Оборона «крымской украйны» второй половины XVI в

Оборона «крымской украйны» второй половины XVI в

С воцарением Ивана IV и завершением длительного периода боярского правления начинается усиление крымской обороны.

В 1553 г. «с благовещеньева дня» (25 марта) русские воеводы с полками находились в Рыльске, Путивле, Новгород-Северском, Трубчевске, со второй половины августа в Одоеве, Пронске, Михайлове, Туле, Рязани, Шацке.

А в 1557 г., с марта, еще и в степи — в «усть Ливен», «усть Ельца на поле». В сентябре стояли и в дюжине городов за Окой.[24]

Возникают новые крепости «от поля» (то есть ближайшие к степям): к востоку от Тулы Ряжск, Венев, Епифань, Крапивна, Шацк.

Новые города стоят по обеим сторонам Муравского шляха — основной дороги, по которой шли на Русь крымцы. С западной, приокской, стороны шляха это Орел (1564), Чернь, Крапивна, с восточной, придонской, — Епифань и Донков.

Ключевая роль на южном фронтире переходит от Коломны к Туле.

Шацк на Цне становится самым восточным пунктом тянущейся от реки Жиздры Большой засечной черты.

Протянута оборонительная черта, заканчивающаяся Тетюшевым, на правом берегу Волги.

На Каме поставлен Лаишев со своей засечной чертой.[25]

По своему положению украинные города делились на передние и задние. К передним принадлежали города «от поля». Их цепь протянулась от правых притоков Волги до левых притоков Днепра, с юго-запада на северо-восток, примерно по осевой линии лесостепной зоны. Отсюда высылались станицы и ставились сторожи.

Сторожа — пост, на котором находилось два или более ратников, защищенный небольшим укреплением из земли и дерева. Находилась на расстоянии 4–5 дней пути от города и контролировала участок протяженностью 30–50 верст (день пути). Выставляла дозоры в укромных и удобных для наблюдения местах (стоялые сторожи) и высылала конные патрули (разъездные сторожи).

Станица — группа ратников от 50 до 100 человек, которая высылалась далеко в степь для несения разведывательной службы. Помимо обнаружения вражеских сил ей вменялось в обязанность уничтожать небольшие вражеские отряды. За две недели службы станица покрывала 400–500 верст, «с коня не сседая».

Заднюю линию составляли укрепленные города, почти все расположенные по течению Оки. Ее постоянно охраняли значительные воинские силы — полки правой и левой руки, большой полк и т. д. Отсюда при необходимости выдвигались войска на передовую линию.

В каждом из пограничных городов были свои воеводы и осадные головы с отрядами служилых людей, которые разделялись на городовых (полковых), станичных и сторожевых. Первые были защитниками городов и оборонительных черт, другие отправлялись в степь.

Получив тревожные сообщения станичной и сторожевой службы, служилые люди выезжали из городов и нападали на вражеские отряды, которые шли в набег или уже возвращались с добычей.

У московских дьяков имелись описания всех украинных городов с указанием, в каком состоянии находятся укрепления, сколько в них войска и какого. На основе этой информации правительство, по получении известий о движении неприятеля, могло передвигать войска из одного пункта в другой и перебрасывать резервы.

«Украины» не имели или почти не имели крестьянского населения. Здесь селились служилые люди разных категорий.

Часть из них являлась служилыми «по отечеству», так сказать по факту рождения, что совсем не исключало возможности пополнения этой категории людьми самого разного происхождения. «По мере движения в степь Правительство увеличивало состав дворян и детей боярских переводом из центральных местностей, верстало лучших и отличившихся на службе казаков в дворянские чины», — пишет Павлов-Сильванский.[26]

В украинных поселениях немалую роль играла категория служилых «по прибору», называемая городовыми казаками. Они следили за татарами на степных дорогах, хватали «языков», доставляли разведывательную информацию воеводам и государю, защищали города в случае вражеских нападений. В казаки набирали охочих людей любых состояний, в том числе самую вольную вольницу.

Епифанская перепись от лета 1572 г., отмечая недавние убийства и разрушения, причиненные «крымскими людьми», указывает на размещение в этом районе семи казачьих сотен и постройку слобод.

Из служилых «по прибору» стрельцы и городовые казаки относились к Стрелецкому приказу, пушкари и затинщики[27] — к Пушкарскому.

Служилый люд украинных городов стал с конца 1550-х гг. получать постоянное денежное жалованье. У малоземельных и безземельных оно составляло в среднем 10 руб. в год (дневная «продовольственная корзина» стоила примерно 3 коп.).

