруженные силы от генералов, имевших президентские амбиции. Армия была уже не столь самостоятельной, тем не менее Карденас с первых же дней стал методично продвигать на ключевые посты своих сторонников или, по крайней мере, противников Кальеса.

Как только Карденас стал президентом, он начал назначать на средние посты в различных военных округах не связанных с Кальесом офицеров. Предпочтение при новых назначениях отдавалось тем военным, которые в разное время воевали против Обрегона или Кальеса – бывшим вильистам, сапатистам и прочим диссидентам. Выдвигал Карденас и молодых офицеров, которые не участвовали в революции, а были профессиональными военными, менее склонными к политике.

В 1935 году Карденас заставил всех пехотных офицеров в звании до полковника пройти экзамен на профессиональную пригодность[313]. Не справившихся отправляли на переподготовку или увольняли. С помощью такой меры Карденас хотел избавиться от тех офицеров, которые получили звания благодаря фаворитизму генералов или своим былым (часто весьма сомнительным) революционным заслугам. Позднее, в 1936 году президент ввел новую систему присвоения очередных воинских званий, которая базировалась уже не на лояльности того или иного офицера «своему» генералу, а на результатах конкурсной аттестации, учитывавшей возраст, здоровье, физическое состояние и командные способности. Срок активной службы офицеров был сокращен с 35 до 25 лет, что давало президенту возможность омолодить офицерский корпус.

Карденас заботился о бытовых условиях жизни простых солдат. Уже в 1934 году в Монтеррее был построена образцовая военная база «Сьюдад Милитар», которая должна была послужить прототипом для всех военных гарнизонов. На базе имелись чистая питьевая вода, газовое отопление, система канализации и электроснабжения. Не забыли и госпиталь, библиотеку и гимнастический зал. Карденас также приказал устроить на базе школу, где военнослужащие могли бы получать гражданские профессии, например сельскохозяйственные.

Все эти меры служили одной цели – армия должна была перестать быть государством в государстве, а стать частью общества. Выступая в 1935 году перед выпускниками офицерской школы, президент (сам дивизионный генерал) заявил: «Мы не должны думать о себе, как о профессиональных солдатах… а скорее как о вооруженных помощниках угнетенных классов…»[314]

По Карденасу, солдаты и офицеры должны были принимать активное участие в общественной жизни страны. «Шестилетний план» предусматривал участие вооруженных сил в строительстве дорог, аэропортов и ирригационных сооружений, ремонте телефонных и телеграфных линий. Военные инженеры участвовали в аграрной реформе, бесплатно проводя для крестьян землемерные работы. Армия Карденаса должна была стать плотью от плоти трудового народа. Логичным шагом стало введение воинской обязанности для всех граждан страны в 1939 году.

Уж в январе 1935 года Карденас произвел ротацию многих командующих военными зонами. Например, один из самых активных противников Кальеса в армии генерал Альмасан возглавил войска в промышленном центре Мексики Монтеррее, где были сильны позиции антиправительственно настроенных предпринимателей. Были сменены также командующие войсками в Соноре (бастион влияния Кальеса), в долине Мехико, в Юкатане, в Нижней Калифорнии (оплот влияния бывшего президента и кальиста Абелярдо Родригеса) и т. д. В феврале – апреле 1936 года Карденас сменил еще 4 командующих. В частности, бывший сапатист Хильдардо Маганья возглавил войска в родном штате президента Мичоакане.

Впоследствии некоторых из вновь назначенных командующих военными зонами Карденас провел на посты губернаторов тех штатов, где они возглавляли войска.

Армия была ключевым элементом первых месяцев президентства Карденаса еще и потому, что новый глава государства сразу же после своего избрания столкнулся с вооруженной оппозицией.

Проигравший выборы генерал Вильяреаль обвинил правительство в подтасовке результатов голосования, назначил сам себя командующим «революционным движением» и 20 ноября 1934 года призвал страну к вооруженному восстанию. Мятеж Вильяреаля можно было бы списать со счетов, но чувствовалось, что за генералом стоят влиятельные силы.

Вильяреаль объявил себя защитником религиозной свободы, что сразу принесло ему не только симпатии духовенства, но и значительные материальные ресурсы, в том числе в США. В начале 1935 года в пограничном с США городе Ларедо был найден тайный арсенал, содержавший более 2000 патронов[315]. Контрабандой оружия из США занималась католическая американская организация «Рыцари Колумба». В частности, «рыцари» ограбили армейский арсенал Национальной гвардии в Канзас-Сити и пытались переправить в Мексику похищенные оттуда 75 немецких пулеметов. Мексиканский консул в Эль-Пасо сообщал, что содействие в контрабанде оружия оказывал архиепископ Руис-и-Флорес, действовавший в тесном контакте с главой «Рыцарей Колумба» Клеофасом Каверосом. В США было собрано около 300 тысяч долларов на закупку оружия, боеприпасов и лошадей для мятежников. Активная закупка оружия шла и в Калифорнии, причем там мятежники носили форму мексиканской армии. Была даже попытка закупить и переправить в Мексику самолеты. Оружие доставлялось в Мексику не только через сухопутную границу, но и морским путем.

Правительство США, в отличие от 1929 года, особых препятствий деятельности заговорщиков не чинило. Оружие для борьбы с Карденасом спокойно закупалось прямо на армейских складах вооруженных сил США.

Против правительства активно действовало и духовенство внутри Мексики. Епископ столицы штата Сонора Эрмосильо агитировал воинственных индейцев яки подняться с оружием в руках против властей в Мехико.[316]

Однако, несмотря на поддержку церкви и американцев, Вильяреалю удалось образовать в Мексике только малочисленные разрозненные отряды, которые проводили налеты на поезда, телефонные линии и деревни, но в бои с правительственными войсками вступать избегали. Уже в начале 1935 года стало ясно, что никакого восстания против Карденаса не получилось.

Тогда Кальес решил обострить обстановку в стране с помощью своего протеже и нового министра земледелия Гарридо Каннабаля. Полем битвы должен был, как обычно, стать религиозный вопрос. Гарридо Каннабаль заявил, что все религии мира абсурдны, а католическая является самой тиранической из них. Закупленного в США быка Каннабаль назвал Епископом, а одного своего осла – Папой. И Епископ, и Папа демонстрировались населению во время различных сельскохозяйственных выставок. Когда осел и бык, украшенные табличками со своими гордыми именами, важно шествовали под музыку, торжественно звучала просьба: «Граждане, обнажите головы – идут папа и епископ!»[317]

Задачей Каннабаля и его «краснорубашечников» было спровоцировать верующих на открытую оппозицию властям, а в идеале на новое вооруженное восстание. Такое развитие событий позволило бы Кальесу сплотить под своим началом всю «революционную семью», включая президента, перед лицом поднявшей голову «реакции». Портес Хиль в своих мемуарах именно так и описывает тактику Кальеса. Об этом же докладывал в Вашингтон американский посол.

Духовенство и так было возмущено «сексуальным обучением» и «социалистическим воспитанием», хотя оба эти лозунга в 1935 году лозунгами же и оставались. «Краснорубашечники» лишь подлили масла в огонь и устроили 30 декабря 1934 года в Койокане столкновения с верующими, которые завершились стрельбой. Верующие, которые покидали церковь, были встречены выстрелами из пистолета. Разнесся слух, что «красные рубашки» пришли, чтобы сжечь храм.

Погибли пять человек (по другим данным – 12). Нападавших (всего их было 75, по другим данным 50–60) задержала полиция, но Гарридо Каннабаль послал им в тюрьму ящик шампанского и объявил, что арестованные находятся под его защитой.

Столкновение было неизбежно, так как «краснорубашечники» каждое воскресенье устраивали у церкви «антикатолические часы», провоцируя верующих.

По всей Мексике «красные рубашки» и их сторонники нападали на храмы, пытались устроить в городах и деревнях сожжение мощей и изображений святых. В одном из городов они звонили в церковные колокола, собирая верующих на «социалистические молитвы». Губернаторы штатов – кальисты резко ограничивали количество священников на подвластной им территории. В 1935 году во всей Мексике остались только 308 зарегистрированных властями священников, в 17 штатах не было ни одного представителя духовенства[318].

«Краснорубашечники» носили обычно красные рубашки, черные брюки и головные уборы военного образца. В отряды принималась молодежь от 15 до 30 лет. Помимо религии «красные рубашки» боролись и против других общественных явлений, которые они считали противоречащими прогрессу, например против алкоголизма. Когда Гарридо Каннабаль стал министром, в организации насчитывалось до 50 тысяч человек.

Карденас негативно относился к деятельности «красных рубашек» и пы тался назначением Гарридо Каннабаля на министерский пост ослабить его связь с организацией (бастионом «краснорубашечников» являлся штат Таба ско, где Каннабаль до 1934 года был губернатором). Однако Каннабаль привел отряды с собой в столицу, где они попытались подчинить себе Университет Мехико.

Президент в начале 1935 года был вынужден считаться с Каннабалем потому, что тот сыграл очень большую роль при выдвижении Карденаса кандидатом от НРП в 1933. Сначала Каннабаль хотел поддержать губернатора Веракруса Техеду, но не решился на открытый разрыв с НРП. В 1933 году Гарридо Каннабаль несколько дней провел в напряженных беседах с Кальесом в имении тогдашнего президента Родригеса, уговаривая «хефе максимо» поддержать Карденаса. На тот момент Кальес больше склонялся к кандидатуре Мануэля Переса Тревиньо, и позиция Каннабаля в пользу Карденаса сыграла большую роль.

Карденас, как и Гарридо Каннабаль, ненавидел религию, видя в ней тормоз на пути социального прогресса страны. Но президент понимал, что эпатажем и глумлением католическую веру не победить. Это можно было сделать только постепенным повышением жизненного и образовательного уровня населения. Поэтому Карденас предпочитал бороться с церковью не слишком шумно – например, он запретил пересылку религиозной литературы по государственной почте.

Тем не менее Карденас публично осудил антирелигиозные эксцессы. В нача ле 1936 года он заявил в Тамаулипасе, что правительство не намерено бороться против религиозных чувств верующих. В Гвадалахаре президент призвал учителей отказаться от антирелигиозной пропаганды в школах. С сентября 1936 года в Мексике после десятилетнего перерыва стали открываться церкви. Штаты начали принимать законы, увеличивающие разрешенное число священников. Так, например, штат Наярит принял закон, устанавливающий квоту в 20 католических священников, в то время как до этого в Наярите допускался только один священник. В Керетаро было разрешено иметь священника в каждом муниципальном округе.

Но это было еще в будущем. А в конце 1934-го – начале 1935 года священники в своих проповедях связывали начало новых гонений на веру с приходом к власти «коммуниста» и «большевика» Карденаса. В марте 1935 года за нарушение закона был задержан архиепископ Мехико Паскуаль Диас.

До Карденаса доходили сведения, кто на самом деле стоит за обострением обстановки в стране. В январе 1935 года было получено сообщение от мексиканского консула в Лос-Анджелесе, где на лечении находился Кальес. Консул сообщал, что Кальес, бывший президент Родригес и бывший губернатор Соноры Топете развернули в США активную подрывную деятельность против правительства Мексики[319]. Именно с этим консул связывал появившуюся в лос-анджелесской газете «Дейли Ньюс» заметку, в которой говорилось, что «Мексика находится на пороге революции» и «революцию» эту готовят могущественные враги Карденаса.

2 января 1935 года военный атташе США в Мехико сообщил в Вашингтон, что на Карденаса совершено покушение[320]. В 30 километрах от Куэрнаваки автомобильный кортеж главы государства попал в засаду. Три автомашины были обстреляны. Погибли один шофер и сопровождавший президента депутат. В нападении участвовали до 30 человек. Карденас предпочел не сообщать о покушении в прессе.

Как и ожидал Кальес, многие «кристерос» снова взялись за оружие (надо отметить, что отдельные отряды вообще не прекращали борьбу даже после 1929 года). Так возник еще один очаг вооруженного мятежа против президента Карденаса. В конце 1935 года против правительства действовали различные вооруженные отряды общей численностью примерно 8 тысяч человек. Это движение получили название «второй кристиады».

В апреле 1935 года бывший секретарь главнокомандующего силами «кристерос» генерала Горостиеты Лауро Роча обратился к стране с манифестом против «каналий» Кальеса и Карденаса, призывая к вооруженной борьбе с режимом под лозунгом «Родина и Свобода».

Очагом «новой кристиады» стал, как и во время первой «кристиады», штат Халиско. Несмотря на то, что армии удалось в июле – декабре 1935 года ликвидировать нескольких главарей банд «кристерос», партизанская война не прекращалась. В 1935 году «кристерос» попытались создать единое командование для штатов Халиско, Гуанахуато и Мичоакан во главе с Лауро Роча, которого Лига защиты религиозной свободы назначила командующим операциями на севере и в центре Мексики[321]. «Кристерос» нападали на асиенды, ранчо и школы, захватывая провиант и по возможности оружие. Учителей варварски убивали – некоторым отрезали уши. Как и в 20-е годы, «фирменной» операцией «кристерос» был захват и подрыв поездов. Армии пришлось прибегнуть даже к бомбежкам тех районов, где передвигались конные отряды «кристерос». Но вплоть до конца 1936 года «кристиаду» подавить не удавалось.

«Кристерос», однако, не могли свалить правительство вооруженным путем, так как их отряды были малочисленными (армия полагала, что всего в бандах действуют одна-две тысячи человек по всей стране). Кальес рассчитывал на другое – на то, что новые преследования верующих вызовут, как и в 20-е годы, протесты в США, а значит, и давление на Карденаса извне. «Верховный вождь» не ошибся.

Официально США с приходом в Белый дом демократа Франклина Делано Рузвельта провозгласили по отношению к Латинской Америке политику «доброго соседа». Однако в Мексике предпочитали смотреть не на слова, а на дела американцев. В 1935 году военный атташе Мексики в Вашингтоне Хуан Аскарате предупреждал свое правительство, что политика «доброго соседа» является только маскировкой для ничуть не изменившегося американского империализма[322]. Основной советник Карденаса генерал Мухика тоже советовал президенту развивать отношения с другими странами, например с СССР и Японией, чтобы избежать доминирования США во внешней политике Мексики.

В госдепартаменте при Рузвельте образовались две группы, стремившиеся по-разному строить отношения США с Латинской Америкой. Первая группа во главе с заместителем госсекретаря Самнером Уэллесом состояла из сторонников «нового курса» Рузвельта и предлагала развивать отношения с южными соседями без применения излишнего давления, а тем более военной силы. Другая группа во главе с самим госсекретарем Хэллом состояла из дипломатов эпохи президента Вудро Вильсона (1914–1920 годы). Они видели политику «доброго соседа» как средство сплочения латиноамериканских стран под руководством США на случай мировой войны. Эта группа считала, что главными направлениями внешней политики США длжны стать Европа и Восточная Азия, а Латинской Америке надлежит во всем поддерживать Вашингтон на мировой арене.

Таким образом, в целом американцы были настроены на то, чтобы позволить Мексике вариться в собственном соку до тех пор, пока она следовала в фарватере внешней политики США. Для Кальеса такой расклад был малоутешительным.

Кальесу не повезло и с новым американским послом в Мексике – 70-летним Джозефусом Дэниэльсом, близким другом нового президента, которого Рузвельт послал в Мехико в 1933 году. На первый взгляд, биография Дэниэльса[323] не предвещала Мексике ничего хорошего – в апреле 1914 года именно министр ВМС США Дэниэльс отдал приказ оккупировать Веракрус. Однако Дэниэльс, в отличие от друга Кальеса Морроу, сразу невзлюбил «верховного вождя» как диктатора и врага демократии. Во время первой встречи Кальес пытался убедить посла, что мексиканская внутренняя политика и «новый курс» Рузвельта имеют много общего, но не преуспел. Зато Дэниэльс с пониманием относился к мексиканской позиции по ряду вопросов (например, относительно компенсаций американским гражданам, пострадавшим от аграрной реформы), что нередко вызвало критику госдепартамента. Посол публично хвалил планы Карденаса по развитию системы всеобщего государственного образования и призывал подчиненных ему дипломатов не вмешиваться во внутренние дела Мексики[324].

В отличие от Морроу, Дэниэльс не был лоббистом «большого бизнеса» и считал, что должен представлять в Мексике не интересы американских деловых кругов, а национальные интересы США. Эту точку зрения разделял и сам Рузвельт. Дэниэльс направлял отчеты о положении в Мексике не только своему непосредственному начальству в госдепартамент, но и напрямую Рузвельту. В целом его письма президенту были проникнуты симпатией к Мексике.

Тем не менее в первые полгода пребывания Карденаса у власти Дэниэльс считал нового главу Мексики обычным диктатором, который укреплял свою власть, опираясь на госаппарат и армию. Он даже называл Карденаса одно время «креольским нацистом»[325]. Интересно, что эта точка зрения полностью (практически текстуально) совпадает с мнением мексиканских коммунистов в декабре 1934-го – июне 1935 года.

