Глава 4. «Отскок» от вислинских плацдармов

За 30 минут до нового, 1945 г., в 23.30 31 декабря, на польскую станцию Луков прибыл эшелон с платформами, на которых высились странные сооружения, тщательно укутанные брезентом. Один из офицеров прибывшего эшелона позднее в нескольких строках описал обстановку на прифронтовом вокзале: «Все утопает в ночном мраке, изредка выглянет луна, бросая бледные лучи, и снова скрывается, погружая все во мрак. Строго соблюдается светомаскировка, ведь отсюда по прямой на запад 40 км до передовой. Время от времени слышны отдаленные звуки артиллерийской канонады». Эшелон проделал большой путь по разрушенной войной стране – от Луги через Белоруссию в Польшу.

Несмотря на все возрастающую роль авиации, по обе стороны советско-германского фронта не спешили списывать в утиль артиллерию большой и особой мощности. Авиация являлась «длинной рукой», способной достать цели далеко за передовыми окопами противника. Однако одновременно действия авиации существенно ограничивались погодными условиями, а точность поражения целей часто оставляла желать лучшего. Тяжелая артиллерия, даже в условиях плохой погоды и ограниченной видимости, оказывалась способной поражать ранее разведанные цели, засеивая снарядами заданные квадраты по расчетным данным.

Смещение сроков начала советского наступления с вислинских плацдармов благоприятно сказалось на оснащении изготовившихся к броску к Одеру войск тяжелой артиллерией. Вооруженный тяжелыми 152-мм пушками Бр-2 524-й тпап, называя вещи своими именами, расстрелял стволы своих орудий в ходе долгого и тяжелого позиционного сражения за Нарву (с марта по октябрь 1944 г.), когда им было выпущено более 7 000 снарядов. B отчетных документах это деликатно обозначили как «Большая потеря нач. скорости стволов (до 8 %)». Стволы пяти пушек Бр-2 пришлось отправить в Ленинград на завод. Они прибыли из Ленинграда с заводского ремонта только 15 декабря. Одновременно полк решили усилить 210-мм пушками Бр-17 обр.1939 г., находившимися на Гороховецком полигоне в составе одной батареи. Орудия являлись результатом предвоенного сотрудничества CCCP и Чехословакии и были доведены до боеспособного состояния в 1944 г. B итоге был сформирован 1-й пушечный артиллерийский полк особой мощности РГК (1-й пап OM РГК). Полк состоял из трех батарей 152-мм пушек Бр-2 и одной батареи 210-мм пушек Бр-17 (6 Бр-2 и 2 Бр-17). B качестве тракторов для Бр-2 использовались «Ворошиловцы», для Бр-17 – ленд-лизовские Allis-Chalmers HD-10W. Первый эшелон с орудиями Бр-2 прибыл на станцию Луков вечером 31 декабря 1944 г. Последний, третий эшелон с пушками Бр-17 – вечером 5 января 1945 г.

Марш тяжелых пушек к фронту осуществлялся ночами в условиях драконовских мер маскировки. Как указывалось в отчете полка: «Путем изъятия из фар тракторов и автомашин электролампочек была ликвидирована всякая возможность пользования электроосветительными приборами. Для уменьшения шума от работы тракторов «Ворошиловец» дистанция между орудийными поездами была увеличена до 200–300 метров»[57]. Нельзя не отметить, что мера была жесткая, но предельно простая, не дающая простора солдатской смекалке по обходу распоряжений о скрытом передвижении. Всего маршем своим ходом артиллеристы прошли 120 км.

Полк придавался 8-й гв. армии 1-го Белорусского фронта. Оборудование позиций велось по ночам, к 8 января были отрыты орудийные котлованы полного профиля, сделаны укрытия и щели для личного состава. Около каждого орудия устанавливался древоземляной забор для предохранения от осколков. Тягачи были оттянуты от огневых позиций и полностью врыты в землю.

Полк больших пушек и, пожалуй, самых крупных и современных для Красной армии артиллерийских орудий прибыл на фронт в разгар подготовки к новому крупному наступлению. K началу января 1945 г. 1-й Белорусский фронт Г.К. Жукова располагал Магнушевским (45 км по фронту и 18 км в глубину) и Пулавским (30 км по фронту и 10 км в глубину) плацдармами, 1-й Украинский фронт И.С. Конева – одним крупным Сандомирским плацдармом (70 км по фронту и 50 км в глубину). Двум советским фронтам противостояла группа армий «А» генерал-полковника Йозефа Гарпе. Растаскивание войск на запад (для проведения наступления в Арденнах) и на защиту Венгрии[58] привело к существенному ослаблению центрального сектора советско-германского фронта. Войскам двух советских фронтов численностью 2,2 млн человек (с тылами и ВВС) группа армий «А» могла противопоставить только 400 тыс. человек.

Сам собой напрашивается вопрос: «На что же надеялось немецкое командование на рубеже 1944–1945 гг.?» Простые солдаты в окопах еще могли надеяться на «вундерваффе»[59], но командиры и командующие должны были осознавать катастрофичность и безнадежность своего положения. Особенно после таких катастроф, как разгром ГА «Центр» в Белоруссии, который, собственно, и привел Красную армию на берега Вислы. Осознание проигрыша войны в рядах командного состава вермахта, безусловно, присутствовало, но это не означало неготовности дать последний решительный бой.

Собственно негативный опыт летних боев лег в основу новой концепции оборонительного сражения, на которую предполагалось опереться войскам группы армий «А». Имел место своего рода синтез боевого опыта, полученного объединениями ГА «Центр» и ГА «Северная Украина» летом 1944 г. Занимавшая оборону на рубеже Вислы ГА «А» являлась наследницей ГА «Северная Украина» и одновременно включала в себя 9-ю армию, пережившую катастрофу под Бобруйском. Осмысление негативного опыта катастрофы вермахта в Белоруссии имело место уже по горячим следам событий. Командование ГА «Северная Украина» уже в конце июня-начале июля 1944 г. подготовило указание на этот счет, начинавшееся словами: «Крупное наступление русских в полосе ГА «Центр» началось с сильнейшего ураганного огня по полосе обороны, в первую очередь по первой траншее. Тем самым противник нанес нам большие потери в личном составе и вооружении, значительно ослабив обороноспособность на наших позициях»[60]. B качестве противоядия такому сокрушительному удару рассматривался отход, отскок из первой линии обороны на заранее подготовленную позицию, названную в немецких документах «главная позиция решающего сражения» или, если не переводить буквально, «основная линия обороны» (Grosskampf-HKL[61]). Ha эту линию предполагалось отойти незадолго до начала крупного советского наступления, выводя обороняющиеся части из-под удара советской артиллерии. При этом делалось важное уточнение: «Всем до последнего солдата должно быть ясно, что этот маневр представляет собой добровольный и своевременный отвод всей оборонительной системы в точно назначенное время, который никак не отменяет святость удержания главной линии обороны»[62]. T.e. отход сам по себе являлся непростым маневром, который мог перерасти в отступление той или иной степени хаотичности. Войскам лишний раз напоминали, что их задачей является упорная оборона «основной линии обороны». Впрочем, не исключался вариант, когда начало советского наступления не будет своевременно вскрыто и «отскочить» не удастся. B этом случае предполагалось обороняться по старинке, на первой позиции. B июльских боях 1944 г. в ГА «Северная Украина» новая концепция была опробована на практике, не без успеха. По крайней мере, стремительного обвала обороны под ударами 1-го Украинского фронта не произошло, прорыв развивался достаточно медленно.

Схема, показывающая основные принципы новой немецкой тактики: оборона с отходом на «Основную линию обороны» (ОЛО – Grosskampf-HKL). «ОЛО» выделена жирной линией

Поскольку и действующий командующий ГА «А» Йозеф Гарпе, и его начальник штаба Вольф-Дитрих Ксиландер занимали те же посты в штабе ГА «Северная Украина», новая концепция получила свое дальнейшее развитие, оформилась в виде цельного свода правил и рекомендаций. Согласно этой концепции «основная линия обороны» (ОЛО) должна была находиться минимум в 300 метрах от первой траншеи (чтобы не быть накрытой советской артподготовкой просто за счет рассеивания снарядов) и максимум в 1 000-1 500 метрах, чтобы оставить основную массу артиллерии на прежних позициях, позволяющих поддерживать огнем войска в первой траншее. Одним из основных требований к «основной линии обороны» являлась ее непросматриваемостъ с советского переднего края, рекомендовалось выбирать ее начертание по обратным скатам высот, но без фанатизма – подчеркивалось сохранение важных как наблюдательные пункты высот. По факту OJIO проходила, в зависимости от условий местности и тактических условий, на расстоянии от 0,5 до 4 км позади действующей линии обороны. B случае успешной реализации идеи отхода на OJIO накапливавшиеся советским командованием месяцами боеприпасы оказались бы израсходованы по пустому месту.

Основная масса инженерных заграждений в рамках новой тактики концентрировалась между первой и второй траншеями. Первая и вторая траншеи через каждые 300–500 м соединялись ходами сообщения. Впереди первой траншеи на удалении 200–300 м оборудовались позиции боевого охранения.

Решение об отводе войск на «основную линию обороны» отдавалось в ведение командиров корпусов, считалось, что армейское командование может не успеть вовремя среагировать. Следует сказать, что на этот счет существуют некоторые разночтения. Так, в написанной еще во времена холодной войны офицером Бундесвера небольшой книге о событиях 1945 г. на вислинском фронте указывалось: «Командование ГА оставляло на усмотрение армий время отхода на «ОЛО», в то время как армейские корпуса могли отходить только по указанию штабов армий»[63]. Однако, здесь Магенхайм, пожалуй, чересчур категорично трактует слова в приказе группы армий: «Как только появятся однозначные признаки скорого вражеского наступления, армиям (а с их согласия – корпусам) разрешается самостоятельно отдавать приказы об отходе на ОЛО». Однако в руководящих указаниях армейского уровня, датированных той же датой, 26 ноября 1944 г., и обрисовывающих новую тактику, прямым текстом указывалось: «В большинстве случаев передача единого приказа об отводе всего фронта армии на «основную линию обороны» окажется невозможной, поэтому соответствующее решение должны принять командиры корпусов»[64]. Это выглядит логичным ввиду быстроты, C которой нужно было принимать решение. B случае, если крупное советское наступление не состоится и отход окажется преждевременным, предписывалось вернуться на прежнюю линию обороны.

После отхода на ОЛО предписывалось обороняться всеми силами, и командующий группой армий Гарпе без обиняков угрожал карами тем, кто эту линию оставит:

«На OJIO необходимо обороняться из последних сил – это является предпосылкой для любых дальнейших успешных действий. Каждый командир, который оставляет позиции без приказа, осуществляет смену позиций или принимает иные меры, уменьшающие размер стоящей перед ним задачи, должен быть без всяких оговорок привлечен к ответственности. Запрещается любая смена расположения КП подразделений до полка без разрешения командования дивизии»[65].

Распределение сил обороны после отвода на «ОЛО» предполагалось следующее. B передовой траншее должно было остаться примерно 1/6 сил занимающих оборону частей. Этих сил вкупе с артиллерийской поддержкой считалось достаточно для сдерживания вылазок ограниченными силами. Однако эшелонирование на этом не заканчивалось, как указывалось в рекомендациях ноября 1944 г. «всего в траншеях (передовая траншея и «основная линия обороны») должны находиться не более 2/3 от общей численности солдат». Остальные выделялись в резерв для контратак. Нельзя не отметить, что в отношении контратак в конце 1944 г. у немецкого командования еще оставалась определенная доля самоуверенности, если не сказать заносчивости. B рекомендациях по реализации новой концепции указывалось:

«Для отражения атаки большевистских масс в условиях тонкого заполнения наших линий недостаточно ведения огня с оборудованных позиций. Смелые контрудары горсткой отважных солдат всегда ведут к успеху, особенно если твердо знать, что боевой дух противника, особенно когда речь идет о немецкой атаке, значительно уступает нашему»[66].

B какой-то мере это перекликалось с успешным для немцев опытом зимы 1943/44 г. Тогда на одном из совещаний начальник штаба 4-й армии утверждал:

«В случае вклинений контрудары оказываются успешными в первые два часа, до того, как противник успеет окопаться. Для их осуществления иногда хватает нескольких воодушевленных солдат, которых поддерживают штурмовые орудия»[67].

Впрочем, тогда «несколько воодушевленных солдат» поддерживались не только штурмовыми орудиями, но и ураганным огнем тяжелой артиллерии. Реализация этого в январе 1945 г. была под вопросом. Кроме того, в январе 1945 г. уже имели место серьезные проблемы с «воодушевлением», точнее банальным боевым опытом оборонявшихся соединений. Ho об этом несколько позже.

Серьезным противником немецкой обороны обоснованно считались танки. B этой области также потребовались нововведения. B рекомендациях штаба группы армий «А» подчиненным армиям указывалось:

«Развертывать артиллерию в составе артиллерийских групп, эшелонированных в глубину таким образом, чтобы основная масса стволов, не меняя позиций, могла поддерживать оборону на главной линии. Это означает отказ от противотанковой линии (линии перехвата танков)»[68].

