А. Клады
А. Клады
Бросив беглый взгляд на археологические карты, обратимся теперь к самим исследованиям. И начнём с кладов. Точнее, с самого популярного из них — Петергофского. «Можно рассматривать этот клад как своего рода „резюме“ некоторого текста… освещающего если не события, то по крайней мере отрезок времени, очень сжато отображённый на страницах Повести временных лет. Время сокрытия, а тем более — время образования Петергофского клада, то есть активной реализации зафиксированных им арабо-хазаро-византийско-скандинавских отношений в пределах Восточной Европы… освещено в отечественных источниках весьма скупо»[119].
Душе норманиста этот клад дорог тем, что в его составе находится монета с нацарапанным на ней греческими буквами именем Захариас. «На сей день это — единственный дошедший до нас от этого времени „автограф“ византийского участника денежно-торговых операций в Восточной Европе конца VIII — начала IX в.», — пишет Глеб Лебедев[120].
Правда, как одно-единственное граффити может свидетельствовать о том, что денежно-торговые отношения вообще были, это знал только сам Глеб Сергеевич. Понятно, что единственная монета (к тому же арабская) с греческой надписью могла попасть к хозяину клада где угодно. Хоть в той же Хазарии, в торговле с которой Византии сомневаться не приходится. А оттуда прийти на берег Балтики, например, Волжским путём.
К тому же, само происхождение Петергофского клада, честно говоря, сомнительно. Клад был обнаружен летом 1941 года, едва ли не в первые дни войны, «при неизвестных обстоятельствах в дачной местности вдоль южного берега Финского залива, предположительно — на одном из участков, примыкающих к Нижнему парку Старого Петергофа»[121]. При этом он совершенно уникален. Из восьми десятков его монет 20 имеют граффити. Это около четверти, в то время как в других кладах надписи и символы есть на двух-четырёх процентах монет. «По составу коллекции отдела нумизматики ГИМ, Государственного музея Грузии и кладов, хранящихся в этих собраниях, было просмотрено более II тысяч монет, на 211 обнаружены граффити. Численность монет с граффити в собраниях музеев Швеции выше: из 9300 дирхемов, отчеканенных между 698 и 898 гг., граффити встречается на 577, т. е. на 6,2 %»[122].
К тому же, «согласно географическому составу дирхемов Петергофский клад образовался из монетного потока, который формировался в западной части Халифата. Монеты так называемого западного потока серебра поступали в Европу благодаря торговле с Хазарским каганатом, проходившей через халифские провинции Джибал, Арран, Арминию, откуда монеты продолжат своё путешествие через южнорусские степи на север, в сторону Поднепровья или бассейна р. Оки…
В отличие от него подавляющее большинство балтийских кладов, обнаруженных в Швеции, Финляндии, Польше, образовались на основе другого потока монетного серебра, который можно условно назвать „восточным“ по месту формирования, или „волжским“ по пути его распространения. Иным словом, он формировался на основе денежного обращения восточных провинций мусульманской империи — Хорасана и Мавераннахра, а попадал в Балтику непосредственно в составе торговых караванов через Каспий и далее вверх по Волге»[123].
Так вот: в Петергофском кладе 70 монет, отчеканенных в Северной Африке и Египте, и четыре — в Ираке и Джибале. Из Хорасана — одна, из Мавераннахра (Средней Азии) — ни одной. Правда, насколько я знаю, самая новая монета в кладе отчеканена как раз в Хорасане (Балх).
Получается совершенно непонятная картина. По качественному составу монет клад принадлжит к западному потоку. По месту выпуска самой молодой — к восточному. Ведь целый ряд учёных считают, что место формирования клада определяется самой поздней монетой. Поскольку-де в пределах Халифата дирхемы разных монетных дворов ходили без ограничений (то есть африканскими деньгами можно было расплатиться и в Средней Азии), но логичнее предположить: на территории, откуда эти деньги привезли, монеты местной чеканки были новее.
Но можно ли делать вывод на основе единственной монеты? Вот знать бы время чеканки иракских дирхемов! Но такой информации я пока не нашёл. Если окажется, что иракские дирхемы были отчеканены раньше африканских, тогда, несмотря на возраст хорасанской монеты, клад, видимо, формировался в Африке или Испании. И, вполне возможно, поступил на берега Финского залива западно-европейским маршрутом, а не через Русь.