Служилые сражались против крымских и азовских татар, ногаев, турок, поляков, литовцев, «воровских черкасов». Они же распахивали целину, разводили скот, копали рвы, насыпали валы, рубили тарасы, засеки, ставили крепости.

Их уделом были пот, кровь и слезы. Они гибли в боях, иногда целыми сторожами, станицами и селениями. Их жен и детей уводили в плен или просто резали враги. И тяжелый полевой труд, и строительство, и война были постоянными их занятиями на протяжении почти полутора веков. Эти люди вырвали из-под копыт татарских коней проспавшие несколько столетий черноземы и присоединили к Руси огромный плодородный край — бывшее Дикое поле. Их подвиг был достоин десятков истернов, но оказался забыт.

В 1570-х гг., после Молодинской битвы, южная граница Руси выдвинулась вперед почти на 300 км. У Дикого поля были отвоеваны тысячи квадратных километров земли на пространстве между верхним Доном и верхней Окой.

Вслед за служилыми на новые земли шли и крестьяне. Как писал царь Иван: «А на Крымской земле и на пустых землях, где бродили звери, теперь устроены города и села».

«Знакомясь с делом быстрой и систематической заимки "дикого поля" мы удивляемся тому, что и это широкое предприятие организовывалось и исполнялось в те годы, когда, по привычным представлениям, в Москве существовал лишь террор "умалишенного тирана"»,[28] — замечает историк С. Ф. Платонов. От себя замечу, что «привычные представления» на самом деле являются результатом тщательной промывки мозгов, организованной хозяевами информационного пространства…

Федор Иванович продолжает колонизационную политику отца. В его царствование поставлены Белгород на верхнем Донце, Оскол и Валуйки на реках Оскол, Елец и Ливны на Сосне, Курск на верхнем Сейме, Кромы в верховье Оки — вблизи дорог, по которым проходили крымские и ногайские набеги, то есть Муравский, Калмиусский, Изюмский и Бокаев шляхи.

Эти города относились к «польской[29] украйне», то есть границе лесостепи и степи.

В 1586 г., согласно боярскому приговору «на Дону, на Воронеже, не доезжая Богатого Затона два днища, велено поставить город Воронеж».[30]

При Борисе Годунове появляется Царевборисов, расположенный глубоко на юге, в ковыльной степи, при слиянии Оскола с Северским Донцом (ныне село Червоный Оскол).

Все новые города населяли «ратными людьми, казаками, стрельцами». В общем, населением, выполняющим одновременно военные и земледельческие функции.[31]

Между городами рубились засеки, выкапывались рвы, ставились забои на реках — они охранялись постоянной стражей.

Обычно решение о строительстве города принималось правительством по инициативе местного воеводы или после проведения инспекции на окраине каким-нибудь служилым человеком. Вопрос обсуждался в Боярской думе, высшем правительственном органе (слово «боярин» в официальном лексиконе означало государственный чин). На место будущего города высылались дозорщики — специалисты, которые должны были «смотрити и чертити»: составлять описание местности, план построек, предварительную смету строительства. Доклад, составленный на основании сведений дозорщиков, выносился на обсуждение правительства, которое определяло окончательную смету. После утверждения ее государем назначались воеводы, которые вместе с отрядом служилых людей должны были строить и оборонять новый город.

Так, например, в 1600 г. воевода князь Кольцев-Масальский (уже построивший Ливны), согласно правительственному решению от 8 августа 1599 г., оправился на строительство города Валуйки «на поле на Осколе усть-реки».

1 сентября Кольцев-Масальский вместе со стрелецким головой Судаком Мясным прибыл в город Оскол. Здесь собрался весь отряд, отправляющийся на строительство. Из Новосиля прибыла сотня детей боярских с двумя головами. Семен Лодыженский привел из Дедилова «стрельцов и литвы и немец и черкас лутчих с пищалями 150 человек». Кстати, эта цитата из документа еще свидетельствует о религиозной и этнической терпимости Московского государства. Это в населенной Европе могли жечь и вешать людей из идеологических соображений, Москва всегда была прагматична — люди нужны всякие, пусть хоть иноземного происхождения и веры другой. Через поколение они так и так станут русскими.

98 казаков с двумя сотниками частью прибыли из других украинных городов, частью были набраны в Осколе.

Присоединились к отряду городовой мастер (то есть инженер-строитель) Якуш Долматов, судя по фамилии, иностранец из южных славян, пушкари, плотники, кузнец и причт (т. е. духовные лица) — два священника, дьякон, пономарь и единственная женщина, отважная просвирница. Всего набралось 400 человек.