Мастерство советских войск возросло, и приемы, работавшие в 1942 г., уже не годились в 1944–1945 гг. Это прямо признавалось немецким командованием, в рекомендациях по ведению оборонительных операций указывалось:

«Противотанковая линия[69] в ходе крупных операций не оправдала возлагавшихся на нее надежд. Лишь в одном случае на ней удалось остановить вражеские танки, атаковавшие ее без пехотной поддержки. Из-за большой ширины полос [обороны] артиллерия на этой линии была выстроена линейно, легко обнаруживалась с воздуха, в итоге большое число орудий становились жертвами мощных ударов штурмовиков или вражеского артиллерийского огня, корректируемого с воздуха. Кроме того, в случае глубоких вклинений значительная часть артиллерии попадала в руки противника»[70].

Небезынтересно отметить – «лишь в одном случае» и «без пехотной поддержки». T.e. ранее достаточно часто встречавшийся порок отрыва пехоты от танков, по крайней мере, по мнению противника, оказался Красной армией изжит. Вместе с тем, практика укрепления артиллерийских позиций, в том числе в противотанковом отношении признавалась успешной и достойной сохранения. Итогом констатации этого факта стал комплекс мер по модернизации противотанковой обороны. По опыту летней кампании командование группы армий «А» сформулировало следующие рекомендации на этот счет:

«Для противотанковой обороны оправдала себя следующая группировка сил:

a) впереди и позади наших противотанковых препятствий установка вперемешку противотанковых и противопехотных мин, защищенных от разминирования;

b) в узлах сопротивления пехоты вплоть до резервов в глубине обороны должны быть правильно распределенные и доступные каждому солдату мины, дымовые шашки, ручные гранаты, бутылки с зажигательной смесью и «Панцерфаусты». Кроме того, во взводных, ротных и батальонных группах должны находиться специалисты с «Панцерфаустами» (группы ближнего противотанкового боя);

c) на угрожаемых участках в глубине позиции «Панцершреков»;

d) все тяжелые противотанковые средства, по возможности подвижные, в зависимости от тактических условий размещаются в глубине линии обороны на расстоянии 1 500-3 000 метров. Подвижные резервы ПТО вместе с моторизованными отрядами «Панцершреков» особенно эффективны;

e) в 3–6 км от линии обороны глубоко эшелонированная артиллерия, по возможности в сочетании с естественными или искусственными противотанковыми препятствиями. Если противотанковые рвы, искусственные склоны[71], минные поля и ложные минные поля находятся в зоне действия артиллерийской защитной позиции, они приобретают повышенное значение в качестве противотанковых средств;

f) корпуса ведут борьбу с крупными танковыми атаками противника с помощью штурмовых орудий и самоходок, которые не следует равномерно распределять между дивизиями, а концентрировать на основных участках»[72].

Нельзя не отметить большого внимания, которое уделялось противотанковым средствам ближнего боя, прежде всего «Панцершрекам» и «Панцерфаустам» («Фаустпатронам»). Это стало приметой времени, хотя по советским оценкам эффективность использования «Фаустпатронов» в чистом поле была достаточно условной. Хотя в документе упоминаются мины, немцы до конца войны не разделяли увлечения Красной армии подвижными отрядами заграждения, т. е. специальными группами саперов с противотанковыми минами. Считалось, что неорганизованная установка мин в пылу боя может помешать собственным контратакам. Наиболее эффективные средства противотанковой борьбы – штурмовые и самоходные орудия передавались в ведение корпусов с целью концентрации усилий на наиболее опасных направлениях. Самостоятельные танковые соединения являлись резервов более высокого уровня. Вместе с тем, не следует думать, что немецкая пехота в отсутствие усиления из корпуса и высших инстанций была начисто лишена поддержки бронетехники. C начала 1944 г. в штат пехотной дивизии вводятся САУ истребители танков в количестве одной роты, сначала это были штурмовые орудия, с развертыванием производства «Хетцеров» данная позиция стала заполняться ими (см. выше).

B советской интерпретации немецкая оборона состояла из нескольких полос с разным числом позиций. B качестве примера можно рассмотреть оборону перед Пулавским плацдармом[73]. Главная полоса обороны перед пулавским плацдармом глубиной 5–7 км состояла из двух позиций. Первая позиция главной полосы обороны состояла из трех траншей полного профиля с развитой сетью ходов сообщения. Она имела глубину до 2500 м. Первая траншея проходила по восточным скатам ряда господствующих высот, с которых просматривался на многих направлениях весь пулавский плацдарм на глубину от 2 до 5 км. Вторая траншея проходила в 300–500 м от первой, а третья – в 500–900 м от второй. Основная масса огневых средств располагалась во второй и третьей траншеях. Вторая позиция главной полосы обороны была удалена от переднего края на 3–5 км. Она состояла из двух траншей, оборудованных стрелковыми ячейками, пулеметными площадками, блиндажами и землянками. Перед передним краем главной полосы обороны были установлены сплошные проволочные заграждения из спирали Бруно в 2–3 ряда, проволочные сети в 2–3 ряда низких кольев. Впереди проволочных заграждений проходила сплошная полоса минных полей глубиной 50-100 м. Большое количество минных полей было установлено также между первой и второй траншеями и первой и второй позициями. Между первой и второй позициями главной полосы обороны и главной и второй полосами на танкоопасных направлениях были отрыты противотанковые рвы шириной 5–8 м и глубиной 2–3 м. Основные районы артиллерийских позиций были расположены за второй позицией и эшелонированы на глубину до 10 км.

Сравнивая это описание с методичкой, подготовленной штабом командующего ГА «А» Йозефа Гарпе, мы видим, что Основная линия обороны – это не что иное, как одна из траншей первой позиции главной полосы обороны. По схемке из методички действительно предполагалось три траншеи, из которых вторая или третья траншеи (в зависимости от конкретных условий) образуют «Основную линию обороны» (ОЛО), на которую нужно отходить перед лицом начинающегося наступления. B глубине за ней находится вторая позиция (в советской терминологии), прикрывающая артиллерию. Перед этой позицией располагаются противотанковые препятствия, противотанковые рвы.

Новая немецкая тактика могла бы стать сюрпризом для советского командования. Однако она таковой не стала, возможно, сказался опыт 1-го Украинского фронта в ходе Львовско-Сандомирской операции. Г.К. Жуков в своих воспоминаниях писал: «Мы опасались, что, разгадав нашу подготовку, он отведет свои основные силы с первой позиции в глубину, чтобы заставить нас расстрелять сотни тысяч снарядов по пустым местам»[74]. Предпосылки таких опасений не раскрываются, но Г.К. Жуков координировал действия 1-го Украинского фронта и не понаслышке знал о реализованном немцами летом 1944 г. «отскоке» на вторую позицию. Собственно жуковская техника преодоления проблемы «отскока» оказалась самой совершенной.

Мерой противодействия вышеописанному «отскоку» на «основную линию обороны» (Grosskampf-HKL) должна была стать сильная боевая разведка. Для этого от каждой стрелковой дивизии первого эшелона выделялось по одному стрелковому батальону, усиленному штрафной ротой и бронетехникой. Часто в то время эти усиленные батальоны называли «особым эшелоном». Действия разведки должны были быть поддержаны сильной артиллерией. Сообразно этой идее артиллерийское наступление было спланировано по двум вариантам. Первый период артподготовки намечен был продолжительностью в 25 минут и представлял собой огневой налет всех артиллерийских и минометных средств фронта по переднему краю и тактической глубине обороны противника, по артиллерии, минометам, узлам связи, штабам и резервам. Артподготовка проводилась на глубину 6–7 км с наибольшей плотностью огня в первые 10 минут и последние 5 минут. Второй период длительностью 60 минут заключался в поддержке боя разведбатальонов. Его практической реализацией должен был стать одинарный огневой вал на глубину 1,5–2 км. B случае успешных действий передовых батальонов и немедленного ввода в бой главных сил стрелковых дивизий поддержка атаки планировалась двойным огневым валом на глубину до 3 км. Это фактически означало отказ от артиллерийской подготовки главных сил наступающих соединений. Второй вариант артиллерийского наступления предполагался на случай неудачных действий передовых батальонов или же отвода противником своих войск на 2–3 км на новый рубеж (этот важный момент в литературе часто опускался). B этом случае через час-полтора, после передачи соответствующих распоряжений, началась бы артподготовка. Советская артиллерия была настолько выдвинута к переднему краю, что могла вести огонь по новому рубежу без смены позиций. При этом артиллерийская подготовка главных сил планировалась продолжительностью 70 минут, на глубину 6–7 км. B целом план получался достаточно гибким и охватывал фактически три варианта поведения противника: отход на большую глубину, отход на небольшую глубину (что фактически предусматривалось командованием Группы армий «А») и традиционное удержание первой позиции.

B послевоенном закрытом учебнике особо отмечалась хорошо проработанная схема артиллерийской подготовки 1-го Белорусского фронта: «Подготовка атаки передовых батальонов (разведки боем) предусматривалась одним мощным 25-минутным огневым налетом всей артиллерии фронта, сосредоточенной на участках прорыва (около 7,5 тыс. орудий и минометов) а не только специально выделенной (один-три артиллерийских полка на батальон), как это обычно практиковалось раньше»[75]. Ha 1-м Украинском фронте также планировалось начинать наступление с действий передовых батальонов, но без двух вариантов артиллерийской подготовки. План артиллерийского наступления 1-го Украинского фронта в целом повторял план, реализованный в Львовско-Сандомирской операции.

B 5-й ударной армии было запланировано участие в силовой разведке пяти усиленных стрелковых батальонов. Для этой цели были выделены лучшие батальоны из числа подготовленных ранее как штурмовые. Каждый батальон усиливался, как минимум, штрафной ротой, батареей СУ-76, одной-двумя батареями 45-мм орудий, 2–3 полковыми пушками калибром 76 мм, одной-двумя батареями 12,7-мм пулеметов ДШК. Для поддержки каждого разведбатальона «особого эшелона» выделялись два минометных и один артиллерийский полк.

Вполне традиционно для германской военной школы, командование группы армий «А» какое-то время вынашивало наступательные планы. Операция получила кодовое наименование «Катание на коньках». Авторство плана приписывается начальнику штаба группы армий генерал-лейтенанту фон Ксиландеру. Он изучил возможность атаки на один из плацдармов на Висле, однако пришел к выводу, что такая операция требует «наличия большой ударной группировки» и большого количества боеприпасов, причем следует ожидать советского наступления с других, неатакованных плацдармов. Он сделал вывод о том, что только внезапный и масштабный отход непосредственно перед началом советской атаки и последующий контрудар всех танковых соединений ГА «А» на заранее подготовленной местности дают шанс вырвать у противника инициативу.

Курт Типпельскирх в своем известном труде «История Второй мировой войны» описал эту идею следующим образом:

«Командующий группой армий «А» генерал-полковник Гарпе неоднократно (в последний раз уже незадолго до начала русского наступления) предлагал оставить рубеж по западному берегу Вислы, возможность удержания которого ввиду сильных русских плацдармов стала иллюзорной, и организованно отойти, сократив общую протяженность линии фронта, на рубеж перед плацдармами русских»[76].

Однако Типпельскирх в данном случае упрощает ситуацию и делает идею командования группы «А» совершенно беззубой. B действительности генерал Ксиландер предложил две взаимосвязанные вещи. Первой был отход тремя «прыжками» от рубежа к рубежу приблизительно на линию Варка – рубеж Пилицы до Нове Мяста – Прысуха – Руков (северо-западнее Шидловца) – Горно (восточнее Кильце) – Щучин. Эта линия на штабных картах получила кодовое название «линии Хубертуса». Ha северном участке позиции от Вислы до Нове Място проходили по рубежу реки Пилицы, что должно было обеспечить дополнительную защиту. «Линия Хубертуса» должна была позволить занимавшим фронт подразделениям уйти от первых ударов противника и обеспечить свободу запланированного развертывания танковых резервов для контрнаступления.

Второй идеей Ксиландера был масштабный контрудар, непосредственно связанный с отходом на «Линию Хубертуса». Западногерманский историк Магенхайм описывает его следующим образом: «Поскольку с высокой степенью вероятности можно было ожидать мощную атаку противника в районе северо-западнее Радома, следовало создать в рамках 9-й армии две ударные группы, включавшие в себя в общей сложности 4 тд, 1 1/2 пгрд, 3 пд и подразделения тяжелого вооружения. Северная ударная группа (40-й тк) должна была атаковать из района Бялобжеги, южная (24-й тк) – из района северо-западнее Сидловца. Вместе они должны были взять наступающего противника в клещи, окружить и уничтожить его. Наступление противника с плацдарма Баранов должна была отражать 4-я TA, причем предусматривался отход местного значения. B конечном счете, после победы в «сражении у Радома» подвижные соединения следовало вывести с фронта, а пехотные дивизии должны были занять позиции на хорде»[77].

Может возникнуть закономерный вопрос: а как же удобный рубеж крупной водной преграды – реки Вислы? Однако, по мнению командования группы армий «А» скованная льдом Висла уже не являлась серьезным препятствием для Красной армии. Соответственно удержание еще находящихся в немецких руках участков между советскими плацдармами лишалось прежнего значения. Основной идеей Ксиландера было занять как можно более прямолинейную (т. е. максимально короткую) тыловую позицию, о которой противник не имел бы никаких разведывательных данных. Тем самым уплотнялись боевые порядки группы армий «А», а контрудар подвижными соединениями должен был уменьшить мощь советских танковых легионов.

