Стратегия 3 НЕ ТЕРЯЙ ГОЛОВЫ В СУМЯТИЦЕ СОБЫТИЙ: СТРАТЕГИЯ УРАВНОВЕШЕННОСТИ

Стратегия 3 НЕ ТЕРЯЙ ГОЛОВЫ В СУМЯТИЦЕ СОБЫТИЙ: СТРАТЕГИЯ УРАВНОВЕШЕННОСТИ

Порой в разгар сражения можно утратить равновесие и пасть духом. Слишком со многим вам приходится сталкиваться одновременно — неожиданные промахи и неудачи, сомнения и критика ваших же собственных союзников. Есть риск, что вас захлестнут эмоции, вы не сможете совладать со страхом, подавленностью или разочарованием. Но для вас жизненно важно сохранять присутствие духа и ясность мысли в любых обстоятельствах. В такой момент следует активно противиться возникающим чувствам, не пойти у них на поводу — сохраняйте решимость, уверенность и настойчивость, какой бы удар вам не нанесли. Пусть невзгоды лишь укрепляют ваш дух. Научитесь отстраняться от хаоса на поле сражения. Пусть другие теряют головы; ваше хладнокровие и присутствие духа помогут не поддаваться их влиянию и не отступать от намеченной цели.

ТАКТИКА ПОВЫШЕННОЙ АГРЕССИВНОСТИ Вице-адмирал Горацио Нельсон (1758–1805) повидал в своей жизни всякое. Он потерял правый глаз во время осады Кальви, а в сражении при Санта-Крус лишился правой руки. В 1797 году он разбил испанцев у мыса Сан-Висенти, а годом позже расстроил египетскую кампанию Наполеона, разгромив его флот на Ниле в битве при Абукире. Но ни злосчастья, ни славные победы не подготовили вице-адмирала к тем проблемам, которыми озадачили его сослуживцы по британскому флоту, когда в феврале 1801 года возникла необходимость разрешить конфликт с датчанами.

Разумеется, Нельсону, прославленному герою Британии, было бы естественно доверить командование флотом. Но вместо этого адмиралтейство предпочло остановить выбор на сэре Гайде Паркере, а Нельсона поставить его заместителем. Этот конфликт был не совсем обычным, если не сказать деликатным: целью его было принудить непокорную Данию согласиться с британским эмбарго на поставку военных товаров во Францию. Нельсон, возмущенный до крайности, был близок к тому, чтобы утратить свое прославленное самообладание. Вице-адмирал ненавидел Наполеона, и существовала опасность, что он зайдет с датчанами слишком далеко, а это уже было чревато дипломатическим фиаско. Сэр Паркер был старше Нельсона — уравновешенный, спокойный человек, способный выполнить поручение, не выходя за его рамки.

Нельсон подавил самолюбие и принял назначение, но ему виделись серьезные осложнения в будущем. Он знал, что время в данной ситуации играет важнейшую роль — чем скорее выступит флот, тем меньше шансов, что датчане успеют организовать оборону. Корабли стояли под парусами, но торопиться было не в обычае Паркера. Проволочки возмущали Нельсона, он не мог усидеть без дела: пересматривал отчеты разведки, изучал карты и в итоге разработал детальный план сражения. Он писал Паркеру, торопя его, чтобы не упустить инициативу. Но Паркер игнорировал все обращения.

Наконец 11 марта британский флот выступил. Однако, вместо того чтобы направиться прямо к Копенгагену, Паркер приказал встать судам на якорь севернее городского порта и собрал капитанов на совещание. Согласно отчетам разведки, датчане потрудились над обороной своего города, возвели на подступах к Копенгагену оборонительные укрепления, объяснил он. Корабли, стоящие в порту, форты на севере и юге, а также передвижные артиллерийские батареи, способные поразить британский флот на воде. Можно ли противостоять этому и не понести чудовищные потери? К тому же лоцманы, хорошо знающие море вокруг Копенгагена, утверждали, что здешние воды опасны, полны песчаных отмелей, да и ветра в этих краях коварны. Преодолевать все препятствия под огнем артиллерии — стоит ли игра свеч? Учитывая все сложности, не проще ли попытаться выманить датский флот и сразиться с ним в открытом море?

Нельсону с трудом удавалось держать себя в руках. Наконец он вскочил и зашагал по кают-компании, взмахивая культей в такт своим словам. Ни одну войну, говорил он, еще не выиграли ожиданием. Оборона датчан может показаться устрашающей только младенцам в военном деле, но он еще несколько недель назад разработал план: он мог бы атаковать с юга, откуда легче всего подойти, а тем временем Паркер с резервными силами останется севернее порта. Корабли Нельсона достаточно подвижны, чтобы отвлечь на себя датскую артиллерию. Он изучил карты: отмели не представляют серьезной опасности. Что же касается ветров, то сейчас важнее атаковать, а не сетовать насчет них.

Речь Нельсона придала капитанам сил. Он был не в пример более красноречивым оратором, а его уверенность оказалась заразительной. Даже сам Паркер оказался под впечатлением, и план приняли.

На следующий день корабли Нельсона двинулись на Копенгаген, началось сражение. Датские пушки, стрелявшие по британским кораблям с близкого расстояния, нанесли серьезный ущерб. Нельсон расхаживал по палубе своего парусника «Слон», подгоняя команду. Он был в сильном волнении, доходящем до экстаза. Один из выстрелов попал в грот-мачту, совсем рядом с ним. «Дело опасное, этот денек может оказаться для всех нас последним, — сказал он полковнику, когда взрывной волной его чуть не сбило с ног, — но поверьте, ни за какие деньги я не согласился бы сейчас оказаться в другом месте».

