Дружинное сословие
Дружинное сословие
Существенный вклад в начавшийся процесс интеграции славянских племен, расселившихся на Восточно-Европейской равнине, внесли сложившиеся в X в. древнерусская дружина и военно-дружинное сословие. Военная дружина — организация воинов-профессионалов, противостоящая племенным ополчениям предшествующей поры.
Зарождение военной дружины в славянской среде Восточной Европы относится еще к антскому периоду. Но это были дружины, формируемые для выполнения определенных заданий союза антских племен, их еще нельзя причислять к профессиональным образованиям. Значительные военные дружины были в Русском каганате, но функционирование их было относительно кратковременным. Начало становления древнерусского дружинного сословия, охватившего все славянские области Восточной Европы, определяется последними десятилетиями IX в., а наибольшая активизация приходится на следующее столетие.
Основными памятниками древнерусской дружины Руси являются курганные некрополи второй половины IX — начала XI в., в которых преимущественно по языческому обряду хоронились как рядовые воины, так и представители воинской верхушки и княжеской знати. Эти могильники тесным образом связаны с международными торговыми путями, с протогородскими торгово-ремесленными поселениями (Шестовицы, Тимерево — Михайловское под Ярославлем, Новоселки близ Смоленска) или зарождающимися раннесредневековыми городами (Киев, Чернигов, Гнездово — Смоленск).
Наиболее крупным дружинным комплексом является Гнездовский, находящийся на Днепре недалеко от Смоленска. Он состоит из десяти могильников, в которых насчитывалось около четырех тысяч курганных насыпей и несколько синхронных им поселений.[1002]
Немалая часть курганов в Гнездове принадлежит местному населению. По особенностям погребального ритуала и инвентарям (рис. 119) они не отличаются от одновременных кривичских курганов других местностей Смоленского Поднепровья. Курганы воинов-дружинников выделяются несколько иным погребальным обрядом. На площадке, избранной для курганной насыпи, устраивался костер, и на него клали умершего, одетого в лучшие одежды и в сопровождении вещей, которые, по представлениям современников, могли ему пригодиться в загробном мире: предметы вооружения, бытовые вещи и пищу. После прогорания костра остатки трупосожжения собирались в глиняный горшок-урну, который помещался в центре остывающегося кострища, а затем к урне сгребали и остатки костра. В единичных случаях умерший сжигался в ладье, от которой оставались железные заклепки. По завершении похоронного ритуала и насыпался курган. Так в небольших (высотой от 0,4 до 1,8 м) круглых в плане насыпях, окруженных ровиками, хоронились рядовые дружинники.
Рис. 119. Древности русских дружинников.
1–6, 9, 12–14 — клад 1868 г. в Гнездове;
7, 8, 10, 11 — из кургана 15 гнездовского могильника (раскопки М. Ф. Кусцинского 1874 г.).
В Гнездовском комплексе имеются и большие курганы такой же формы. Высота их — 2–7 м, диаметр оснований 25–35 м. Погребальный ритуал в них в целом был таким же, как и в малых курганах, но имеются в обрядности и некоторые особенности. Так, для погребального костра предварительно делалась подсыпка высотой 0,7–1,2 м с горизонтальной поверхностью, на которой и совершалась кремация умершего.
Одним из таких курганов была насыпь 7, раскопанная С. И. Сергеевым. Кремация была совершена в ладье. Размеры огнища — 17 х 10,5 м. Судя по вещевым находкам, сожжены были мужчина и женщина. При них находились топор, конская утварь, ледоходные шипы, весы, гирьки, ларец, бусы, нагрудная цепь, овальная фибула, привески, шиферное пряслице, костяной гребень, оселки. После того как погребальный костер прогорел, на месте кремации был зарезан баран, голову и конечности которого поместили в котел. Он был поставлен на огнище, и рядом установлены три глиняные урны с кальцинированными костями. В жертву еще была принесена птица и брошены разломанная железная шейная гривна и обломки глиняных сосудов. По исполнении ритуальной церемонии был возведен курган. Дата его — вторая половина X в.