Затишье на передовой на стратегически важных направлениях чаще всего сопровождается напряженной работой штабов и бурями в верхних эшелонах военной иерархии. Начало подготовке грандиозного наступления было положено кадровыми перестановками. K.K. Рокоссовский вспоминает:

«Уже был вечер. Только мы собрались в столовой поужинать, дежурный офицер доложил, что Ставка вызывает меня к ВЧ. У аппарата был Верховный Главнокомандующий. Он сказал, что я назначаюсь командующим войсками 2-го Белорусского фронта. Это было столь неожиданно, что я сгоряча тут же спросил:

– За что такая немилость, что меня с главного направления переводят на второстепенный участок?

Сталин ответил, что я ошибаюсь: тот участок, на который меня переводят, входит в общее западное направление, на котором будут действовать войска трех фронтов – 2-го Белорусского, 1-го Белорусского и 1-го Украинского; успех этой решающей операции будет зависеть от тесного взаимодействия этих фронтов, поэтому на подбор командующих Ставка обратила особое внимание. Касаясь моего перевода, Сталин сказал, что на 1-й Белорусский назначен Г. К. Жуков»[78].

Разговор с Верховным Рокоссовский датирует 12 ноября. Жуков описывает свое назначение так: «15 ноября я выехал в Люблин, где мне был передан приказ о назначении командующим 1-м Белорусским фронтом (членом Военного совета фронта был генерал К.Ф. Телегин), а K.K. Рокоссовский этим же приказом назначался командующим 2-м Белорусским фронтом. […] 16 ноября я вступил в командование 1-м Белорусским фронтом, K.K. Рокоссовский в этот же день выехал на 2-й Белорусский фронт»[79]. Директива Ставки ВГК № 220263 по которой происходили перемещения командующих была подписана 12 ноября 1944 г. Ранее командовавший 2-м Белорусским фронтом Г.Ф. Захаров стал заместителем Г.К. Жукова. Захаров уже занимал эту должность в период битвы за Москву зимой 1941/42 г. Однако снова поработать в тандеме с Г.К. Жуковым Г.Ф. Захарову не пришлось. Буквально через несколько дней он был направлен в Венгрию командующим 4-й гв. армией вместо заболевшего И.В. Галанина. Одновременно Жуков освобождался от обязанностей представителя Ставки, координирующего действия 1-го и 2-го Белорусских фронтов.

Вскоре после смены командующих 28 и 25 ноября 1944 г. последовали директивы Ставки ВГК на проведение наступательной операции командующим 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами соответственно. Разработка планов операций штабами двух фронтов заняла чуть меньше месяца. 23 декабря 1944 г. направил на утверждение в Ставку план операции по разгрому Кельце-Радомской группировки противника Военный совет 1-го Украинского фронта, а 25 декабря 1944 г. – план разгрома Варшавско-Радомской группировки противника Военный совет 1-го Белорусского фронта. Оба плана были утверждены Ставкой в один и тот же день 29 декабря 1944 г.

Операция, которая впоследствии получила наименование Висло-Одерской, поначалу называлась гораздо скромнее. Товарищу Сталину командующий фронтом Г.К. Жуков докладывал план «Варшавско-Лодзинской операции», в котором ставились еще достаточно скромные цели: «Ближайшая задача войск фронта разгромить Варшавскую и Радомскую группировки противника и не позже 12-го дня наступления главными силами общевойсковых армий выйти на фронт Петрувек, Жихлин, Лодзь. B дальнейшем развивать наступлении в общем направлении на Познань»[80].

После официального одобрения планов началось сосредоточение войск на плацдармах. B 1-м Белорусском фронте в период с 1 по 12 января на магнушевский плацдарм были введены 61-я армия, 5-я ударная армия, 1-я и 2-я гв. танковые армии, 2-й гв. кавалерийский корпус и части усиления. B 1-м Украинском фронте на сандомирский плацдарм вводились 52-я армия, 6-я и 60-я армии, 3-я гв. танковая армия, три танковых и кавалерийский корпуса и части усиления. Если немецкое командование растаскивало войска по флангам советско-германского фронта, то советское в конце 1944 г. собирало их в центре. 61-я армия была выведена из Прибалтики и направлена под Варшаву. Также из Прибалтики в резерв 1-го Белорусского фронта была переброшена 3-я ударная армия. 5-я ударная армия была выведена в резерв Ставки ВГК из состава 3-го Украинского фронта в сентябре 1944 г., после Ясско-Кишиневской операции. Под Будапештом 3-й Украинский фронт действовал без 5-й ударной армии, которая 20 октября 1944 г. была подчинена 1-му Белорусскому фронту. 1-й Украинский фронт также получил армии с северного и южного секторов фронта. Во-первых, И.С. Коневу была подчинена 6-я армия, являвшаяся ветераном боев на юге советско-германского фронта. Во-вторых, во второй эшелон 1-го Украинского фронта вошли 21-я и 59-я армии с Карельского перешейка.

Помимо количественного наращивания сил имели место качественные изменения в составе соединений. Bce стрелковые дивизии 5-й ударной армии получили по отдельному самоходно-артиллерийскому дивизиону (ОСАД) на СУ-76 сообразно новому, декабрьскому 1944 г. штату стрелковой дивизии. Любопытно отметить, что появились сами ОСАДы еще осенью: их формирование началось в конце сентября 1944 г. Ha их формирование были обращены противотанковые дивизионы стрелковых дивизий, а расчеты САУ были присланы из центра вместе с боевыми машинами свежего выпуска. Всего ОСАДы получили 108 СУ-76 и 9 Т-70 из ремонта в качестве командирских машин (по одному танку на ОСАД). Боевого опыта самоходчики не имели и проходили подготовку в октябре-декабре с боевыми стрельбами и маршами. B итоге к началу операции стрелковые дивизии армии Н.Э. Берзарина получили вполне боеспособные ОСАДы СУ-76, хотя и не имевшие боевого опыта.

Вообще нельзя не отметить, что даже в завершающий период войны отнюдь не все будущие участники Висло-Одерской операции имели большой боевой опыт. Ha предстоящую операцию 5-й ударной армии были приданы 220-я танковая бригада, 396-й тяжелый самоходный полк, 89-й тяжелый танковый полк и 92-й инженерно-танковый полк. Из этих частей 220-я бригада и 396-й ТСАП были старыми частями с боевым опытом Ленинградского фронта. 220-я танковая бригада имела 41 танк Т-34-85 и 24 танка Т-34-76. T.e. перевооружение Красной армии на новые Т-34-85 хотя и шло высокими темпами, но к началу Висло-Одерской операции полностью завершено не было. 396-й ТСАП располагал уже несколько потрепанными машинами, его 21 ИСУ-152 требовали замены моторов и ходовой части, запас хода исчислялся в 30–50 моточасов и обеспечивал движение на 200–300 км. 89-й тяжелый танковый полк прибыл после переформирования в составе 21 танка ИС-2. Личный состав полка на момент прибытия был не сколочен и слабо обучен. Основная масса механиков-водителей в первый раз участвовала в бою. Еще хуже была ситуация с 92-м инженерно-танковым полком, который прибыл всего за два дня до операции. Подготовка его танкистов для выполнения задачи траления на болотистом грунте была недостаточной. Времени же для переподготовки у командования армии уже не было. Полк имел 18 тральщиков T-34 и 4 Т-34 в качестве командирских. Bce танки были из ремонта, весьма низкого качества, часто выходили из строя. B целом в бронетанковых войсках 5-й ударной армии было до 20 % необстрелянных экипажей на 246 танков и САУ. Если бы операция оказалась неудачной, то многое из вышесказанного можно было бы «подшить к делу» в качестве причин неуспеха: неважно обученный полк ИСов без боевого опыта у мехводов, плохо обученный инженерно-танковый полк с изношенными и постоянно ломающимися машинами и, наконец, не имеющие опыта ОСАДы стрелковых дивизий. Тем не менее, как мы знаем, Висло-Одерская операция прошла вполне успешно. Идеальной подготовка оказывается крайне редко, и поэтому никогда не нужно спешить с выводами относительно причин успеха и неудач в тех или иных сражениях.

B подготовительный период операции Г.К. Жуков просил у Ставки ВГК значительного усиления войск танками и САУ непосредственной поддержки. Он писал: «По условиям обороны противника для прорыва нужно было бы дать на каждую дивизию первого эшелона по одному линейному танковому полку и по одному линейному самоходному артиллерийскому полку. Кроме того, на каждый корпус прорыва по одному тяжелому самоходному полку или танковому полку ИС»[81]. Соответственно требовалось 8 тяжелых танковых или тяжелых самоходных полков, 7 отдельных танковых полков. Еще командующий фронтом просил два полка танков-тральщиков (Т-34 с тралами для подрыва мин).

Однако аттракциона невиданной щедрости со стороны Москвы не состоялось. B получении искомого количества отдельных танковых полков Г.К. Жукову было отказано. Ему передавалось пять полков тяжелых самоходок ИСУ-152, в том числе три высвободившихся на Ленинградском фронте. Позднее к ним добавились полки ИСов. Однако по тяжелому полку на корпус и по полку на Т-34 на дивизию 1-й Белорусский фронт не получил.

Также необходимо отметить, что в подготовительный период операции Г.К. Жуков принял рискованное решение относительно использования танковых войск. B ходе рекогносцировки с командным составом, проходившей после военной игры, наблюдая за постановкой задач, командующий 1-м Белорусским фронтом внес принципиальное изменение в систему управления танками непосредственной поддержки пехоты (НПП).

Традиционная схема управления танками НПП заключалась в том, что приданные пехоте танковые роты оставались в подчинении командиров танковых батальонов. Управление действиями танков осуществлялось по линии: командир стрелкового батальона – командир стрелкового полка – командир стрелковой дивизии – командир танковой бригады (полка) – командиры танковых рот. Кроме того, действовал еще и субъективный фактор, как отметил Г.К. Жуков, «командиры танковых бригад и полков резервируют танки». T.e. количество реально участвующих в бою машин уменьшается. Командующий фронтом приказал передать танковые батальоны и роты в полное подчинение командиров стрелковых подразделений и частей. За командирами танковых бригад и полков оставлялся контроль и обеспечение танков в бою.

Г.К. Жуков прямо сказал: «Задача же этой операции состоит в том, чтобы сохранить пехоту за счет хороших активных действий всей техники, в том числе и танков». Историки и публицисты, обвиняющие маршала в невнимании к потерям, просто не знакомы с оперативными документами тех объединений, которыми он командовал. B них звучат прямо противоположные «бабы еще нарожают» утверждения.

Решение командующего фронтом, с одной стороны, было рискованным. Командиры стрелковых частей Красной армии во время войны регулярно демонстрировали непонимание принципов использования танков. Соответственно танкам ставились несообразные их возможностям задачи, они бросались в бой поодиночке, шли поодиночке «в разведку» и т. п. Причем такой подход демонстрировали даже командиры стрелковых дивизий, теоретически обладавшие нужным уровнем военного образования. C другой стороны, Г.К. Жуков явно рассчитывал на возросшее мастерство тактических командиров пехоты, вполне способных правильно оценивать обстановку и ставить задачи танкистам. Кроме того, танки НПП 5-й ударной армии передавались 26-му гвардейскому корпусу, действовавшему на направлении главного удара. Гвардейские части были подготовлены лучше обычных, и грубые ошибки в использовании танков оказывались менее вероятными. B распоряжении двух остальных корпусов оставались ОСАДы на СУ-76. Также приказ не остался на бумаге, а выразился в проведении отдельных рекогносцировок с командирами танковых частей и подразделений. Ha рекогносцировках с пехотой были увязаны все вопросы взаимодействия: кто кого поддерживает, в каких боевых порядках, место поддерживающих из САУ, сигналы целеуказания от пехоты к танкам и обратно. Проводились занятия на созданном на земле рельефе.

Ha выжидательные позиции на плацдарме танки и САУ 5-й ударной армии были выведены к 4 января. Эти позиции находились на расстоянии от противника 2,5–3 км. Для переправы через Вислу имелся всего один мост нужной грузоподъемности, и вывод машин в последний момент исключался. Вывод заранее в случае ошибочных действий грозил вскрытием сроков начала операции. Это было весьма распространенной проблемой, в частности в ходе позиционных сражений зимы 1943/44 г. B связи с этим настоящей дилеммой для танковых командиров стало решение о переправе в дневное или ночное время. C одной стороны, звук мотора в ночной тишине был слышен на дистанции до 5–7 км, с другой – днем зимой видимость ухудшала дымка, но все равно вопрос обнаружения при свете дня оставался открытым. Как здесь не вспомнить «добрым словом» промышленность, поставлявшую в войска грохотавшие своим двигателем на многие километры танки. Казалось бы, мелочь, но создающая серьезные проблемы при подготовке крупных операций.

He ограничиваясь размышлениями, командиры провели эксперимент с переправой днем через Вислу двух замаскированных щитами танков. B окопах на разной дистанции от переправы посадили наблюдателей, а в воздух на самолете По-2 подняли на высоту 1000–1200 м специально выделенного офицера-танкиста. Его заранее не предупредили о цели эксперимента и лишь поставили задачу наблюдать за движением в определенном квадрате местности. Эксперимент оказался весьма удачным и показательным. B условиях дневной суеты и шума наблюдатели в передовых траншеях вообще не слышали никакого движения танков. Офицер с самолета увидел в заданном квадрате замаскированные танки, но даже будучи танкистом, не идентифицировал их как бронетехнику: они были определены как две автомашины с прицепами. Подтвердив соображения о целесообразном времени переправы танков, 132 боевые машины танковых частей 5-й ударной армии переправляли днем по 2–3 единицы с промежутком в 20–30 минут. Далее танки и САУ маскировались в заранее вырытых окопах. B итоге на выжидательных позициях боевые машины находились по 7–9 дней, что позволяло тщательно увязать взаимодействие с пехотой.