Будучи активным методистом, Дэниэльс, как и все общественное мнение в США, не мог быть равнодушным по отношению к религиозной политике мексиканских властей.

Посол США в Мексике Дэниэльс

В ноябре 1934 года Кальес встретился с Дэниэльсом, убедился в озабоченности американцев религиозным вопросом[326] и отбыл на длительное лечение в США. В его отсутствие страна должна была погрязнуть в беспорядках и насилии, чтобы все население поняло незаменимость «хефе максимо».

Уже 21 января 1935 года делегация влиятельной американской организации «Рыцари Колумба» посетила госсекретаря Хэлла и потребовала, чтобы правительство США надавило на Мексику, пригрозив разрывом дипломатических отношений[327]. В июне 1935 года Чарльз Макфарлэнд, глава влиятельной организации «Федеральный совет церквей Христа в Америке» опубликовал книгу под красноречивым названием «Хаос в Мексике». В этой книге утверждалось, что в Мексике идет борьба не просто против католической церкви, но и «против идеи бога и религии как таковой».

Правительство Рузвельта первоначально предпочитало не предпринимать резких действий, тем более что в самих США отношение к католической церкви среди населения и истеблишмента тоже было негативным. Например, посол США в Мексике и его супруга были убежденными трезвенниками и поддерживали кампанию мексиканского правительства по борьбе с алкоголизмом, который, как считалось, поощряет католическая церковь.

Однако настроений в Конгрессе Рузвельт уже игнорировать не мог. А в феврале 1935 года влиятельный сенатор США Уильям Бора внес на обсуждение проект резолюции с требованием расследования религиозного вопроса в Мексике. Рузвельт сделал все возможное, чтобы резолюция Бора не прошла в Сенате.

Словесная трескотня кальистов по поводу «социалистического образования» убеждала многих в США, что религию в Мексике преследуют коммунисты, а Карденас является их ставленником и, следовательно, агентом Москвы. Газета «Нью-Йорк Таймс» писала, что у власти в Мексике находятся люди, стремящиеся полностью уничтожить в стране религиозные свободы.

В Конгрессе США стали популярны призывы проучить «красную Мексику». В августе 1935 года конгрессмен Джон Бойлен выразил протест против отказа во въездной визе в Мексику американскому протестантскому миссионеру Говарду Дилеру.

Всего за первые 6 месяцев 1935 года в палату представителей Конгресса США было внесено не менее 15 резолюций с требованием вмешательства во внутренние дела Мексики[328].

Некоторые губернаторы штатов США направили петиции Рузвельту с требованием оказать давление на Мексику. В июле 1935 года под такой петицией подписались уже большинство палаты представителей Конгресса США – 250 депутатов. Конгрессмены хотели, чтобы Белый дом начал официальное расследование по поводу нарушения религиозных правах американских граждан в Мексике. Тем не менее ни Рузвельт, ни госсекретарь Хэлл ссориться с Мексикой не хотели.

Рузвельт использовал и то обстоятельство, что внутри католической церкви США существовали расхождения во взглядах на ситуацию в Мексике. Джон Берк, глава Национальной католической конференции (самой влиятельной католической организации в США) поддерживал президента в его политике невмешательства во внутренние дела Мексики.

США от Мексики было нужно другое: в марте – апреле 1935 года они настаивали, чтобы Карденас наконец приступил к переговорам об урегулировании общих требований американских граждан, особенно связанных с аграрной реформой. В 1924 году США согласились было принять возмещение ущерба от конфискации земли до 1755 га в каждом конкретном случае не деньгами, а облигациями, но теперь требовали только наличные[329]. Чтобы затянуть время и ослабить американское давление в религиозном вопросе, Карденас согласился на переговоры, которые длились весь 1935 год. Мексиканцы твердо стояли на том, что аграрная реформа является внутренним делом Мексики и затронутые ей иностранцы должны получать компенсацию за экспроприированные земли по мексиканскому законодательству без всякого вмешательства государственного департамента США. Американцы с этим не соглашались, именовали аграрную реформу «так называемой» и требовали урегулирования ущерба на основе международного права, а не мексиканской Конституции.

Пока Карденас затягивал переговоры с США, он усиливал темпы проведения аграрной реформы, проводя политику свершившихся фактов. По данным посла США, только в феврале 1935 года правительство Мексики передало крестьянам 42 017 га земли на постоянной основе и 50 000 га – на временной.[330]

В марте – апреле 1935 года госдепартамент проинструктировал посла Дэниэльса встать на защиту американских нефтяных компаний, которым угрожает якобы недружественная политика мексиканских властей.[331]

Характерно, что во время беседы по этому вопросу с министром иностранных дел Мексики Портесом Хилем 11 апреля 1935 года американский посол привлек внимание и к ситуации с церквями, в частности в штате Табаско[332]. Американцы ясно давали понять, что увязывают воедино все три интересующие их проблемы двусторонних отношений – аграрную реформу, благополучие американских нефтяных компаний в США и религиозный вопрос. Причем последний использовался как средство давления по первым двум.

Портес Хиль пообещал, что мексиканское правительство не будет отзывать лицензии на добычу у нефтяных компаний США (хотя планы пересмотра и проверки лицензий родились у министра финансов Нарсисо Бассольса явно не без ведома Карденаса).

Американцы настойчиво интересовались забастовочной борьбой в Мексике, которая вредила их бизнесу. Портесу Хилю пришлось заверить, что правительство держит количество и размах стачек под контролем.

Ниже будет показано, что демарш посла США в МИД Мексики странным образом совпал с началом открытого наступления Кальеса на президента Карденаса, причем практически по тем же вопросам, которые затронул американский посол в беседе с Портесом Хилем.

Однако в первой половине 1935 года Карденасу все же удалось отбить американский натиск.

Но помимо «внутрисистемной оппозиции» (Кальес и его сторонники в НРП и госаппарате) Карденас столкнулся и с внесистемной оппозицией, которая раньше о себе в Мексике явно не заявляла.

Речь идет о нацистских и родственных им правых организациях, открыто или скрытно боровшихся против «коммуниста» Карденаса.

Отношение к Германии среди населения и политической элиты Мексики издавна было доброжелательным. Немецкие товары пользовались популярностью за их высокое качество, но главное – в отличие от США, Англии, Франции и Испании, Германия никогда не пыталась навязать Мексике свою волю силой оружия или дипломатическим прессингом. Немцы традиционно селились в Латинской Америке в Аргентине, Чили и Бразилии, где к началу 30-х годов их насчитывалось несколько десятков тысяч человек и где они играли видную роль в политической и экономической жизни.

В Мексику массовой немецкой эмиграции не было (немцы охотнее ехали в соседний Техас), за исключением небольшой колонии меннонитов, переселившихся из США. К 1935 году в стране проживали чуть более 6000 немцев, часть которых были гражданами Германии (в основном бизнесмены и профессора), другие – натурализовавшимися мексиканцами. Большинство немцев жили в Мехико, а также в портах Масатлан, Веракрус и Тампико и в центре мексиканской металлургии – Монтеррее.

Немецкий бизнес преобладал в торговле лекарствами и железными изделиями. 60–70 % кофейных плантаций в южном штате Чьяпас также принадлежало немецким предпринимателям. Немецкий финансовый капитал был представлен двумя банками: «Банко Херманико де ла Америка дель Сур» и филиалом «Дойч-Зюдамериканише Банк»[333]. Основателем последнего был крупнейший коммерческий банк Германии «Дрезднер Банк», большинство акций которого с 1932 года принадлежало правительству Германии. Поэтому «Дрезднер Банк» стал основной финансовой опорой нацистского режима. Именно через него банк немцы вели большую часть бартерных сделок с Латинской Америкой. В обмен за свои услуги нацисты передали банку «аризированный» (то есть отобранный у еврейских владельцев) частный банк «Арнольд». Позднее «Дрезднер Банк» за тесные контакты с Гиммлером стали называть «домашним банком СС». По уточненным данным, «Дрезднер Банк» предоставил СС кредитов в пересчете на 160 млн евро. В обмен на это банк зарабатывал на варварской эксплуатации эсэсовцами насильно угнанной в Германию рабочей силы из восточноевропейских стран, в том числе и из СССР[334].

В 20-е годы в Мексике появилась новая волна немецких эмигрантов. Это были люди, прошедшие Первую мировую войну, ненавидевшие слабую «марксистскую» Веймарскую республику и придерживавшиеся националистических взглядов. Большинство поселенцев немецкой колонии в Мексике не приняли революцию и жили замкнуто, стараясь не общаться с мексиканцами, если это не диктовалось коммерческой необходимостью.

В конце 20-х годов окрепшие немецкие концерны стали основывать свои филиалы в Мексике (например, химический гигант «ИГ Фарбен», лидер мировой электротехники «АЭГ» и «Телефункен»). Но начавшийся мировой кризис сильно подорвал экономические позиции Германии в Латинской Америке. Если внешняя торговля Германии в целом за время Великой депрессии упала на 60 %, то товарооборот с Латинской Америкой снизился на 75 %.

Центром немецкой общины в Мехико был основанный еще в 1848 году «Немецкий дом», при котором функционировали различные культурные и спортивные организации и общества взаимной помощи. Немцы издавали еженедельник «Дойче Цайтунг» тиражом две тысячи экземпляров. Большой популярностью среди политической элиты Мехико пользовалась немецкая школа, в которой учились 1500 немецких и мексиканских детей.

В первые два года после прихода Гитлера к власти Германия вела осторожную политику, подчеркивая свое миролюбие (у Гитлера еще не было мощной армии). В отношении Латинской Америки новые власти поставили две основных задачи: НСДАП через свою Заграничную организацию (АО)[335] должна была подчинить все немецкие колонии в этих странах. В свою очередь, эти колонии под руководством партийных организаций должны были пропагандировать достижения нацизма и противодействовать антифашистской пропаганде. В этой связи главной целью считалась борьба с коммунистами как главными противниками нацизма. Действовать партийным организациям надлежало осторожно, чтобы не испортить хорошие межгосударственные отношения Германии с латиноамериканскими странами.

В области межгосударственных отношений задача была следующей: обеспечить бесперебойные поставки стратегически важного сырья из Латинской Америки в Германию на основе бартера (у немцев не хватало свободно конвертируемой валюты). Причем желательно, чтобы такие поставки не прекращались и в военное время.

Немцы развивали торгово-экономические отношения с Латинской Америкой еще и потому, что хотели за счет этого ослабить свою зависимость от США в сфере импорта сырья. Например, с 1932-го по 1938 год немецкий импорт из США сократился с 592 до 454 миллионов марок, в то время как импорт из Латинской Америки за тот же период вырос с 521 до 949 миллионов марок.

Основной упор в латиноамериканской политике Германия делала на развитие отношений с Аргентиной, Чили и Бразилией. В 1933–1938 годах доля Аргентины в немецком импорте выросла с 3,6 % до 4 %, Чили – с 0,5 % до 1,7 %, Бразилии – с 1,6 % до 3,9 %.

Мексика считалась в Берлине колонией США и к тому же страной с почти социалистическим режимом. Но и мексиканская доля в немецком импорте в 1933–1938 годах увеличилась более чем вдвое – с 0,5 % до 1,1 %[336].

В 1933 году на США приходилось 59 % мексиканского импорта, а на Германию – 12 %. В 1936-м оба соперника на мировой арене смогли увеличить свою долю в мексиканских закупках за границей: американцы до 62,8 %, немцы – до 15,6 %. Но к 1938 году немцы стали сокращать разрыв: их доля в мексиканском импорте составила 19,9 %, доля США – 58,5 %. В 1932–1936 годах Мексика в среднем за год импортировала немецких товаров на 41 миллион песо, в 1937-м – на 99 миллионов песо.

Гитлер планировал создать в Бразилии «Новую Германию». В беседе с главой сената Данцига Раушнингом в 1934 году Мексику он охарактеризовал как страну, которой нужно «толковое управление». «Нынешние правители Мексики», по мнению фюрера, ведут страну к упадку. «Германия могла бы стать мощной и богатой с (мексиканскими) недрами… С несколькими сотнями миллионов можно купить всю Мексику. Почему бы не заключить с Мексикой союз, валютный пакт, таможенное сообщество?»[337]

В Мексике немцев интересовала в основном нефть. Воскресший германский флот хотел обзавестись собственными нефтяными месторождениями. Сначала немцы хотели получить нефтяную концессию в Ираке, но там этого не допустили англичане. Затем рассматривалась возможность получения нефти из горючих сланцев в Эстонии, но это оказалось слишком затратным делом.

Поэтому в германское посольство в Мексике прибыл экономический атташе Ханс Бурандт, который должен был втайне от американцев получить от мексиканского правительства разрешение на добычу нефти. До 1935 года немцы импортировали небольшие объемы мексиканской нефти через американскую компанию «Дэвис Компани»[338]. Но, предвидя войну с США, они хотели освободиться от этой зависимости. Была образована подставная немецкая компания[339], и вскоре немецкие геологи выехали в Мексику для разведки месторождений[340]. Мексиканские соотечественники предложили Бурандту «самое многообещающее нефтяное месторождение Америки», которое находилось на самой границе с США. В Берлине этот вариант отвергли, так как в случае войны американцы легко бы вывели его из строя.

До 1930 года в зарубежных организациях нацистской партии насчитывалось всего 486 человек, в том числе семь – в Мексике[341]. Первая организация НСДАП в Мексике возникла в начале 1931 года после ошеломляющего успеха нацистов на парламентских выборах в Германии в сентябре 1930 года. В 1931 году руководителем местной парторганизации в Мехико стал деятельный Вильгельм Виртц, и к моменту прихода Гитлера к власти в партии насчитывалось уже 68 членов. Весной 1933 года прием в НСДАП в Германии был временно прекращен из-за большого наплыва тех, кто желал примазаться к новому режиму (таких называли «мартовские цветы»). Однако на заграничные организации запрет не распространялся, и в июле 1935 года организация НСДАП в Мексике насчитывала 265 члена.

Захват нацистами основных СМИ и учреждений немецкой общины в Мексике прошел без особого сопротивления самих членов общины и при деятельном содействии нового германского посланника в Мехико. В декабре 1933 года в Мехико прибыл представитель нового поколения дипломатов Германии, твердый сторонник нацистских взглядов 51-летний барон Рюдт фон Колленберг-Бедигхайм. До Мексики барон служил германским консулом в Калькутте и Шанхае, в мае 1933 года он стал членом НСДАП, что в то время было еще редкостью в МИД Германии. Рюдт оставался на своем посту до разрыва германо-мексиканских отношений в 1941 году. Новый посол не принадлежал к влиятельным членам МИД, и его депеши шли в основном в экономический отдел немецкого внешнеполитического ведомства, что ясно подчеркивает особую заинтересованность Германии в торговых связях с Мексикой.

Характерно, что перед отъездом в Мексику он получил инструкции не только от своего непосредственного начальства в МИД Германии (где его также инструктировал специалист по экономике, что ясно показывает тогдашние приоритеты Третьего рейха), но и от главы Заграничной организации НСДАП Боле. Последний выразил удовлетворение после встречи с новым посланником Германии в Мексике[342].

При помощи нового посланника организация НСДАП в Мексике захватила не только немецкую школу в Мехико (учащиеся стали носить форму «гитлерюгенда» и Союза немецких девушек), но и «Немецкий дом» и главную газету немецкой общины. Были основаны местные организации НСДАП в стратегически важных мексиканских портах Масатлан (20 членов) и Веракрус (16), а также в городах Монтеррей (16) и Пуэбла (16). Помимо еженедельника «Дойче Цайтунг» стала издаваться тиражом 1100 экземпляров ежемесячная газета «Национал-социалистический вестник», орган земельной организации НСДАП в Мексике, а с 1935 года еще и орган немецкого землячества «Миттайлунген дер Дойчен Фольксгемайншафт» тиражом 4000 экземпляров.

В 1935 году при содействии немецкого посольства все немцы в Мексике объединились в единую (формально не нацистскую) организацию «Дойче Фольксгемайншафт» («Немецкое народное сообщество») под руководством функционеров НСДАП.

Следует подчеркнуть, что организации НСДАП в Мексике активно помогали представленные в стране немецкие фирмы. Например, «ИГ Фарбен» выделила 10 миллионов марок на «Немецкий дом».

Таким образом, первая задача – подчинение себе немецкой колонии в стране – была успешно выполнена как раз к моменту прихода Карденаса к власти.

Помимо МИД Германии и АО НСДАП Латинской Америкой занималось еще одно учреждение Третьего рейха – Ибероамериканский институт, который был основан в 1930 году и до прихода нацистов к власти был прежде всего научно-исследовательским центром.