Паркер следил за битвой с севера. Теперь он горько сожалел о том, что согласился принять план Нельсона; он был ответственным за кампанию, поражение могло стоить ему карьеры. За четыре часа ожесточенной перестрелки Паркер понял: флот терпит поражение, не добившись ни малейшего преимущества. Нельсон просто не знает, когда начать отступление, и Паркер решил, что настало время выбросить флаг 39 — сигнал к отходу кораблей. Первые корабли, увидевшие его, должны были передать сигнал дальше по линии. Капитанам ничего не оставалось делать, как выполнять приказ, то есть отступать. Битва была закончена.

Когда сигнал заметили на «Слоне», лейтенант сообщил о нем Нельсону. Вице-адмирал проигнорировал это известие. Продолжая наносить удары, прорывающие оборону датчан, он в конце концов окликнул офицера: «Номер шестнадцатый все еще поднят?» Флаг под номером 16 был его собственным сигналом, он означал «Вступить в ближний бой с противником». Офицер подтвердил, что флаг все еще наверху. «Позаботьтесь, чтобы так и было», — приказал Нельсон. Спустя несколько минут, заметив, что флаг Паркера по-прежнему полощется на ветру, Нельсон повернулся к своему сигнальщику: «Вы ведь знаете, Фоули, у меня только один глаз — так что я имею право иногда побыть слепым». И, приставив подзорную трубу к черной повязке, он спокойно продолжил: «Я не вижу никакого сигнала».

Разрываясь между необходимостью повиноваться сэру Паркеру и выполнять приказы вице-адмирала, офицеры на прочих судах все же встали на сторону Нельсона, хотя и сознавали, чем им грозит неудача. Но вскоре оборону датчан удалось прорвать; несколько судов, стоявших на якоре в порту, были взяты на абордаж, артиллерийский огонь начал угасать. Менее чем через час после того, как Паркер отдал приказ к отступлению, датчане сдались.

На следующий день Паркер немногословно поздравил Нельсона с победой. О его неподчинении приказу он упоминать не стал. Паркеру хотелось, чтобы весь этот эпизод, включая его малодушие и злополучный приказ, были как можно скорее забыты.

ТОЛКОВАНИЕ Поставив на сэра Паркера, адмиралтейство сделало типичнейшую для военного дела ошибку: ведение боевых действий было поручено человеку методичному и аккуратному. Подобные люди могут казаться спокойными, уравновешенными, даже сильными в мирные времена, но за их умением держать себя в руках нередко скрывается слабость; они потому и продумывают все так тщательно, что страшно боятся ошибиться, опасаются последствий, которыми это может грозить им лично и их карьере. Это всплывает, только если подобный человек окажется в боевых условиях. И вот тут внезапно оказывается, что он не в состоянии принять решение. Ему повсюду видятся проблемы и сложности, а малейшая неудача способна выбить из седла. Он медлит не благодаря выдержке, а от страха. Подобные моменты колебания и промедления оказываются роковыми.

Горацио Нельсон руководствовался в жизни и в войне принципом, противоположным этому. От природы некрепкий, хрупкий, он компенсировал свою физическую слабость непреклонной волей и решимостью. Эти качества ему удалось развить в себе до такой степени, что никто из окружающих не мог с ним в этом сравниться.

В каждом бою он совершенствовал их, оттачивал напористость и агрессивность. Другие командиры заранее опасались неудач, провалов, нервничали из-за того, каким будет направление ветра, произойдут ли изменения во вражеских позициях, а он в это время все внимание концентрировал на разработке плана. Никто перед сражением не обдумывал все более скрупулезно и не изучал противника так глубоко и всесторонне, как Нельсон. (Эта осведомленность и помогла ему почувствовать, что неприятель вот-вот дрогнет.) Но начиналась баталия, и он мгновенно отбрасывал колебания и осторожность.

Самообладание — это своего рода противовес внутренней слабости. Из-за склонности поддаваться эмоциям мы можем в разгар боя разнервничаться и перестать ориентироваться в происходящем. Величайшая наша слабость — уныние; мы падаем духом и, как следствие, начинаем проявлять преувеличенную осмотрительность. Осторожничать — не то, что нам нужно; это лишь отражение нашей бесконфликтности, боязни столкновений, страха совершить ошибку. Что нам действительно требуется, так это удвоенная решимость. Укрепляйте уверенность себе, и она послужит вам противовесом.

В моменты смятения и беспокойства необходимо принуждать себя быть решительным. Призовите на помощь агрессивную энергию — это поможет справиться с избыточной осторожностью и инертностью. Любые ошибки, которые вы докаете, можно исправить, если действовать энергично и инициативно. Осторожность потребуется вам только для предварительной подготовки, но если битва началась, очистите ум от сомнений. Не слушайте тех, кто, спасовав перед неудачами, трубит сигнал к отступлению. Осваивайте наступательный стиль. Атакуйте, и воинственный дух поможет вам довести дело до конца.

Впечатления чувств сильнее представлений разумного расчета… Даже тот, кто сам наметил план, но видит все собственными глазами, легко сбивается со своего первоначального мнения… Его прежнее убеждение подтвердится при дальнейшем развертывании событий, когда кулисы, выдвигаемые судьбой на авансцену войны, с их густо намалеванными образами различных опасностей, отодвинутся назад и горизонт расширится. Это — одна из великих пропастей, отделяющих составление плана от его выполнения.