Близки по строению и обрядности к этой насыпи и другие большие курганы Гнездова. На поздней стадии функционирования некрополей наряду с захоронениями по обряду кремации появляются и трупоположения, совершаемые в подкурганных могильных ямах.
Раскопки Гнездовских дружинных курганов дали большую коллекцию оружия. В ее составе имеются каролингские мечи, распространенные в это время по всей Европе. Основным центром изготовления их были мастерские на Рейне, о чем говорят клейма на лезвиях, но делались они и на Руси. Весьма распространенным оружием были железные ромбо-щитковые стрелы и ромбовидные и ланцетовидные копья. Неоднократно встречены боевые топоры с характерной полукруглой выемкой в нижней части лезвия. Найдены также кольчужные рубашки и шлемы, нередкими находками являются ледоходные шипы.
Среди других предметов из Гнездовского археологического комплекса следует назвать складные весы с коромыслом, 14-гранные и боченковидные гирьки, изготовляемые из железа и покрываемые тонкой бронзовой оболочкой, арабские монеты, бритвы, ножи и различные бытовые вещи. Погребения с находками весов и весовых гирек, очевидно, принадлежат купцам; захоронения с орудиями труда (молотками, напильниками, резцами, долотами и прочим) нужно связывать с мастерами-ремесленниками. Изучение техники изготовления обработки железных изделий свидетельствует об обособлении кузнечного ремесла. Местными ювелирами изготавливались различные украшения и поясные бляшки. В X в. получает распространение и местное гончарное ремесло.
Женские украшения из Гнездова весьма разнообразны. Это височные кольца (проволочные, трехбусинные и упомянутые выше дунайского происхождения); стеклянные, сердоликовые, пастовые и металлические бусы, в том числе сканые высокохудожественные, а также плетенные из серебряной канители; лунницы и разнотипные нагрудные привески.
Часть находок из Гнездовских курганов имеет скандинавское происхождение. Таковы скорлупообразные фибулы овальной и круглой формы с рельефными узорами нордического стиля. Они были непременной принадлежностью скандинавского женского костюма. С их помощью закреплялись на плечах бретели женской одежды, поэтому в Скандинавии в захоронениях обычно находятся по две фибулы. В Гнездовских могильниках исследовано свыше двух десятков курганных погребений с такими фибулами — в шестнадцати встречено по одной фибуле, в одном — четыре, в остальных — по две.
К скандинавским принадлежат еще железные шейные гривны с топоровидными привесками, называемыми молоточками Тора, а также некоторые привески с типичным нордическим орнаментом или связанные с языческими культами викингов.
К предметам импорта в гнездовской коллекции относятся бронзовая лампочка в виде женской головы, изготовленная в Иране, поливное глиняное блюдо с изображением иранского божества Сэнмувра, известного на Руси под именем Симаргла. В ряде курганных захоронений встречены поясные бляшки восточного происхождения. Очевидно, из Херсоиеса привезен был бронзовый энколпион. О широких торговых контактах свидетельствуют и некоторые другие находки.
Среди поселений Гнездовского комплекса одно выделяется своим размером. Его площадь превышала 15 га. Раскопками изучен участок поселения, где находились ремесленные мастерские и хозяйственные постройки. Найдены тигли, литейные формочки, шлаки и незавершенные изделия. В стороне от этого участка находилась жилая часть селения с наземными жилищами. С поселением связаны находки нескольких кладов — монетных и вещевых. Среди последних выделяется клад, обнаруженный в 1868 г., в составе которого имелось большое количество серебряных украшений: шейных гривен, бус, привесок со скандинавским орнаментом, лунниц, украшенных узорами из зерни, а также скандинавских фибул, дирхемов, меча и капторги.[1003] Очевидно, клад принадлежал богатому купцу.
Гнездовский археологический комплекс в целом датируется второй половиной IX — началом XI в. Среди курганов, исследованных раскопками, согласно периодизации, предложенной В. А. Булкиным, на долю ранних (IX — начало X в.) приходится 6 %. Курганные захоронения второй стадии (середина X в.) составляют 57 %. К этому времени относится большинство крупных курганов, принадлежавших дружинной знати.