В 1934 году институт возглавил генерал Вильгельм Фаупель. Профессиональный военный (знавший русский язык), он был отправлен на подавление «боксерского восстания» в Китай в 1900 году, а затем в Юго-Западную Африку, где немцы истребляли непокорное племя герреро. В 1911–1913 годах был военным советником аргентинской армии. Во время Первой мировой войны Фаупель служил в генеральном штабе и был одним из разработчиков наступательных операций с применением отравляющих веществ. После войны в рядах фрайкора[343] активно участвовал в подавлении революционного движения в Баварии и Руре[344]. Участвовал также в неудачном вооруженном восстании против правительства Веймарской республики и был вынужден бежать из Германии. В 20-е годы Фаупель был советником аргентинской армии (где возглавлял целое подразделение из немцев) и генеральным инспектором вооруженных сил Перу. Занимался контрабандой оружия в Аргентину.

Задачей Фаупеля на посту директора Ибероамериканского института было укрепление политического влияния Германии в Латинской Америке и тесное сотрудничество с прогерманскими кругами в этих странах. Сам он формулировал это так: «Моей главной задачей является ослабление французского влияния и укрепление позиций немецкой идеологии» в Латинской Америке. Например, Ибероамериканский институт при нацистах пытался бороться со школьными программами в странах западного полушария, в которых критиковался нацистский режим.

В 1936–1938 годах Фаупель был немецким послом при режиме Франко, затем опять вернулся на свой пост. Ибероамериканский институт действовал в тесном контакте с АО НСДАП. Шеф АО Боле назвал Фаупеля «одним из самых верных последователей фюрера».

Приход Гитлера к власти не отразился негативно на германо-мексиканских отношениях в 1933–1934 годах. Кальес восхищался Германией еще со времен своей поездки в эту страну в 1924 году, а затем внимательно и не без симпатии следил за социальным творчеством фашистов Италии и нацистов в Германии. С помощью Кальеса Ибероамериканский институт приобрел еще до 1933 года специальную библиотеку по Мексике в 25 000 томов.

Кальес сменил мексиканского посланника в Берлине Санчеса Мехораду, который направлял в Мехико материалы с критикой нацистского режима. Новый посланник Леопольдо Ортис получил задание не вмешиваться в политику, а содействовать развитию торгово-экономических отношений между Мексикой и Германией. Он и сам считал, что только с помощью Германии Мексика может приступить к созданию собственной промышленности, что предусматривал «шестилетний план».

Мексиканские власти пресекали антифашистские демонстрации у немецкого посольства, которые в основном организовывали коммунисты, и подвергали цензуре антинацистские фильмы. В 1935 году по просьбе германского посольства правительство Мексики фактически сорвало провозглашенную еврейскими организациями и коммунистами кампанию бойкота немецких товаров в знак протеста против антисемитской политики Третьего рейха[345].

Кальес устраивал немцев еще и потому, что запретил компартию и сослал самых видных коммунистов на отдаленный остров Трех Марий. Взгляды Кальеса и нацистов на коммунизм были поразительно похожи: и «верховный вождь», и НСДАП считали его антинациональной международной идеологией, неприемлемой ни для немецкого, ни для мексиканского народов.

Между тем подавляющее большинство мексиканцев относились к нацизму резко негативно. Против нацистов активно агитировали основные рабочие и крестьянские организации Мексики и, естественно, коммунисты. Даже лидер КРОМ Моронес назвал нацистскую символику «провокацией» для рабочего движения Мексики.

Приход Карденаса к власти не вызвал видимых перемен в германо-мексиканских межгосударственных отношениях, но сразу же насторожил германское посольство и местную организацию НСДАП. Новое правительство Мексики прекратило цензуру антинацистских фильмов, в газетах стало появляться больше материалов с критикой гитлеровского режима. Но главным тревожным моментом для нацистов было то, что Карденас немедленно прекратил преследование компартии и воздерживался от антикоммунистических заявлений (хотя сами коммунисты в конце 1934-го – начале 1935 года в эпитетах в адрес Карденаса не стеснялись). Так же как Кальеса и США, мексиканских нацистов и германское посольство тревожило и попустительство Карденаса забастовочному движению в стране.

В этих условиях организация НСДАП в Мексике решила начать борьбу против режима, но не своими руками, а через местных единомышленников.

Расистские и антисемитские предрассудки в Мексике были распространены еще задолго до прихода Гитлера к власти. Во время революции и после нее проходили погромы китайских эмигрантов – особенно, как мы знаем, этим грешил Вилья. Принимались жесткие антикитайские законы расистского толка, прежде всего в Соноре, на родине Кальеса Соноре, которой во время «максимата» управлял сын «верховного вождя». Губернатор Нижней Калифорнии и будущий президент Мексики Абелярдо Родригес активно участвовал в депортации китайцев из своего штата.

Антисемитские и ксенофобские настроения еще более усилились во время экономического кризиса, когда евреев стали упрекать в том, что они захватили в свои руки бизнес и лишают мексиканцев работы (то же самое говорил в Германии и Гитлер). На фоне роста безработицы и выдворения мексиканцев из США такие взгляды приобретали популярность среди отдельных слоев мексиканского общества.

Антиеврейские демонстрации в мексиканских городах, в том числе и в столице, поддерживала католическая церковь. «Кристерос» призывали избавить Мексику от «русских, еврейских и китайских колонизаторов»[346].

В 1933 году в Мексике появилась организация нацистского толка – Мексиканское революционное действие (испанская аббревиатура АРМ), которых еще именовали «золотые рубашки» или «дорадос». Последнее название связано с тем, что организацией руководил бывший сподвижник Вильи и член его гвардии «дорадос» Николас Родригес Карраско. Вилья назначил Родригеса бригадным генералом, но тот дезертировал из вильистских отрядов в самое тяжелое для своего командира время, в 1918 году.

Основой нового движения стали ксенофобские «Комитеты за расу», в которых насчитывалось до 40 тысяч членов. Однако сама АРМ никогда не была многочисленной (максимум 500 человек), зато воспринимала себя как боевую антикоммунистическую организацию, готовую к любым действиям против большевиков – «врагов мексиканского народа». АРМ выступала за немедленную депортацию из Мексики всех китайцев и евреев и за полный запрет компартии. По религиозному вопросу «дорадос» проводили не совсем последовательную политику. С одной стороны, они считали себя наследниками революции и участвовали в антицерковных погромах (поэтому их рядах, например, не было бывших «кристерос»), с другой – боролись вместе с духовенством против «социалистической школы» как «рассадника большевистских идей».

АРМ оказывал покровительство Кальес, и власти не мешали организации громить коммунистов. В антиеврейской политике националистов поддерживал и мексиканский бизнес, например, Союз мелких коммерсантов.

С АРМ установил контакт Артур Дитрих, отвечавший в мексиканской организации НСДАП за пропаганду и подчинявшийся помимо АО еще и Министерству пропаганды Геббельса. Дитрих был ветераном Первой мировой войны и участвовал в рядах праворадикальных добровольческих отрядов – фрайкоров в боях с поляками в Силезии в 1921 году. Как и Гиммлер, Дитрих после войны решил заняться сельским хозяйство. В 1924 году он переехал в Мексику, где безуспешно (так же как и Гиммлер) пытался заниматься бизнесом. В начале 30-х годов он нашел место в компании, торговавшей зубоврачебным оборудованием, и в ноябре 1931 года вступил в НСДАП. Позднее Дитрих стал официальным пресс-атташе немецкого посольства в Мехико.[347]

Дитрих передавал АРМ антисемитские и антикоммунистические пропагандистские материалы и рекомендовал Николасу Родригесу усилить антикоммунистическую пропаганду в Мексике. Местная организация НСДАП даже предложила АРМ направить постоянного представителя в Германию, что и было сделано[348]. Дитриху помогала в работе с мексиканцами «ИГ Фарбен». Компания выделяла из всех своих представительств в Мексике каждый месяц по 900 песо на работу с мексиканскими СМИ[349]. Эти деньги помогали Дитриху продвигать пронацистские материалы в мексиканские газеты (например, в «Ла Пренса»).

О размахе работы нацистов в Мексике свидетельствует сообщение американского посла Дэниэльса от декабря 1934 года, в котором говорилось, что на «воскресном обеде» НСДАП в Мехико собрала 40 тысяч песо для немецкого правительства[350].

2 марта 1935 года около сотни «дорадос» под руководством бывшего президента Мексики времен Конвента и вильиста Роке Гонсалеса Гарсы напали на открытую в тот же день штаб-квартиру коммунистов (первый легальный партийный центр в Мехико с 1929 года) на улице Кубы, 67, в мексиканской столице. Конные «дорадос» на полном скаку врезались в митинг коммунистов, который проводил генеральный секретарь партии Лаборде. Они разгромили помещение компартии, сломали мебель и уничтожили архивы. В результате стычки несколько коммунистов были ранены камнями и дубинками[351].

Смысл атаки заключался в том, чтобы побудить правительство опять запретить компартию как источник беспорядков в столице. Примечательно, что коммунисты немедленно обвинили АРМ в том, что нападение было проплачено германским посольством в Мехико. Так как правительство Карденаса в начале 1935 года терпеливо относилось к «дорадос», компартия критиковала и президента. Собственно, на это и рассчитывали Родригес и его покровители из НСДАП. На одном из митингов Лаборде опять назвал фашистским правительство Карденаса, «учителями которого являются Гитлер и Муссолини». Президента Лаборде окрестил «политическим сыном Кальеса». Следует отметить, что митинги коммунистов в Мехико внимательно отслеживал американский военный атташе – по совместительству резидент военной разведки.

После провокации «дорадос» к Карденасу посыпались заранее организованные петиции с требованием запрета компартии. Карденас, однако, на провокацию АРМ и НСДАП не поддался, и запрещать компартию не стал.

Тогда АРМ при техническом содействии немцев прибегла к прямому подлогу и шантажу. Президенту передали письмо на бланке НРП за подписью оргсекретаря партии, якобы направленное в секретариат мексиканской компартии. В нем сообщалось, что по просьбе компартии ряд ее деятелей, вступивших для маскировки в НРП, получили посты на таможне, чтобы бороться против североамериканского империализма[352]. Фальшивка должна была убедить Карденаса, что за его спиной видные функционеры НРП продвигают на ключевые посты в госаппарате коммунистов. Упоминание таможни на американской границе призвано было намекнуть, что компартия может спровоцировать конфликт с США.

30 марта 1935 года видная мексиканская столичная газета «Эксельсиор» опубликована сфабрикованное «дорадос» и немцами письмо на бланке канцелярии главы государства, датированное 2 января 1935 года. Письмо было адресовано Лаборде и сообщало, что вскоре генеральный секретарь КПМ получит 2000 песо для нужд пропаганды. На эти деньги коммунисты должны были организовывать как можно больше забастовок, например на железных дорогах, чтобы «быстрее достичь диктатуры пролетариата». КПМ должна была также усилить борьбу против религии и США. К письму якобы прилагался чек № 25780 на 2 тысячи песо[353].

Канцелярия президента немедленно опровергла фальшивку, заявив, что подписи подделаны, а бланк украден. Карденас поручил провести официальное расследование, и через четыре месяца были задержаны авторы письма: Педро Агиляр Вальехо, Луис Гонсага Пескерон и Энрике Греневоль. Первый предоставил «дорадос» имевшуюся у него копию письма из канцелярии президента. Другие провокаторы засвидетельствовали, что саму фальшивку сфабриковал «немецкий эксперт по химии»[354].

Примечательно, что фальшивку немедленно использовал для давления на президента близкий соратник Кальеса сенатор Эзекиль Падилья. 13 апреля 1935 года он взял у президента интервью, якобы для того чтобы развеять опасения мексиканской общественности относительно прокоммунистических взглядов нового главы государства. Фактически это означало, что Карденас должен был перед всей страной поклясться в верности курсу «верховного вождя»[355].

Падилья своими вопросами намекал Карденасау, что тот может спокойно вести Мексику к экономическому процветанию без всяких потрясений. Однако Карденас ответил, что процветание без решительной ломки несправедливого экономического строя невозможно, о чем свидетельствует эпоха Порфирио Диаса, которая привела к мощной социальной революции.

Падилья прервал президента: никто не говорит, что альтернатива только между либеральной рыночной экономикой и коммунизмом, скорее это альтернатива между хорошо управляемой экономикой и хаосом. Но Карденаса нельзя было так просто заставить сменить убеждения: президент ответил, что хорошо управляемая экономика все равно невозможна без социальной справедливости для трудящихся классов[356].

Падилья пытался убедить Карденаса. что рост забастовочной активности является отражением борьбы коммунистических идей с социалистическими идеями мексиканской революции. Такое противопоставление социализма коммунизму было типичным именно для Кальеса, чьи интересы Падилья и выражал.

Карденасу пришлось заявить, что его правительство не руководствуется коммунистической идеологией, которую он считает «экзотической и не отвечающей условиям нашей страны». «Социалистическое воспитание» не связано с коммунизмом, а является только формой светской, рационалистической школы. Однако одновременно Карденас дал понять, что не намерен запрещать коммунистам пропагандировать их взгляды[357].

Падилья интересовался и тем, как Карденас относится к капиталу на фоне усиливающейся с каждым днем забастовочной борьбы. Ведь без инвестиций частного сектора нельзя создать мощную национальную экономику.

Но и здесь президент избежал ловушки. Падилья и его покровитель Кальес рассчитывали, что Карденас безоговорочно примет сторону рабочих, что и подтвердит обвинения в стремлении правительства установить в Мексике диктатуру пролетариата. Однако тот заявил, что предоставит капиталу все гарантии, если он подчинится новым нормам более справедливого распределения доходов и «гарантирует хорошую зарплату и основные права трудящегося класса». Карденас пригласит в Мексику и иностранный капитал, если «он будет уважать права рабочих и не будет претендовать на привилегии по сравнению с мексиканцами».

Карденас специально подчеркнул, что не считает забастовочную борьбу в Мексике спровоцированной «внешними силами» (то есть СССР и Коминтерном).

К явному неудовольствию Падильи, Карденас заверил верующих, что уважает их чувства, которые ничего общего не имеют с фанатизмом. Правительство поддержит и семью как основную ячейку общества (церковь обвиняла власти в том, что они хотят заменить семью «социалистической школой»).

Падилья был вынужден рекомендовать нового президента как человека умеренного, далекого от экстремистских экспериментов.

20 апреля 1935 года Карденас принял посла США и также заверил его в том, что американскому капиталу в Мексике ничто не угрожает.

Карденас прекрасно понимал, кто стоит за интервью, взятым Падильей. 3 мая 1935 года президент записал в своем дневнике, что некоторые члены кабинета министров настаивают, чтобы Кальес продолжал играть в мексиканской политике ведущую роль[358].

Карденас два раз встречался с Кальесом после его возвращения из США и прозрачно намекнул бывшему «верховному вождю», что ему пора на покой. «Хефе максимо» ответил, что и сам устал и хочет, чтобы все постоянно навещающие его политики оставили его в покое.

Так как с помощью Падильи дискредитировать Карденаса в глазах населения и американцев не удалось, «дорадос» и их немецкие покровители опять начали провоцировать в мексиканской столице беспорядки. 1 мая 1935 года АРМ решила сорвать митинги коммунистов по случаю Дня международной солидарности трудящихся. Однако на сей раз КПМ была готова к нападению. Когда «дорадос» пытались разогнать манифестацию прямо под окнами президентского дворца на главной площади столицы Сокало, коммунисты обратили их в бегство и преследовали вплоть до штаб-квартиры «дорадос», которую и разгромили. Николас Родригес потерял трех своих бойцов.

Однако уличные бои и на этот раз не вывели Карденаса из себя, хотя правые газеты критиковали президента за «пассивность».

Между тем в парламенте фракция НРП (Национально-революционный блок) стала фактически распадаться на кальистов и карденистов, причем первых с каждым днем становилось все меньше. Карденисты, которых исподволь направлял Мухика, образовали «левое крыло» блока. Их ряды росли, в частности и потому, что многие депутаты стремились встать на сторону президента, понимая, что избрали их не благодаря воле избирателей, а усилиями административного ресурса.

Сторонники Кальеса осознали, что если «верховный вождь» сам не вмешается в политику, то его влиянию и позициям всей группы кальистов будет нанесен смертельный удар.

Возвращения Кальеса в Мексику с нетерпением ждали и иностранные компании, встревоженные симпатией Карденаса к рабочему движению. В январе и феврале 1935 года представители британских и американских нефтяных компаний в Мексике обратились к послу Дэниэльсу и в госдепартамент с просьбой организовать им встречу с Кальесом, который в то время находился на лечении в США[359]. Компании хотели заручиться поддержкой Кальеса против уже ясно видного им экономического национализма Мухики и Карденаса. В 1934 и 1935 годах месторождения, принадлежавшие британской компании «Эль Агила», сотрясали забастовки, и власти не спешили становиться на сторону предпринимателей в трудовых спорах.