—Карл фон Клаузевиц (1780–1831)

ТАКТИКА БЕССТРАСТНОГО БУДДЫ У тех, кто впервые наблюдал, как кинорежиссер Альфред Хичкок (1899–1980) работает над фильмом, это зрелище вызывало сильнейшее удивление. Большинство режиссеров — настоящие сгустки энергии, они кричат на съемочную группу, рычат, швыряют приказы направо и налево. Иное дело Хичкок — он спокойно сидел в своем кресле, полуприкрыв глаза, словно дремал. Актер Фарли Грэджер участвовал в съемках фильма «Незнакомцы в поезде» в 1951 году. Решив, что такое поведение Хичкока означает, что тот сердится или чемто огорчен, он спросил режиссера, в чем дело. «О, — сонно отвечал Хичкок, — мне ужасно скучно». Жалобы членов съемочной группы, капризы актеров — ничто не выводило его из этого состояния; он только позевывал, поудобнее усаживаясь в кресле, и игнорировал любую проблему. «Хичкок… казалось, вообще нами не руководил, — вспоминает актриса Маргарет Локвуд. — Со своей загадочной полуулыбкой на лице он казался отрешенным от мира, как Будда».

Коллегам Хичкока невозможно было понять, как это человек, снимающий настолько шокирующие фильмы, может оставаться спокойным и отстраненным. Одни полагали, что он наделен темпераментом флегматика от природы, — и в самом деле, в нем сквозило явное бесстрастие. Другие думали, что это уловка, напускное. Но мало кто догадывался об истине: прежде чем приступить к работе над фильмом, Хичкок тщательно готовился к съемкам, он настолько внимательно и скрупулезно обдумывал каждую деталь, что процесс мог пойти только так, как было запланировано режиссером, и не иначе. Он полностью владел ситуацией: никто и ничто — ни истеричные актрисы, ни впавший в панику художник-постановщик, ни продюсер, желающий что-то изменить на ходу, — не могло вывести его из себя или нарушить его планы. Подготовив и просчитав все заранее, он знал, что теперь его детище в полной безопасности, и мог позволить себе дремать в кресле.

Работа начиналась с проработки сценарной идеи. Лежало ли в основе литературное произведение или идея принадлежала самому Хичкоку, но он с самого начала представлял себе фильм настолько отчетливо, словно в голове включался кинопроектор. Затем он назначал встречу сценаристу, и тот вскоре понимал, что эта работа не похожа на то, что ему приходилось делать раньше. Вместо того чтобы работать как обычно, то есть взять полусырые идеи режиссера и превратить их в литературное произведение, сценаристу предлагалось просто записывать за Хичкоком, фиксировать на бумаге готовые образы и мысли, рожденные в воображении мастера. Сценаристу предстояло облечь персонажей в плоть и кровь и, разумеется, сочинить диалоги, но не более того. Когда Хичкок впервые встретился со сценаристом Сэмюэлем Тейлором и они начали работу над сценарием к фильму «Головокружение» (1958), описания некоторых эпизодов были настолько живыми и яркими, словно речь шла о реальных переживаниях или, возможно, о чем-то, что он видел во сне. Такая полнота видения не оставляла пространства для творческого конфликта или расхождений. Для Тейлора вскоре стало очевидно, что, хотя он и делал литературную работу, сценарий все же оставался детищем Хичкока.

Когда работа над сценарием подходила к концу, Хичкок начинал перерабатывать его в детальнейшую режиссерскую раскадровку. Освещение, расположение камеры, общий план, расстановка и движение актеров в кадре, размер и расположение декораций — все было расписано скрупулезно, до мелочей. Многие режиссеры оставляют себе свободу, снимая, например, эпизод с нескольких точек, чтобы при монтаже было больше материала для работы. Но не таков был Хичкок: он, по сути дела, решал буквально все уже на этапе режиссерского сценария. Он точно знал, чего хочет, и записывал каждую деталь. Если продюсер или актер пытались добавить или изменить что-то в сцене, Хичкок держался с ними преувеличенно любезно — даже мог сделать вид, что прислушивается и соглашается, — но на самом деле оставался совершенно равнодушным, не вникая в то, что ему говорят.

Не было ни малейшего шанса, что случится что-то непредвиденное, что может воспрепятствовать или вмешаться в ход съемок. Когда дело доходило до сооружения декораций (довольно сложных, как, например, для фильма «Окно во двор»), Хичкок предоставлял художнику точные чертежи, компоновочные планы, невероятно подробные списки реквизита. Он отслеживал постройку декораций, входя во все детали. Особое внимание он проявлял к костюмам исполнительниц главных женских ролей.

Эдит Хед, работавшая костюмером на многих хичкоковских фильмах, включая «В случае убийства набирайте М» (1954), рассказывала: «У него имелись свои соображения по поводу расцветки, стиля, фасона каждого платья, и он был абсолютно уверен в правильности всего, что делает. В одной сцене Грейс Келли виделась ему в бледно-зеленом, в другой — в белом шифоне, в третьей — в золоте. Он и впрямь добивался в студии воплощения своих видений». Когда в «Головокружении» актриса Ким Новак отказывалась надеть серый костюм в одной из сцен, мотивируя это тем, что цвет ее бледнит, Хичкок пояснил: ему нужно, чтобы она казалась загадочной, таинственной, призрачной, словно только что вышедшей из сан-францисского тумана. Могла ли она что-то возразить на такой довод? Она надела костюм.