Часть людей (дети боярские, стрельцы, пушкари) должны быть взять «своего запасу» на три месяца, остальные получали казенное продовольствие, которое доставили елецкий и данковский воевода. Наряд (артиллерия), зелье (порох), строительные инструменты, свечи, бумага и прочее доставлялись из Ливен и даже Серпухова.[32]

В конце XVI в. в наказах воеводам-строителям еще не говорится о поселении в новых городах служилых на «вечное житье». По завершению постройки и первой зимовки большая часть служилых вернется домой и будет сменена другими, что станут нести гарнизонную и полковую службу вплоть до своей смены. Уходящие обычно продавали свои дворы приходящим.

Но затем правительство начало прилагать большие усилия по обустройству в новых городах постоянных жителей, несущих службу. Переводило туда служилых из старых городов, набирало пополнение из разного люда, не имевшего до того службы или тягла.

Правительство предоставляло поселенцам денежное жалование и деньги на дворовое строение. Первые 1–3 года выдавалось из государевых житниц хлебное жалованье. Затем служилые уже кормились сами — с земли, которую им раздавали поблизости от города. Также обрабатывали они государственную «десятинную пашню», с которой собирался хлеб в крепостную житницу на случай осады или недорода и для помощи новым поселенцам.

Дворы служилых «по прибору» обычно располагались за пределами собственно «города»,[33] в слободах, стрелецких, пушкарских, казачьих. Слободы отгораживались от поля острогом, а за пределами острога, на посаде, — земляным валом и надолбами.[34]

Дети боярские, дворяне и другие категории служилых «по отечеству» получали поместья около города, а также на удалении от него, на «отъезжих полях».

Пока одни дети боярские пахали, косили или молотили, другие с оседланными лошадьми были готовы в любой момент выехать на отражение набега.

Со временем в новых городах и вокруг них появлялось неслужилое население. Они ставили себе дворы на посаде, селились в поместьях служилых людей или на государевой свободной земле. Города окружались «выселками», слободами, селами и деревнями.

Укрепленные правительственные города способствовали и расселению вольного казачества.

Любавский пишет: «Охват русскими поселениями Муравского шляха и его рукавов, до слияния Дона и Оскола включительно, имел и другие важные последствия. Когда татарам стало труднее проникать севернее слияния Оскола с Донцом, установилась сравнительная безопасность и в бассейнах Сулы, Псела и Ворсклы. И вот в конце XVI и в начале XVII здесь появляются казацкие селения».[35]

Люди, что приходили сюда ловить рыбу, бить зверя и собирать мед, стали устраиваться на постоянное житье возле своих «входов». Там, где находились охотничьи угодья, ловли и бортные деревья, появлялись постоянные поселения вольных казаков.

Правительство всячески старалось набирать на службу в новых городах и совершенную вольницу. При постройке Царевоборисова воеводы известили гулящих людей по Осколу, Донцу и их притокам о разных радостях, ждущих их на службе. Помимо хлебного и денежного жалования им давались во владение юрты[36] «безданно и безоброшно», то есть с освобождением от натурального и денежного налога.[37]

Осмелились пойти на юг и монахи, у рек выросли монастыри — Корейский, Святогорский и др.

В общем, русская оседлость всех видов шагала по Дикому полю.

С продвижением фронтира на юг стали более безопасными и прилегающие к нему внутренние районы Московской Руси, куда также потянулся поток переселенцев с севера и северо-запада. Например, в конце XVI в. происходила инициативная колонизация Орловского края, где крестьяне и служилые брали себе землю и создавали поселки по берегам рек и на опушках лесов.[38]

Освоение степной окраины сыграло поистине спасительную роль для России не только как линия обороны от набегов. Этот район, заселявшийся лишь со времен царя Ивана, быстро стал житницей Руси.

К югу от Оки земля была лучше, чем в Замосковном крае с его «холодной сыростью, подзолистым суглинком или супесью, болотистыми сеножатями». И ее было вдоволь.[39]

Уже во время страшного неурожая 1600–1604 гг. крестьяне из центральных и северо-западных районов Московского государства «прибегали к изобильным странам, из числа коих наипаче г. Курск был, продавалась в нем тогда четверть[40] ржи по шести и семи алтын», — сказано в книге первого курского краеведа С. Ларионова (1786).

Если ранее неурожай охватывал почти всю земледельческую Русь, то теперь появились регионы, отличные по своим климатическим и погодным условиям от Нечерноземья.[41]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.