Американцы и британцы беспокоились не зря. Национализация недр была зафиксирована в «шестилетнем плане», и уже в 1933 году МИД Мексики изучал реакцию Великобритании на национализацию персидским шахом английских нефтяных концессий.

Но Дэниэльс просьбу бизнесменов проигнорировал.

С 1932 года добыча нефти в Мексике после стагнации и спада 20-х годов снова начала расти. Тревожным звонком для иностранного нефтяного бизнеса было учреждение при Абелярдо Родригесе первой национальной мексиканской нефтяной компании «Петромекс», на которую, правда, к моменту прихода Карденаса к власти приходилось всего 2 % мексиканской нефтедобычи[360].

Новый президент хотел национализировать нефтедобычу. Но нефть была нужна Карденасу не столько как дойная корова для федерального бюджета, сколько как энергетическая основа для предстоящей индустриализации страны. Поэтому новый президент уже не мог удовлетвориться повышением налоговой нагрузки на иностранные нефтяные компании в Мексике – нефть была необходима ему не в денежной, а в натуральной форме. Иностранные нефтяные компании запомнили Карденаса еще как командующего войсками в Тамаулипасе в 1925–1928 годах, когда он угрожал применением силы, если иностранцы не будут соблюдать мексиканское законодательство. Тогдашний губернатор штата Тамаулипас Портес Хиль, ставший при Карденасе министром иностранных дел, тоже не внушал нефтяным баронам никакого доверия как «опасный радикал». Только Кальес мог, по мнению американцев и англичан, защитить их нефтяные концессии в Мексике.

В январе 1935 года весь нефтяной сектор Мексики был охвачен стачками. Работу прекратили и электрики. В феврале 1935 года в знак солидарности с нефтяниками бастовали 9 тысяч шоферов такси в Мехико. Правительство Карденаса не вмешивалось и не защищало предпринимателей, как это было во времена «максимата». Примечательно, что в те дни один из самых радикальных рабочих лидеров Мексики Ломбардо Толедано на массовых митингах бичевал «якобинство и ложный социализм Карденаса» – именно в таких же терминах коммунисты некогда критиковали Кальеса.

В марте 1935 года всеобщую забастовку объявили текстильщики Пуэблы. Эта забастовка была связана еще и с конфликтом внутри самого рабочего движения – в борьбе за влияние столкнулись профсоюзы КРОМ и Ломбардо Толедано. Уличные драки между различными профсоюзами иногда приводили к смертельному исходу. Столкновения, как правило, провоцировал КРОМ, не желавший мириться с падением своего влияния на пролетариат. 28 марта 1935 года прекратили работу трамвайщики Мехико.

Компании, особенно иностранные, привычно жаловались на забастовки Кальесу. Они утверждали, что после спокойствия «максимата» в Мексике наступил хаос.

Кальес пока не решался на разрыв с Карденасом и заявил в США, что страна довольна новым президентом. Возвратившись наконец в Мексику, он не поехал в столицу, а обосновался в своем имении «Эль Тамбор», которое сразу же превратилось в политическую Мекку страны. «Верховный вождь» принимал делегации политиков, которые жаловались ему на раскол НРП в Конгрессе, активность коммунистов и мощное забастовочное движение в стране[361].

Тем не менее, приехав в мае 1935 года в столицу, Кальес заявил: «Я преисполнен оптимизма относительно общей ситуации в стране и полностью уверен в том, что правительство Республики разрешит все существующие проблемы»[362]. «Вождь» явно лукавил – он просто прощупывал соотношение сил между ним и Карденасом.

Сторонники Кальеса в парламенте, прежде всего уже упоминавшийся выше Падилья, уговорили Кальеса сделать публичные заявления с оценкой ситуации в стране.

До Карденаса дошли слухи, что Кальес сделал Падилье ряд резких заявлений с критикой правительства, и он поручил Портесу Хилю, другу последнего, найти его и доставить к президенту[363]. Портес Хиль утверждал, что Падилью не нашел, хотя есть версия, что он и не искал: ему, врагу Кальеса, была выгодна ссора президента с «верховным вождем».

10 июня 1935 года, когда президент встречался с делегацией крестьян, личный секретарь главы государства жестами попытался дать понять Карденасу, что случилось нечто чрезвычайно важное. Но президент довел беседу до конца и после этого узнал, что Кальес сделал для прессы заявление, в котором резко раскритиковал рабочую политику правительства. Текст заявления прислал Карденасу лидер НРП генерал Матиас Рамос. Карденас прочитал заявление и спокойно распорядился, чтобы орган НРП «Эль Насиональ» его не публиковал, так как это «нанесет ущерб генералу Кальесу».

Однако 11 июня 1935 года правая пресса (газеты «Эксельсиор» и «Эль Универсаль») напечатала заявление Кальеса о внутриполитической ситуации в стране, сделанное в необычно резком тоне[364]. «Вождь» «со всей откровенностью» сказал, что раскол НРП в парламенте напоминает времена Ортиса Рубио (уже само сравнение с президентом – марионеткой Кальеса было для Карденаса оскорбительным) и что такой раскол в Конгрессе может привести к расколу в армии и «вооруженной борьбе». Резкий тон этого предупреждения никак не смягчило заверение Кальеса, что между ним и Карденасом нет никаких расхождений и никто не в состоянии поссорить их.

Вторая часть заявления была посвящена забастовочному движению. Кальес прямо обвинил рабочих в неблагодарности – власти стоят на их стороне, а они бастуют, подрывая престиж правительства и президента. Поименно «верховный вождь» покритиковал профсоюзы трамвайщиков и телефонных служащих. Это было весьма примечательно – в упоминавшемся выше письме – фальшивке АРМ и нацистов «канцелярия президента» рекомендовала коммунистам усилить работу именно в этих профсоюзах. Персонально Кальес обрушился с критикой на Ломбардо Толедано как безответственного рабочего вождя.

Формально в заявлении «хефе максимо» не было ни слова критики в адрес Карденаса – наоборот, в нем прозвучало сразу несколько похвал президенту («честному человеку», которого он, Кальес, знает уже 21 год). Но президенту надо было что-то отвечать на заявление Кальеса, хотя бы потому, что из него следовало: правительство не контролирует обстановку, не исключено даже вооруженное противостояние между различными фракциями «революционной семьи». Если бы Карденас подтвердил озабоченность «хефе максимо», он не только расписался бы в собственном бессилии, но и поссорился бы с рабочим движением. Но трактовка положения в стране просто не соответствовала взглядам Карденаса, и он решил использовать публичный выпад Кальеса, чтобы раз и навсегда покончить с влиянием бывшего президента на судьбы страны.

Между тем в газетах появилось большое количество публикаций, в которых политики, депутаты, предприниматели поддерживали «патриотические и мужественные заявления» Кальеса.

Федерация предпринимателей, в которую входили владельцы 1157 предприятий, сказала: Кальес возродил уверенность бизнеса в том, что правительство осуждает пагубную классовую борьбу[365]. Кальеса поздравила с «патриотическим заявлением» постоянная комиссия мексиканского парламента.

Дорога из Мехико в резиденцию Кальеса в Куэрнаваке была забита машинами представителей политической элиты, спешивших лично засвидетельствовать почтение «верховному вождю».

Кальес, однако, не учел одного – его влияние на страну давно уже было эфемерным и зависело от сервильности человека, занимавшего президентское кресло. Но сейчас в этом кресле сидел человек отнюдь не робкого десятка.

Карденас действовал быстро и решительно. Он немедленно собрал заседание правительства и предложил всем министрам подать в отставку, что и было сделано. Президент подчеркнул, что у Кальеса не было разумных оснований для критики правительства. Кальист Бохорхес пытался возразить, что отставка кабинета означает раскол единой «революционной семьи». Президент ответил, что если кто-то из министров хочет поехать к Кальесу, чтобы разрешить возникший конфликт, возражать он не станет.

Характерно, что сразу же после заседания все члены правительства, за исключением Мухики и Портеса Хиля, отправились на поклон к Кальесу в Куэрнаваку[366]. Министры прибыли к Кальесу уже ночью 12 июня, и тот встретил гостей в халате и тапочках. «Хефе максимо» идти на попятную отказался – он сказал Бохорхесу, что ситуация настолько серьезна, что «ее не скрепишь булавкой»[367]. Кальес отказался позвонить Карденасу по телефону, чтобы как-то загладить противоречия. В четыре часа утра министры уехали и сообщили Карденасу о полном провале своей миротворческой миссии. По дороге из Куэрнаваки в Мехико были размещены армейские подразделения – Карденас был готов к возможной попытке переворота.

После отказа Кальеса от примирения у президента были развязаны руки, и он начал контратаку. Узнав, что публикацию заявления Кальеса организовал лично лидер НРП Матиас Рамос, Карденас уже 11 июня позвонил ему и жестко предложил покинуть свой пост[368]. Рамос не стал сопротивляться. Были отправлены в отставку министр обороны Кирога и шеф полиции Эулохио Ортис – оба преданные кальисты.

13 июня 1935 года в прессе появилась ответная декларация Карденаса[369]. В ней президент прямо обвинил политиков – членов «революционной семьи», не получивших государственных должностей, в попытке спровоцировать в стране кризис. Карденас подчеркнул, что как президент сделает все, чтобы этого не случилось. Самым решительным образом отверг Карденас утверждение Кальеса о том, что забастовочное движение ослабляет экономику страны. Рабочие борются за улучшение условий труда, и в конечном итоге это только на пользу народному хозяйству Мексики: «…я полностью доверяю рабочим и крестьянским организациям страны…» В заявлении содержалось и крайне важное положение об уважении президентом религиозных чувств верующих.

Заявление президента поддержали массовые митинги рабочих. Депутаты Конгресса, которые днем ранее захлебывались от восторга по поводу декларации Кальеса, теперь спешили встать на сторону президента.

Кальес понял, что проиграл, но сдаваться еще не собирался и решил обратиться за помощью к американцам. Посол Дэниэльс был в отпуске на родине и вернулся как раз тогда, когда Карденас принял отставку кабинета министров. Кальес немедленно направил к послу своего знакомого американского бизнесмена Смитерса со следующим посланием: «Генерал Кальес передает Вам, что дела в Мексике обстоят очень плохо, и США не могут оставаться спокойными, в то время как их интересы находятся под угрозой во всей стране»[370]. Однако Дэниэльс совершенно правильно рассудил, что Кальес заботится не столько об интересах США, сколько о сохранении своей власти. Алармистское послание «хефе максимо» было просто проигнорировано. Более того, Дэниэльс направил Рузвельту специальное послание, в котором убеждал президента не беспокоиться относительно событий в Мексике.

Это оказалось решающим фактором – ведь государственный департамент доводил до президента США иную точку зрения, весьма созвучную настроениям Кальеса. Дэниэльс выразил мнение, что Карденас просто хочет обновить политическую элиту страны, то есть делает то же самое, что и Рузвельт в Соединенных Штатах. Мексиканский народ, по словам Дэниэльса, воспринял заявление Карденаса с облегчением – ситуация под контролем президента, кризис, а тем более вооруженное столкновение стране не угрожает: «Мексика оставалась спокойной, и не было никаких признаков революции, которые здесь частенько случались, когда происходил разрыв между сильными лидерами»[371]. Наоборот, кризис продемонстрировал зрелость мексиканской политической системы – еще 10 лет тому назад такие события непременно привели бы к вооруженному противостоянию. В целом, в отличие от Кальеса, Дэниэльс интерпретировал события июня 1935 года как шаг на пути стабилизации Мексики, что отвечает интересам США.

Иной линии придерживались традиционно враждебно относившиеся к мексиканской революции британцы. Они решили, что настал «подходящий психологический момент для разрешения разногласий с мексиканским правительством»[372]. Компания «Шелл» наняла бывшего посла США в Мек сике Ройбена Кларка для того, чтобы он оказал давление на новое правительство Карденаса в пользу британских нефтяных компаний в Мексике. Сам Кларк считал, что Кальес вскоре вернется к власти и ему надо в этом помочь.

Кларк встретился в Мехико с Дэниэльсом, но тот наотрез отказался поддержать план нефтяных компаний в пользу Кальеса. Посол США заявил британскому коллеге в Мексике, что только жесткое прямое указание госдепартамента заставит его предпринять что-либо в пользу Кальеса. Делая такие заявления, Дэниэльс ничем не рисковал – он знал, что Рузвельт и сам борется в США с влиянием нефтяного лобби на политику, то есть делает то же самое, что Карденас в Мексике.

Британский посол в Мексике сообщал в Лондон: мексиканцы уверены в миролюбии Рузвельта и считают, что правительство США, объявившее себя «добрым соседом», не пойдет на вооруженное вмешательство в защиту интересов своего бизнеса[373].

Таким образом, ставка Кальеса на помощь внешних сил не оправдалась.

На следующий день после отставки кабинета министров, Кальеса по согласованию с президентом посетил в Куэрнваваке Портес Хиль. Кальес сказал посланцу Карденаса, что его слова извратили и он принял решение навсегда уйти из политики. Бывший «верховный вождь» уже собирал чемоданы, чтобы улететь из страны на Гавайи «на отдых». Своим сторонникам он порекомендовал во всем поддерживать президента и даже выразил уверенность, что правительство Карденаса «спасет революцию».

Между тем Карденас уже сформировал новый кабинет – это было первое мексиканское правительство с 1928 года, возникшее без всякого влияния Кальеса. Министром внутренних дел стал адвокат Сильвано Барба Гонсалес[374], внешнеполитическое ведомство возглавил другой адвокат, Хосе Анхель Сенисерос. Нарсисо Бассольс оказался порядочным человеком и отказался войти в новый кабинет, так как считал себя лично обязанным Кальесу и не хотел предавать бывшего «хефе максимо» в сложный для того период. Карденас понял такое объяснение и направил Бассольса на дипломатическую работу. Мухика стал министром связи и транспорта.

Портес Хиль перешел на пост лидера НРП.

Вторым по значению человеком в новом правительстве стал лидер аграристов Сан-Луис-Потоси генерал Сатурнино Седильо – отныне министр сельского хозяйства.

В мае 1933 года Седильо, Портес Хиль и Марте Гомес организовали в Сан-Луис-Потоси Крестьянскую конфедерации Мексики в поддержку президентской кампании Карденаса. Многие члены этой организации, в основном бывшие ветераны Седильо, были вооружены. В июле у конфедерации уже были филиалы в 24 штатах и она считалась крупнейшей крестьянской организацией страны. Правда, радикальные крестьянские организации Веракруса и Морелоса, где крестьяне тоже были вооружены, отказались сотрудничать с конфедерацией.

Карденас установил тесные отношения с Седильо сразу же после выдвижения своей кандидатуры на пост президента. 8 декабря 1933 года он лично навестил лидера Сан-Луис-Потоси на его ранчо «Лас Паломас». Седильо давно тяготился засильем Кальеса в политической жизни страны, и генералы заключили союз. Седильо, поддерживая Карденаса, рассчитывал на то, что новый президент окажется слабее Кальеса и уже никто не будет мешать ему безраздельно властвовать в своем штате. Взгляды Карденаса на будущее Седильо были прямо противоположными, но он не спешил их излагать.

«Первый звонок» для Седильо прозвучал уже в декабре 1934 года, когда он попросил у ставшего президентом Карденаса 50 тысяч патронов для своих сил «крестьянской взаимопомощи». Седильо предполагал использовать боеприпасы для борьбы с «радикалами», пытавшимися провести в Сан-Луис-Потоси аграрную реформу в обход некоронованного властителя штата. Карденас на запрос не ответил[375].

Назначив Седильо министром в июне 1935 года, Карденас сделал очень сильный тактический ход. Все в стране знали, что под командованием Седильо находятся несколько тысяч вооруженных крестьян, способных подавить даже крупный военный мятеж. Армия прекрасно поняла сигнал президента и осталась безучастной.

К тому же Седильо был противником Гарридо Каннабаля и антирелигиозной кампании Кальеса. Ветераны Седильо были людьми набожными, и у себя в штате Седильо священников не преследовал. Более того, каждый четвертый священнослужитель Мексики в то время жил именно в Сан-Луис-Потоси. Таким образом, назначение Седильо на министерский пост было призвано еще и успокоить верующих.

Дэниэльс в депеше в Вашингтон 17 июня 1935 года оценил новый кабинет Карденаса как окончательную ликвидацию влияния кальизма на правительство.

18 июня 1935 года Кальес признал свое поражение – в заявлении для прессы он сказал, что его «неправильно поняли». «Верховный вождь» пообещал, что навсегда удалится из политической жизни. В тот же день он улетел в США.