Соседняя с 5-й ударной армией 8-я гв. армия также усиливалась весьма внушительным количеством танков и САУ: 264 единицы, в том числе 99 танков и 165 САУ. Большинство танков и САУ было задействовано для действий в качестве средств НПП – 32 танка и 165 САУ (т. е 100 % самоходок 8-й гв. А). Однако в плане использования танков В. И. Чуйковым была заложена "изюминка": в армии создавалась армейская танковая группа в составе 34, 65 и 295-го танковых полков под командованием гвардии генерал-майора Вайнруба. Группе придавалась рота сапер, а с вводом в бой – 38-я истребительно-противотанковая бригада. Задачи группы формулировались следующим образом:

«после прорыва первой позиции первым атакующим эшелоном, совместно с ним прорвать промежуточную позицию противника и, нанося главный удар в направлении Косны, ст. Вервце, Лудвинув, с ходу овладеть второй позицией и, свертывая боевые порядки противника, обеспечить захват пехотой второй позиции»[82].

Вообще нельзя сказать, что все армии 1-го Белорусского фронта в отношении использования танков подгонялись под один шаблон. Так наступавшая с Пулавского плацдарма 69-я армия имела в своем составе весьма внушительную танковую группировку (см. таблицу), распределение которой по соединениям армии отличалось от принятой в 5-й ударной армии.

Состояние танкового парка 69-й армии к началу Висло-Одерской операции[83]

Если командующий 5-й ударной армией Н.Э. Берзарин решительно массировал свои танки в 26-м гв. стрелковом корпусе, то командующий 69-й армией В.Я. Колпакчи разделил бронетехнику между корпусами. Однако нельзя сказать, что генерал Колпакчи размазал свои танки по всем соединениям равномерно. Танки и САУ получили только четыре стрелковых дивизии, прорывающие оборону противника. При этом по плану в первой линии должны были наступать все танки и тяжелые САУ (109 бронеединиц), а во второй линии их поддерживали 79 СУ-76.

Войска четырех фронтов были готовы к наступлению уже к 8 – 10 января 1945 г., но из-за погодных условий и густых туманов оно было отложено. Одним из распространенных заблуждений относительно Висло-Одерской операции является привязка ее начала к неким «просьбам» союзников. Якобы она была начата на несколько дней раньше в связи с тяжелым положением англо-американских войск в Арденнах. Однако к концу декабря 1944 г. кризис миновал, и 3 января 1945 г. началось общее наступление союзников с севера и с юга в общем направлении на Уффализ. Англо-американские войск медленно, но верно вытесняли немцев из вбитого в их оборону клина. To, что принято называть «мольбами о помощи» со стороны Черчилля в действительности было простым запросом о планах Красной армии на январь 1945 г. Набирая политические очки, И.В. Сталин пообещал начать наступление раньше, хотя в действительности операция начиналась позже запланированного срока. Утверждения И.С. Конева о том, что первоначально операция была назначена на 20 января, но затем была перенесена на 12 января, звучит нелогично на фоне сосредоточения войск на сандомирском плацдарме. Ha плацдарме к 9 января было собрано пять общевойсковых, двух танковых армий и трех отдельных танковых корпусов. Держать такую массу войск на ограниченном пространстве в течение двух недель, с 5 по 20 января, не было никакой необходимости. To же самое мы наблюдаем в полосе 1-го Белорусского фронта: 61-я армия закончила сосредоточение на плацдарме 5 января, а 5-я ударная (на магнушевском плацдарме) и 33-я армии (на Пулавском плацдарме) – 8 января. Помимо вскрытия сосредоточения войск немецкой разведкой набитый пехотой и танками плацдарм мог стать объектом артиллерийского обстрела и ударов с воздуха, когда почти каждый снаряд или бомба находили бы себе жертву.

Томительное ожидание советского наступления пронизывало немецкие войска от верховного командования до солдат и младших командиров включительно. Данные воздушной разведки, шум моторов, интенсификация разведывательной деятельности советских войск – все это свидетельствовало о скором начале крупной наступательной операции. Несмотря на все более частые сбои немецкой военной машины, разведкой было, в частности, вскрыто сосредоточение 5-й ударной армии на магнушевском плацдарме. Разведпоиски заставили обороняющихся усилить боевое охранение на передовых позициях. Также не обошлось без перебежчиков, сообщивших противнику о времени перехода в наступление. Трудно сказать, что двигало этими людьми, добровольно пересекавшими линию фронта и сдававшимися немцам в январе 1945 г., но они были.

Шум моторов в последних перегруппировках войск в ночь с 11 на 12 января на фронте сандомирского плацдарма маскировали громкой музыкой через репродукторы. Последним номером этого своеобразного концерта стал новый Гимн Советского Союза (впервые исполненный 1 января 1944 г.). Застывшие в тревожном ожидании или наоборот, поглощенные суетой последних приготовлений люди по обе стороны фронта слушали величественную мелодию из потрескивающих громкоговорителей: «Мы в битвах решаем судьбу поколений…» После того как в морозной ночи прозвучали под литавры последние слова Гимна «Знамя советское, знамя народное, пусть от победы к победе ведет!», наступила секундная пауза, за которой загрохотали сотни орудий, сливаясь в один оглушительный рев.

Ha каких идеях базировались оборонительные планы группы армий «А» в Польше? И командующий группой армий генерал-полковник Йозеф Гарпе, и ее начальник штаба генерал-лейтенант Вольф-Дитрих Ксиландер обладали обширным, как положительным, так и отрицательным, опытом командования войсками на советско-германском фронте. Оба пересекли границу с CCCP 22 июня 1941 г. и последовательно занимали различные командные должности. Гарпе летом 1944 г. командовал отступавшей от Львова к Висле ГА «Северная Украина», Ксиландер пережил катастрофу 17-й армии в Крыму в 1944 г. Гарпе командовал механизированными соединениями, и это, несомненно, определило характер оперативных планов группы армий «А».

Основным руководящим документом группы армий «А» по состоянию на начало января 1945 г. являлись датированные 26 ноября 1944 г. «Указания о подготовке оборонительного сражения между Бескидами и Варшавой». Данный документ заменял собой предыдущий, датированный 26 октября, и действовал до начала советского наступления. Выше этот документ уже цитировался в отношении процесса «отскока» на вторую траншею и удержания этой траншеи как основной линии обороны (ОЛО). Задачи двух армий, попавших под удар 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов, в нем формулировались следующим образом:

«4-я TA должна оборонять ОЛО в районе плацдарма Баранов и позиции по Висле севернее. Части XXIV тк следует сосредоточить в резерве ГА следующим образом:

– 17-я тд и 16-я тд без изменений.

– Перебрасываемая из 17-й A 8-я тд в районе Вежбник – Тыхов-Стрю (8 км севернее Вежбника) – Сидловец – Скажиско-Каменна.

– 20-я пгрд после прибытия 8-й тд должна быть сосредоточена в районе Островец – Сенно – Ильза – Любеня.

Следует подготовить корпус к следующим возможным действиям:

– Атака на противника, прорвавшего фронт между Вислой и Раковом и движущегося на запад.

– Атака на противника, прорвавшего фронт между Раковом и Иваниской и продвигающегося на Кельце и Сухеднев.

– Действия против врага, прорвавшего фронт между Иваниской и Завихостом и движущегося на северо-запад или север.

– Переброска 20-й пгрд и 8-й тд в направлении на Зволен и Радом в распоряжение XXXX тк.

9-я A должна оборонять ОЛО у плацдармов Пулавы и Магнушев, на остальном фронте – берег Вислы. Она должна подготовиться к тому, чтобы в случае прорыва противника с плацдарма Магнушев атаковать и разгромить его силами 40-го тк после разрешения, полученного от командования ГА. Блокирование плацдарма Пулавы должно осуществляться имеющимися там пехотными дивизиями. Соответственно, их необходимо усилить саперами, артиллерией и инженерными средствами всех видов. Севернее плацдарма Магнушев следует создать сильную группировку только в Варшаве, в остальном фронт по Висле следует оголить, даже невзирая на большой риск.

XXXX тк следует сконцентрировать следующим образом:

– 19-я тд в нынешнем районе около Радома, однако необходимо создание плацдарма севернее Радомки у Едлинска.

– 25-я тд в районе Бялобжеги – восточнее Гощина – Могильница – Высмеричи.

Корпус должен подготовиться в первую очередь к наиболее вероятному варианту – атаке на прорывающегося с плацдарма Магнушев противника. Кроме того, нужно подготовиться и к вражескому прорыву с плацдарма Пулавы. Возможно усиление корпуса силами 8-й тд, при определенных обстоятельствах также силами 20-й пгрд. Также следует подготовить переброску всего корпуса на север в направлении Варшавы, а 19-й тд – на юго-запад, юг или юго-восток»[84].

Предполагая опереться на подвижные соединения, командование группы армий «А» планировало их использовать сообразно реалиям 1945 г.: «Подвижные соединения должны находиться на таком расстоянии от фронта, чтобы не подвергаться эффективному воздействию артиллерии и авиации противника или не оказаться преждевременно связанными в результате вражеских вклинений на фронте. C учетом нехватки горючего и действий авиации противника, они не должны находиться слишком далеко, однако у них должны быть возможность быстро выйти в исходные районы наступления»[85].

Объективно оценивая плацдармы как стартовые позиции для советского наступления, немецкое командование окружило их плотно построенными войсками. Если в среднем во всей полосе обороны группы армий «А» пехотная дивизия оборонялась на фронте в 15 км, то по периметру плацдармов плотность возрастала до одной пехотной дивизии на 5-10 км фронта. B течение нескольких месяцев вокруг плацдармов была построена развитая система обороны. Ee первая полоса состояла из трех – четырех позиций, оборудованных большим количеством пулеметных площадок, наблюдательных пунктов, блиндажей и убежищ. Вторая полоса обороны находилась в 12–15 км от переднего края главной полосы и состояла из двух – трех линий сплошных траншей и опорных пунктов.

Численность танков и артиллерии в объединениях группы армий «А» на 1 января 1945 г.[86]

B связи с этим небезынтересно привести характеристики соединений 9-й армии, сделанные буквально за две недели до начала советского наступления 27 декабря 1944 г. Дивизии были разделены на три группы по уровню боеспособности:

«Группа 1

19-я тд – командование и солдаты свежие, высокий наступательный дух, хороший уровень подготовки, абсолютная устойчивость к кризисам, особенно хорошо зарекомендовали себя.

Группа 2

251-я пд – проверенная в боях дивизия с хорошей внутренней закалкой. Надежное командование

214-я пд – хорошая дивизия с надежным командованием, которая отвечает высочайшим требованиям в обороне.

Группа 3

337-я нгд – недавно сформированная, хорошо укомплектованная личным составом и вооружением дивизия. Боевой дух очень хороший, стойкость пока невозможно оценить, но вероятно присутствует. Уровень подготовки от достаточного до хорошего, должности командиров полков заняты надежными людьми, командиры батальонов и главным образом рот частью очень молоды и неопытны. Очень активное и инициативное руководство.

25-я тд – пока использовалась только как боевая группа. У командования пока не хватает опыта действий всей дивизией в целом. Хороший боевой дух, однако пополненные и частью созданные заново подразделения пока не завершили процесс обучения.

6-я нгд – с момента формирования дивизии летом наблюдается прогресс в вопросах обучения и воспитания. Очень основательное и рассудительное руководство. Пока еще дивизия не прошла проверку настоящими тяготами.

17-я пд – активное командование. Младшему командному составу частью не хватает опыта. Основная масса пополнения – бывшие солдаты тыловых служб. Если уровень подготовки будет удовлетворительным, дивизия сможет выдержать серьезные бои.

45-я нгд – благодаря воспитанию и обучению дивизия значительно повысила свою боеспособность и внутреннюю сплоченность. Однако по-прежнему ощущается нехватка опытных командиров, в том числе командиров рот. Руководство твердое, но склонно к несколько схематичным действиям.

73-я пд – после завершения боев в Крыму от дивизии осталось в июне 1944 года около 3 500 человек. Пополненная батальонами отпускников из подразделений, находящихся на Балканах, она в октябре 1944 г. была разбита у Праги[87]. После этого было сменено практически все командование, пополнены личный состав и вооружение (2/3 пехотного пополнения составляли рекруты) – фактически дивизия была вторично воссоздана. B нынешнем составе она пока не принимала участия в серьезных боях. Настроение в войсках хорошее, стойкость пока невозможно оценить (мало старых кадров, подразделения пока не сплотились в бою), уровень подготовки достаточный. Руководство хорошее, осмотрительное, даже слишком спокойное. Должности командиров полков заняты надежными людьми, командиры батальонов и рот частью очень молоды и неопытны»[88].

Хорошо видно, что череда поражений вермахта не лучшим образом сказалась на состоянии соединений на фронте, они привели к вымыванию опытного командного и рядового состава. 6-я и 45-я народно-гренадерские дивизии формировались летом 1944 г. взамен разгромленных в Белоруссии 6-й и 45-й пехотных дивизий. Первоначально это были гренадерские дивизии 29-й волны, имевшие мало общего с исчезнувшими в пламени «Багратиона» старыми соединениями. Несмотря на то, что приближался конец войны, на фронте оказывались части с весьма ограниченным боевым опытом. Численный состав указанных соединений характеризовался следующими цифрами (см. таблицу).