Есть у Петергофского клада и другие особенности. К примеру, как следует из таблицы (см. табл. 1) «Клады IX века», взятой Питером Сойером из работы шведского историка Стуре Болина «Mynt och Myntfynd»[124], в нём очень много монет выпуска 700-х годов, то есть самых старых. Их почти 17 процентов, немногим меньше, чем отчеканенных в 780-х или 790-х годах. Такого количества старых монет практически нигде больше нет.
Таблица 1
Клады IX века
Доля куфических монет по десятилетиям (в процентах)
Рис. 1 Граффити Петергофского клада
Между прочим, один из авторов работы, которую я выше цитировал (А. В. Фомин), был среди тех, кто участвовал в публикации граффити Петергофского клада. Так что уж кому, как не ему, знать, что там и как. В результате он пришёл к выводу, что «нет совершенно никаких оснований связывать появление греческого граффити с началом функционирования пути „из варяг в греки“»[125].
В общем, этот подозрительно уникальный клад даже его исследователям ничего не говорит о пути по Днепру — Ловати — Волхову. Кстати, и обнаружен он на южном, а не на северном берегу Маркизовой лужи. То есть его хозяева шли сюда из Прибалтики, а не из Финляндии (думаю, скорее всё-таки «из», а не «в»). А стало быть, большой вопрос: кто они были по национальности? Ведь среди граффити есть скандинавские, тюркские, арабские, а также целый ряд знаков, которые, исходя из желания учёного, могут читаться из разных алфавитов, вроде знака N. В скандинавском — это руна, означающая «соль», в Византии — число 50. А есть такой знак и в тюркских рунических письменах.
Чтобы читатель сам мог составить представление о граффити Петергофского клада, приведу их по упомянутой публикации[126] (см. рис. 1).
Отдаю должное авторам, опубликовавшим не только свои выводы, но и материал, на основе которого они сделаны. Я, конечно, не почерковед, но, по-моему, очевидно, что перед нами монеты, граффити на которые наносилось как минимум четырьмя различными людьми. Монета с греческой надписью отличается тем, что надпись эта «написана на перевёрнутом монетном кружке, а буквы гораздо крупнее, чем у остальных известных надписей восточного происхождения…»[127]. Я бы добавил, что у резавшего это слово человека, скорее всего, не было практики нанесения граффити, а потому буква «I» — неровная, дрожащая. В то время как на других монетах чёрточка проведена прямо.
Вторая группа — две монеты (по каталогу статей № 124 и 127), на которых, скорее всего, нанесены по одной крупной руне «каун». По словам авторов статьи, такая черта характерна для скандинавских рунических надписей на монетах из кладов с родины викингов.
Следующий «больной» — монеты № 130, 134, 135. На них имеется очень распространённый знак N. Как мы помним, он может читаться и из скандинавской, и из тюркской руники, а также означать числительные в византийской или иной переднеазиатской системе счёта. Возможно, сюда относится и монета № 137 с её «двойным крестом» (что, по идее, может означать 20). Нахапетян и Фомин считают их северными, хотя и не обосновывают своего мнения, поскольку рисунки эти, как можно понять из исследования, всё же укладываются между строками арабской «легенды».
Наконец, к четвёртому типу относятся все остальные монеты, граффити на которых выполнены мелко. Тут можно ещё выделить две скандинавские надписи (монеты № 120 и 129). Сказать что-либо относительно происхождения других знаков авторы не берутся. Но скандинавскими признавать их не спешат. По их мнению, среди четырёх сотен представленных в каталоге монет однозначно северные — 14. И половина из них приходится на долю Петергофского клада. Что опять-таки делает его уникальным.
Кстати, ещё об уникальности. Приведу для сравнения монеты из упоминавшегося клада в Кислой (№ 142—164) (см. рис. 2).
Рис. 2. Монеты из клада в д. Кислой
Опять-таки, по-моему, невооружённым глазом видно, что клад этот значительно более однороден. Можете поверить: в остальных кладах та же картина.
Так что Петергофский клад сам по себе представляется свидетельством крайне низкой степени достоверности (хорошо, как это не чья-то старая коллекция, учитывая, что это — Петергоф, место, где во времена императорской России было множество аристократических усадеб). Но даже если его и принимать во внимание, ничего о движении через Русь скандинавов в Византию и византийцев на Балтику он не говорит.