После ухода Кальеса в добровольное изгнание дни Гарридо Каннабаля и его «краснорубашечников» были сочтены. В июле 1935 года «красные рубашки» расстреляли делегацию молодежи, которая приехала из Мехико в столицу штата Табаско Вильяэрмосу[376]. Столичные гости были намерены агитировать против Каннабаля, который опять баллотировался на пост губернатора Табаско. В столице состоялась массовая демонстрация протеста под лозунгом «Смерть Кальесу и Гарридо!». Карденас немедленно воспользовался ситуацией: «красные рубашки» были объявлены вне закона, а Каннабаля вскоре выслали из страны.

Сразу же после отъезда Кальеса Карденас начал «зачищать» Конгресс от кальистов. Сторонники бывшего «вождя» были лишены депутатских мандатов по обвинению в «подрывной деятельности против правительства». Были отстранены от должностей губернаторы штатов Дуранго, Сонора, Гуанахуато и Синалоа. Против кальистов стали действовать их же методами.

Но самым главным итогом демарша Кальеса оказалось создание единого рабочего революционного профцентра – цель, к которой коммунисты безуспешно стремились многие годы.

На следующий день после декларации Кальеса по инициативе профсоюза электриков (которых «хефе максимо» прямо раскритиковал в своем заявлении) в столице состоялась массовая рабочая демонстрация против «вождя» и в поддержку президента. В шествии приняли участие трамвайщики (еще одна мишень заявления Кальеса), деятели искусства, Рабочая палата НРП, профцентр Толедано, КСУМ коммунистов, железнодорожники и ряд других профсоюзов. Еще никогда в Мексике не собирались на единую демонстрацию представители столь различных отрядов рабочего движения.

Через два дня установленное на демонстрации единство начало приобретать организационные очертания – был образован Комитет пролетарской защиты в поддержку Карденаса. В комитет вошли профсоюзы электриков, трамвайщиков, железнодорожников, деятелей искусств, коммунистический профцентр КСУМ, Рабочая палата НРП[377].

От этой организации отмежевались только КРОМ и ВКТ, которые, правда, на словах тоже поддержали декларацию Карденаса. В программе комитета провозглашалась необходимость объединения всего рабочего движения Мексики в единую организацию.

Интересно, что коммунисты вошли в Комитет пролетарской защиты, даже не дожидаясь смены генеральной линии Коминтерна, которая уже назревала в Москве. После прихода к власти нацистов в Германии Георгий Димитров инициировал фактический возврат Коминтерна к тактике, которую интернационал исповедовал до 1928 года, – к единому рабочему фронту. 7 апреля 1934 года Димитров обсуждал возможную смену курса со Сталиным[378]. В делегации ВКП(б) в Коминтерне единства не было, что опровергает широко распространенное мнение, что он слепо выполнял указания Сталина и правящей в СССР партии. Против единства действий с социал-демократами были немецкие коммунисты, которые прекрасно помнили, как СДПГ отказалась объявить всеобщую забастовку против прихода Гитлера к власти.

Однако опыт Франции убеждал в обратном – там коммунисты в союзе с социалистами и мелкой буржуазией смогли в феврале 1934 года массовыми акциями предотвратить захват власти французскими фашистами. Лидер французской компартии Морис Торез в октябре 1934 года публично выдвинул лозунг уже даже не рабочего, а народного фронта (то есть с участием прогрессивных непролетарских слоев общества) против фашизма и войны. Коммунисты перестали критиковать буржуазную демократию и социал-демократов, а наоборот, стали активно добиваться союза с ними с целью совместной борьбы против фашизма. Лозунг немедленной социалистической революции и борьбы за советскую власть был снят.

25 октября 1934 года Сталин согласился с предложением Димитрова о предоставлении компартиям самостоятельности в выборе конкретной политической линии в рамках общей стратегии Коминтерна[379].

Публично новая стратегия Коминтерна – Народный фронт – была объявлена на VII Конгрессе КИ в Москве в октябре 1935 года. От мексиканской компартии на нем присутствовали Эрнан Лаборде и Мигель Анхель Веласко. Конгресс сформулировал в качестве основной задачи компартий колониальных и зависимых стран (к которым КИ относил Мексику) борьбу против империалистической войны и наступления фашизма в рамках единого антиимпериалистического фронта. Антиимпериалистический фронт понимался как еще более широкое объединение, чем Народный фронт. В антиимпериалистический фронт коммунисты могли пригласить помимо рабочих и крестьян всю национальную буржуазию, кроме компрадорской. В условиях Мексики это фактически означало союз КПМ и НРП.

Компартию Мексики на конгрессе КИ критиковали за смешивание реакционного кальизма и прогрессивного карденизма[380]. В новой обстановке необходимо было бороться за создание в НРП крепкого левого крыла и за союз с ним в борьбе против кальизма и империализма. Лаборде был даже излишне самокритичен, утверждая, что коммунисты недооценили разрыв между Кальесом и Карденасом в июне 1935 года и восприняли его как «фракционную борьбу между двумя буржуазно-помещичьими камарильями по экономическим мотивам»[381]. На самом деле именно образование Комитета пролетарской защиты в поддержку Карденаса свидетельствует о том, что КПМ установила народный и аниимпериалистический фронт еще до официального провозглашения на Конгрессе Коминтерна правильности этой линии.

Лаборде охарактеризовал правительство Карденаса как буржуазное и наци онал-реформистское, пользующееся поддержкой широких народных масс. Коммунисты решили установить единство действий с группой Карденаса с целью очистки НРП от сторонников Кальеса.

Таким образом, мудрая и острожная тактика Карденаса, который в 1934–1935 годах не шел на провокации нацистов и кальистов, не реагировал на резкие выпады коммунистов в свой адрес и не предпринимал репрессий против КПМ, принесла свои плоды. С середины 1935 года коммунисты Мексики, с их большим влиянием на рабочий класс, были на стороне президента.

Карденас хотел помириться с компартией еще и потому, что желал восстановить дружественные отношения с СССР. Еще в пору президентства Абелярдо Родригеса в Женеве в штаб-квартире Лиги наций начались тайные переговоры о восстановлении дипломатических отношений между Москвой и Мехико. В свое время Мексика выслала советскую дипмиссию, чтобы угодить США, но новая американская администрация Рузвельта сама в 1933 году признала Советский Союз и установила с ним дипломатические отношения. В этих условиях отсутствие таких отношений между двумя революционными и прогрессивными режимами – СССР и Мексикой – выглядело явно странно.

Литвинов недооценивал важность Латинской Америки для внешней политики СССР, ставя главной задачей создание единого фронта СССР, США, Великобритании и Франции для отпора фашистской оси Германия – Италия. После установления дипломатических отношений с США Литвинов считал задачу НКИД в западном полушарии выполненной. 21 августа 1932 года в докладной записке члену политбюро ЦК ВКП(б) Л. М. Кагановичу Литвинов даже предлагал вывести из Латинской Америки весь торговый аппарат и поддерживать экономические связи с континентом через Лондон или Гамбург[382].

В 1933 году и в Варшаве начались тайные переговоры о возобновлении дипломатических отношений между Мексикой и СССР. До прихода к власти Карденаса ни до чего договориться не удалось, так как мексиканцы настаивали на формальном обязательстве СССР воздерживаться от пропаганды в Мексике. Такое требование было более чем странным, если учесть, что популяризация своей страны является основной задачей любого дипломатического представительства.

В своих мемуарах Портес Хиль пишет, что, став в декабре 1934 года министром иностранных дел, он дал указание представителю Мексики в Женеве Кастильо Нахере согласовать с советской стороной окончательный вариант текста нот о восстановлении дипломатических отношений, которые должны были быть опубликованы в Москве и Мехико в один и тот же день[383]. Литвинов пригласил Нахеру в Москву, но Портес Хиль запретил ему ехать до восстановления дипотношений. Предложение Литвинова понятно – в Москве были неприятно поражены разрывом отношений в 1930 году без веского повода и хотели, видимо, убедиться в серьезности намерений Мексики по восстановлению связей.

Тогда Литвинов предложил, чтобы мексиканская сторона перед опубликованием нот извинилась за те несправедливые обвинения, которые выдвигались в адрес Москвы в 1929-1930 годах и послужили поводом для разрыва отношений. Портес Хиль наотрез отказался: ведь это означало бы признать неправильным собственное поведение на посту президента. Переговоры так ничем и не завершились. В 1936 году Литвинов предложил приехать в СССР Марте Гомесу, в 1935-1936 годах представлявшему Мексику в Лиге Наций. Но Портес Хиль отговорил и этого политика, которого, в отличие от него самого, в СССР ценили как прогрессивного деятеля, не зараженного антикоммунизмом.

Несмотря на победу Карденаса в июне 1935 года. Кальес отнюдь не сложил оружие. Его сторонники, прежде всего Моронес, навещали бывшего «хефе максимо» в Лос-Анджелесе и уговаривали его вернуться в страну, которая якобы уже устала от радикальных экспериментов Карденаса.

Неоднородным был и новый кабинет Карденеса. Вскоре обозначились идеологические противоречия между левым крылом правительства во главе с Мухикой и умеренными элементами – Портесом Хилем и Седильо. Сторонники Мухики в Конгрессе вели кампанию по удалению Портеса Хиля с поста лидера НРП. В вину бывшему президенту ставили то, что он хочет организовать в Мексике единую крестьянскую организацию, но не в качестве опоры для президента, а для создания собственной политической базы. В первой половине 1935 года Карденас не вмешивался в начавшееся политическое противостояние, действуя по принципу «разделяй и властвуй».

Были у президента разногласия и с самим Портесом Хилем. Ярый антикоммунист, тот негативно отнесся к созданию Комитета пролетарской защиты, считая его прокоммунистическим. Карденас, напротив, собирался опираться в своих реформах именно на эту организацию. Президент был не против и взаимодействия с компартией, которая как раз начала поворачиваться в сторону сотрудничества с НРП.

Разногласия Карденаса с Седильо касались прежде всего аграрного вопроса. Седильо был против общинного землепользования и поощрял в штате Сан-Луис-Потоси мелкую частную собственность на землю. Он видел в аграрной реформе просто возможность дать своим ветеранам клочок земли, чтобы они могли прокормиться. Такой подход напрочь закрывал все пути по интенсификации сельскохозяйственного производства в стране. Систему «эхидо» Седильо считал шагом назад даже в сравнении с предреволюционным временем, и в этом он не отличался от Кальеса. Как и Портес Хиль, Седильо ненавидел коммунистов и Ломбардо Толедано и всячески препятствовал образованию революционных профсоюзов в Сан-Луис-Потоси.

Седильо имел тесные контакты с посольствами Италии и Германии, и Лоомбардо Толедано подозревал, что генерал хочет образовать правую оппозиционную партию, в том числе и на базе АРМ.

Между тем правые силы в Мексике явно консолидировались вокруг нового потенциального вождя, каковым они считали Седильо. В 1935 году был основан Союз ветеранов революции (UNVR), который первоначально требовал для своих членов предоставления земельных участков за их былые революционные заслуги. Однако уже вскоре после своего образования Союз выдвинул цель борьбы с коммунизмом[384]. Седильо поддерживал эту организацию.

Седильо пользовался поддержкой и католической церкви, так как поощрял в своем штате открытие католических школ, куда съезжались ученики со всей Мексики.

Скоро обозначились разногласия между Карденасом и Седильо и в отношении к забастовочному движению в стране. В конце 1934 года рабочие текстильной фабрики «Атлас» в Сан-Луис-Потоси начали требовать повышения заработной платы. Требование было оправданным, поскольку рабочим фабрики платили меньше, чем на других предприятиях этой же отрасли в штате. Однако владельцем «Атласа» оказался близкий друг Седильо Херонимо Элисондо, который отказывался платить своим рабочим минимально установленную для текстильной отрасли штата заработную плату. Это было нарушением Трудового кодекса. В конце 1935 года рабочие «Атласа» организовали забастовку, а в январе 1936-го к ним в знак солидарности присоединились другие пролетарии Сан-Луис-Потоси, объявив уже всеобщую забастовку.

Правительство Карденаса провело арбитраж и признало правоту рабочих: хозяину фабрики было предписано задним числом повысить заработную плату до отраслевого уровня. Однако владелец, рассчитывая на могущественного друга, нагло проигнорировал решение арбитража. После этого правительство экспроприировало фабрику и передало ее рабочим, которые образовали кооператив по управлению предприятием.

В 1936 году забастовали рабочие горнодобывающего предприятия АСАРКО, помимо повышения заработной платы требовавшие улучшения условия труда (они имели дело с мышьяком, но хозяева экономили на технике безопасности). Забастовка горняков привела к большим потерям для местных торговцев, которым покровительствовал Седильо. И опять Карденас, к неудовольствию Седильо, решил дело в пользу рабочих. Вдобавок, понимая, что на стороне вождя Сан-Луис-Потоси вооруженная сила, Карденас распорядился выделить профсоюзу горняков 11 тысяч винтовок для возможной защиты от ветеранов Седильо.

Случай с АСАРКО тем более примечателен, если учесть, что компания принадлежала американскому капиталу (ее предприятия находились в нескольких штатах Мексики) и весь технический персонал на угольных шахтах был американским. Владельцы АСАРКО четко понимали, что активность рабочих связана именно с их надеждой на защиту со стороны правительства Карденаса. Иначе они бы не стали требовать увеличения заработной платы сразу на 50 %. Причем, по оценкам американских менеджеров, на предприятии АСАРКО в Чиуауа рабочие считали, что «ментально и технически» были готовы взять управление шахтой в свои руки[385].

Американцы тоже считали Седильо «умеренной альтернативой» Карденасу. Таким образом, открытый конфликт между президентом и вождем Сан-Луис-Потоси был лишь вопросом времени.

Вскоре осложнились отношения между Портесом Хилем и президентом, предлогом для чего стали выборы губернатора штата Нуэво-Леон в июле 1936 года. Первоначально федеральное правительство и НРП поддерживали на этих выборах кандидатуру сына «хефе максимо» Плутарко Кальеса-младшего. Ему противостоял генерал Фортунато Суасуа как независимый кандидат. События июня 1935 года (конфликт Карденаса и Кальеса-старшего) кардинально изменили настроения в стране, и Суасуа выиграл выборы. Проблема была, однако, в том, что еще на стадии предвыборной кампании Суасуа активно поддержали предпринимательские круги столицы штата Монтеррея, настроенные резко против правительства Карденаса.

Портес Хиль предложил Карденасу аннулировать итоги выборов, что и было сделано. Такое решение вызвало недовольство многих депутатов Конгресса и усилило оппозицию Карденасу в Нуэво-Леоне, который и так был довольно консервативно настроенным штатом. Портес Хиль 20 августа 1936 года подал в отставку с поста лидера НРП. В качестве повода он использовал нападки в его адрес в Конгрессе, но непосредственной причиной такого шага был отказ Сената признать полномочия нескольких сенаторов, близких к бывшему президенту[386].

Карденас не счел аргументы Портеса Хиля серьезными, но отставке не помешал.

Но вернемся в 1935 год. Обстановка в Мексике оставалась сложной, и находившийся в США Кальес внимательно следил за ней.

По линии различных министерств и информаторов полиции до Карденаса доходили сведения о том, что губернатор штата Сонора Рамон Рамос, кальист и открытый противник президента, активно закупает в США оружие и боеприпасы. Рамос происходил из семьи крупных землевладельцев и был избран губернатором штата после того, как его предшественник, сын Кальеса, перешел на работу в правительство Карденаса. После ссоры Кальеса и Карденаса в июне 1935 года крестьянские организации Соноры попросили президента аннулировать выборы губернатора, так как Рамос не являлся сонорцем по рождению. Однако и президент, и НРП решили утвердить результаты голосования.

Формально Рамос оправдывал необходимость приобретения оружия повстанческой деятельностью в штате генерала Луиса Ибарры, который 1 сентября 1935 года обратился с манифестом к нации, призывая к вооруженной борьбе против тирании и социалистического образования. Ибарра был ветераном восстания «кристерос» в штате Халиско и теперь возглавил Народно-освободительную армию. В «армию» Ибарры влились несколько сотен индейцев майо, и повстанцам удалось захватить несколько населенных пунктов, но федеральная армия довольно быстро подавила восстание.

Однако были все основания предполагать, что Ибарра действует не без ведома губернатора и должен отвлекать внимание правительства от реально зреющего заговора. Мексиканские консулы в США докладывали, что нанятые противниками режима американские летчик пересекают границу Мексики и оставляют запасы оружия в пустыне Алтар[387]. Мексиканская церковь через радиостанцию в Аризоне также призывала верующих подняться против правительства.

В ноябре 1935 года контрабанду удалось пресечь, и Ибарра скрылся в США.

Карденас всерьез готовился к мятежу в Соноре и возвращению Кальеса. В сентябре 1935 года президент открыл крестьянский съезд, который выдвинул лозунг «Земля тем, кто ее обрабатывает». В качестве конечной цели провозглашалась «социализация земли». Было заявлено также, что система образования должна строиться на принципах «научного социализма».