Кроме того, в состав VIII корпуса входила «заградительная бригада» из пулеметного и двух саперных батальонов численностью 1341 человек и 920-я бригада штурмовых орудий в составе 37 «Штурмгешюцев» и 9 «Мардеров». VIII корпус располагал 210-й бригадой штурмовых орудий в составе 32/3 самоходок.

Состав пехотных дивизий 9-й армии на конец декабря 1944 г.[89]

Состав двух танковых соединений 9-й армии характеризовался следующими цифрами (см. таблицу)

Численный состав подвижных соединений 9-й армии на конец декабря 1944 г.[90]

Как мы видим, танковые дивизии 9-й армии были в среднем сильнее своих собратьев из пехоты, прежде всего по «боевой численности». Однако в сравнении с 60 «Пантерами» I батальона 11-го танкового полка 6-й танковой дивизии или 60 «Пантерами» 3-й танковой дивизии две дивизии XXXX танкового корпуса выглядят бледновато. Лучшие соединения были изъяты из ГА «А» во имя улучшения ситуации в Венгрии.

Люфтваффе в начале 1945 г. определенно переживали не самые лучшие времена, но, тем не менее, хоронить немецкие BBC было еще преждевременно. Состояние авиационных объединений Люфтваффе незадолго до начала Висло-Одерской операции показано в таблице.

Состояние воздушных флотов германских BBC на 10 января 1945 г. (боеготовые самолеты).[91]

Самым мощным на тот момент являлся 3-й воздушный флот на Западном фронте, истекая кровью после провала наступления в Арденнах и неудачной операции «Опорная плита» (попытки уничтожить авиацию союзников на аэродромах, стоившей немцам около 300 самолетов). Здесь были сосредоточены больше половины всех имевшихся в строю одномоторных истребителей Люфтваффе и большинство бомбардировщиков, в том числе группа на реактивных Ме-262 в качестве бомбардировщиков. Впрочем, когда-то устрашающий флот бомбардировщиков Третьего рейха теперь выглядел лишь жалким подобием былой мощи. Также 79 машин из числа задействованных в 3-м воздушном флоте бомбардировщиков занимались воздушными запусками самолетов-снарядов Фау-1, это подразделение на Xe-111 уже в январе 1945 г. расформировали. Чтобы оценить состояние 3-го воздушного флота на начало января 1945 г., нелишним будет сказать, что к началу наступления в Арденнах 16 декабря 1944 г. немцами было собрано 2460 боевых самолетов, в том числе 1770 одномоторных истребителей, 140 двухмоторных истребителей, 55 обычных и 40 реактивных бомбардировщиков, 390 штурмовиков и 65 разведчиков[92]. Как мы видим, к началу января силы Люфтваффе на Западе изрядно поредели, в первую очередь вследствие тяжелых потерь. Тем не менее, эти самолеты имелись в наличии и в условиях стремительного скукоживания территории Третьего рейха могли перебазироваться на восток и вступить в бой с BBC Красной армии.

Ha формальном втором месте находился воздушный флот «Рейх», отвечавший за ПВО Германии. Однако как видно из таблицы, больше половины его самолетов составляли двухмоторные ночные истребители Me-110, Хе-219 и Ю-88С, чья боевая ценность в традиционных сухопутных сражениях была околонулевой. Эффективно использовать на Восточном фронте можно было только одномоторные истребители немецкой ПВО. Ha другом полюсе был 2-й воздушный флот в северной Италии, с его чисто символическими 50 самолетами. Явными аутсайдерами также были 1-й и 5-й воздушные флоты, фактически изолированные в Курляндии и Норвегии соответственно. B 5-м воздушном флоте также концентрировались противокорабельные самолеты, преимущественно бомбардировщики и торпедоносцы Ю-88. Ввиду нехватки топлива этот некогда весьма опасный для конвоев воздушный флот фактически простаивал. 4-й воздушный флот осуществлял поддержку с воздуха попытки деблокировать Будапешт. Ha направлении грядущего советского наступления в Польше и Восточной Пруссии находился 6-й воздушный флот, самый мощный на советско-германском фронте. Командовал им Роберт фон Грейм. Небезынтересно отметить, что именно в 6-м воздушном флоте находилось значительное количество разведчиков Люфтваффе, как тактических, так и стратегических. Стратегическая разведка была представлена самолетами Ю-188, Ю-88, Me-410. B подразделениях тактической разведки находились «рамы» ФВ-189 и истребители Ме-109 в разведывательных модификациях. Разведка на большую глубину, в частности перемещений по железным дорогам, была жизненно необходима для сколь-нибудь адекватной оценки планов Красной армии. Резко контрастирует с этим ничтожное количество бомбардировщиков – всего 10 Xe-111 одной группы KG55 (точное место базирования на январь 1945 г. неизвестно). Основным ударным самолетом Люфтваффе для Восточного фронта являлся в начале 1945 г. ФВ-190 в его штурмовом варианте. Бичом немецких BBC в тот момент была нехватка горючего. Причем горючее марки С-3, использовавшееся «фоке-вульфами» оказывалось наиболее дефицитным. Напротив, авиабензин марки В-4 для Ю-87 имелся в сравнительно больших количествах. Это заставляло немцев продлевать использование Ю-87, хотя бы в качестве ночных бомбардировпдаков. Возможности транспортной авиации 6-го воздушного флота можно оценить как незначительные, по крайней мере, ожидать масштабных «воздушных мостов» не приходилось.

При этом нелишне будет заметить, что по состоянию на 15 декабря 1944 г. ведомство Геринга располагало внушительными людскими ресурсами: аж 2 304 500 человек, больше двух миллионов. Из этого числа экипажи, административный и наземный персонал составляли 596 250 человек, зенитчики – 816 200 человек, связисты 305 000, десантники 200 000 человек[93]. B условиях, когда самолеты оказались прикованными к земле нехваткой горючего, содержание столь внушительной армии в BBC выглядело непозволительной роскошью. Разумеется, далеко не весь этот персонал было реально использовать в качестве пехоты, в том числе ввиду возрастных ограничений. Однако персонал Люфтваффе стал одним из значимых источников пополнения поредевших частей и соединений сухопутных сил Германии личным составом, при очевидных проблемах с чисто пехотной выучкой.

B свою очередь советские 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронты поддерживались с воздуха силами 16-й и 2-й воздушных армиямий. Их численный состав показан в таблице.

Таблица. Численный состав 16-й и 2-й воздушных армий к началу Висло-Одерской операции.

Нельзя не отметить, что при общем весьма внушительном превосходстве над Люфтваффе (не будем забывать, что вышеупомянутый 6-й ВФ прикрывал еще Восточную Пруссию) советские BBC в Польше не имели столь же внушительного превосходства в самолетах-разведчиках. Количество разведчиков было как минимум сопоставимым.

Руководство всех четырех изготовившихся к рывку в глубину Польши и Германии советских фронтов было намерено взламывать возводившуюся противником в течение нескольких месяцев оборону мощным артиллерийским ударом. Плотность артиллерии на участках прорыва 1-го Белорусского фронта на магнушевском и пулавском плацдармах составляла 300–310 орудий на километр. Ha участке прорыва 1-го Украинского фронта плотность артиллерии составляла 230–250 орудий на километр. Увеличение плотности артиллерии позволяло не только эффективнее подавлять и уничтожать оборону на переднем крае, но и поражать построение войск противника на значительную глубину. Если в 1943 г. оборона поражалась на глубину до 3–4 км, то в заключительных операциях войны глубина подавления достигала 8 – 10 км. Кроме того, артиллерийская подготовка была существенно сокращена по времени. Сокращение производилось не только за счет наращивания плотностей артиллерии, когда большее количество снарядов можно было обрушить на противника в меньший промежуток времени. Еще одним резервом стал отказ по опыту войны от ложных переносов огня. Ранее предполагалось, что перенос огня в глубину должен заставить обороняющихся выйти из укрытий и возвращение огня обратно приведет к поражению занявших позиции у пулеметов и орудий пехотинцев. Однако опыт операций 1942–1943 гг. показал, что ложные переносы не дают ожидаемого результата, одновременно удлиняя артподготовку. Двух– или даже трехчасовая артподготовка давала противнику возможность определить направление главного удара и поднять по тревоге резервы. Если резервы были моторизованы, то каждый час играл на руку обороняющемуся. Советская военная мысль вошла в 1945 г. с рядом новинок в проведении наступательных операций. По основному варианту действий длительность артиллерийской подготовки в плане наступления 1-го Белорусского фронта в январе 1945 г. составляла всего 25 минут. Выжившие после удара артиллерии дзоты и огневые точки уже не были непреодолимым препятствием для советской пехоты образца 1945 г. Они уничтожались во взаимодействии с танками и САУ непосредственной поддержки.

B эту стройную систему был встроен прибывший 1-й пап РГК. B качестве жертв для его мощных орудий были намечены такие цели, как штаб 6-й пд (дальность свыше 16 км), двухорудийная 170-мм батарея противника (дальность 15 км), штаб 25-й тд, резервы противника на дистанции от 17,7 км до 24,5 км (!). Каждый день проводилась корректировка данных стрельбы сообразно метеоусловиям.

Еще одним подразделением «больших пушек» на магнушевском плацдарме в составе артиллерии 8-й гв. армии стал 34-й отдельный артиллерийский дивизион особой мощности (оад ОМ), вооруженный 280-мм мортирами Бр-5. Такой же дивизион был в составе 5-й ударной армии.

1-й Украинский фронт И.С. Конева первым перешел в наступление 12 января 1945 г. После 15-минутного огневого налета в 5.00 в атаку поднялись передовые батальоны. Оставленная противником по плану первая траншея была ими легко захвачена, но, выйдя ко второй траншее, передовые батальоны столкнулись с инженерными заграждениями, заградительным огнем минометов и артиллерии. Bce попытки овладеть второй траншеей с ходу успеха не имели. Советское командование было готово к такому развитию событий. B 10.00 начинается полноценная артиллерийская подготовка. Главные силы фронта начали наступление в 11.50 и в течение двух – трех часов боя полностью овладели первой и второй траншеей первой полосы обороны противника. Следуя своей привычке допрорыватъ оборону танковыми соединениями, Конев в 14.00 ввел в бой 4-ю и 3-ю гв. танковую армии, 31-й и 4-й гв. танковые корпуса. Следует отметить, что Конева предупреждали относительно поспешного ввода в бой танковых армий. B директиве Ставки ВГК № от 29 декабря 1944 r., утверждавшей представленный им план наступления, было сказано:

«Ставка Верховного Главнокомандования утверждает представленный вами план действий и указывает:

ввод танковых армий в прорыв производить не обязательно в первый день наступления, а после того, как будет прорвана тактическая глубина обороны противника, получив предварительно разрешение Ставки на ввод армий в прорыв»[94].

Однако И.С. Коневу удалось получить разрешение на ввод в бой танковых армий в первый день операции. Командующий 4-й гв. танковой армией Лелюшенко вспоминал: «Проверив готовность своих корпусов к движению в прорыв, я доложил И. С. Коневу просьбу на ввод главных сил армии в действие. Это было в 13 час. 50 мин. Через 7 мин. командующий фронтом дал разрешение ввести в сражение танковые армии. B 14 час. приказываю командирам 10-го танкового и 6-го механизированного гвардейских корпусов начать движение в прорыв главных сил. Наши передовые отряды – 16-я гвардейская механизированная бригада подполковника B.E. Рывжа из 6-го гвардейского корпуса, 63-я гвардейская танковая бригада полковника М.Г. Фомичева из 10-го гвардейского танкового корпуса – наступали вместе с пехотой»[95]. Главные силы 3-й гв. танковой армии П.С. Рыбалко также в 14.00 получили соответствующий приказ и начали выдвижение на рубеж ввода в сражение. B первом эшелоне армии были 6-й гв. танковый корпус и 9-й механизированный корпус, а во втором – 7-й гв. танковый корпус.

Состояние танкового парка введенных в сражение танковых соединений и объединений 1-го Украинскогофронта

Кроме того, в полосе 5-й гв. армии были введены в сражение 4-й гв. и 31-й танковые корпуса.

Появление на поле боя крупных масс танков, конечно же, увеличило пробивную силу наступающего. K концу дня 12 января войска 1-го Украинского фронта преодолели первую полосу обороны и вышли ко второй полосе. Войскам И.С. Конева удалось вклиниться в построение противника на глубину 15–20 км на фронте 35 км. B течение ночи на 13 января наступающие вели бои за вторую полосу обороны. Отдельным частям фронта к утру 13 января удалось вклиниться во вторую полосу обороны немцев. Так, передовой отряд 6-го гв. танкового корпуса под командованием И.И. Якубовского к 8 часам утра вышел к p. Нида, а к 10 часам – захватил плацдарм на ее западном берегу.

Ha второй день сражения немцами был спланирован контрудар по флангам по сходящимся направлениям: 16-й танковой и 20-й танко-гренадерской дивизиями на юг из района Кельце, а 17-й танковой дивизией из района Хмельник на север. Ударные возможности соединений XXIV танкового корпуса были достаточно высокими. B 16-й танковой дивизии на 30 декабря 1944 г. насчитывалось 145 танков и САУ, в 17-й танковой дивизии – 156 и в 20-й танко-гренадерской дивизии– 73, а всего в трех соединениях 374 танка и САУ. Однако ни 13 января, ни в последующие дни реализовать этот замысел не удалось. Он изначально был утопией т. к. южная «клешня» контрудара (17-я танковая дивизия) оказалась посреди бурного потока наступающих с сандомирского плацдарма советских войск. Днем 13 января основные танковые бои разгорелись как раз в районе Хмельника. Находившаяся здесь немецкая 17-я танковая дивизия попала под удар смежных флангов 4-й и 3-й гвардейской танковых армий, и ее частям было уже не до контрударов.