Кстати, Нахапетян и Фомин на основании изучения всех монет с граффити приходят к выводу, что «установленное различие в наборе граффити из скандинавских и восточноевропейских находок свидетельствует о скромной роли северян в экономике Руси в раннее время»[128]. К примеру, на монетах из Швеции надписи встречаются очень часто, а на наших их единицы.
Ну, и к тому же значительная доля монет в Скандинавии происходит, как уже упоминалось, из восточных районов Халифата. Позволю себе привести длиннющую цитату из Сойера. Просто она предельно чётко всё объясняет.
«Монеты, циркулировавшие в Скандинавии, были очень похожи на те, которые в то же самое время обращались на Руси. Профессор Болин убедительно показал, что состав русских и шведских кладов в третьей четверти IX века почти идентичен… Клады этих двух групп очень близки и по происхождению своих монет, например, 56,3 процента монет из Руси были отчеканены на монетных дворах Ирака, в то время как из тех же мест происходят 54,1 процента монет, найденных в Швеции, а соотношение серебра из других областей также почти совпадает».
Дальше, правда, английский историк говорит, что совпадение «не означает, что именно русский монетный арсенал явился источником содержимого шведских кладов. Если бы серебро сначала вывозилось из Халифата на Русь, а затем в Швецию, то можно было бы ожидать значительных различий между монетами, обращавшимися в этих двух областях. В этом случае сходство между шведским и русским материалом могло бы сохраняться лишь при том условии, что денежные поступления из Халифата на Русь были идентичны поставкам из Руси в Скандинавию.
Во всяком случае, не похоже, чтобы содержимое русских кладов ввозилось на Русь теми же маршрутами, что и современные им шведские сокровища. На регионы Халифата, служившие поставщиками серебра, указывает не только максимальное количество их продукции в кладе, но и последние монеты, которые, будучи отчеканенными вблизи такого региона-экспортёра или в нём самом, скорее всего, были новее, чем экземпляры, прибывшие из более отдалённых мест.
Профессор Болин показал, что в этом отношении русские клады IX века распадаются на две группы. К первой относятся те, для которых источником новейших монет послужили регионы, прилегающие к Кавказу и южным берегам Каспийского моря, а ко второй — клады, в которых позднейшими являются образцы из далёких северо-восточных провинций, отчеканенные на монетных дворах таких городов, как Балх, Бухара, Мерв, Самарканд и Ташкент. Это наводит на мысль о том, что мусульманское серебро достигало Руси по двум маршрутам — один из них, юго-восточный, пересекал территорию Хазарского каганата, находившегося в низовьях реки Дон, а другой проходил по караванному пути, соединявшему Хиву, что на Амударье к югу от Аральского моря, с Булгарией, расположенной в среднем течении Волги.
Однако содержимое русских кладов 850–875 гг. свидетельствует о более южном маршруте. В Исфахане, Басре, Армении, Багдаде и Мерве были выбиты позднейшие монеты из пяти кладов, а последний из них, найденный в Новгороде, одинаково хорошо согласуется как со шведским, так и с южнорусским материалом.
Если бы источником для шведского материала в то время служили, в основном, деньги, циркулировавшие на Руси, то последние монеты шведских кладов должны были бы происходить или из тех же самых областей, или из других, но не слишком отдалённых. На самом же деле последние монеты многих шведских кладов середины IX века были выпущены представителями Тахиридской династии в таких местах, как Мерв, Бухара, Самарканд и Ташкент, а это предполагает, что большее значение для Скандинавии в то время имел северный маршрут через Волгу.
Это не обязательно означает, что серебряные деньги, импортировавшиеся на Русь по южному пути, никогда не достигали Скандинавии, но это показывает, что по северному маршруту было ввезено достаточно „поздних монет“, чтобы они оставили заметный след в кладах»[129].
К этой цитате нужно только добавить, что английский исследователь полагает, что «русские клады» — это только то, что на юге, а то, что идёт с Волги через новгородские земли, — не русское. Это понятно для человека, разделяющего в общих чертах норманистскую теорию, по которой, Севером будущей Руси в этот момент владеют шведы. Но не для нас, знающих, что славяне сидели на Волхове ещё с VII века.