Съезд был призван дать начало созданию единой крестьянской организации Мексики, но осенью 1935 года у него была другая задача – мобилизовать крестьянство на случай военного мятежа против Карденаса. Сторонникам аграрной реформы правительство раздавало оружие. Только за первый год президентства Карденаса военное ведомство получило 111 запросов от крестьянских комитетов на предоставление оружия и боеприпасов. Отношение командующих войсками в различных военных зонах к таким просьбам было разным – многие генералы боялись, что отряды крестьянской самообороны («дефенса агрария») вообще могут заменить регулярные вооруженные силы[388].

Карденас доверял генералам гораздо меньше, чем получившим от правительства землю крестьянам. В сентябре 1935 года президент своим решением поменял нумерацию военных зон, согласно которой они имели право непосредственного обращения в Министерство обороны. Самими важными военными зонами стали «Долина Мехико», «Нижняя Калифорния – Север», «Нижняя Калифорния – Юг» и «Сонора»[389]. Штаты Нижняя Калифорния и Сонора были «фамильными» владениями соответственно Абелярдо Родригеса и Кальеса, и именно там президент ждал мятежа кальистов.

В октябре 1935 года Карденас сменил 10 командующих военными зонами. В ноябре были назначены новые командующие в Нижнюю Калифорнию и Сонору. За первые полгода 1936 года сменились еще 13 командующих зонами. Постоянная перетряска высшего генералитета не давала противникам Карденаса в армии возможности установить тесные связи с врагами президента в тех штатах, где служили ненадежные генералы.

Перед тем как вернуться в Мексику, Кальес решил поссорить Карденаса с США. Послу Дэниэльсу с августа 1935 года начали подбрасывать дезинформацию, что вскоре Карденас под влиянием коммунистов прекратит обслуживание внешнего долга Мексики. Распространялись слухи о покушении на президента. Мексиканские дипломаты доносили из США, что дезинформацию распространяет сам Кальес, который имеет очень хорошие связи с агентством «Ассошиейтид Пресс». Якобы есть у Кальеса и денежные средства на счетах госдепартамента и республиканской партии США, которыми бывший президент волен воспользоваться для политических целей[390].

Люди Кальеса пытались представить Карденаса в США не только коммунистическим, но и нацистским агентом. В газете «Нью-Йорк Инквайер» была опубликована «фотокопия» письма Маганьи, бывшего сапатиста и губернатора Мичоакана (родного штата президента) «нацистскому агенту» Паулю фон Штоффену. Речь в нем шла о выполнении неких заранее согласованных планов.

Дэниэльс в декабре 1935 года сообщал в государственный департамент о 19 коммунистах, внедренных в государственный аппарат Мексики (некоторые коммунисты из списка на тот момент находились в заключении на острове Трех Марий)[391].

Американский военный атташе Маршберн (как упоминалось выше, резидент военной разведки США) вел точный учет всех перемещений вооруженных сил Мексики. Он же отслеживал деятельность коммунистической партии в стране. Например, в одной из своих депеш атташе предрекал, что скоро в Мехико из Монтевидео переедет латиноамериканское бюро Коминтерна и Мексика станет центром коммунистического влияния в западном полушарии.

В конце ноября 1935 года «дорадос» и их нацистские покровители решили в очередной раз устроить побоище в Мехико, чтобы ввергнуть страну в серьезный внутриполитический кризис. Это должно было облегчить возвращение в столицу Кальеса – «спасителя нации».

20 ноября 1935 года АРМ решила провести в Мехико массовое шествие в честь очередной годовщины мексиканской революции. На площади Сокало перед президентским дворцом «дорадос» и их союзники намеревались устроить «клятву у национального флага». Расчет был на противодействие коммунистов, которые тем самым выставлялись бы на всеобщее обозрение как враги национального знамени и предатели родины. Причем в это же время на площади Сокало сам президент Карденас должен был участвовать в торжествах по случаю годовщины революции. Главе государства пришлось бы, по замыслу АРМ, заступиться за национальный флаг и направить против коммунистов полицию. В противном случае можно было бы обвинить самого Карденаса в неуважении к знамени Мексики и в потворстве коммунизму.

Расчет АРМ оказался верным: как только компартия узнала о готовящейся манифестации правых, она выдвинула лозунг «Любой ценой прекратить путь «золотым рубашкам». Николас Родригес не сомневался в успехе предстоящего уличного сражения, так как в Мехико были стянуты 3500–4000 «дорадос» и их союзников из организации ветеранов революции. Правые были вооружены огнестрельным оружием.

Битва коммунистов и «дорадос» в ноябре 1935 года

20 ноября 1935 года примерно 500 коммунистов преградили путь конным «дорадос» на площади Сокало прямо перед президентским дворцом. Сначала перевес в сражении был на стороне правых. Нескольких коммунистов затоптали лошадьми и ранили выстрелами из пистолетов. Коммунисты отвечали камнями и дубинками. Но тут неожиданно на площадь ворвались «красные танки» – автомобили профсоюза шоферов такси. «Дорадос» не выдержали натиска техники и обратились в бегство. В схватке погибли три человека, были ранены 46, в том числе и сам лидер АРМ.

21 ноября 1935 года Комитет пролетарской защиты организовал в Мехико мощную ответную демонстрацию – своего рода парад победителей. Митинг в защиту коммунистов совместно возглавили генеральный секретарь КПМ Лаборде и Ломбардо Толедано. В декабре 1935 года МОПР потребовала от мексиканского правительства запрета АРМ.

Итоги 20 ноября 1935 года были для АРМ и АО НСДАП неутешительными – позднее правительство Карденаса приняло решение распустить организацию «золотых рубашек».

С тех пор нацисты стали делать ставку на более «респектабельные» правые организации в Мексике – Националистический союз Мексики, Националистическую партию Мексики и Националистический авангард Мексики. Были установлены контакты с политическим представительством предпринимательских кругов – Конфедерацией среднего класса. Конфедерацию возглавил Густаво Саенс де Сицилиа, который в начале 20-х годов был одним из основателей Мексиканской фашистской партии, скроенной по итальянскому образцу и быстро сошедшей с политической сцены. Конфедерация выступала в защиту «бесправного» среднего класса Мексики, находящегося в обществе на положении «парии». Саенс утверждал, что организация является профессиональной, а не политической, и в нее входят не только предприниматели, но и лица свободных профессий (адвокаты, деятели искусства, студенты и т. д.). С конфедерацией поддерживал тесные связи «Комитет за расу».

Как и Кальес, конфедерация критиковала режим Карденаса за содействие рабочему движению, которое вносит в экономическое положение Мексики только беспорядок. Основное место в пропаганде организации занимала борьба с «экзотическими» идеями коммунизма. Особенно активно Конфедерация среднего класса выступала против раздачи правительством Карденаса оружия рабочим организациям. По ее собственным данным, в 1936 году конфедерация насчитывала 162 тысячи членов.

Тесные контакты с немецкими компаниями в Мексике установила и Конфедерация предпринимателей Мексиканской республики (Confederacion Patronal de la Republica Mexicana), основанная в Монтеррее для борьбы за изменение Трудового кодекса 1931 года. Конфедерация предпринимателей финансировала «золотые рубашки».

Именно предприниматели должны были в 1936 году превратиться в основную оппозиционную силу Мексики.

Между тем рабочее движение в Мексике во второй половине 1935 года набирало силу при полной поддержке правительства. Например, 19 октября 1935 года Комитет пролетарской защиты организовал всеобщую забастовку в знак солидарности с Эфиопией, на которую напала фашистская Италия[392]. Забастовка носила, таким образом, чисто политический характер, но власти не чинили никаких препятствий. Вопреки июньским утверждениям Кальеса относительно «безответственности» рабочих, те показали свою зрелость: энергетики прекратили работу всего на 10 минут, железнодорожники – на 20. а рабочие других отраслей – на два часа. Экономика Мексики и обычные граждане не пострадали.

В качестве лидера рабочего движения Мексики все отчетливее «выкристаллизовывался» Ломбардо Толедано. Характерно, что этот человек, еще недавно бравировавший своим антикоммунизмом, решил заручиться поддержкой Москвы. В 1935 году он направил меморандум руководителям Коминтерна – Димитрову, Мануильскому и Лозовскому (последний отвечал за коммунистическое профсоюзное движение). В ответ Толедано получил приглашение приехать в СССР по профсоюзной линии. Он выехал из Мексики 13 июля 1935 года, а вернулся 20 октября[393]. В Москве Ломбардо Толедано познакомился с Лаборде, который участвовал в работе Конгресса Коминтерна.

Ломбардо Толедано был даже готов вступить в компартию, если его признают руководителем единого мексиканского рабочего движения. В Москве сочли, что с точки зрения максимально широкого народного фронта Толедано лучше оставаться вне партии. Но основной цели своей поездки в Москву он достиг – Коминтерн рекомендовал коммунистам признать лидерство Ломбардо Толедано в будущем едином профцентре. Лаборде назвал Толедано «мотором пролетарского единства».

Поэтому сторонники Кальеса в рабочем движении (прежде всего Моронес) сосредоточили весь свой пропагандистский арсенал на критике «продавшегося» русским коммунистам Ломбардо Толедано. Тот защищался: «…я не коммунист и не имею никакой связи с Коммунистическим Интернационалом»[394]. Некоторые профсоюзы под влиянием антикоммунистической пропаганды стали дистанцироваться от Толедано.

7 декабря 1935 года остатки КРОМ и ряд других «желтых» профсоюзов организовали национальный антикоммунистический профцентр – Национальный союз объединенных трудящихся. Союз провозгласил своей основной целью борьбу против Комитета пролетарской защиты. Однако КРОМ продолжал терять своих коллективных членов. В декабре 1935 года из него вышли несколько профсоюзов штата Веракрус 6 декабря 1935 года Карденас получил секретное сообщение о том, что сонорский генерал Хосе Мария Тапия встретился с рядом генералов, убеждая их восстать против правительства. Армию, по мнению Тапии, должен был поддержать народ, очень недовольный социальной программой правительства[395]. В своем дневнике Карденас записал, что не будет предпринимать превентивных действий против заговорщиков и начнет действовать, только если мятеж действительно состоится.

Народное недовольство, на которое рассчитывали генералы-кальисты, должны были срежиссировать Моронес и его сторонники в профсоюзном движении. 13 декабря 1935 года КРОМ организовал антикоммунистическую забастовку в Пуэбле, Веракрусе и Тласкале[396].

Акция КРОМ была, по сути, приветствием вернувшемуся в этот же день в Мексику из Сан-Диего в сопровождении Моронеса Кальесу. На аэродроме бывшего «вождя» приветствовали несколько генералов – Амаро, Пальма, Мединавейтия, Тапия и политики-кальисты – Моронес, его заместитель по КРОМ Тревиньо и другие.

Кортеж из 50 машин, включая грузовики, доставил бывшего «хефе максимо» прямо в его любимый дом. Там Кальес заявил прессе, что приехал на родину, чтобы «защитить кальистский режим от клеветы, жертвой которой он является на протяжении последних шести месяцев». Дальнейшее молчание, говорил он, может быть расценено как трусость.

Встретившись со своими соратниками, Кальес объявил о начале формирования оппозиционной партии для защиты истинных завоеваний мексиканской революции, которые поставил под угрозу режим Карденаса.

Сам Карденас в день возвращения Кальеса выразил мнение, что друзья толкают бывшего президента на необдуманные действия и ему вообще не следовало приезжать в Мексику.

Президент и на этот раз действовал быстро, чувствуя поддержку мощного рабочего движения. 14 декабря 1935 года за подрывную деятельность из Сената были исключены пять кальистов. Через день по инициативе президента Конгресс отстранил от должности губернаторов штатов Гуанахуато, Сонора, Дуранго и Синалоа[397]. Все генералы, встречавшие Кальеса, были смещены со своих постов.

Однако бывший «хефе максимо» не сдавался и снова решил апеллировать к США. 18 декабря 1935 года в интервью корреспондентам агентствам «Юнайтед Пресс» и «Юниверсал Сервис» Кальес обвинил Карденаса в том, что он «толкает страну на путь коммунизма», потворствует «пагубной агитации рабочих»[398].

В начале 1936 года один из американских предпринимателей сообщил послу Дэниэльсу о своем недавнем разговоре с Кальесом. Тот утверждал, что Ломбардо Толедано куплен русскими, а многие чиновники мексиканского правительства являются коммунистами. Кальес предсказал, что долго так продолжаться не может и в ближайшие месяцы правительство изменится.

Примечательно, что примерно в это же время Министерство иностранных дел Мексики сообщило президенту Карденасу о существовании в «дипломатических кругах» Мехико документа, в котором курс правительства Карденаса характеризуется следующим образом: «Целью нынешнего правительства является контроль над всей Мексиканской республикой со стороны единой рабочей организации в городе Мехико. Это вызывает недовольство в рядах армии, и враги нынешней администрации не упускают возможности указать генералам и офицерам на опасность того, что мощная рабочая организация превратится в Красную Армию»[399].

Таким образом, кальисты рассчитывали на поддержку армии и США. Но не только. Схожие антикоммунистические взгляды в декабре 1935 года высказывал и Портес Хиль. Он заявил в начале декабря 1935 года, что программа НРП несовместима с идеями коммунизма и что ни одна рабочая организация (намек на Ломбардо Толедано) не сможет заменить НРП.

14 декабря 1935 года Кальеса фактически поддержал Седильо, публично заявивший, что «ни народ, ни правительство не разделяют эти (коммунистические – прим. автора) идеи»[400].

Между тем коммунисты в духе новой тактики Коминтерна направили официальное послание Портесу Хилю как лидеру НРП с предложением о единстве действий в борьбе против монополий, в защиту аграрной реформы и сельских учителей, страдавших от террора «кристерос». Коммунисты обещали поддержать правительство в намечавшемся противостоянии с иностранными нефтяными компаниями.

Кальес, Портес Хиль и Седильо своими антикоммунистическими демаршами добились прямо противоположного результата – Карденас впервые открыто встал на сторону коммунистов и Ломбардо Толедано.

18 декабря 1935 года Карденас записал в своем дневнике: «Генерал Кальес сделал заявления американским средствам массовой информации, утверждая, что в Мексике правительство поддерживает демагогические действия, что страна идет к катастрофе, что рабочие организации ведут деструктивную работу и что правительство натравливает на него (Кальеса – прим. автора) массы. Все это ложь. Это показывает, что генерал Кальес пытается повлиять на американский народ и найти поддержку в правительстве этой страны. Это предательство Мексики и Революции…»[401]

22 декабря 1935 года Комитет пролетарской защиты организовал в Мехико демонстрацию в поддержку президента. Такого скопления народа (по разным оценкам, 80–100 тысяч участников) Мехико не знал с 1911 года, когда в столицу триумфально въехал вождь победившей революции Франсиско Мадеро. Митингующие требовали высылки из страны Кальеса и Моронеса.

Перед собравшимися под руководством Ломбардо Толедано, Эрнана Лаборде и Давида Альфаро Сикейроса рабочими выступил президент, который заверил пролетариат, что правительство на его стороне. Основной целью своего правительства Карденас определил улучшение положения трудящихся масс. Президент сказал, что пока не видит смысла в высылке Кальеса, так как тот не представляет никакой опасности для правительства. «Трудящиеся республики! В то время, когда группа взбудораженных людей пытается дестабилизировать страну с корыстными личными целями, когда интриги и ложь являются единственным оружием, которое они могут пустить в ход, правительство считает необходимым вмешаться. Бывшие революционеры объединяются с врагами революции, чтобы бороться против завоеваний трудящихся»[402]. Президент назвал клеветой утверждение Кальеса и его сторонников, что рабочие и крестьянские организации своими действиями дестабилизируют страну. Рабочие лишь борются за свои права, гарантированные им мексиканским законодательством.

В дневниковой записи от 22 декабря 1935 года Карденас вспоминал, как в 1918 году Кальес ехал вместе с ним из Соноры в Мехико. Тогда он сказал Карденасу и другим молодым офицерам, что в жизни у человека может быть три цели: тщеславие, богатство и удовлетворение от честно выполненного долга. Кальес рекомендовал своим спутникам следовать только третьим путем. «Какая ирония жизни!» – отмечал Карденас. Ведь сам Кальес свернул с честного пути, который он когда-то считал своей единственной целью.

Комитет пролетарской защиты был удовлетворен установившимся 22 декабря 1935 года союзом с исполнительной властью страны. В заявлении Комитета отмечалось: «…генерал Карденас, если он будет продолжать прежнюю свою политическую линию, может быть уверен в полной поддержке со стороны трудящихся масс страны. Мы будем продолжать борьбу за полное преобразование существующего строя с тем, чтобы сделать невозможной эксплуатацию человека человеком»[403].