Актеры Хичкока находили, что работать с ним хотя и странно, но приятно. Кое-кто из звезд — Джозеф Коттен, Грейс Келли, Гэри Грант, Ингрид Бергман — признавались, что работать с Хичкоком было проще, чем с каким бы то ни было другим режиссером: его невозмутимость завораживала, и, поскольку фильмы были так тщательно заранее продуманы им, и продуманы так тщательно, что актеры в той или иной сцене мало что могли изменить, можно было не нервничать. Все шло гладко и четко, как отлаженный часовой механизм. Начиная работу над фильмом «Человек, который слишком много знал» (1956), Джеймс Стюарт сказал актерам: «Мы с вами в руках мастера. У него есть чему поучиться. Просто делайте все, как он говорит, и все будет в полном порядке».

Когда Хичкок занимал свое место на съемочной площадке, спокойный и расслабленный, словно погруженный в полудрему, исполнители и съемочная группа видели лишь крошечную часть всего замысла, каждому была приоткрыта лишь его собственная роль. Они понятия не имели о том, насколько точно все соответствует представлениям режиссера. Когда Тейлор впервые увидел «Головокружение», у него было чувство, что он видит сон другого человека, настолько точно фильм воспроизводил то, что описывал ему Хичкок несколькими месяцами раньше.

ТОЛКОВАНИЕ

Первый фильм, в котором Хичкок выступил режиссером, был «Сад наслаждений», немая лента, снятая в 1925 году. Работа над фильмом шла вкривь и вкось, со всеми проблемами и осложнениями, которые только можно вообразить. Хичкок между тем ненавидел хаос и беспорядок, непредвиденные обстоятельства, нервозные участники съемок, любые сбои выводили его из равновесия, вызывая настоящие страдания. С той поры он решил, что отныне будет относиться к процессу создания фильма, как к военной операции. Он не даст режиссерам, актерам, съемочной группе ни малейшего шанса вмешаться в то, что он хочет сотворить. Он постигал один за другим все этапы кинопроизводства: осваивал создание декораций, освещение, вникал во все технические детали устройства камер и объективов, обучался монтажу, озвучиванию. Он прошел все ступеньки, все стадии производства фильма. Ничто не должно было встать между его планами и их достижением.

Возможно, подобная заблаговременная подготовка, как у Хичкока, не кажется вам проявлением самообладания и присутствия духа. На самом деле перед вами — истинный апофеоз этих качеств, за которым стоит способность принять вызов и вступить в битву (в случае с Хичкоком — начать работу над фильмом) хладнокровно и в полной боевой готовности. Неудачи могут случаться, но вы их предвидите, обдумываете альтернативы — и вы во всеоружии. Вас никогда не застигнут врасплох, если хорошо подготовиться. Когда коллеги одолевают вас сомнениями, тревожными расспросами и скороспелыми идеями, кивайте и делайте вид, что слушаете — а сами игнорируйте их и делайте всё по-своему. Вы всё просчитали заранее. А ваше спокойствие будет вселять уверенность в окружающих и, в свою очередь, помогать им справляться с трудностями.

Нет ничего проще, чем выходить из себя по каждому поводу в разгар сражения, когда без конца отвлекают, то спрашивая, то указывая вам, что делать и как поступить. На вас давит такой груз важнейших проблем, что не мудрено забыть, к какой, собственно, цели вы стремились; как-то само собой вдруг оказывается, что вы потеряли направление, не можете разглядеть леса из-за деревьев. Важно понимать: самообладание есть не что иное, как способность отделять себя от всей этой кутерьмы, охватывать все поле сражения и четко видеть всю картину. Все великие полководцы обладают этой способностью. И вот это мировосприятие вы сможете приобрести, если как следует заранее подготовитесь, обдумав и преду- смотрев все до мельчайших деталей. Пусть люди думают, что невозмутимость Будды вы черпаете из каких-то таинственных источников. Чем меньше они понимают вас, тем лучше.

Ради любви Господа, соберитесь и не смотрите на происходящее так мрачно: первый шаг к отступлению производит на армию удручающее впечатление, второй шаг опасен, а третий может стать роковым.

—Фридрих Великий (1712–1786), в письме своему генералу

КЛЮЧИ К ВОЕННЫМ ДЕЙСТВИЯМ Мы, люди, привыкли считать себя мыслящими существами. Мы воображаем, что от животных нас отличает способность думать и рассуждать. Однако это верно лишь отчасти: в такой же мере нас отличает от животных и способность смеяться, плакать, переживать самые разные чувства. Мы, по сути дела, существа эмоциональные не в меньшей степени, чем мыслящие. Нам нравится считать, будто разум и рассудительность помогают нам управлять своими чувствами, но на самом деле нередко именно чувства, которые мы испытываем в данный момент, определяют наше поведение.

Иллюзию собственной рациональности нам помогает поддерживать ежедневная рутина. В привычной веренице дел легко удается сохранять спокойствие, и мы думаем, что у нас всё под контролем. Но стоит любому из нас оказаться в неблагоприятной ситуации, и вся рациональность мгновенно улетучивается, мы буквально прогибаемся под грузом тревоги, раздражения, смятения. В такие моменты становится особенно ясно видно, насколько же мы эмоциональны: нападение — ожидаемое ли, от врага, или неожиданное, от своего, — вызывает у нас чувство гнева, грусти, возмущения изменой. Лишь колоссальным усилием воли мы заставляем себя рассуждать, обдумывать происходящее и реагировать рационально — и редко когда нам удается сохранить эту рассудительность, если за первой атакой следует вторая.