Итак, в Швеции господствует серебро из восточных частей Халифата. А у нас в Петергофском кладе североафриканских и египетских по месту чеканки монет подавляющее большинство, в небольшом Кремлёвском (812 год по самой молодой монете) — 26 из 44. В Кислой (838 год) и Выжигше (842 год), расположенных как раз вдоль перехода с Волги на Западную Двину, африканских монет прилично, где-то более четверти, но большинство — иракские (Мадинат ас-Салам и Васит). Среднеазиатских уже довольно много, но всё же меньше, чем африканских. То есть перед нами что-то такое промежуточное, типа скрещения двух потоков. А вот в Тимиреве-2, на Волге, хотя превалируют по-прежднему дирхемы из Ирака и Джибала, на третьем месте — Самарканд. Стало быть, структура клада приближается к скандинавской.
Вот что пишет относительно монет Нефёдов в упоминавшейся работе: «На север (Поволховье) и юг (левобережье Среднего Поднепровья) Восточной Европы куфическое серебро начало поступать практически одновременно, в кон. VIII — нач. IX в. В центральной части меридионального маршрута, в населённом кривичами Днепро-Ловатском междуречье, циркуляция восточной монеты началась не позднее 2-й четв. IX в. Прямым доказательством существования северного монетного потока является наличие в кладе у д. Кислая полубрактеата Хедебю. Однако утверждать, что уже в 1-й пол. IX в. серебро циркулировало на всём протяжении пути „из варяг в греки“ преждевременно, поскольку клады этого времени не известны в бассейне Ловати». Не так определённо, как предыдущие авторы, но всё же понять можно.
Наконец, Г. С. Лебедев, стараясь обосновать, что Петергофский клад доказывает существование пути из варяг в греки, указывает распределение кладов по двум потокам, которые, по его словам, сходятся на Волхове. Первый — Волго-Окское междуречье (Хитровка, Угодичи, Сарское городище) и дальше Старая Ладога, Вылега, Княщина, Холопий городок. Это всё, кстати, клады с преобладанием «восточных» монет. Даже в самом «африканском» из них — Угодичах — доля западнохалифатских денег чуть меньше половины. Так что их связь с Петергофским кладом, где, напомним, почти все монеты — из Африки, существует только в представлении Лебедева.
Вторая цепочка ещё интереснее: Дон (Петровское, Кривянское, Цимлянское) — переход с Дона на Днепр (Завалишино, Нижняя Сыроватка) — Могилёв — верховья Немана. «Серия монетных находок указывает на дальнейшее движение „серебряного потока“ к Балтике с Днепра по Неманскому пути», — признаёт Г. С. Лебедев, ссылаясь при этом на работу Андрощука и Зоценко[130].
Как это связано с Волховом, так и остаётся непонятным, поскольку приведённые данные демонстрируют как раз обратное. Опять с Волги след тянется к Ладоге, а с Дона серебро, по составу похожее на Петергофский клад, уходит на запад даже южнее Двины. Двинский путь намечается только ближе к концу IX века (Клименки, Рокот, Кислая, Новосёлки).
А вот что, кстати, говорит о потоках арабского серебра упомянутый выше Зоценко. По его утверждению, монеты халифата стали постоянно поступать на территорию Южной Руси на пару десятилетий раньше, чем на Север, с 50-х годов VIII века. «Юго-восточноевропейский круг… включал в себя регионы современного Поднепровской и Понеманской Белоруссии с выходом в Юго-Восточную Прибалтику, в то время как север Восточной Прибалтики входил в круг обращения Волжской Булгарии и Северной Руси»[131].
Наконец, В. В. Крапоткин указывал, что про клады VIII века вообще говорить трудно, поскольку все они сохранились не целиком, так что вполне возможна утеря некоторых монет[132]. Причём к VIII веку на территории тогдашнего СССР относилось всего восемь кладов, среди которых половина расположена на юге Древней Руси, а два клада — в Прибалтике. При этом стоит отметить, что на среднем Дону, средней Волге и среднем Днепре кладов первого потока серебра (до 833 года) вообще нет.