Кладбище немецкой техники в Будапеште. Ha переднем плане два разукомплектованных тягача RSO (ЦАМО)

Переход к обороне стал для 17-й танковой дивизии роковым. Столкнувшись с резервом противника командующий 4-й танковой армией Д.Д. Лелюшенко, решил совершить двусторонний охват частей 17-й танковой дивизии и во взаимодействии с 6-м гвардейским танковым корпусом 3-й гвардейской танковой армии нанести одновременно удары по обеим ее флангам. C фронта предполагалось сковать противника двумя бригадами. Осуществив охватывающий маневр, части 10-го танкового и 6-го механизированного корпусов нанесли фланговые удары по 17-й танковой дивизии противника, которая после ожесточенного боя к исходу 13 января была окружена. B дальнейшем дивизия, потеряв почти все танки, пробивалась на север на соединение с основными силами XXIV танкового корпуса. C подходом к полю сражения 16-й танковой дивизии она также была скована частью сил (49-й механизированной бригадой) с фронта в районе Радомице. Главные же силы 4-й танковой армии 14 января нанесли удар по левому флангу 16-й танковой дивизии и отсекли ее от Кельце и 20-й танко-гренадерской дивизии. B контрударе 13 января также участвовал немецкий 424-й тяжелый танковый батальон (переименован из 501-го танкового батальона, 54 «Тигра» и 18 «Королевских тигров» боеготовыми на 30 декабря 1944 г.). Он был использован немцами в районе Лисува (населенный пункт на полпути от Хмельника к Кельце). Контрудар батальона «Тигров» был встречен в оборонительных боевых порядках танками 61-й гвардейской Свердловско-Львовской танковой бригады полковника Н.Г. Жукова (4-я гв. танковая армия) и успеха не имел. Командир 424-го батальона майор Сэмиш был убит. Однако тяжелые потери понесла и советская танковая бригада. B бою погиб командир бригады Н.Г. Жуков. Назначенный командиром бригады вместо Жукова полковник В.И. Зайцев вспоминал: «В деревне Лисув перед нами предстало печальное зрелище. Ha месте бывших домов и надворных построек дымились пожарища. Повсюду виднелись обгоревшие остовы танков. Единственный уцелевший дом служил и медицинским, и командным пунктом бригады. Поздоровавшись с гвардии подполковником И.И. Скопом, офицерами штаба, я вступил в командование бригадой»[96].

Что интересно, советские танкисты даже несколько недооценили противостоявшего им противника и считали, что их атакуют «Тигры» и «Пантеры». Видимо за «Пантеру» принимали схожий с ней по форме корпуса «Королевский тигр».

Отражению контрудара XXIV танкового корпуса сопутствовал прорыв второй полосы обороны совместными действиями танковых и общевойсковых армий 1-го Украинского фронта. B центре наступления советских войск прорыв второй полосы стал продолжением борьбы с резервами противника – 17-я танковая дивизия занимала узел сопротивления второй полосы обороны в районе Хмельника. K исходу дня совместными действиями 52-й и 3-й гв. танковых армий Хмельник был взят. Остатки 17-й танковой дивизии стали пробиваться на север на соединение с 16-й танковой дивизией. Воспользовавшись отходом противника из своей полосы обороны, части 3-й гв. танковой армии ночным маршем вышли основными силами на p. Нида. Перед фронтом 5-й гв. армии крупных оперативных резервов немцев не было. Поэтому войска армии при поддержке частей 31-го и 4-го гв. танковых корпусов за 13 января продвинулись на 18–22 км и к вечеру форсировали p. Нида. Оборона немцев перед сандомирским плацдармом была взломана на всю глубину, и войска 1-го Украинского фронта перешли к преследованию противника.

Следует отметить, что традиционное описание этих событий немецкой стороной страдает многочисленными неточностями. Типпельскирх пишет: «Удар был столь сильным, что опрокинул не только дивизии первого эшелона, но и довольно крупные подвижные резервы, подтянутые по категорическому приказу Гитлера совсем близко к фронту. Последние понесли потери уже от артиллерийской подготовки русских, а в дальнейшем в результате общего отступления их вообще не удалось использовать согласно плану»[97]. Налицо обычная попытка свалить проигранное вчистую сражение на фюрера. Дело было совсем не в том, что 17-ю танковую дивизию приблизили к фронту. Если бы фронт советского наступления был уже, она бы оказалась вполне к месту для фланговых ударов. Однако в сложившейся обстановке дивизии пришлось перейти к обороне. Ha статичной позиции дивизия вскоре была окружена. Как ясно из вышеописанной последовательности событий, остальные соединения XXIV танкового корпуса Неринга избежали первого удара. Они даже попытались нанести запланированный контрудар, но были разгромлены в маневренном сражении южнее Кельце.

Сандомирско-силезская операция. 12 января – 3 февраля 1945 г.

Тактический прием немцев с оставлением первой траншеи также сработал против войск 3-го Белорусского фронта И.Д. Черняховского. B 11.00 13 января после артиллерийской подготовки продолжительностью 1 час 40 минут 39-я, 5-я и 28-я армии перешли в наступление. Однако основной удар артиллерии пришелся по первой траншее, фактически оставленной противником. Комиссия штаба 5-й армии впоследствии установила, что в первой траншее прямые попадания приходились через каждые 50–70 м, а во второй траншее прямыми попаданиями были поражены менее трети целей. B результате первого дня наступления 39-я и 5-я армии продвинулись всего на 2–3 км, и только 28-я армия – на 7 км. За три дня наступления войска 3-го Белорусского фронта вклинились в оборону противника только на 6 – 10 км и преодолели только первую полосу обороны противника. Потерянное в ходе прорыва время было использовано противником для подтягивания резервов на вторую полосу обороны. Столь же драматично развивалось наступление 2-го Белорусского фронта K.K. Рокоссовского. Войска 3, 48 и 2-й ударной армий, наступавшие с рожанского плацдарма, продвинулись на глубину от 3 до 6 км. 65-я и 70-я армии, наступавшие с сероцкого плацдарма, смогли вклиниться в оборону противника на 3–5 км. Ни на одном из участков наступления не была прорвана первая полоса обороны противника. Противник получил возможность ввести в бой за вторую полосу обороны подвижные соединения. Вследствие плохой погоды у наступающих фронтов даже не было возможности воспрепятствовать подходу резервов ударами с воздуха. Как в случае 2-го Белорусского фронта, так и в случае 3-го Белорусского фронта на танковые соединения легла большая нагрузка по прорыву второй полосы обороны.

B разгар боев за «вскрытие» сандомирского плацдарма в наступление перешел 1-й Белорусский фронт Г.К. Жукова. Действия его соединений впоследствии вошли в учебники тактики. Главный удар наносился с магнушевского плацдарма, или, как его называли немцы, «предмостного укрепления Варка» (Warka Brueckenkopf). Как это часто случалось, каждая из сторон называла позицию по населенному пункту на своей стороне. B глубине советского плацдарма находился город Магнушев, а на северном фасе плацдарма на немецкой стороне находился город Варка. Операция началась в 8.30 14 января мощным 25-минутным огневым налетом по первой полосе обороны противника. Уже в первой половине дня 14 января наносившим главный удар 26-м гв. стрелковым корпусом 5-й ударной армии были преодолены вторая и третья траншеи первой полосы немецкой обороны. K исходу первого дня наступления части корпуса вышли ко второй полосе обороны за рекой Пилица. 26-й гвардейский корпус прорвал первую полосу обороны и продвинулся вперед на 10–12 км (задача дня по глубине равнялась 15 км).

K утру 15 января на северный берег р. Пилица переправилось:

из состава 220-й тбр – 30 танков; из состава 396-го ТСАП – 15 САУ; из состава 89-го ттп – 16 танков; из состава 92-го итп – 12 танков.

Всего, таким образом, переправили 73 единицы. Фактически это были все боеспособные танки указанных частей.

Весьма показательны для оценки первого дня операции цифры потерь бронетехники 5-й ударной армии, см. таблицу.

Потери БТ и MB 5-й ударной армии 14 января 1945 г.[98]

По приведенным данным видно, что, несмотря на мощную артиллерийскую подготовку, артиллерия и САУ обороняющихся немецких дивизий оказали ожесточенное сопротивление атакующим советским частям. Ha артиллерию (противотанковую и орудия САУ) приходится 43 % всех потерь, или 23 единицы. При этом количество безвозвратных потерь сравнительно невелико – 21,5 % или 7,2 % от обшей численности танкового парка армии. Подбитые танки и САУ впоследствии были восстановлены, сроки восстановления колебались от суток до десяти суток. Основная масса выведенных из строя машин была восстановлена в течение трех суток. Здесь нельзя не отметить, что это обуславливалось характером вооружения противника – 75-мм пушки разных типов. Они были менее опасными, чем 88-мм орудия «Тигров» и «Хорниссе». B потери, возможно, заложены сгоревшие от попаданий «фаустпатронов» танки или САУ. Однако отдел БТ и MB 5-й ударной армии никак не комментировал и не освещал вопрос использования противником противотанковых средств пехоты.

Ha втором месте после артиллерии стоят потери от мин и фугасов, что было нехарактерно для войны в целом. B данном случае имели место как субъективные, так и объективные причины. Объективной причиной подобных потерь, очевидно, являлась длительная инженерная подготовка противником оборонительного рубежа. Здесь нельзя не вспомнить Курскую дугу, где за длительный период затишья было установлено огромное количество мин, что привело к высоким потерям немецких танков и САУ на минных полях в ходе операции «Цитадель». Однако присутствовали и субъективные причины. Прибытие полка танков-тральщиков только за два дня до начала наступления, как и следовало ожидать, сказалось на качестве его боевого использования. След трала был плохо виден на мерзлом грунте[99], плохое крепление тралов к танкам, слабая выучка личного состава, отсутствие инженерной поддержки танков-тральщиков – не было проводников через окопы и ямы. B результате на изрытой крупными воронками местности применение танков-тральщиков оказалось провальным. Обычные саперы работали лучше, чем танки-тральщики инженерного полка.

Наибольшие потери понесла 220-я танковая бригада – 53,8 % наличного состава боевых машин. Бригада действовала напористо, стремясь скорее пробиться к рубежу p. Пилица. При этом ее матчастъ – танки Т-34 разных типов – была достаточно уязвима к имеющимся противотанковым средствам противника. Напротив, 89-й полк ИСов понес умеренные потери, причем 3 из 5 потерянных машин застряли, что может быть объяснено невысокой выучкой не имевших боевого опыта водителей.

B наступающей 5-й ударной армии в первый день сражения хуже развивались события в полосе соседнего с 26-м гвардейским 32-го стрелкового корпуса, где наступающие советские войска преодолели только первую и вторую траншеи. Следует отметить, что первый день наступления был отмечен густым туманом, лишившим обе стороны поддержки с воздуха и снизившим видимость до 300–400 м. Однако в отличие от неудавшегося «Марса», также начавшегося в условиях ограниченной видимости, «вскрытие» плацдарма на Висле проходило в целом успешно. По иронии судьбы в полосе советского наступления на магнушевском плацдарме оборонялись 6-я и 251-я пехотные дивизии, носившие те же номера, что и соединения-ветераны боев за Ржевский выступ. Верховное командование вермахта высоко оценило технику прорыва: «Противнику удалось в первый день вклиниться в нашу оборону на глубину до 25 км. Он совершил обход наших опорных пунктов и оказался очень гибким в руководстве». Людские потери 5-й ударной армии за первый день наступления составили 470 человек убитыми и 2076 ранеными.

Боевая деятельность 1-го пап OM РГК в первый день наступления.[100]

B полосе 8-й гв. армии в 8.30 началась артиллерийская подготовка атаки «особого эшелона». Батальоны к 10.00 овладели на правом фланге армии всеми траншеями первой позиции, ведя в центре и на левом фланге упорные бои за овладение второй траншеей противника. T.e. в центре и на левом фланге «особый эшелон» завязал бой за «Основную линию обороны». B 10.00 в общее наступление перешли главные силы армии В.И. Чуйкова. Однако за день 8-я гв. армия не смогла прорвать главную полосу обороны противника.

«Большие пушки» 1-го Белорусского фронта были с успехом использованы в бою. Статистика по боевой деятельности 1-го пап OM РГК показана в таблице. Стрельба на дальность свыше 24 км велась на полном заряде 210-мм Бр-17.

Последующее исследование района целей показало высокие результаты стрельбы. Имелось три попадания в рабочие блиндажи штаба 6-й пд, в том числе в узел связи. Батарею 170-мм орудий успешно подавили с прямым попаданием в одно орудие. B отчете полка по итогам боев отмечалось, что качество стрельбы было бы выше при использовании самолета-корректировщика.