Важно понимать: наш разум слабее наших чувств. Но вы ощущаете эту слабость только в критические моменты — как раз в то время, когда так нужна сила. Ни познания, ни сила интеллекта не помогут вам справиться с этим и взять себя в руки в трудный момент битвы. Внутренняя дисциплина и хладнокровие — только это позволит вам собраться и не утратить способность трезво рассуждать.

Никто не в силах обучить вас этому: для приобретения таких навыков недостаточно просто прочитать о них. Как и любую дисциплину, их можно выработать только через практику, опыт, в каком-то смысле даже через страдание. Первый шаг в выработке невозмутимости и самообладания — осознание необходимости этих качеств. Чтобы захотеть работать над ними, нужно очень сильно захотеть ими обладать. Исторические персонажи, которые прославились силой духа — Александр Македонский, Улисс Симпсон Грант, Уинстон Черчилль, — приобрели его, преодолевая невзгоды, ошибаясь и оступаясь. На них лежала ответственность, и ничего не оставалось, как развивать в себе эти качества или погибнуть. Хотя все эти люди были щедро наделены от природы незаурядной стойкостью и хладнокровием, им все же пришлось немало потрудиться, чтобы развить ее и претворить в истинную силу духа.

Предложения, изложенные ниже, основаны на их опыте, на их победах, добытых нелегким трудом. Подумайте о том, чтобы попрактиковаться в указанном направлении. Это хорошие упражнения, чтобы закалить свой разум, каждое из них — своего рода противовес необоримой силе эмоций.

Не уклоняйся от конфликта. Джордж С. Паттон происходил из известнейшего в Америке рода, прославленного своими военными, — среди его предков были полковники и генералы, сражавшиеся и погибшие в битвах американской революции и Гражданской войны. Воспитанный на рассказах об их героизме, он избрал карьеру военного. Но Паттон был при этом весьма чувствительным молодым человеком, и его мучило одно опасение: что, если в бою он струсит, опозорив честное имя семьи.

Впервые Паттону пришлось вступить в бой, когда ему было тридцать два года. Произошло это в 1918 году во время союзнической наступательной операции при Аргонне в ходе Первой мировой войны. Он командовал дивизией. В какойто момент ему удалось обеспечить прорыв группы американских пехотинцев, которые в результате сумели оказаться на вершине холма с видом на ключевую стратегическую позицию. Однако огонь немецких пулеметов был так силен, что они не могли покинуть укрытия. Вскоре стало ясно, что пехотинцы оказались в ловушке: при попытке отступить они попадают под обстрел с обеих сторон холма, при попытке прорваться вперед выскочат прямиком на германские пулеметы.

ЕСЛИ уж гибель все равно неизбежна, как показалось Паттону, то лучше умирать в наступлении. Но в ту самую минуту, когда он должен был поднять солдат в атаку, он внезапно ощутил сильнейший приступ ужаса. Его затрясло, ноги стали ватными. Глубинные страхи оправдывались, он струсил!

В этот миг Паттона, глядевшего в тоске на облака позади германских батарей, посетило видение. Он явственно увидел своих прославленных предков-воинов — одетые в мундиры каждый своего времени, они сурово взирали на него. Казалось, они призывают его присоединиться к ним — к мертвым героям разных войн. Поразительно, но вид этих людей подействовал на молодого Паттона успокаивающе: обращаясь к солдатам, он воскликнул: «Вот и пришло время погибнуть еще одному Паттону!» Ноги его вновь окрепли, он выпрямился и пошел прямо на немецкие пулеметы. Почти сразу же он упал, раненный в бедро. Однако рана не была смертельной, он остался жить. Главное же — он пережил этот бой.

С той поры, даже став генералом, Паттон считал для себя важным бывать на передовой, нередко он рисковал при этом жизнью, словно специально подвергая себя опасности. Он проверял себя снова и снова. Видение предков в военных мундирах всегда было для него важнейшим побуждением, вызовом его чести. С каждым разом ему было все проще преодолевать свои страхи. Его подчиненным и другим генералам казалось, что нет в армии более отважного и хладнокровного человека, чем Паттон. Им было невдомек, каких волевых усилий стоила ему отвага.

История Паттона учит нас двум вещам. Первое, уж лучше встретить свои страхи лицом к лицу, чем отмахиваться от них или загонять вглубь. Страх — чувство самое разрушительное, он губителен для хладнокровия. В присутствии же неизвестной опасности он только растет и укрепляется, и в нашем воспаленном воображении рисуются самые дикие картины. Сознательно помещая себя в такие условия или ситуации, в которых вам придется столкнуться со страхом, вы сумеете с ним свыкнуться, и, как следствие, острая тревога перестанет вас мучить. Чувство, что вы преодолели глубоко укоренившийся страх, придаст вам уверенности и твердости. Чем больше конфликтов и трудных ситуаций вы сумеете одолеть, тем крепче и закаленнее будет ваша воля.

Второе, чему учит нас опыт Паттона, так это тому, насколько вдохновляющими могут быть достоинство и честь. Поддаваясь страху, теряя присутствие духа, вы бесчестите не только себя, подмачивая собственный имидж и репутацию, но и свою семью, коллектив, организацию. Вы предаете дух товарищества. Будучи главой пусть даже совсем маленькой группы людей, вы должны осознавать важную вещь: люди смотрят на вас, оценивают вас, зависят от вас. Если вы дрогнете, утратите самообладание, вам будет неизмеримо труднее жить в согласии с самим собой.