23 декабря 1935 года состоялась встреча Карденаса и Портеса Хиля. Несмотря на поддержку, которую оказали рабочие Карденасу днем раньше, Портес Хиль настойчиво убеждал президента в опасности коммунизма. Рабочие лидеры, не имеющие заслуг перед революцией, пытаются добиться власти с помощью пропаганды крайне левых идей. А это, в свою очередь, ведет к росту недоверия к Мексике за границей: «…многие средства массовой информации в Соединенных Штатах характеризуют нас как большевистский народ, инструмент Советской России»[404]. Характерно, что для пущей убедительности антикоммунист Портес Хиль сослался на Сталина, «заслуги которого по реконструкции СССР нельзя отрицать». Сталин якобы разделался с демагогами в партии, которых считал опаснее открытых контрреволюционеров. Вот и Карденасу следует «взять в ежовые рукавицы» местных демагогов-коммунистов.

Схожесть аргументации Кальеса и Портеса Хиля не могла не броситься в глаза Карденасу, и он ничего не ответил.

Кальес и его сторонники не думали складывать оружие. Теперь на арену открытой борьбы с правительством должны были выступить предприниматели. Именно они были призваны убедить мировое сообщество – прежде всего США, – что рабочие организации и Карденас ведут Мексику к экономическому краху, который неоднократно предвещал Кальес.

В январе – феврале 1936 года ободренные своим успехом рабочие активизировали забастовочную борьбу. Бастовали нефтяники, горняки, рабочие цементной фабрики. Наконец, стачки докатились и до столицы мексиканского бизнеса Монтеррея.

Монтеррей как главный индустриальный центр Мексики возник во времена Порфирио Диаса и сначала был центром пивоваренной промышленности. Затем добавилась масса других предприятий, в том числе и единственный в Мексике металлургический завод. Рядом с городом находился главный центр хлопководства Мексики – Лагуна, почти полностью принадлежавшая американским бизнесменам. В самом Монтеррее было много людей, перенявших американский образ жизни и мечтавших разбогатеть за счет собственного дела.

В столице штата Нуэво-Леон практически не было классовых отраслевых профсоюзов. По американскому образцу там преобладали цеховые профсоюзы отдельных предприятий, многие из которых находились на содержании хозяев. Предприниматели активно сопротивлялись появлению в штате профсоюзных агитаторов из Комитета пролетарской защиты. Однако все больше и больше профсоюзов переходило на классовые позиции.

Например, 10 января 1936 года плакаты в Монтеррее сообщали о том, что порвали с хозяевами сталелитейщики. Бывшие «хозяйские» профсоюзы были объявлены несуществующими.

На стекольном заводе «Видриера» в Монтеррее хозяева отказались признать новый революционный профсоюз, и тогда рабочие назначили на 1 февраля 1936 года забастовку. Согласно Трудовому кодексу правительство было обязано вмешаться в трудовой конфликт. События приобрели несвойственный для других забастовок характер – предпринимателям угрозами и посулами удалось заставить часть рабочих выступить на их стороне. Причем владельцы «Видриеры», даже вопреки мнению предпринимательских союзов Монтеррея, вообще не хотели терпеть на своей фабрике никакого профсоюза. В обмен на политическую пассивность рабочих хозяева были готовы проявлять известный патернализм и платить заработную плату несколько выше, чем на других предприятиях.

Начиная с 1935 года, когда на «Видриере» появился «Независимый красный профсоюз» (на самом деле его организовали сами предприниматели), хозяева активно нарушали Трудовой кодекс. Они, например, свернули производство в одном из цехов без консультаций с рабочими. Был прерван без предварительного уведомления трудовой контракт со 174 рабочими, большинство из которых входили в реальный «красный» (то есть независимый) профсоюз[405]. Право всех 900 рабочих завода на временную нетрудоспособность хозяевами не признавалось. Рабочим приходилось больными выходить на работу, и на фабрике стал распространяться туберкулез. Независимый (действительно «красный») профсоюз активно боролся за права рабочих, и его ряды росли. В отместку мастера давали рабочим – членам профсоюза заведомо невыполнимые задания и вычитали у них за невыполнение часть зарплаты. Даже консул США в Монтеррее придерживался мнения, что рабочим стекольного завода вполне можно было бы повысить зарплату.

Между тем предприниматели Монтеррея готовились встретить забастовку стекольщиков собственными массовыми манифестациями, чтобы превратить локальный трудовой конфликт в общенациональный и дать бой правительству Карденаса.

На стороне бизнеса были и часть правительственных чиновников, многие из которых в Монтеррее традиционно находились на содержании предпринимателей. В начале 1936 года подал в отставку член правительства штата Нуэво-Леон, видный интеллектуал и «старый революционер» Хосе Сальдана. В качестве причины своего демарша он назвал то, что правительство Карденаса взято в заложники группой марксистов, которые постепенно внедряют в Мексике элементы русской революции. Сальдана утверждал, что коммунисты специально организуют забастовки, чтобы подорвать промышленное производство и ввергнуть Мексику в хаос.

Антикоммунистическая пропаганда предпринимателей в Монтеррее была более чем естественной – многие появлявшиеся в штате независимые профсоюзы действительно возглавляли члены компартии. Перед забастовкой стекольщиков «Видриеры» предприниматели Монтеррея организовали в прессе невиданную по масштабам антикоммунистическую истерию. Обывателей запугивали всем: от грядущей нехватки пива (не будет стеклянных бутылок) до захвата забастовщиками власти в штате и начале диктатуры пролетариата в Мексике.

С правыми Монтеррея солидаризовалась и столичная правая пресса. Газета «Эксельсиор» писала: «Сильные возбуждение и тревога в Монтеррее: беспорядки неминуемы»[406]. И беспорядки действительно не заставили себя долго ждать.

На следующий день после объявления стекольщиками забастовки на улицы Монтеррея вышли 500 самых влиятельных предпринимателей города. Они требовали немедленной отставки только что назначенного правительством главы местной комиссии по разрешению трудовых споров.

Между тем на заводе «Видриера» состоялось голосование рабочих относительно забастовки. Хозяева заставили офисных сотрудников проголосовать против нее, и большинством голосов (834:777) предложение начать забастовку было отклонено. Интересно, что около 80 % рабочих в цехах поддержали забастовку. Против выступали механики и мастера, условия труда которых были несравнимы с условиями тех, кто стоял у печей.

Независимый профсоюз немедленно обратился в комиссию по разрешению трудовых споров, оспаривая законность голосования управленческого персонала. Глава комиссии согласился с мнением профсоюза и признал 144 голоса недействительными. Таким образом, забастовка стала законной.

Предприниматели решили ответить на стачку «красных» «мощной патриотической демонстрацией» 5 февраля 1936 года, в День Конституции Мексики. Для обеспечения массовости шествия населению сообщили, что демонстрация направлена против «профессиональных коммунистических агитаторов из Мехико». Таким образом, организаторы попытались сыграть на традиционно развитом регионализме и самостоятельности жителей Монтеррея. Манифест организаторов демонстрации гласил: «Региомонтанос![407] Отечество в опасности. Красная волна коммунизма угрожает разрушить нашу нацию, разграбить нашу собственность, разрушить наши дома, испортить наших детей». Коммунистов обвиняли даже в том, что они хотят заменить мексиканский гимн «Интернационалом».

Однако сами предприниматели не скрывали в общении между собой, что речь идет о демонстрации против рабочей политики президента Карденаса.

Помимо демонстрации предприниматели решили объявить в Монтеррее двухдневный локаут и парализовать всю жизнь в городе. Только газеты должны были выходить как обычно, чтобы докладывать о действиях «патриотов». 20 тысяч долларов было затрачено на освещение борьбы с коммунизмом в Монтеррее в общенациональных средствах массовой информации.

Для придания массовости будущим демонстрациям хозяева привлекли «желтые» профсоюзы, недовольные падением своей популярности и оттоку членов к профсоюзам «красным». Газеты даже сообщали, что инициатива демонстрации принадлежит рабочим (это абсолютно не соответствовало истине). Члены «желтых» профсоюзов объявили «забастовку солидарности» с локаутом своих хозяев и раздали 100 000 бумажных мексиканских флажков с надписью «Мексика – да, Россия – нет!»[408]. Они призывали жителей города «подняться на защиту своих домов от рабов Сталина».

Естественно, на стороне предпринимателей оказалась и католическая церковь. Организация «Рыцари Колумба» (снабжавшая «кристерос» оружием из США) распространила листовку с таким текстом: «ТРУДЯЩИЕСЯ МОНТЕРРЕЯ! Боритесь с коммунизмом, который не верит в бога… Долой коммунистическое правительство в Мехико!»

Консул США в Монтеррее сообщал, что, по его мнению, акция предпринимателей не связана с трудовым конфликтом стекольщиков, а имеет четкую политическую направленность и призвана оказать давление на власти, чтобы те прекратили поддерживать организованное рабочее движение[409].

Предприниматели Монтеррея приступили к организации общенациональной оппозиционной политической организации – Гражданской ассоциации, в которую вошли бизнесмены из Мехико, Халиско и Пуэблы.

Деньги предпринимателей, антикоммунистическая истерия «желтых» профсоюзов и церкви сделали свое дело. 5 февраля 1936 года на улицы Монтеррея вышли 50 тысяч человек. Это была самая большая антиправительственная демонстрация в истории Мексики. Колонну манифестантов возглавляли самые известные предприниматели города. Манифестанты скандировали речевки, в которых именовали Ломбардо Толедано «скотиной» и «психом».

Правые газеты Мексики захлебывались от восторга. Их заголовки гласили: «Грандиозная манифестация против коммунизма в Монтеррее!», «Все социальные классы объединились на почве национализма»[410]. Опять оживились «золотые рубашки». Их лидер, которого арестовали за участие в беспорядках, заявил, что будет бороться с коммунистами, пока их всех не уничтожит. Предприниматели Монтеррея получили массу поздравлений от своих коллег из других частей страны.

Губернатор Нуэво-Леона выразил резкое осуждение безответственной позиции предпринимателей, которые парализовали экономическую жизнь в городе. Однако хозяева на слова главы исполнительной власти штата не реагировали.

7 февраля 1936 года в Монтеррей прибыл президент Карденас. Сойдя с поезда, он как обычный гражданин заказал такси. Водитель не узнал пассажира, и Карденас сказал ему: «Эй, послушай, здесь где-то проходит забастовка. Отвези-ка меня туда». Присутствие главы государства сразу же прекратило все уличные манифестации. Визит Карденаса в Монтеррей, его скромное, но в то же время твердое поведение сделали мексиканского президента настоящим героем для рабочих масс.

Президент начал свой визит не с предпринимательских клубов и дорогих отелей, а с посещения фабрик и заводов. Карденас лично ознакомился не только с условиями труда на «Видриере», но и с тем, как живут люди в рабочих кварталах Монтеррея. Прибыв туда, Карденас немедленно распорядился провести в квартале все необходимые для жизни коммуникации. Жители трущоб высыпали на улицы, до конца не веря, что сам президент удостоил их своим посещением[411].

Даже представители «желтых» (или, как их еще называли, «белых») профсоюзов были потрясены доступностью президента. На главных улицах Монтеррея состоялась мощная демонстрация рабочих, запускавших фейерверки и выкрикивавших здравицы в честь Карденаса. Многие рабочие признавались впоследствии, что под влиянием пропаганды представляли себе Карденаса сумрачным и надменным генералом без всякого налета цивилизованности, а президент оказался вежливым и интеллигентным человеком.

В первый же день Карденас встретился с представителями Комитета пролетарской защиты, и все участники встречи выразили осуждение попыток предпринимателей превратить обычный трудовой конфликт в противостояние целого штата центральному правительству. Карденас порекомендовал немедленно создать единый общемексиканский профцентр, чтобы покончить наконец с расколом рабочего движения, так ослабляющим его влияние на массы.

После этого президент встретился с представителями предпринимательских кругов, которые пытались убедить главу государства, что «желтые» профсоюзы не находятся на содержании хозяев, как утверждают коммунисты, и что коммунизм – вовсе не химера. Именно коммунистические агитаторы искусственно спровоцировали забастовку на «Видриере», хотя заработная плата там выше, чем в других регионах страны. Один из участников встречи даже сказал, что «агенты Москвы» проникли уже в само мексиканское правительство.

Карденас вежливо слушал предпринимателей три часа, не перебивая. Он не возражал, что надо бороться с теми «плохими» профсоюзными лидерами, которые преследуют только цель личного обогащения. Однако именно поэтому, по мнению президента, и следовало создать единый профцентр, который будет избавляться от экстремистов и оппортунистов в рабочем движении.

После консультаций с обеими сторонами трудового конфликта президент безоговорочно встал на сторону рабочих и обязал предпринимателей выплатить тем заработную плату за время локаута. 8 февраля Карденас публично объявил, что не обнаружил в Монтеррее никакой подрывной коммунистической агитации. В адрес предпринимателей прозвучало жесткое и недвусмысленное предупреждение – если бизнесмены и далее будут пытаться прибегать к политическим акциям, это приведет к вооруженной борьбе. Другими словами, президент выразил готовность подавить предпринимателей с помощью армии. Если же они не будут соблюдать трудовое законодательство, то пусть лучше сами отдадут свои фабрики рабочим или правительству.

11 февраля 1936 года министр труда Хенаро Васкес публично провозгласил знаменитые «14 пунктов», в которых описывалось отношение правительства к трудовым конфликтам и предпринимателям.

1. Правительство будет сотрудничать с обеими сторонами в разрешении конфликтов между рабочими и предпринимателями.

2. Будет создан единый профцентр, чтобы у предпринимателей и правительства был надежный партнер для переговоров.

3. Правительство – верховный арбитр во всех вопросах общественной жизни страны.

4. Требования рабочих будут учитываться в той мере, в какой это позволяют экономические возможности предприятий.

5. Правительство не будет помогать профсоюзам, которые не войдут в будущий единый профцентр.

6. Предприниматели не имеют никакого права вмешиваться во внутренние дела профсоюзов.

7. Предприниматели, как и рабочие, имеют право на создание общенациональных организаций.

8. Правительство заинтересовано в развитии национальной промышленности и будет рассматривать трудовые конфликты под этим углом зрения.

9. Причина социального недовольства рабочих – не во влиянии на них коммунистов. Недовольство трудящихся – выражение справедливых чаяний улучшения условий труда и жизни, а также возмущения по поводу несоблюдения предпринимателями трудового законодательства.

10. В Мексике – как и в Европе и США – существуют небольшие группы коммунистов, но они не представляют никакой угрозы для государственных институтов, не тревожат правительство и не должны тревожить предпринимателей.

11. Гораздо больше ущерба нации, чем коммунисты, нанесли религиозные фанатики, убивающие учителей, фанатики, мешающие претворению в жизнь программы революции.

12. Политическая деятельность предпринимателей в Монтеррее вышла за пределы этого города и оказала влияние на Лагуну, штаты Пуэбла, Юкатан, столичный федеральный округ.

13. Предпринимателям стоит остерегаться – их политическая деятельность может привести к вооруженной борьбе.

14. Те предприниматели, которые устали от борьбы с рабочими, могут передать свои предприятия рабочим или государству. Это патриотично, а локауты – нет[412].

Таким образом, демонстрация предпринимателей в Монтеррее не привела к разрыву между Карденасом и рабочим движением, но, наоборот, заставила рабочих по рекомендации президента сплотить свои ряды. Карденас решительно отверг антикоммунизм предпринимателей и недвусмысленно предостерег их от попыток дестабилизировать правительство. Главное же, чего «добились» предприниматели Монтеррея, – ускорение образования единой мощной организации рабочего класса Мексики.

Комитет пролетарской защиты провел в Мехико многотысячную демонстрацию в поддержку президента. Но на этом на сей раз комитет не остановился.

24 февраля 1936 года в Мехико открылся учредительный конгресс нового единого профцентра – Конфедерации трудящихся Мексики, КТМ (Confederacion de Trabajadores de Mexico).

Конгресс открыл бесспорный на тот момент лидер революционного рабочего движения страны Ломбардо Толедано. Он описал бедственное положение большинства рабочих и крестьян, дикую нищету двух с половиной миллионов коренных жителей страны – индейцев и сравнил это с роскошью, в которой купаются в Мексике 160 тысяч иностранцев[413]. Революция привела до сих пор только к сокращению экономической активности в городах, а на селе большая часть земли по-прежнему находится в руках помещиков. Недра Мексики – в руках иностранцев. Ломбардо Толедано подытожил: «Каждый мексиканец, если он получает зарплату и живет за счет своих материальных и интеллектуальных усилий, по необходимости должен быть националистически и антиимпериалистически настроенным индивидуумом; в противном случае он предатель»[414].