В X веке различия между русскими и скандинавскими кладами сохраняются. И знаки на монетах продолжают разниться. «Для Швеции в это время наиболее характерные типы граффити, кроме надписей и рун, — большие молоточки Тора, большие кресты, рисунки оружия, знамён, валькирий, кораблей. В нашей коллекции таких монет всего шесть»[133].
К вышесказанному добавлю ещё свидетельства Алексеева. Обобщая материалы по кладам в западнорусских землях, он сначала приводит данные Носова по связям Северо-Запада Руси с арабами (см. карту 12).
Карта 12. Карта кладов арабских и других монет IX—XI вв. в Северо-Западной Руси (Носов, 1976):
1 — Старая Ладога; 2 — Княжчино; 3 — Вылеги; 4 — Демянск; 5 — Набатово; 6 — Семёнов Городок; 7 — Загородье; 8 — Углич; 9 — Угодичи; 10 — Сарское городище; 11 — Старая Ладога; 12 — Новгород (Кириллов монастырь); 13 — Потерпилицы; 14 — Шумилово; 15 — Кузнецкое; 16 — Лучесы; 17 — Витебская губерния; 18 — оз. Зеликовье; 19 — Панкино; 20, 21 — Тимерёво; 22 — Москва; 23 — С.-Петербург; 24 — Старая Ладога; 25 — Петрозаводск; 26 — Новая мельница; 27–29 — Новгород; 30 — Любыни; 31 — Подборовка; 32 — оз. Шлино; 33 — Иловец; 34 — Пальцево; 35 — Торопецкий уезд, р. Кунья; 36 — Великолукский уезд; 37 — Великие Луки; 38 — Витебск; 39 — Ржев; 40 — Владимир.
Условные обозначения: I — конец VIII в. — 833 г.; II — 833–900 гг.; III — 900 — 970 гг.
И ссылается на коллегу в том, что «северный отрезок этого (Великого волжского) пути рельефно высвечивают монетные клады… по Неве, Волхову, по рекам Ильменского бассейна — Поле, Мсте, с переходом на верхнюю Волгу»[134]. Поскольку четыре древнейших клада найдено у Ладоги, 11 — в верховьях Волги, пять — у Ростова и два — у Тимирева. А что касается более южного серебра, то Алексеев поддерживает A. Л. Монгайта, который сообщал, что треть восточноевропейского серебра найдено было на Оке, а стало быть, именно таким путём, через Оку и Десну, попадали монеты в Киев. То есть пути с Волги на север и юг — различные, а сообщение между севером и югом — проблематично.
Сам же Алексеев приводит подробнейшую карту кладов (см. карту 13) и отдельных находок монет на западнорусских землях.
Карта 13. Клады и отдельные находки арабских монет IX — начала XI в. в западнорусских землях (по: Рабцевич, Стуканау, 1973; Рабцевич, 1998; 2000; Алексеев, 1966, 1980).
1 — клад вблизи р. Цны; 2 — Дегтяны; 3 — Греск; 4 — Слуцк; 5 — Питевщина; 6 — Новосёлки; 6а — Койданово; 7 — Минск (находки монет); 8 — Заславль; 8а — Избище; 9 — Погорельщина; 10 — Раковцы; 11 — Симоны; 12 — Глубокск; 13 — Поставы; 14 — Красная; 15 — Прудники (6 находок кладов и отдельных монет); 16 — Видзовский Двор; 17 — Ахремцы; 18 — Поречье Глубоковского р-на; 19 — Полоцк (4 находки монет); 20 — Козьяки; 27 — Полоцк (2 клада); 22 — Струнь; 23 — Малые Дольцы; 24 — Тупичино; 25 — Усвица; 26 — Словены; 27, 28 — Стражевичи; 29 — Прусиничи; 30 — Красновинки; 31 — Шапчицы; 32 — Збаров; 33 — Рогачёв; 34 — Микулино; 35 — Гомель; 36 — на р. Узе; 37 — Покоть; 38 — Кисаляки; 39 — Вотня; 40 — Старосёлы; 41 — Поповка; 42 — Песчанка; 43 — Могилёв (6 находок); 43а — Красковинка; 44 — Горки; 45 — Ст. Дедин; 46 — на р. Проня; 47 — Зимница; 48 — Багриново; 49 — Вядец (2 находки); 50 — Застенок; 51 — Соболево; 52 — Борщевина; 53 — Лучесы; 53а — Гарица; 54 — Богушевск; 55 — Суходрево; 56 — Любиничи; 57 — Витебск (4 находки монет и кладов); 58 — Городок; 59 — Гнёздово; 60 — Иловка; 61 — Мутышкино; 62 — Дорогобуж (2 находки); 63 — Ярцево; 64 — Жигулино; 65 — Кислая; 66 — Слобода; 67 — Дунаево; 68 — Попово; 69, 70 — Паново; 71 — Гульце; 72 — Горки; 73 — Ржев; 74 — Сёмков Городок; 75 — Курово; 76 — Торопец; 77 — Пальцево; 78 — Жабичев; 79 — Харлапово; 80 — Березино; 81 — имение Антовили; 82 — Черневичи; 83 — оз. Шо (д. Шо); 84 — Новый Двор; 85 — Горовляны; 86 — Суденка; 87 — клад из Оршанского у.; 88 — Глазуново; 89 — Поречье; 90 — Богомолец; 91 — Лециковщина; 92 — Саки; 93 — Смольяны; 94 — клад из Богушевского р-на; 95 — Плисса; 96 — Путилковичи; 97 — Сенно; 98 —Добрино; 99 —Дивная; 100 — Слободка.