Всего же за первый день наступления артиллерия 8-й гв. армии выпустила 217143 выстрела, с общим расходом снарядов и мин[101]:

82-мм мин – 47753;

120-мм мин – 41383;

160-мм мин – 5680;

Реактивных снарядов М-13 – 576;

Реактивных снарядов М-31 – 1855;

45-мм выстрелов – 8564;

57-мм выстрелов – 3700;

76-мм выстрелов ПА – 5979;

76-мм выстрелов ДА – 62424;

122-мм гаубичных – 28319;

122-мм пушечных – 1409;

152-мм пушек-гаубиц – 7785;

152-мм пушечных – 186;

203-мм гаубичных – 1354;

210-мм пушечных – 67;

280-мм мортир Бр-5 – 109.

Армейская танковая группа генерала Вайнруба после прорыва пехотой первой позиции обороны противника была введена в бой с рубежа дороги южнее Липские Буды и к исходу дня с боями вышла в район Ольшова, имея в строю 18 ИС-2 и 25 Т-34. Потери 8-й гв. армии за первый день операции составили 547 человек убитыми, 2248 ранеными и 6 заболевшими, всего 2801 человек[102].

Потери танков за первый день наступления в армии В.И. Чуйкова составили 6 ИС-2, 17 Т-34 и 31 СУ-76. Потери, как мы видим, несколько ниже, чем в 5-й ударной армии. Тем не менее, удручающе выглядят потери СУ-76. Тонкобронные самоходки с трудом выживали на поле боя, на котором их противниками все чаще становились «Хетцеры» и «Штурмгешюцы». Распределение по причинам (артогонь, мины) автору, к сожалению, неизвестно.

Наступление 69-й и 33-й армий 1-го Белорусского фронта с пулавского плацдарма также началось в 8.30 14 января с 25-минутного огневого налета артиллерии. Ha 7-километровом участке прорыва одновременно загрохотали залпы 1918 орудий и минометов (без боевых машин реактивной артиллерии). После окончания налета в атаку перешли передовые батальоны «особого эшелона». Артиллерия подавила оборону противника на глубину 7 км, что с запасом перекрывало «Основную линию обороны», на которую предполагался отход. Полоса наступления батальонов составляла 700–900 м. B результате успешных действий «особого эшелона» первая позиция была прорвана. Атака «особого эшелона» длилась около часа, после чего в бой вступили главные силы наступающих дивизий. B 10.30 после 15-минутного огневого налета по артиллерийским позициям, третьей и четвертой траншеям обороны противника в наступление перешли главные силы 33-й и 69-й армий. Уже к 13.00–14.00 войска двух армий завершили прорыв первой полосы обороны противника. B 14.00 для прорыва второй полосы обороны были введены в сражение 11-й и 9-й танковые корпуса в полосе 69-й и 33-й армий соответственно. B течение первого дня наступления 69-я армия продвинулась на глубину 20 км, расширив прорыв до 30 км. 33-я армия продвинулась на 7—15 км. За ночь армии подтянули артиллерию и в 9.00 15 января перешли в наступление на вторую полосу обороны противника. K 14.00 вторая полоса была прорвана и армии перешли к преследованию противника на радомском направлении.

B полосе 33-й армии по плану вводился в прорыв 8– й танковый корпус генерал-лейтенанта И.Ф. Кириченко. Однако прорыв пехотой «второй полосы обороны», как ее называли в советских оперативных документах, шел тяжело. Речь, очевидно, идет об «Основной линии обороны» в рамках новой немецкой тактики. Приказом командующего 33-й армией 9-й танковый корпус был введен в бой за «вторую полосу». B 13.00 14 января головные бригады корпуса прошли боевые порядки пехоты 33-й армии и вступили в соприкосновение с противником. Немецкая идея «отскока» назад, на «ОЛО», разумеется, имела свои серьезные преимущества, не парировавшиеся полностью «особым эшелоном». Одним из таких преимуществ было наличие минных полей, не вскрываемых заранее ввиду их прикрытия пехотой противника в передовых траншеях. Большое количество таких минных полей сдерживало продвижение 9-го танкового корпуса вплоть до 17.00. K этому времени наметился успех левофлангового 38-го стрелкового корпуса 33-й армии, и И.Ф. Кириченко принял решение ударить в обход сильного опорного пункта противника Секерка. Тем временем командование 9-й армии выдвинуло на подступы к Пулавскому плацдарму свои резервы – 19-ю танковую и 10-ю моторизованную дивизии XXXX танкового корпуса. Первая попала в полосу 69-й армии, а вторая – частично 69-й и частично 33-й армии. B борьбе с резервами противника прошел второй день наступления. B 9-м танковом корпусе за два дня боев было сожжено 20 танков, подбито 42 и подорвано на минах 14 танков[103]. Как мы видим, потери на минах были несколько ниже, чем у 5-й ударной армии.

Выдвижение 11-го танкового корпуса из исходного района к рубежу ввода в прорыв началось позже, чем в 33-й армии – в 13.30 минут. K 16.00 стрелковые части совместно с передовыми отрядами танкового корпуса И.И. Ющука сокрушили оборону опорных пунктов противника в районе артиллерийских позиций противника. Автор одной из первых послевоенных работ достаточно критически высказался о действиях корпуса И.И. Ющука: «Боевые действия 11-го танкового корпуса после обгона пехоты характерны были излишней осторожностью, боязнью оторваться от стрелковых дивизий. B результате этого за пять часов (с 16 до 21 часа) танковые бригады корпуса продвинулись лишь на 10–12 км»[104].

Таким образом, тактический прием с отходом на «Основную линию обороны» на периметре пулавского плацдарма не оправдался. Нельзя сказать, что советское наступление было полной неожиданностью для обороняющихся. Ho немцы ожидали длительной артподготовки с несколькими ложными переносами огня, и короткий мощный огневой налет застал их в процессе перехода из первой траншеи во вторую. Наибольшее количество трупов защитников первой полосы было впоследствии обнаружено в ходах сообщения. Вместе с тем короткая и мощная артиллерийская подготовка привела к равномерному поражению системы обороны во всех трех траншеях первой полосы. Справедливости ради нужно отметить, что успеху 69-й и 33-й армий благоприятствовало наступление 1-го Украинского фронта в тыл радомской группировке противника – его резервы были скованы в сражении у Кельце.

Ha второй день операции 5-я ударная армия оставалась лидером наступления с магнушевского плацдарма. K утру 15 января дивизионная и приданная артиллерия 26-го гв. стрелкового корпуса заняла новые районы, и в 8.20 последовал 10-минутный огневой налет по позициям противника на второй полосе обороны. Решительной атакой частей корпуса вторая полоса обороны противника была прорвана. Уже в начале дня командиром 26-го гв. стрелкового корпуса был сформирован передовой отряд для преследования противника. Успешные действия 26-го гв. стрелкового корпуса обеспечили продвижение вперед отстающих соседей. Наступавший слева 32-й стрелковый корпус к 15.00 15 января преодолел третью траншею первой полосы обороны и вышел ко второй полосе обороны, которая была прорвана к исходу дня.

Вслед за наступающими частями 5-й ударной армии к Пилице вышли передовые отряды 12-го и 9-го гвардейских танковых корпусов 2-й гвардейской танковой армии. Каждый отряд состоял из танковой бригады, усиленной самоходным артиллерийским полком. B 16.30–18.00 15 января передовые отряды переправились через Пилицу и начали наступление в направлении переправ через следующую водную преграду в полосе наступления 1-го Белорусского фронта – реку Бзура. За передовыми отрядами последовали основные силы двух танковых корпусов. Частям 5-й ударной армии удалось захватить неповрежденную переправу у Буды Михайловские, через которую в течение ночи на 16 января переправился 12-й гв. танковый корпус. 9-й танковый корпус был вынужден ждать постройки мостов через Пилицу и переправился к 11.40 16 января. За ним последовал 1-й механизированный корпус. K 15.00 16 января вся 2-я гв. танковая армия была на западном берегу Пилицы. Тем временем передовые отряды уже обогнали пехоту 5-й ударной армии. За 16 января они продвинулись на 55 км, и армия С.И. Богданова заслужила благодарность от Г.К. Жукова. Махина комплектной советской танковой армии вошла в прорыв.

Состояние танкового парка 2-й гв. танковой армии к моменту ввода в прорыв.

Несколько менее гладко проходил день 15 января в полосе 8-й гвардейской армии. Она после 40-минутной артиллерийской подготовки утром 15 января перешла в наступление. B отличие от И.С. Конева Г.К. Жуков не спешил с вводом в сражение танковой армии до прорыва тактической обороны противника. По плану 1-ю гв. танковую армию предполагалось ввести в прорыв в 7.00 на второй день операции. Однако задержка с прорывом обороны противника войсками армии В.И. Чуйкова заставила отложить ввод армии M.E. Катукова до 13.00 15 января. B 11.30 когда части 8-й гв. армии прошли главную полосу обороны противника, начали наступление передовые отряды 1-й гв. танковой армии. B 14.00 они обогнали пехоту на рубеже в 13–17 км от переднего края противника. Главные силы 1-й гв. танковой армии начали выдвижение в 13.05 и к 16.00 обогнали пехоту. Состоялся ввод в прорыв. K исходу дня 15 января части танковой армии M.E. Катукова продвинулись на 25 км.

B итоге двух дней наступления ударные группировки 1-го Белорусского фронта прорвали обе полосы обороны противника. Прорыв советских войск в глубину достигал: в районе магнушевского плацдарма – 30 км, пулавского плацдарма – 50 км. Закрыть образовавшиеся бреши вводом в сражение XXXX танкового корпуса немецкому командованию не удалось. K исходу 15 января участки прорыва на плацдармах были объединены. Темпы продвижения войск 1-го Белорусского фронта непрерывно нарастали. Если в первый день войска 5-й ударной армии продвинулись на 11 км, то во второй день – на 14 км, в третий день – на 30 км, а на четвертый день продвижение вперед достигало 35 км. Расширение плацдарма приняло взрывной характер. 2-я танковая армия начала наступление в тыл оборонявшему Варшаву XXXXVI танковому корпусу. Под угрозой окружения начался отвод немецких войск из района польской столицы. 17 января наступлением 47-й и 1-й Польской армий Варшава была взята.

Танковые армии продвигались так быстро, что иногда неожиданно врывались на аэродромы, где немцы готовили самолеты к вылету. Так 19 января 66-я гв. танковая бригада 12-го гв. танкового корпуса вышла в район Любень, где на аэродроме было захвачено 62 немецких самолета. Однако кроме быстрого продвижения вперед советским танкистам пришлось столкнуться с новым оружием и тактикой противника. B журнале боевых действий 2-й гв. танковой армии отмечалось: «Танковые соединения армии в районе Сохачев (на Бзуре. – А.И.) впервые встретились с массовым применением «Фаустпатронов» и, не имея опыта борьбы с ними в населенных пунктах и узлах дорог, имели потери и в ходе боев выработали методы действия по уничтожению «фаустников»»[105]. Кампания 1945 г. началась, во всем хорошем и во всем плохом.

Стрелковые корпуса армий Жукова начали сворачиваться в походные порядки и перешли к преследованию противника. Впереди походных колонн двигались передовые отряды. Быстрому продвижению советских войск благоприятствовала морозная погода, сковавшая грязь на дорогах и позволявшая обходить узлы сопротивления. Среднесуточный темп продвижения механизированных соединений 1-го Белорусского фронта составлял 45 км в сутки, а в отдельные дни достигал 70 км в сутки. Общевойсковые соединения продвигались со средним темпом 30 км, а в отдельные дни – 40–45 км.

Кельце. Перейдя в наступление на два дня раньше, 1-й Украинский фронт поначалу опережал своего соседа. Этапным периодом в развитии наступления 1-го Украинского фронта в Висло-Одерской операции стало сражение в районе Кельце. B дополнение к отошедшим к Кельце главным силам XXIV танкового корпуса сюда была переброшена 72-я пехотная дивизия, снятая с северного фаса сандомирского плацдарма. C советской стороны в сражении участвовали 3-я гвардейская и 13-я армии. Они должны были во взаимодействии с 4-й танковой армией и 25-м танковым корпусом ударами с востока, юга и запада разгромить противника и захватить Кельце.

Строго говоря, по утвержденному Ставкой плану операции 1-й Украинский фронт должен был окружить группировку противника между сандомирским и пулавским плацдармами. B советских документах она называлась «кельце-радомская». Так, в задачах танковой армии Д.Д. Лелюшенко значилось:

«Армию ввести в прорыв на участке 13-й армии. Стремительно развивать наступление в направлении Пежхница, Пекошув, Родошице, Розпша с задачей уничтожать отходящего противника и его подходящие резервы, выйти на пути отхода кельце-радомской группировки противника. Иметь в виду в районе Лодзи войти в боевое взаимодействие с войсками 1-го Белорусского фронта»[106].

3-ю гвардейскую армию И.С. Конев предполагал использовать, чтобы «во взаимодействии с частями 1-го Белорусского фронта окружить и уничтожить кельце-радомскую группировку противника»[107].

Кельце стал первым узлом обороны на пути осуществления этого плана. Плановое использование XXIV танкового корпуса как средства нанесения контрудара во фланг провалилось, но это соединение оказалось в состоянии вести оборонительные действия. Решающее сражение за Кельце развернулось 15 января, когда с северо-востока, востока и юга город штурмовали части 3-й гв. армии, а с юга и запада – 13-й и 4-й танковой армий. Уже в 15.00 развернулось сражение на улицах Кельце, и немцам пришлось отступить.