К третьей стадии (последняя четверть X — начало XI в.) принадлежит 30 % исследованных курганов с трупосожжениями. Подкурганные трупоположения (7 %) выделены в отдельную стадию (последние десятилетия X — первая половина XI в.[1004]).
В общих чертах развитие Гнездова представляется в следующем виде. Во второй половине IX в. в правобережной части Днепра при устье р. Свинки возникает неаграрное поселение площадью около 4 га[1005] и рядом — небольшой курганный могильник. Постепенно поселение разрастается, достигая к середине X в. 15 га. В это время на мысу левого берега р. Свинки сооружается городище площадью около 1 га. Параллельно разрастается курганный некрополь, состоящий теперь из нескольких групп. Около середины X в. возникает второй поселенческий комплекс (городище и селище) в устье р. Ольши, а рядом с ним курганный могильник. На рубеже X–XI вв. и в первой половине XI в. поселение приходит в упадок, постепенно прекращают функционировать курганные кладбища.
Не вызывает сомнения полиэтничность населения, оставившего Гнездовские поселения и могильники. Уже один из первых исследователей курганов в Гнездово, В. И. Сизов, утверждал, что население здесь было разноплеменным, но доминировали кривичи. О последнем свидетельствуют и абсолютное тождество многих гнездовских курганов с синхронными достоверно кривичскими погребальными памятниками Смоленского Поднепровья, и распространение в гнездовских курганах исключительно славянской глиняной посуды. Смоленские кривичи сформировались в условиях ассимиляции местного балтского населения, поэтому вполне объяснимы балтские культурные особенности, выявляемые в отдельных гнездовских курганах. Не исключено, что среди захоронений есть и собственно балтские, так как в IX–X вв. процесс славянизации аборигенов еще не был окончательно завершен. Несомненно, среди жителей Гнездова были и славянские переселенцы из Дунайских земель.
Отчётливо выявляется и скандинавский этнический компонент. Типично скандинавскими были погребение умершего в ладье, помещение железной гривны с молоточками Тора на остатки погребального костра или в урну с остатками кремации, а также захоронение в убранстве с парой скорлупообразных фибул. Согласно наблюдениям Д. А. Авдусина, среди 950 курганных захоронений, раскопанных в Гнездове, скандинавскими можно считать примерно пятьдесят.
Элементы разноэтничности гнездовского населения проявляются в основном в ранних курганах. Постепенно культурные различия нивелируются. Это хорошо видно по стиранию норманнских этнических маркеров в больших курганах. Наиболее ранние из них характеризуются трупосожжениями в ладьях, ориентацией север — юг, железными гривнами с молоточками Тора и набором скандинавских фибул. На следующей стадии от норманнского обряда остаются сожжение в ладье и набор женских украшений. Ориентированы эти захоронения уже в направлении запад — восток. На поздней стадии сожжение в ладье в больших курганах становится необязательным, господствует широтная ориентировка, скандинавские украшения отсутствуют. К тому же во второй половине X в. обряд трупосожжения в ладье из этнического (скандинавского) превращается в социальный — он становится привилегией верхнего слоя гнездовского населения и не зависит от племенного происхождения погребенных. Параллельно протекал процесс смешения разноэтничных признаков и в обрядности, и в погребальных инвентарях; получают распространение так называемые вещи-гибриды, сочетающие в себе местные и скандинавские элементы. Формируется единое древнерусское дружинное сословие.
Аналогичная картина наблюдается и в материалах дружинных памятников Древней Руси. В Ростовской земле подобным Гнездовскому является Тимеревский археологический комплекс, находящийся близ Ярославля и включающий поселения, курганы и клады.[1006] Курганы Тимерева датируются также от IX до начала XI в. К IX столетию относится около 15 % исследованных насыпей. Все захоронения в них совершены по обряду кремации умерших, они бедны вещевыми находками (железные ножи, костяные гребни, металлические детали поясов, скорлупообразные фибулы, горшки). В отдельных курганах отмечены конструкции в виде круга, сложенного из камней, что имеет параллели в Скандинавии.