На карту не нанесены находки кладов и отдельных монет, местонахождение которых известно лишь в пределах районов (Бешенковский (1), Витебский (2), Глубокский (1), Миокский (3), Шарковщинский (3), Червенский (1), Сенненский (1) или в пределах области (Витебская (2)) — итого 14. Всего было найдено 139 нумизматических находок, большая часть которых происходит из Днепро-Двинского междуречья
И по этой карте достаточно хорошо видно, что основное число самых старых — IX век — находок идёт с Двины через Витебск и Оршу вниз, на юг по Друти, минуя даже знаменитое Гнёздово. Есть ещё небольшой выброс с Днепра к Неману через Минск (Неман ведь тоже впадает в Балтийское море, и по нему вполне можно туда плыть). Кладов X века — полным-полно на всей территории, даже на пути от верховьев Волги к верховьям Двины (Жабичев, Пальцево) и Днепра (Гульце, Горки, Ржев, Сёмков Городок). Но вот на Усвячи — всего один (Глазуново), а на Каспле и в верховьях Ловати вообще не отмечено ничего.
Наконец, процитируем В. Я. Петрухина. Он пишет, что, «по данным археологии, в IX в. основным международным торговым маршрутом Восточной Европы был путь к Чёрному морю по Дону, а не Днепру. С рубежа VIII и IX вв. и до XI в. по этому пути из стран Арабского Халифата в Восточную Европу, Скандинавию и страны Балтики почти непрерывным потоком движутся тысячи серебряных монет — дирхемов. Они оседают в кладах на тех поселениях, где велась торговля и жили купцы. Такие клады IX в. известны на Оке, в верховьях Волги… по Волхову вплоть до Ладоги (у Нестора — „озеро Нево“), но их нет на Днепре»[135].
Причём напомню: речь идёт об арабских монетах, которые проникнуть на Русь и в Скандинавию могли различными путями. С византийскими деньгами же, которые однозначно могли бы подтвердить наличие сообщения между Чёрным морем и Балтикой, дело обстоит совсем худо. Такие монеты, правда, в Скандинавии находят, но в ничтожном количестве по сравнению с арабскими и западноевропейскими. Мусульманских, по Лебедеву[136] — 56 тысяч, европейских — более 100 тысяч. А вот ромейская империя представлена слабо. В захоронениях шведской Бирки, к примеру, найдено всего «три византийские монеты, две серебряные и одна медная, а также один римский динарий»[137]. И там же: «Ни в Бирке, ни где-либо в Швеции не найти и нескольких предметов, которые выглядели бы продукцией ремесленных мастерских Византийской империи». Зато по самому большому золотому кладу Скандинавии (Хоне, Дания), закопанному после 852 года (дата последней монеты), можно сделать вывод, что «в начале эпохи викингов по крайней мере некоторое количество золота попадало в Скандинавию из Западной Европы; самая поразительная вещь, фибула трилистник, была изготовлена в каролингской ремесленной мастерской»[138].
