XII. ПРОТЕСТАНТСКИЙ ХАРАКТЕР ЦЕРКОВНОЙ «РЕФОРМЫ» ПЕТРА I

Ключевский признавался, что он в своих исторических исследованиях не задавался вопросом о том, «какие перемены произвели реформы Петра в понятиях и нравах и вообще в духовной жизни народа». Попытаемся заняться этим вопросом мы, опираясь на исторические факты и выводы, сделанные как Ключевским так и другими русскими историками.

«Духовный регламент», исковеркавший судьбу Православной Церкви, составил Феофан Прокопович, — беглый униат, бывший одно время учеником иезуитов и протестантов, почитатель философов-атеистов. Многие из современников подозревали, что Феофан вообще был безбожник.

В произнесенной в Успенском соборе проповеди Феофан не постеснялся заявить, что главой Православной Церкви является не Христос, а царь.

«…Феофан, — пишет проф. Зызыкин, — пропитанный протестантским рационализмом относился к народному пониманию религии с величайшим презрением и пристрастие к обряду почитал грубым ханжеством и преследовал. Он в корне подрывал все то, что считалось основой русского благочестия. Народ видел, что преследуются самые дорогие предметы его религиозного почитания, что обычай и верования дедов провозглашаются «бабьими баснями», «душепагубными дуростями»; недовольство народа выражалось в разных формах, то в подметных письмах, то в появлении разных людей, критикующих церковную реформу Петра. Так Соловьев (XV, 137) сообщает о появлении в Москве Нижегородского посадского Андрея Иванова, пришедшего за 400 верст сообщить царю, что он — еретик, разрушает христианскую веру.

Все внешние формы религии были дороги каждому человеку, как видимое выражение православия; обряд тесно соединялся в уме с представлением о вере и нарушение его почиталось грехом. А Петр хотел репрессиями устранить, веками выработанный религиозный склад жизни и естественно нажил врагов. Представление же его о путях спасения уже исходило в действительности из иного неправославного учения, результатом чего было его отношение и к монашеству; иные были у него и канонические понятия о правительственной власти в Церкви, полученные из протестантского учения; отсюда его понятие о возможности отмены патриаршества светской властью. Народ инстинктивно чувствовал, что все это не может делать царь православный».

«Не получая удовлетворения в православной богословской науке, тогда плохо и мало разработанной, Феофан от католических доктрин (он изучал богословие в Киевской Академии и католических коллегиях Львова, Кракова и Рима. — Б. Б.), обратился к изучению протестантского богословия и, увлекаясь им, усвоил некоторые протестантские воззрения, хотя был православным монахом. Эта наклонность к протестантскому мировоззрению, с одной стороны, отразилась на богословских трактатах Феофана, а с другой стороны — помогла ему сблизиться с Петром в воззрениях на реформу.

Царь, воспитавшийся на протестантской культуре, и монах, закончивший свое образование на протестантском богословии, прекрасно поняли друг друга».

В ряде своих сочинений Феофан Прокопович доказывает, что государство имеет право управлять церковью, как оно хочет. Это ли не типичный протестантский взгляд на Церковь. Феофан Прокопович и не пытался скрывать протестантский характер своих идей. Его душа была предана «короне немецкой». Он считал, что цитадель протестантства Германия, это духовная мать всех стран. Протестантским богословам Феофан заявлял:

«Если желаете знать обо мне, что я за человек, знайте, что я всецело предан всем любящим истину… Так и теперь я расположен к вам…» Когда вышел составленный Ф. Прокоповичем «Духовный регламент», протестанты расценили как свою победу над православием. В одной изданной в те времена брошюре автор с радостью писал:

«Вместо Папы русские имели своего Патриарха, значение которого в их стране так же велико, как и значение Папы в Италии и в РимскоКатолической церкви».

«…Но в правление Петра эта религия изменилась во многом, ибо он понял, что без истинной религии никакие науки не могут приносить пользы.

В Голландии и Германии он узнал, какая вера наилучшая истинная и спасающая, и крепко запечатлел в своем уме. Общение с протестантами еще более утвердило его в этом образе мыслей; мы не ошибемся, если скажем, что Его Величество представлял себе истинную религию в виде лютеранской. Ибо, хотя в России до сих пор еще не все устроено по правилам нашей истинной религии, однако тому уже положено начало, и мы тем менее можем сомневаться в счастливом успехе, что мы знаем, что только грубые и упорные умы, воспитанные в своей суеверной греческой религии, не могут быть изменены сразу и уступают только постепенно; их, как детей, следует приводить шаг за шагом к познанию истины». Автор с восторгом пишет о Петре I: «что касается до призывания святых, то Его Величество указал, чтобы изображение Святого Николая нигде не стояло в комнатах, чтобы не было обычая приходя в дом сначала кланяться иконам, а потом хозяину. Система обучения в школах совершенно лютеранская и юношество воспитывается в правилах нашей истинной евангельской религии. Чудеса и мощи также уже не пользуются прежним уважением».

Еще в больший восторг автора приводит отмена патриаршества. «Царь отменил патриаршество и по примеру протестантских князей объявил себя самого верховным епископом всей страны».

«Морозов сообщает, — указывает Зызыкин, — что сначала в Синод хотели ввести и протестантских пасторов и сделать его высшим административным учреждением и для других христианских Церквей (первое время ему и подлежали лютеранские Церкви). Это было окончательным уничтожением особности Церкви, высший орган которой получал бытие от государства и становился одним из государственных учреждений. В соответствии с этим исповедь и проповедь поставлены на службу государству. Преступления государственные духовник открывал полиции, а проповедь признана была стать одним из политических средств для государства». О сильном влиянии протестантства указывает и С. Платонов.

Он пишет: «С реформой Петра протестантская культура стала широко влиять на Русь».

А Павлов в своем «Курсе русского церковного права» говорит прямо:

«Взгляд Петра Великого на Церковь…образовался под давлением протестантской системы…Была же введена и инквизиция из которой впрочем ничего не вышло».