Основная часть погребальных комплексов Тимеревского и соседних с ним Михайловского и Петровского курганных могильников относится к X в. В это время господствовал по-прежнему обряд трупосожжения, кремации совершались на месте насыпания курганов. Размеры насыпей увеличиваются по сравнению с курганами IX в. Характерно обилие вещевого инвентаря: фибулы, мечи, стрелы, ледоходные шипы, поясные детали и наборы, гребни, стеклянные и хрустальные бусы, копоушки, привески из астрагалов. В конце X в. появляется обряд трупоположения, который в начале XI в. теснит прежний погребальный ритуал.
На ранней стадии население, оставившие ярославские могильники — Тимеревский, Михайловский и Петровский, — было разноэтничным. В основном это были славяне и местные финны. В курганных захоронениях выявляется сложное переплетение финских и славянских культурных элементов, отражая метисацию населения. Несомненен в этих памятниках и скандинавский этнический компонент. Вещи северноевропейского происхождения встречены и в курганах, и в культурном слое Тимеревского поселения. Единичные собственно скандинавские захоронения с характерными особенностями похоронного ритуала и набором вещей относятся лишь ко второй половине IX в. В погребениях X в. скандинавские вещи нередки, но норманнские черты обрядности в большинстве случаев оказываются стертыми.
Попытки распределения курганных захоронений рассматриваемых некрополей на славянские, финские и скандинавские, предпринятые авторами книги «Ярославское Поволжье IX–X вв.», встретили существенные возражения. Действительно, курганная культура X в. была уже в значительной степени единообразной. Скандинавы, появившиеся на Волге во второй половине IX в., как, впрочем, и славяне, и финны, в X в. утратили свои этнические черты и образовали единую культуру древнерусской дружины. Наличие в том или ином кургане скандинавских вещей теперь не является свидетельством того, что здесь погребен выходец из Скандинавии. Эти находки отражают не этническую атрибуцию погребенных, а являются показателями неоднородности слагаемых единой древнерусской дружинной культуры. Она всюду формировалась на полиэтничной основе.
Из южнорусских дружинных памятников IX–X вв. наиболее значимыми являются курганы в окрестностях Чернигова и поселение и могильник Шестовицы.
Черниговские курганы IX–X вв. образуют несколько отдельных групп, рассредоточенных на сравнительно обширном пространстве. В каждом таком могильнике имеется множество обычных, невысоких насыпей и несколько крупных, принадлежащих воинам-дружинникам. В числе последних особенно выделяются большие курганы с богатым вещевым инвентарем, в которых были погребены бояре-военачальники. В распоряжении черниговских князей, судя по курганным кладбищам, были сотни дружинников.
Среди крупных черниговских курганов самым интересным является Черная Могила — погребальная насыпь высотой около Ими диаметром основания около 40 м. Она раскопана в 70-х гг. XIX в. Д. Я. Самоквасовым. На основании находки золотой византийской монеты и других предметов курган датирован второй половиной X в. Обстоятельный научный анализ его строения и деталей обрядности выполнен Б. А. Рыбаковым.[1007]
Началось сооружение кургана возведением песчаного основания в виде усеченного конуса высотой 1–1,5 м и диаметром 10–15 м. Сожжение на подобном основании-подсыпке было обычным для Черниговской округи. Подсыпка давала свободный доступ воздуху и тем самым способствовала горению погребального костра. В Черной Могиле на подсыпке была сооружена деревянная домовина, в которой помещены тела трех покойников: двух воинов — взрослого, юноши — и женщины. Домовина была обложена хворостом и зажжена. Когда костёр догорел, из него изъяли останки умерших с доспехами. Затем над подсыпкой была сооружена огромная насыпь — высотой до 7 м — с несколько уплощенной вершиной, на которой были уложены остатки кремации умерших с доспехами. Здесь же была совершена тризна, после чего курган был досыпан до высоты 11 м.