Не теряй уверенности в себе. Нет ничего хуже, чем чувствовать свою зависимость от окружающих. Зависимость делает вас уязвимым, открытым для всевозможных негативных чувств — разочарования, досады, неудовлетворения, ощущения, что вас предали, — и тем самым выводит вас из душевного равновесия.

В начале американской Гражданской войны генерал Улисс Симпсон Грант, командующий армией северян, чувствовал, что теряет свой авторитет. Подчиненные передавали ему размытую информацию о местности, где велись боевые действия; офицеры не утруждались точным выполнением его приказов, генералы подвергали его планы критике. Грант по натуре был стоиком, но потеря контроля над вверенными ему войсками привела к тому, что он утратил власть и над самим собой — генерал начал пить.

Грант извлек из происходящего поучительный урок и применил его во время Виксбергской кампании 1862–1863 годов. Теперь он лично знакомился с боевыми позициями. Он сам проверял донесения разведки и точнее формулировал свои распоряжения, чтобы у офицеров не оставалось лазеек увильнуть от их исполнения. Приняв решение, Грант игнорировал сомнения прочих генералов, доверяя только собственному мнению. Чтобы добиться успеха, ему прежде всего надо было утвердиться в вере в себя. Чувство беспомощности исчезло, а вместе с ним и тревоги, которые подтачивали его изнутри.

Уверенность в себе необходима. Чтобы меньше зависеть от мнения окружающих и так называемых авторитетов, необходимо расширить свой набор способностей и умений. Кроме того, вам нужно больше доверять собственным суждениям. Следует понять: все мы склонны переоценивать способности других людей — и это объяснимо, ведь они изо всех сил стараются показать, что понимают то, что делают, — а свои собственные при этом недооцениваем. Старайтесь компенсировать этот перевес, больше доверяя себе и меньше полагаясь на других.

Очень важно помнить, однако, что полагаться на самого себя не значит навешивать на себя выполнение всех без ис- ключения мелочей. Вы должны уметь проводить границу между мелкими делами, которые лучше поручить другим, и серьезными вещами, требующими вашего внимания и заботы.

Терпи глупцов без раздражения. Джон Черчилл, герцог Мальборо, был одним из лучших полководцев в истории человечества. Гениальный тактик и стратег, он отличался непревзойденным хладнокровием и присутствием духа. В начале XVIII столетия он возглавлял объединенные войска Англии, Голландии и Германии в войне против Франции. Генералы под его командованием были бледными фигурами — нерешительные, довольно ограниченные. Они не проявляли должного внимания к планам и замыслам Черчилла, повсюду им мерещилась опасность, а малейшая неудача выбивала из колеи. К тому же каждый старался продвигать интересы собственной страны, нередко в ущерб общему делу. Они не обладали ни дальновидностью, ни терпением — настоящие глупцы.

Герцог, опытный и тонкий придворный, никогда не вступал с ними в конфликт. Вместо того чтобы давить на них или навязывать свое мнение, он обращался с ними, как с детьми, даже потворствовал им, но при этом в своих расчетах на них никогда не полагался. Время от времени он кидал им кость, принимая какую-то предложенную ими мелочь или делая вид, будто разделяет их опасения. Но ни при каких обстоятельствах он не гневался и не позволял себе раздражения: выйдя из себя, он утратил бы самообладание, а это могло пагубно отразиться на ходе всей кампании. Он заставлял себя хранить спокойствие и оставался приветливым. Ему было известно, что это лучший способ справиться с глупцами.

Важно понимать: вы не можете находиться везде и сразиться с каждым. Ваше время и энергия ограничены, и нужно научиться экономно расходовать их. Истощение и срывы могут подорвать вашу способность сохранять присутствие духа. Мир полон глупцов — тех, кому не хватает терпения дождаться результатов, кто непостоянен, как ветер, кто не видит дальше собственного носа. Они встречаются всюду: нерешительные начальники, сослуживцы-торопыги, истеричные подчиненные. Если приходится работать рядом с глупцами, не боритесь с ними. Лучше относитесь к ним, как к детям — или даже домашним питомцам, не настолько важным, чтобы нарушить ваше душевное равновесие. Отстранитесь от них эмоционально, не вникайте во все благоглупости. Лучше, тихонько над ними посмеиваясь, поддержите какую-нибудь из их идей, самую безвредную. Способность оставаться бодрым и жизнерадостным при общении с глупцами — важный и полезный навык.

Изгони панику, сосредоточившись на простых задачах. Яманути, японский дворянин, живший в XVIII веке, объявил однажды мастеру чайной церемонии, служившему в его доме, что хочет взять его с собою в Эдо (так в то время называли Токио). Он хотел похвастаться мастером перед другими придворными, показать, как изысканно тот выполняет все ритуалы. Мастеру были известны все тонкости чайной церемонии, но, кроме этого, он почти ничего не знал о мире. Он был человек мирный и тихий, однако одевался он в платье самурая, как того требовало его высокое положение.

Однажды, когда мастер прогуливался по большому городу, к нему пристал воинственно настроенный самурай и вызвал на поединок. Мастер не был воином, с мечом обращаться не умел и попытался объяснить это самураю — но тот и слушать не стал. Отклонить вызов означало бы опозорить не только собственную семью, но и славный дом Яманути. Вызов необходимо было принять, хотя это и означало верную гибель. И мастер принял его, поставив лишь одно условие — отложить поединок до завтра. Его желание было удовлетворено.