Правда, на Готланде найдено более 400 монет из Византии (в материковой Скандинавии — всего 30, а по всей Скандинавии — около 500). Но из них 98 солидов и шесть фрагментов обнаружены в Оксарве. Остальные по одной-две монеты разбросаны по 82 кладам[139]. При этом к IX веку относится менее десятка. Но даже и они, за исключением трёх золотых солидов из Хона, обнаружены в кладах, датируемых X—XI веками.
К тому же это Готланд — явный центр всей балтийской торговли. Там вообще больше половины всех скандинавских кладов. Но заметим: не ясно, насколько они в действительности скандинавские. Потому что на острове обнаружено множество следов пребывания (и даже постоянного проживания) поморских славян, фризов и так далее. Так что откуда и кем были привезены сюда монеты, не ясно. В Польском Поморье, кстати, было обнаружено 30 тысяч арабских монет.
На Руси же в культурных слоях Ладоги X—XI веков найдена всего одна византийская монета 976—1025 годов. В Новгородском кладе второй половины XI века (Собачья Горка) среди почти 350 монет лишь две — византийские. Одна — 969—998 года, вторая опять же 976 — 1025. Остальные — из Западной Европы 925—1075 годов. Плюс 267 серебряных арабских дирхемов 868—998 годов выпуска.
Значительно больше, кстати, византийских монет было найдено в бывшей Петербургской губернии. В кладе из мызы Боровская под Ораниенбаумом в 1846 году был найден клад, в котором их было целых 11. Опять-таки вместе с ними нашлись арабские и англосакские.
Есть ещё три византийские монеты близь Рязани. Их дата — 969—976. Опять-таки с ними были зарыты 933 дирхема 908—996 годов и 14 немецких 962—1002 годов.
В Белоруссии, по утверждению Алексеева[140], византийских монет найдено всего восемь. Причём, три — в Брестской области, то есть на пути Висла — Буг — Припять — Днепр. А ещё одна — под Минском (Днепр — Березина — Свислочь — Вилия — Неман). То есть, основная часть — не на «пути из варяг в греки» по Днепру даже на Западную Двину, не говоря уж о Ловати. И вообще: «Находки византийских монет IX—X веков в Киеве… крайне редки (их всего штук 40 против сотен восточных дирхемов). Малое число монет Византии свидетельствует о незначительных связях с Византией»[141]. К тому же, если судить по датам самых поздних монет в упомянутых кладах, захоронены они были не раньше второй четверти XI века. То есть опять-таки после того, как перестал действовать путь из варяг в греки. Скорее всего, все византийские монеты попали на Русь не раньше начала XI века.
При этом, как указывает Сергей Цветков, только в Прикамье (на Балтийско-Волжском пути) археологи обнаружили около 300 византийских монет. Вот арабских дирхемов на Руси — огромное множество. В Новгороде в слоях X века их около тысячи, в Гнёздове — более тысячи, в Тимиреве — более четырёх тысяч. А всего в землях Руси найдено около 40 тысяч мусульманских дирхемов.
Так что с нумизматикой, как средством доказательства существования пути из Скандинавии в Византию, думаю, всё понятно. В Халифат — это пожалуйста, и при этом по Волге. А на Чёрное море — увольте.
А ведь надо ещё помнить и о том, что дата последней монеты не всегда говорит о том, когда она попала в землю. Это очень хорошо показал, к примеру, В. М. Потин в своей статье «Нумизматическая хронология и вопросы истории Руси и Западной Европы в эпоху раннего Средневековья»[142]. Он исследовал западноевропейские монеты из Новгорода, обнаруженные между слоями деревянной мостовой, которые можно датировать с помощью дендрохронологии. И оказалось, что если в X веке между временем чеканки монеты и датой её попадания в землю проходило 10—20 лет, то в конце XI уже около ста (!). Для арабских монет — около 70 лет. Просто, как заключил историк, если идёт активное обращение товаров, то монета имеет возможность быть утеряна или зарыта быстро. А если товарооборот тормозится, то старые монеты долго остаются в обращении. Плюс ещё и зарытые достают. И тогда в курган X века вполне может попасть дирхем VIII века (такой пример, ссылаясь на С. И. Кочкуркину, Потин тоже приводит). К тому же он может «откочевать» далеко от первоначального торгового пути. Так что с нумизматикой, как маркирующим признаком, нужно быть осторожным.