Среди предметов, обнаруженных на пепелище погребального костра, имелись два меча, два шлема, две кольчуги, сабля, десять наконечников копий, топор, остатки щитов (они были деревянными, обшитыми бронзовым листом при помощи железных заклепок), пять ножей (некоторые с костяными рукоятками), оселки, стремена, поясные кольца и наконечники ремней, серебряная фибула для плаща. Остатками вещей, принадлежавших женщине, были височные кольца, слитки серебра, золота и стекла от расплавившихся украшений, обломки костяных гребней, пряслице и проколки. Кроме того, на кострище найдены десять железных серпов, долота, скобель, остатки деревянных ведер и два глиняных горшка. Здесь же собраны более сотни бабок, бронзовая битка и полусферические костяные фигурки, используемые для какой-то игры.
На остатки погребального костра был поставлен большой железный котел, наполненный бараньими и птичьими костями и клочьями шерсти, поверх которых лежала голова барана. Около котла лежали два жертвенных ножа — скрамасакса. Здесь же находились бронзовый идольчик и два турьих рога — ритона, окованных вокруг серебром и украшенных квадратными накладками в средних частях. Рога-ритоны в славянском язычестве имели ритуальное значение, были атрибутами языческих богов и использовались на княжеских пирах.
Оковка меньшего рога орнаментирована растительным узором. На оковке другого ритона вычеканен фриз из разнообразных чудовищ, птиц и людей. Б. А. Рыбаков сопоставил это изображение с черниговской былиной об Иване Годиновиче и утверждал, что оно является иллюстрацией былинного сюжета. В научной литературе высказаны и иные толкования этой композиции.[1008]
Ещё Н. П. Кондаков писал о совмещении восточных (постсасанидских) и византийских мотивов в орнаментальном стиле турьих рогов из Черной Могилы. На то же обращал внимание Б. А. Рыбаков. Венгерский археолог Д. Ласло видел в тератологическом мотиве переплетения чудовищ элемент скандинавского искусства.[1009] Согласно Р. С. Орлову, орнаментальные мотивы оковок ритонов принадлежат к «среднеднепровской школе», мастера которой продолжали степные традиции, в том числе хазарские.[1010] Очевидно, дружинное искусство Древней Руси было таким же сложным образованием, как и сама древнерусская дружина.
В Чёрной Могиле были погребены представители древнерусской дружины, все попытки определить их этнос обречены на неудачу. Дружинное сословие Руси X в. — новообразование, культура которого синтезировала в себе и славянские, и скандинавские, и финские, и степные (хазарско-венгерские) элементы. Согласно Б. А. Рыбакову, в кургане Чёрная Могила был похоронен не просто знатный и богатый человек, а князь, поскольку среди сопровождающего инвентаря были не только оружие и доспехи, но и предметы, связанные с языческим культом. Сочетать же обязанности воина и жреца мог только князь.
В другом черниговском кургане, известном под названием Гульбище, был погребен один из военачальников дружины. На остатках погребального костра были найдены меч, шлем, щит, два копья, стрела, обломок топора, две пары стремян и другое. Вместе с воином была сожжена женщина. После ее кремации сохранилось несколько стеклянных бус. Кроме того, обнаружены около двух сотен слитков стекла, серебра и золота. На кострище найден диохем конца IX в., поэтому курган был датирован исследователями началом X в.
В 18 км от Чернигова ниже по Десне находится еще одно крупное дружинное кладбище X — начала XI в. — Шестовицы.[1011] Часть его составляют курганы с небогатыми захоронениями. Заметно выделяются насыпи с погребениями, сопровождаемыми предметами вооружения и разнообразным инвентарем. В обрядности и вещевых материалах выявляются следы имущественной и социальной дифференциации дружинного сословия, отражающей в какой-то степени иерархию зарождающегося феодального общества Руси. Предметы скандинавских типов, срубные гробницы и погребения с конями говорят о неоднородном этническом составе древнерусского дружинного сословия. Безусловно, в составе шестовицкой дружины были славяне — выходцы из разных племен, варяги и, вероятно, представители степного мира. Дружинная культура X в. снивелировала все этническое многообразие.