В панике он поспешил в ближайшую школу фехтования. Если уж предстояло умереть, то хотелось бы уйти из жизни с честью. Обычно для того, чтобы быть допущенным к учителю фехтования, требовались рекомендательные письма, но наш мастер так настаивал и был так явно напуган, что его, наконец, впустили.

Выслушав его историю, фехтовальщик проникся состраданием. Он согласился обучить несчастного искусству умирать, но вначале хотел бы, чтобы тот подал ему чай. Мастер провел церемонию с присущим ему спокойствием и достоинством, полностью сосредоточившись на ритуале. В конце фехтовальщик восторженно воскликнул: «Нет нужды обучать тебя искусству смерти! Состояние ума у тебя ныне таково, что ты сможешь встретиться лицом к лицу с любым самураем. Увидев соперника, вообрази, что перед тобой гость на чайной церемонии. Сними верхнее платье, сложи его аккуратно и положи веер точно так же, как делаешь это во время работы. Завершив этот ритуал, подними меч, сохраняя то же состояние духа, оставаясь столь же собранным. Тогда ты будешь готов к встрече со смертью».

Чайный мастер согласился со словами учителя. На другой день он отправился на встречу с самураем, который не мог не отметить, что держится тот с отменным хладнокровием и достоинством. «Похоже, — подумал самурай, наблюдая, как наш мастер снимает и аккуратно складывает верхнее платье, — похоже, передо мной на самом деле опытный боец». Он поклонился, попросил прощения за недостойное поведение накануне и поспешил удалиться.

В пугающих обстоятельствах воображение разыгрывается, рисуя перед нами картины одну тревожнее другой. Вам необходимо обуздать собственную фантазию, хотя, сознаю, проще сказать, чем сделать это. Зачастую лучший способ успокоиться и овладеть собой — заставить себя сосредоточиться на чем-то относительно простом. Это может быть какой-то успокаивающий ритуал, однообразное и привычное занятие, то, что вам хорошо знакомо и удается без труда. Это поможет вам достичь сосредоточенности и спокойствия, как у человека, погруженного в решение задачи. Сосредоточенность не оставляет места беспокойству, не позволяет разыграться воображению. Теперь, восстановив душевное равновесие, вы сможете справиться с тревожащей вас проблемой. При первых же признаках страха или волнения применяйте этот прием, пока он не перейдет в привычку. Уметь обуздывать воображение в критическую минуту — важнейший навык.

Не позволяй запугать себя. Робость — всегда угроза хладнокровию. Кроме того, с этим чувством очень нелегко бороться.

Во время Второй мировой войны композитора Дмитрия Шостаковича и других его коллег-композиторов вызвали на разговор к тогдашнему руководителю страны Иосифу Сталину, который ранее поручил им написать новый государственный гимн. Разговаривать со Сталиным было очень опасно: один неверный шаг мог стоить жизни. Он смотрел на собеседника, как удав на кролика, и тому казалось, что на шее затягивается петля. Как случалось нередко, и эта встреча приняла угрожающий оборот: Сталин стал критиковать одного из композиторов за плохую аранжировку написанного им гимна. Напуганный до крайней степени композитор пробормотал, что обращался к услугам аранжировщика, но тот плохо справился с работой. Своими сбивчивыми объяснениями он рыл могилу не только себе, но в первую очередь несчастному коллеге. А что же остальные композиторы, включая Шостаковича? Сталин бывал беспощаден, когда чуял страх.

Шостакович вмешался: неразумно было бы, сказал он, винить аранжировщика, который только выполнял распоряжения.

Затем он умело перевел разговор на другую тему — должен ли композитор сам выполнять оркестровку произведений? Что думает товарищ Сталин по этому поводу? Сталин, всегда готовый продемонстрировать свою компетентность, охотно проглотил наживку. Опасный момент миновал.

Шостаковичу удалось сохранить присутствие духа благодаря нескольким приемам. Во-первых, вместо того чтобы позволить Сталину устрашить себя, он попытался увидеть правителя таким, каким он, собственно, и был: маленького роста, толстый, уродливый, лишенный воображения. Знаменитый пронзительный взгляд диктатора был не чем иным, как хитрой уловкой, призванной скрыть его собственную неуверенность. Во-вторых, Шостакович сумел не выказать страха перед вождем, говорил с ним спокойно, открыто. Всем своим видом, интонациями голоса композитор показывал, что не боится Сталина. Сталин чувствовал страх. Человека, который не вел себя агрессивно или нагло, но при этом не выказывал страха, диктатор чаще всего оставлял в покое.

Чтобы не позволить себя запугать, очень важно помнить, что вы имеете дело со смертным, который ничем от вас не отличается, — и это на самом деле правда. Старайтесь увидеть перед собой человека, а не миф. Представьте себе его — или ее — ребенком, напомните себе, что у этого человека, как и у любого другого, полным-полно комплексов. Укоротите его под свой рост, это поможет вам сохранить душевное равновесие.

Развивай шестое чувство. Хладнокровие определяется не только способностью разума приходить вам на помощь в трудную минуту, но и тем, насколько оперативно это происходит. Если верное решение приходит в голову только на следующий день, ничего хорошего в этом нет. Под «оперативностью» в данном случае подразумевается способность мозга быстро реагировать и выдавать остроумные, находчивые решения. Эту способность нередко считают чем-то сродни интуиции, тем, что немцы называют Fingerspitzengefuhl («ощущение, возникающее на кончиках пальцев»). Эрвин Роммель, немецкий генерал, во время Второй мировой войны возглавлявший танковую кампанию в Северной Африке, обладал очень развитой интуицией. Он предчувствовал, когда союзники планировали атаку, и даже предвидел, откуда именно будет нанесен удар. Выбирая линию наступления, он какимто сверхъестественным образом угадывал слабости противника; в начале сражения ему удавалось постичь стратегию неприятеля прежде, чем тот обнаруживал себя.