Выступление Толедано было политически грамотным – он выразил в нем и новую линию Коминтерна на создание в колониальных и зависимых странах единого антиимпериалистического фронта, поддержал «экономический национализм» Карденаса и дал четкий отпор правым, обвинявшим рабочих в том, что они служат заграничным интересам.

Однако на конгрессе сразу же возник спор о том, какие уже существующие профсоюзные организации следует пригласить в новый профцентр. Коммунисты были за то, чтобы послать приглашение и рядовым членам, и отдельным профсоюзам КРОМ и ВКТ. Однако группа Толедано была против – ее лидер, прошедший школу Моронеса, хотел сосредоточить все руководство новым профцентром в своих руках, и ему были нужны только безоговорочно согласные с ним организации. Например, Конфедерацию рабочих Халиско отвергли за то, что некоторые ее члены якобы входили в АРМ. ВКТ и КРОМ огульно зачислили в ряды кальистов.

Второй день учредительного конгресса был посвящен программным документам и организационной структуре будущей конфедерации.

Целью КТМ провозглашалось «тотальное уничтожение капиталистического режима». Однако так как Мексика по-прежнему находится в «орбите империализма», сначала необходимо добиться полного политического и экономического освобождения страны от иностранного влияния[415]. Важным моментом новой программы и водоразделом, отделявшим КТМ от КРОМ, стало признание международной солидарности трудящихся. (КРОМ, как известно, ориентировался только на американские профсоюзы и, по сути, не имел никаких прочных международных связей.)

В целом программа КТМ точно соответствовала линии Коминтерна и планам правительства Карденаса.

Высшим органом провозгласили съезд, который должен собираться раз в два года. В промежутке между съездами конфедерацией должен был руководить Национальный совет, созываемый раз в четыре месяца. Реальным же повседневным руководящим центром КТМ призван был стать Национальный комитет из 8 членов, заседания которого должны были проходить раз в неделю.

Такая централизация руководства вызвала недовольство многих делегатов. Железнодорожники, традиционно дорожившие своей самостоятельностью, не хотели столь явной централизации. Среди некоторых профсоюзов – участников учредительного конгресса КТМ были довольно сильно распространены антикоммунистические предрассудки, и они опасались, что в комитете будут представлены одни коммунисты. Эти предрассудки за кулисами разжигала и группа самого Ломбардо Толедано, стремившаяся оттеснить коммунистов от ключевых должностей в новом профцентре.

Сами коммунисты в точном соответствии с линией Коминтерна своих кандидатов особо не выпячивали – для них были важны не должности, а сам факт создания единого революционного профцентра. КПМ считала, что и так будет оказывать влияние на политику КТМ через авторитет своих членов, работавших в различных профсоюзах.

Ломбардо Толедано был избран генеральным секретарем КТМ единогласно. Однако кандидатура коммуниста Мигеля Анхеля Веласко на пост оргсекретаря встретила возражения, хотя его поддержали основные профсоюзы страны – железнодорожники, электрики, трамвайщики и нефтяники. В результате коммунисты сняли кандидатуру Веласко, и он стал отвечать в Национальном комитете за образование и культуру.

На учредительном съезде также обсуждался вопрос о приглашении в КТМ крестьянских организаций. Коммунисты считали, что пригласить их нужно, так как большинство мексиканского пролетариата, собственно, и состоит из сельскохозяйственных рабочих. Однако Ломбардо Толедано и его группа были против, опасаясь традиционно сильного влияния коммунистов на крестьянские массы.

Спор разрешил сам Карденас. Он выступил против присоединения крестьянских организаций к КТМ. По мнению президента, крестьяне должны были создать собственную организацию. Причем если КТМ должна быть независима от правительства (Карденас незадолго до учредительного конгресса публично объявил, что власти не будут финансово поддерживать ни один профцентр в стране[416]), то общенациональная организация крестьян должна быть создана именно как проправительственная. Логика Карденаса была следующей: правительство намерено активно проводить аграрную реформу и в этом процессе опираться на крестьян. Вмешательство рабочих в это только создаст ненужные трения между властями и профсоюзами.

На самом деле, как представляется, Карденас просто не хотел появления в стране многомиллионной сильной организации трудящихся, которая могла бы составить конкуренцию НРП. Если Обрегон опирался на крестьян (в форме аграристской партии), а Кальес – на рабочих (в лице КРОМ), то Карденас хотел опираться и на тех, и на других. Но именно президент должен был оставаться верховным арбитром, а для этого было более предпочтительно, чтобы рабочие и крестьяне не имели организационного единства.

Наконец, Карденас активно раздавал крестьянским организациям оружие и предпочитал, чтобы это оружие оставалось под контролем правительства.

Мнение президента решило исход дела. Коммунисты не стали спорить, и КТМ возникла как чисто пролетарская организация. На момент создания конфедерация насчитывала в своих рядах около 200 тысяч членов, но большинство рабочих входили в профцентр только через свои профсоюзы, которые не прекратили существования. Так как сами эти профсоюзы оставались крайне разнородными по своим политическим взглядам, КТМ в целом не отличалась идейной монолитностью. Например, в качестве девиза организации сохранился старый лозунг КРОМ «За бесклассовое общество».

Основание КТМ вызвало резкие нападки со стороны КРОМ и ВКТ, которые обвиняли новый профцентр в попытке подчинить своему диктату всех рабочих Мексики. Лидер ВКТ Хулио Рамирес призвал Карденаса спасти страну от коммунистического иностранного засилья, иначе самого президента постигнет судьба императора Максимилиана[417]. Несмотря на такое оскорбление – сравнение с французской марионеткой периода иностранной интервенции в Мексике, – президент повел себя достойно и на репрессии не пошел.

Кальисты не извлекли уроков из поражения в Монтеррее и стали готовить вооруженный мятеж. В доме Моронеса был проведен обыск, и полиция обнаружила большой склад оружия и боеприпасов, включая пулеметы.

Карденас тоже готовился к возможному вооруженному противостоянию с кальистами. В феврале 1936 года президент объявил о присвоении крестьянским отрядам самообороны статуса армейского резерва. Командующие войсками на местах получили приказ обеспечить отряды крестьянской самообороны оружием и боеприпасами и проводить тренировку новых резервистов. Это сразу увеличило вооруженные силы Мексики почти в два раза. В отрядах самообороны было более 4000 офицеров и 46 тысяч бойцов (в армии насчитывалось 39 589 солдат).[418]

В марте 1936 года президент лично объехал несколько наиболее нестабильных штатов (например, Халиско и Колиму – былые центры движения «кристерос»). В Халиско президент пообещал крестьянам ускорить наделение их землей и приказал командующему военной зоной распределить между крестьянами оружие для защиты «от нападений, которым они подвергаются»[419]. То же самое произошло в Колиме.

Как обычно перед очередной провокацией, Кальес попытался стравить Карденаса с американцами. Однако президент был начеку и в январе 1936 года заявил о начале выплат гражданам США и Великобритании, пострадавшим в ходе революционных событий в Мексике. Тем не менее и американский, и британский послы сообщали в свои столицы, что из-за трудовых конфликтов и аграрной реформы положение Мексики «хуже некуда»[420].

Таким образом, Кальес считал, что почва для финальной фазы борьбы с Карденасом им подготовлена.

7 апреля 1936 года между Мехико и Веракрусом подорвали поезд, в результате чего были убиты 13 и ранены 18 человек. Один из выживших пассажиров сказал прессе, что предупреждал президента: кальисты поклялись, что не позволят Карденасу спокойно управлять страной, так же как они мешали это делать президенту Ортису Рубио[421]. По данным сразу из нескольких источников, за терактом стоял Моронес.

В принципе об этом было несложно догадаться. КРОМ активно боролся в Веракрусе против кандидатуры идейного наследника губернатора Техеды Манлио Фабио Альтамирано. Альтамирано заручился поддержкой не только «техедистов» – Социалистической партии левых сил, но и коммунистов. Среди пунктов программы Манлио было вооружение рабочих, крестьян и учителей и разоружение «белых банд» (находившихся на содержании помещиков) и боевиков КРОМ, которые активно расправлялись с революционными профсоюзными деятелями на текстильных предприятиях штата Веракрус. Так что боевиками КРОМ в Веракрусе располагал, и они не сидели без дела[422].

В этот же день, 7 апреля, Карденас направил к Кальесу генерала Мухику, который передал бывшему «верховному вождю» требование немедленно покинуть Мексику вместе с тремя близкими соратниками. Карденас через Мухику обвинил Кальеса в том, что он окончательно предал старую дружбу и готовит вооруженное восстание против правительства. Кальес никакого участия в подрывной деятельности не признал. Он сказал, что выступает лишь против аграрной реформы и рабочей агитации, за что его и преследуют. Уезжать в эмиграцию добровольно Кальес наотрез отказался. Мухика уехал ни с чем, но, получив новые указания Карденаса, уже на следующий день опять навестил Кальеса.

Он еще раз передал Кальесу фактический приказ президента уехать вместе с Моронесом, Луисом Леоном и Мельчором Ортегой. Эти гражданские политики пытались в начале 1936 года организовать в стране оппозиционную партию с Кальесом в качестве лидера. Первоначально Карденас планировал отправить в ссылку и трех генералов-кальистов – Амаро, Тапию и Мединавейтию, но потом решил оставить их в Мексике, рассудив, что так они будут более безопасны.

9 апреля 1936 года полиция арестовала трех кандидатов на высылку, и в 22.00 вечера того же дня командир местного гарнизона прибыл к Кальесу, чтобы сопровождать его в аэропорт. Кальес в бело-голубой пижаме лежал на кровати и читал «Майн Кампф» Гитлера[423]. «Хефе максимо» еще раз попытался избежать неизбежного и спросил офицера, за что его, собственно, высылают. Тот ответил, что всего лишь выполняет приказ. Бывший лидер Мексики сказал, что если вопрос оставлен на его усмотрение, то он никуда не поедет, а если это приказ, то ему не остается ничего другого, как подчиниться.

Кальес успел позвонить нескольким корреспондентам, в том числе и Клар ку Ли из «Ассошейтид Пресс». Американец спросил: «Вы уезжаете?» Кальес ответил, что «уезжают его».

Обида Кальеса был явно не искренней. Ведь сам он в таком случае, вполне вероятно, расстрелял бы Карденаса как потенциального мятежника, как сделал это в 1927 году с генералами Гомесом и Серрано. Карденас же, принимая решение о высылке Кальеса, возможно, лишь спасал жизнь бывшего наставника. Кальес получал множество угроз, а толпа женщин хотела разгромить его загородный дом «Санта-Барбара». Женщины требовали разделить приусадебные земли в ходе аграрной реформы.

В марте 1936 года «хефе максимо» уже был допрошен в качестве свидетеля по делу о контрабанде оружия из США, по которому обвинялся некий Немесио Тревиньо Вильяреаль[424]. Тот признал, что привез в Мексику тысячи единиц оружия и что действовал с согласия тогдашнего губернатора штата Сонора кальиста Рамоса. Американская разведка считала, что за контрабандой оружия на юг Соноры стоит сам Кальес.

На следующий день в полседьмого утра к Кальесу вновь пришел командир гарнизона, и они поехали в аэропорт. Кальес сделал там прощальную фотографию, и все заметили томик «Майн Кампф», который он прижимал к себе.

К моменту вынужденной эмиграции идейные взгляды бывшего «борца за интересы пролетариата» Кальеса претерпели коренную метаморфозу. Он объявил себя смертельным врагом коммунизма и критически оценивал ситуацию в Испании, где на свободных выборах в феврале 1936 года победили партии Народного фронта (социалисты, коммунисты и левые республиканцы). О Марксе, он, например, отзывался следующим образом: «Для Маркса не существует отдельный индивид, и поэтому не существует свобода. А разве может существовать какой-либо человек или народ, который не любил бы свободы? Маркс делает из индивидуума часть большой машины, имя которой – государство. Государство управляет, государство приказывает, государство доминирует; для государства человек – ничто»[425].

Когда ему напомнили, что и сам он еще недавно считал себя социалистом, Кальес ответил: «Социалистическое государство, о котором я говорил, не является государством марксистским. Я всегда верил в то, что государство должно быть защитником слабых классов. Более того: считаю, что это долг государства. Моя точка зрения станет абсолютно ясной, если я скажу, что прибавочная стоимость должна делиться поровну; однако между вмешательством государства в равное распределение прибавочной стоимости и вмешательством государства во все аспекты моральной и материальной жизни человека и общества существует большая разница. С другой стороны, социалистическое государство, о котором я говорю, – это не государство, отрицающее свободу. Конец свободы – это конец частной инициативы, а именно она влечет за собой прогресс человека и целых народов. Социалистическое государство, о котором я говорю, не покончит с частной собственностью…»[426]

Возможно, Кальес искренне заблуждался, считая, что государство может, не встретив сопротивления, заставить капиталиста отдать половину прибыли рабочему. Ни до, ни после Кальеса такого еще не наблюдалось.

Как только Кальес прилетел в Браунсвиль (штат Техас), он обрушился с критикой на Карденаса: «анархическая» политика президента ведет к росту влияния коммунистов в Мексике. А все мексиканские политики – люди без принципов, для которых дружба и лояльность ничего не значат. Видимо, это снова был намек на Карденаса, но его вполне могли бы принять и за самокритику. В Нью-Йорке Кальес стращал американцев еще больше – вся Мексика охвачена сотнями забастовок, а Карденас сам является коммунистом. Страна на грани краха, ей нужны твердые гарантии для капитала. В Далласе (также Техас) Кальес заявил, что «никогда, никогда, никогда» больше не будет претендовать на пост президента и никогда не вернется в Мексику, чтобы заниматься политической деятельностью[427].

«Максимат» пал, пал вместе с человеком, который с 1924 года управлял судьбами Мексики. Бесспорно, Кальес был искренним и убежденным реформатором, желавшим для Мексики спокойного эволюционного развития. Не вызывает сомнений и его убежденность в активной социальной роли государства, в необходимости создания более справедливого общества. Однако «вождь», так полюбивший свободу, в начале 30-х годов участвовал в убийствах политических противников, подтасовывал результаты выборов, глумился над религиозными чувствами миллионов мексиканцев – и все это для того, чтобы укрепить свою власть. Конечно, в апреле 1936 года Плутарко Кальес считал, что с ним обошлись несправедливо. Но он не мог не понимать одного – против него был не только и даже не столько президент Карденас, против него было большинство населения его родины. Революция переросла убеждения своего былого лидера и выдвинула на политическую арену новых людей, которым и предстояло создавать счастливую и справедливую Мексику.

Примерно в течение пяти лет после вынужденного отъезда из Мексики Кальес жил в собственном доме в Сан-Диего[428]. Летом семья снимала дом на море, так как Кальеса не оставляла его страсть к плаванию (бывший вождь купался два раза в день).

Однако, «хефе максимо» все еще ощущал себя государственным деятелем. Он часто посещал передовые фермы и плантации Калифорнии, стремясь усвоить новые формы ведения хозяйства. Кальес мечтал ввести в Мексике очень понравившиеся ему магазины самообслуживания.

Естественно, бывший президент внимательно следил за событиями на родине и делал все, что мог, для ослабления позиций Карденаса. Он сдружился со своим бывшим ярым противником Хосе Васконселосом, убеждая того, что на посту президента тот сделал бы то же, что и он, Кальес.

В марте 1941 года новый президент Мексики Авила Камачо пригласил Кальеса вернуться на родину, чтобы продемонстрировать единство всех мексиканцев в эпоху мировой войны. Кальес согласился и уже через несколько дней появился на балконе Национального дворца вместе с Авилой Камачо и остальными оставшимися в живых бывшими президентами Мексики.

Последние четыре года своей беспокойной жизни Кальес провел в уединении в любимом им загородном доме в Куэрнаваке. Он с удовольствием работал в саду, сажая цветы и фруктовые деревья. Время от времени старик играл в свой любимый гольф, но уже частенько один – былые друзья и почитатели забыли когда-то всесильного «хефе максимо». Со своими былыми соратниками – Моронесом, Падильей, Альмасаном и другими – он встречался раз в неделю на заседаниях кружка по изучению метафизики, где собравшиеся устраивали спиритические сеансы.

За несколько месяцев до смерти Кальес признался друзьям, что уверовал в Высшее существо, став, как и Робеспьер, деистом. Бывший вождь революции стоически переносил сложные операции, с помощью которых врачи пытались продлить его жизнь.

Плутарко Элиас Кальес умер 19 октября 1945 года. Но и после кончины его сын Родольфо говорил, что регулярно получает послания от отца, который постигает новые формы внеземного существования духа. «Там» Кальес вел беседы с Каррансой и Обрегоном, и первый («Старик») так и не смог простить сонорцам, что они предали его в 1920 году. Самое главное же, сообщал Кальес сыну, состоит в том отрадном факте, что жизнь после смерти действительно существует.