Глава I Присяга казаков на верность службы царю
Глава I
Присяга казаков на верность службы царю
Систематическое и многолетнее стремление московского правительства наложить на донское казачество свою властную руку вызвало бунт Разина. Среда, эпохи родят героев. Разин только выразитель своей эпохи. К этому давно готовилось, этого давно ожидало все боевое казачество, любившее свою казацкую свободу, свои вольности, но только не знало, с какой стороны начать. Разин показал путь. Боевая масса пошла за ним, как за своим вождем. Клич Разина на Волге о правах русского крестьянства, о попранных правах человека упал на благодатную почву, — это было давнишнее чаяние русского трудящегося люда. Разин принес себя в жертву этой идее. Уже закованный в тяжелые «освященныя» цепи, Разин говорил: «Пусть видит весь народ крещеный, что за него я голову сложил{330}. Пусть там меня (в Москве) казнят, пусть колесуют, пусть тризну справят надо мной, упьются кровью пусть казацкой под стон народный, но уж погибнуть не должно в народе сделанное мною. Не мог я дело совершить, пусть сделает другой, не тот, так третий… А на Дону… и вспомнят все тогда меня, Степана Разина, донского казака, и клич его казацкий боевой, когда их подлый дьяк, как стадо, перепишет и целованием креста на верность приведет»…
И действительно, пророчества Разина скоро сбылись. Усмирение бунта его стоило более ста тысяч человеческих жертв. Торжествующее московское самодержавие не жалело народной крови. Правящая Москва праздновала тризну над остатками трупа свободолюбивого донца. И виновники этого торжества — войсковой атаман Корнила Яковлев, старшина Родион Осипов, Михайла Самаренин и др. были «потчиваемы» романеей за царским столом «с большим удовольством» и получали от бояр инструкции для приведения всех атаманов, есаулов и казаков на верность службы к присяге. Им и полковнику Григорию Косагову с дьяком Андреем Богдановым, кроме того, поручалось объявить царскую милость всему войску Донскому за доставление в Москву Разина и за истребление его сообщников, также уверить войско о всеобщем прощении и настаивать о скорейшей посылке казаков в Астрахань, где свирепствовал Васька Ус. Косагов и дьяк с казачьей станицей прибыли в Черкаск 24 августа 1671 г. Собрался унылый казачий круг. Косагов «по наказу» объявил царскую милость. Многие облегченно вздохнули; но лишь только он заговорил о присяге, круг пришел в смущение. «Мы рады служить государю без крестного целования, — говорили многие из казаков, — и нам присягать не для чего». Волнение продолжалось четыре дня. На круге присутствовали, большею частью, казаки черкасских станиц и низовых городков; верховые отсутствовали. Наконец, после долгих споров и пререканий с послом, позволявшим грозить царским гневом, домовитые казаки и старшины взяли верх и постановили присягнуть на верность службы государю; «если же кто не учинит присяги, того казнить смертию, а имущество грабить»{331}.
Присяга произведена была на майдане, близ собора, в присутствии Косагова, а дьяк Богданов вписывал присягнувших в присланную из Посольского приказа книгу; другая книга была оставлена послом в войске для внесения в нее имен тех казаков, которые впредь придут служить в войско (из ослушных) и всех тех, кои родятся на Дону и достигнут совершеннолетия{332}.
Главные статьи присяги заключались в следующем: «чтобы старшинам и казакам все могущие возникнуть возмущения и тайные заговоры противу государя и отечества в тож время укрощать, главных заговорщиков присылать в Москву, а их сторонников по войсковому праву казнить смертью; если же кто из них в нарушение этой присяги, изменяя государству и отечеству, начнет ссылаться с неприятелями своего отечества или с поляками, немцами или татарами, с таковыми предателями, не щадя жизни своей, сражаться, самим к таковым злоумышленникам не приставать и даже не помышлять о том; с калмыками дальнейших сношений не иметь, кроме увещаний служить с казаками вместе; скопом и заговором ни на кого не приходить; никого не грабить и не убивать и во всех делах ни на кого ложно не показывать. На здравие государя и всей его царской фамилии не посягать и кроме его величества государя, царя и великого князя Алексея Михайловича и всея России самодержца, другого государя, польского, литовского, немецкого и из других земель царей и королей или принцов иноземных и российских на царство всероссийское никого не призывать и не желать, а ежели услышат или узнают на государя и всю его царскую фамилию скоп или заговор или другой какой умысел, возникший у россиян или у иноземцев, и с такими злоумышленниками, не щадя жизни своей, биться»{333}.
Дав такое, хотя и вынужденное клятвенное обещание, с целованием креста, этой, по выражению самих казаков, «страсти Христовой», Донское войско подпало под влияние московского правительства и, как народ прямой, непосредственный и честный и при том искренне религиозный, старалось по мере сил выполнять принятые на себя обязательства. Всякое малейшее нарушение данной клятвы, даже в отдельных случаях, считало великим преступлением, позором для всего войска. Эту черту характера казачества Москва своевременно усчитала и использовала в своих интересах. До внутреннего управления войска и его своеобразного уклада жизни она пока еще не касалась.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.