Командир XXIV танкового корпуса генерал танковых войск Вальтер Неринг

17 января войска 3-й гвардейской армии подошли к Скаржиско Каменна, а 18 января, овладев городом, соединились с войсками 33-й армии 1-го Белорусского фронта. Однако соединение войск 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов в районе Скаржиско Каменна запоздало. K этому времени противнику удалось отвести части XXXXII армейского корпуса с рубежа p. Висла на запад и тем самым избежать окружения. Это обусловливалось двумя основными причинами. Прежде всего противник оперативно принял меры к тому, чтобы вывести свои войска из районов Опатув и Островец. Второй причиной этого являлся медленный темп наступления 3-й гвардейской армии, которая за семь дней наступления продвинулась всего на 50 км.

Генерал Неринг позднее писал: «Несмотря на приказ пробиваться назад, я приказал оставаться в районе Кельце как можно дольше, по крайней мере до того, как дивизии XXXXII армейского корпуса, выдвинутые далеко к Висле, смогут отойти к танковому корпусу. Это решение, принятое мной самостоятельно, означало жестокое сражение для трех дивизий моего корпуса до вечера 16 января. B ночь на 17 января был начат отход на север и продолжился сумрачными снежными ночами 18 и 19 января 1945 г.»[108].

Поскольку радиосвязь со штабом 4-й TA отсутствовала, генерал Неринг взял на себя командование всеми подразделениями, с которыми удалось тем или иным способом установить связь. Обе танковые дивизии образовали авангард; за ними следовали 20-я танко-гренадерская и 342-я пехотная дивизии. B арьергарде двигалась 168-я пд. Разведку обеспечивали выдвинутые вперед разведбаты 16-й и 17-й танковых дивизий. Bce машины двигались с соблюдением режима затемнения, избегая больших дорог и населенных пунктов. B отличие от увязавшего в грязи «блуждающего котла» 1-й танковой армии Хубе весной 1944 г. на Украине, Неринг отходил в весьма благоприятных условиях: замерзшая почва и тонкий снежный покров.

Надо сказать, что окруженным сильно повезло. Утром 18 января правая колонна «блуждающего котла» пересекла железнодорожную линию у Реклана. Ha рельсах стоял брошенный эшелон с несколькими цистернами с горючим. Неринг откровенно написал об этом: «Эта единственная заправка в большей или меньшей степени означала спасение «странствующего котла». Снабжение достаточно крупной группировки «блуждающего котла» в январе 1945 г. при тогдашнем состоянии Люфтваффе было крайне проблематичным, особенно с учетом погодных условий. Плохая погода и низкая облачность здесь скорее играли на руку Нерингу – в летную погоду его «блуждающий котел» скорее всего постигла бы участь аналогичных «блуждающих котлов» из соединений ГА «Центр» летом 1944 г. в Белоруссии. Они не получили такой известности, как группа Неринга, поскольку были разгромлены с воздуха советской авиацией.

Вскоре к отступавшим присоединились 304-я и 68-я пехотные дивизии с управлением XXXXVIII танкового корпуса. Пилицу «блуждающий котел» пересек у города Сулеева. Имевшийся мост имел недостаточную грузоподъемность, и его усиливали саперы подручными материалами до 12 тонн. Танки переправлялись вброд, пехота переходила реку по ледовой переправе.

Bce эти обстоятельства явились главными причинами того, что советским войскам не удалось окружить и уничтожить группировку противника, действовавшую между сандомирским и пулавским плацдармами. Однако не следует считать это серьезным упущением командующих фронтами. B условиях, когда войска противника концентрировались по периметру плацдармов, добыча в лице войск между ними просто не стоила усилий по своей поимке. Кроме того, быстрое наступление советских войск на запад все равно приводило к перехвату путей отхода отходящего противника. Перешедшие 15 января к преследованию XXXXII армейского корпуса и LVI танкового корпуса 6-я и 33-я армии все равно собирали обильный урожай трофеев и пленных.

Немалую роль здесь сыграло возросшее умение Красной армии вести маневренные операции. B ночь с 16 на 17 января 1945 г. 9-й танковый корпус совершил стремительный бросок, громя отходящие колонны автомашин, танков, артиллерии и обозов, к 17.00 17 января вышел к p. Пилица в районе города Сулеев. Столь стремительной атаки никто не ожидал, и арьергард «блуждающего котла» подвергся оглушительному разгрому. Как указывалось в отчете 9-го танкового корпуса по итогам боев: «Головная бригада правой колонны протаранила колонну автомашин, повозок и живой силы противника на глубину 60 км. Головная бригада левой колонны на 80 км. Только за один день боя 17.1.45 корпусом было уничтожено и захвачено: автомашин – 4000, танков и СУ – 50 орудий разного калибра – 75, лошадей с повозками более – 1000, захвачено в плен солдат и офицеров – более 300, взято лошадей – 800 и убито более 2000 человек»[109]. B течение всего дня корпус оставался в районе Сулеева и вел бои с отходящими группами немцев. При этом за пять дней боевых действий (с начала наступления) корпус потерял 45 танков сожженными, 65 подбитыми, 14 подорванными на минах, 1 СУ-76 сгоревшей[110].

По немецким данным, под удар попали 88-я пд XLII AK и 304-я пд XXXXVIII PzK под общим командованием генерала пехоты Рекнагеля. Командир LVI танкового корпуса генерал Блок и генерал пехоты Рекнагель были убиты, командир 88-й пехотной дивизии генерал-лейтенант граф фон Риттберг и командир 214-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Киршбарх попали в плен. Относительно дивизий в целом в одном из немецких исследований есть красноречивая фраза: «К 19 февраля генерал-полковник Гудериан вновь имел полноценные донесения от 4-й TA. После этого мозельские 72-я и 342-я пд получили обозначение «боевых групп». Судетские 88-я и 304-я пд больше не упоминались»[111].

Наступление в маршевых колоннах. Потерпев неудачу в контрударах XXXX XXIV танковых корпусов, немецкое командование было вынуждено снимать войска для восстановления фронта даже с находящихся под ударом участков. Тогдашний начальник германского Генерального штаба Гудериан вспоминал: «15 января произошло первое вмешательство Гитлера в ход оборонительных боев на востоке; невзирая на мои возражения, он отдал приказ немедленно перебросить корпус «Великая Германия» из Восточной Пруссии в район Кельце, чтобы предотвратить прорыв в направлении на Познань. Необходимо упомянуть, что эшелоны с боевыми частями этого корпуса уже все равно не успели бы прибыть вовремя, чтобы остановить наступление русских, но были бы сняты с оборонительных рубежей в Восточной Пруссии в такое время, когда там назревал кризис русского наступления. Их вывод оттуда в настоящее время означал бы, что в Восточной Пруссии начнется такая же катастрофа, какая произошла на Висле. Эти боеспособные дивизии (речь идет о мотодивизии «Великая Германия» и о танковой дивизии «Герман Геринг» военно-воздушных сил, находившейся в подчинении танкового корпуса «Великая Германия», которым командовал опытный генерал фон Заукен) находились на железнодорожных станциях, в то время как шли бои, решающие исход войны»[112]. Генерал танковых войск Дитрих фон Заукен в конце 1944 г. формировал танковый корпус из остатков XIII армейского корпуса и 18-й артиллерийской дивизии (ранее 18-й танковой дивизии). Корпус получил название «Великая Германия». Упомянутая Гудерианом танко-гренадерская дивизия «Великая Германия» осталась в Восточной Пруссии, а управления корпуса, дивизии «Бранденбург» и «Герман Геринг» действительно были перевезены на центральный участок фронта.

Переброска корпуса из Восточной Пруссии, конечно же, запоздала. Соединения «Великой Германии» были вынуждены вступить в бой с колес. Дивизия «Герман Геринг» прибыла 17 января в район Лицманштадта (немецкое название Лодзи) в условиях, когда многие станции выгрузки были уже заняты советскими войсками. Танковый полк соединения самостоятельно разгружал танки с платформ в чистом поле.

Ho образовать сплошной фронт один корпус не мог. B конце дня 17 января Г.К. Жуковым была сделана следующая оценка обстановки: «Противник в настоящее время против 1 БФ очень слаб, и эту слабость войска фронта обязаны использовать для успешного выполнения поставленных задач». Соответственно задачи формулировались так: «как можно быстрее выйти на линию Торн, Коло, р. Варта и упредить резервы противника в захвате подготовленных рубежей обороны». Лодзь был просто обойден с севера и юга. «Бранденбург» остался на познаньском направлении и вел сдерживающие бои против наступающих к p. Варте частей 1-й гв. танковой армии.

Бросив под каток советского наступления корпус «Великая Германия», Адольф Гитлер занялся кадровыми вопросами. За крушение фронта на Висле и сдачу Варшавы стало смещение командующих. Йозеф Гарпе был 17 января сменен на генерал-полковника Фердинанда Шернера, а группа армий «А» была переименована в группу армий «Центр». Спустя два дня был также смещен командующий 9-й армией: вместо Смило фон Люттвица был назначен Теодор Бюссе. Ho смена командующих не могла мгновенно привести к изменению обстановки на фронте.

Несмотря на надежды удержать фронт на Висле, немецкое командование не заблуждалось относительно реальных возможностей его сохранения и подготовило соответствующие планы обороны Рейха. Довольно подробно эти планы изложил генерал-майор Эрнст Маттерн, комендант, а затем командир одного из участков обороны Познани. Ha допросе в советском плену он говорил следующее:

«После разгрома немецких армий и полного развала немецкого фронта на Востоке летом 1944 г. Генеральный штаб немецкой армии разработал детальные планы оборонительных мероприятий на случай нового русского наступления.

Эти мероприятия сводились к следующему:

1. Создавалась глубоко эшелонированная оборона в тылах немецких войск.

2. Начали строить так называемые оборонительные линии «Ц» и «Д».

Линия «Ц» состояла из крепостей: Глогау, Познань и Шнейдемюль. Между этими крепостями создавалась сеть оборонительных сооружений полевого типа по p. Варта.

Линия «Д» проходила по реке Одер, здесь достраивались и совершенствовались старые оборонительные сооружения.

Был назначен командующий укрепленными линиями «Ц» и «Д» – генерал-полковник Штраус, который находился со своим штабом во Франкфурте-на-Одере.

[…]

3. Был детально разработан план занятия участков обороны на линии «Ц» и «Д» запасными штабами, которые должны были принимать отступающие под ударами русских немецкие части и усаживать их в новые линии обороны»[113].

Генеральным штабом германских вооруженных сил предусматривалось несколько вариантов обороны крепостей. B частности, Познань предполагалось оборонять по трем вариантам. Первый предусматривал занятие обороны пятью дивизиями на фронте в 15 км от города, второй – тремя дивизиями на фронте 75 км, проходящем в 6–8 км от города, и третий – оборона собственно Познани силами частей и подразделений округа. По словам генерала Маттерна, большие надежды возлагались руководством Германии на фольксштурм. Однако из запланированных 24 батальонов фольксштурма в Познани был создан только один.

Варшавско-Познанская операция. 14 января – 3 февраля 1945 г.

Советские войска достаточно быстро вышли на линию «Ц». 23 января части 2-й гв. танковой армии и 2-го гв. кавалерийского корпуса овладели г. Бромберг (Быдгощ). Bo второй половине дня 22 января передовой отряд 8-го гв. механизированного корпуса 1-й гв. танковой армии вышел к окраине Позена (Познани). Одновременно части корпуса И.Ф. Дремова вышли к p. Варта к югу от Познани. Форсировать Варту с ходу не удалось: части «Бранденбурга», остатки 10-й танко-гренадерской дивизии и отдельные батальоны огнем артиллерии и минометов препятствовали форсированию реки. 11-й гв. танковый корпус в этот день не наступал из-за отсутствия горючего и подтягивал тылы. B ночь на 24 января 20-я гв. механизированная бригада 8-го гв. механизированного корпуса (без танков) форсировала р. Варту в районе Чапуры, 5 км южнее Познани. K 18.00 24 января в районе Чапуры был наведен наплавной мост под грузы до 60 тонн и деревянный под грузы до 16 тонн. 11-й гв. танковый корпус вскоре был рокирован на юг и переправлялся основными силами через Варту по мостам, наведенным в районе Чапуры. После переправы части корпуса начали наступление в северо-западном направлении.

C выходом главных сил 1-го Белорусского фронта на рубеж Быдгощ – Познань была выполнена задача, поставленная в директиве Ставки ВГК от 28 ноября 1944 г. Однако определенным успехом немецких войск стало удержание крупного узла коммуникаций – города Познань. Пытавшиеся оборонять линию «Ц» части корпуса Заукена были отброшены в полосу 1-го Украинского фронта. После прорыва обеих полос обороны и разгрома оперативных резервов противника войска И.С. Конева развивали наступление со все возрастающим темпом. Если 15 января 13-я армия продвинулась на 12 км, то 16 января продвижение составило 25 км. Соседняя 52-я армия за 16 января прошла 35 км, а 5-я гв. армия – 20 км. Ведущая роль в наступлении принадлежала танковым армиям, которые 16 января прошли 35 км, а 17 января – 40 км. K 17 января оборона противника была прорвана на 250-км фронте, и на направлении главного удара войска 1-го Украинского фронта продвинулись на 120–140 км. Передовые части танковых армий и передовые отряды общевойсковых армий на широком фронте вышли к реке Пилица, не позволив противнику закрепиться на этом рубеже. Основные силы армий свернулись в маршевые колонны и форсированным маршем двигались за танковыми армиями. Сплошной линии фронта уже не существовало. B тылу наступающих войск еще оставались «блуждающие котлы» из стремящихся пробиться на запад немецких частей. Для их уничтожения периодически выделялись специальные отряды.