Солдатам Роммеля их генерал казался настоящим гением войны. Он действительно обладал более живым и гибким умом, чем большинство людей. Но Роммель просто умел уве- личивать быстроту реакции, он знал приемы, помогавшие усиливать его интуицию военного. Во-первых, он жадно собирал всевозможную информацию о противнике — от деталей вооружения до психологического портрета генералов неприятеля. Во-вторых, он досконально разбирался в танках, был настоящим экспертом, что позволяло ему выжимать из боевой техники максимум возможностей. В-третьих, он не только помнил до мелочей карту североафриканской пустыни, он летал над песками, подвергая себя немалому риску, чтобы с высоты птичьего полета изучать поля предстоящих сражений. Наконец, он был чрезвычайно внимателен к личности своих подчиненных, всегда чувствовал их настроение и точно знал, чего они от него ждут.

Роммель не просто знакомился с личными делами своих людей, с техникой, местностью и неприятелем — он во все вникал досконально: досконально изучал ситуацию и обстоятельства, проникал в душу людей, старался понять, что ими движет. Благодаря этому в разгар битвы ему не приходилось напряженно обдумывать ситуацию. Полное и глубокое понимание происходящего было у него в крови, на кончиках пальцев. Он обладал этим удивительным чувством интуиции, Fingerspitzengefuhl.

Независимо от того, наделены вы талантами Роммеля или нет, можно развить в себе умение реагировать быстрее, выявить в себе интуицию, присущую, по сути дела, всем животным. Знакомство с местностью поможет вам обрабатывать информацию быстрее, чем противник, — грандиозное преимущество. Научитесь разбираться в людях и фактах, доходить до самой сути вещей, а не скользить по поверхности. Это поможет вам видеть проблему под другим углом, ориентироваться не столько на сознание, сколько на подсознание и интуицию. Развейте в себе способность мгновенно принимать решения, доверьтесь шестому чувству, «чувству на кончиках пальцев», и вы получите неоценимое преимущество в мысленной войне, этом блицкриге умов. Вы сможете предупреждать намерения своих оппонентов, наносить удары, не давая времени опомниться.

И последнее: было бы ошибкой полагать, что хладнокровие необходимо только в трудную минуту, что это качество можно включать и выключать по желанию. Добейтесь того, чтобы оно стало вашей неотъемлемой чертой. Уверенность и бесстрашие необходимы в мирное время не меньше, чем в военное. Франклин Делано Рузвельт демонстрировал удивительную внутреннюю стойкость и присутствие духа не только под нажимом, не только в тяжкие времена Великой депрессии и Второй мировой войны, но и в повседневной жизни. Это помогало ему в отношениях с семьей, министрами своего правительства, даже с собственным телом, изувеченным полиомиелитом. Чем искуснее вы становитесь в военных играх, тем больше ваш новый взгляд на мир, ваше умонастроение воина будем помогать в повседневности. А когда наступит кризис, вы не впадете в панику: тренированный и трезвый рассудок не подведет. Если хладнокровие стало привычкой, оно вас никогда не покинет.

Образ:

Ветер. Сумятица, чехарда непредвиденных событий, сомнения и критика окружающих — все это напоминает свирепый шквалистый ветер в море. Он может налететь с любой стороны, от него невозможно спрятаться, негде укрыться, неизвестно, когда и откуда он ударит с новой силой. Попытки менять направление с каждым порывом ветра бесполезны — вас просто сдует с палубы в воду. Хороший рулевой не тратит времени даром, не переживает о том, чего изменить не в силах. Он сосредоточен, сейчас самое важное — его мастерство и твердость руки, он твердо держит курс и непоколебим в стремлении достичь гавани, а там будь что будет.

Авторитетное мнение:

Значительная часть мужества состоит в том, чтобы подготовиться к делу заранее.— Ралф Уолдо Эмерсон (1803–1882)

ОБОРОТНАЯ СТОРОНА Ни при каких обстоятельствах не стоит терять самообладание, но вы можете извлечь уроки из ситуаций, в которых оно оказывается под угрозой, чтобы знать, как вести себя в будущем. Найдите способ оказаться в гуще сражения и понаблюдайте, как вы себя поведете. Изучите собственные слабости и обдумайте, как и чем можно их возместить. Тот, кому ни разу не приходилось терять присутствия духа, находится в опасном положении: в один прекрасный день его могут застать врасплох, и ужасным будет падение. Всем великим полководцам, от Юлия Цезаря до Паттона, случалось робеть, терять самообладание, однако, вернув его, они становились сильнее. Чем сильнее вас выведут из равновесия, тем лучше вы можете подготовиться к тому, чтобы в следующий раз этого не допустить.

Старайтесь не теряться, не утратить присутствия духа в критические моменты, но при этом неплохо бы добиться, чтобы это случилось с вашим неприятелем. Вспомните, что выбивает вас из седла, и примените это к противнику. Застаньте их врасплох, вынудите действовать, не успев как следует подготовиться. Ошеломите их — ничто так не выводит из равновесия, как необходимость действовать без подготовки. Изучите их слабости, узнайте, что их волнует, — и выдайте двойную дозу. Чем сильнее смятение противника, тем легче сбить его с верного курса.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.