Курганные погребения дружинников имеются и в других местностях славянского расселения, в том числе в некрополях Киева, Пскова и других ранних древнерусских городов.
Древнерусское дружинное сословие в X в. создало собственную единообразную культуру, во многом отличную от культур земледельческого населения восточнославянского ареала. Это сословие объединило разные по происхождению этнические компоненты: славян разных племенных образований, представителей финских и тюркских (на юге, возможно, и ираноязычных) племен, а также выходцев из Скандинавии — варягов русских летописей. Дружинная культура впитала в себя как славянское наследие, так и восточные, нордические и византийские элементы. Оружие, снаряжение всадника и коня и украшения дружинной культуры носили не этническую окраску, а межэтнический характер. Таковыми в условиях становления дружинной культуры оказывались и многие бытовые предметы.
Древнерусская дружина была крупным надплеменным образованием, сформировавшимся из разноэтнического населения. Это был значительный шаг, импульсировавший этноязыковое объединение разноплеменного славянства, заселившего широкие просторы Восточно-Европейской равнины.
Формирование единой дружинной культуры стало мощным консолидирующим явлением в постепенном создании общности культуры и языка славянского населения Древней Руси. Древнерусская дружина требовала постоянного пополнения и пополнялась выходцами из регионов различных племенных образований восточноевропейских славян. Прослужив по нескольку лет в единой культурной среде, дружинники возвращались в свои родные места уже не кривичами, северянами, хорватами или мерей, а русами. Судя по письменным источникам, в военных походах вместе со сформировавшейся русской дружиной участвовали племенные ополчения, что в некоторой степени также способствовало стиранию этноплеменных граней славянства Восточной Европы.
Великокняжеская дружина в X — первой половине XI в. была основным элементом государственного управления на Руси. Дружина активно включалась в различные социально-политические системы, создавая структуру государственного управления и заменяя княжеской администрацией прежние органы самоуправления племенных княжений. Дружина участвовала в сборах подати и осуществляла местную судебную власть. Все это, несомненно, сыграло действенную роль в интеграционных процессах в условиях становления древнерусской народности.
Определенная роль в консолидации славянского населения Восточно-Европейской равнины принадлежит и развивающимся торговым связям. Во второй половине IX–X в. доминировала международная торговля, в которой самое активное участие принимали воины-дружинники. Для этого времени характерна фигура купца, который без труда превращался в воина и отправлялся в далекий поход с целью более легкой наживы. Судя по курганным материалам Руси и Скандинавии, основными атрибутами купцов были миниатюрные складные весы и гирьки для взвешивания серебра. Наряду с ними в таких погребениях нередки мечи, копья, боевые топоры. По подсчетам В. Б. Перхавко, 34 % древнерусских курганных захоронений с торговым инвентарем сопровождались предметами вооружения.[1012]
Захоронения купцов-воинов конца IX–X в. обнаружены исключительно в дружинных курганных могильниках. Так, в Гнездове бронзовые весы и гирьки встречены в шестидесяти четырех курганах, в Тимеренском могильнике — в тридцати трех из четырехсот шестидесяти исследованных. Такое же соотношение купеческих погребений выявляется и по материалам Шестовицкого некрополя. Таким образом, не менее 6–7 % обитателей нерядовых поселений, расположенных в ключевых пунктах па магистральных водных путях — важнейших коммуникациях X в., — были причастны к операциям по взвешиванию. Это, конечно, отчасти могли быть и дружинники — сборщики княжеской дани, но она собиралась преимущественно натурой и не требовала инструментов для взвешивания.
Зарождающееся купеческое сословие, как и дружинное, формировалось из представителей разных племенных образований славянства Восточной Европы, выходцев из Скандинавии, финно-угорского и балтского миров. Племенные черты торгового люда активно нивелировались, формировалась единая этноязыковая среда. Находясь в постоянном общении и перемещениях, представители купечества, как, впрочем, и сборщики княжеской дани, по мере развития внутренней торговли в немалой степени способствовали объединительной тенденции славянского населения Древней Руси.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.