1866 год 2-й год девиза правления Кэйо. 15-й год жизни Мэйдзи

1866 год

2-й год девиза правления Кэйо. 15-й год жизни Мэйдзи

К этому времени многие княжества перестали соблюдать запреты сёгуната. В том числе и запрет выезжать за границу. Сам сёгунат подавал им в этом пример. За последние годы существования сёгуната за границу отправились 153 молодых человека, 68 из них были направлены сёгунатом. Из княжеств наибольшую активность проявляли Сацума (26 человек) и Тёсю (11). Запреты нарушали даже простолюдины. В этом году Иокогаму покинула группа из 18 бродячих артистов, которая объехала с гастролями Америку, Англию, Францию, Голландию, Испанию и Португалию. Это были первые японские артисты, побывавшие на Западе.

Труппа японских артистов, выехавшая на Запад

В феврале в Петербург прибыло шесть японских юношей – сыновья знатных самурайских семейств с Эдзо (Хоккайдо). Предполагалось, что они пройдут в России курс обучения. Расходы на их командировку взял на себя сёгунат. Юноши отплыли из Хакодатэ. В эту флотилию входили два русских военных корабля. Один из них назывался «Варяг». Он доплыл до Гонконга, а затем вернулся в Японию. Другой доставил будущих студентов в Европу. Они обосновались в Санкт-Петербурге, где их опекали Татибана Косай и Гошкевич. В октябре их навестили два японских студента, проходившие курс обучения в Англии. Нарушив запрет сёгуната на выезд за границу, княжество Сацума отправило их в Англию. Одним из студентов был Мори Аринори (1847–1889), ставший впоследствии министром просвещения. Сацума и сёгунат стремительно приближались к открытому военному конфликту, но их юные посланцы в Европе не испытывали по отношению друг к другу недружественных чувств. Они мирно проводили время в пирушках, осматривали достопримечательности. Беседы с Мори Аринори подводили петербургских студентов к выводу, что уж если учиться за границей, то не в России, которая представлялась им теперь задворками Европы.

Княжества Сацума и Тёсю, которые еще недавно были злейшими врагами, достигли между тем согласия и заключили в январе союз. Главную роль в объединении их сил сыграли Сайго Такамори, Окубо Тосимити и Кидо Такаёси. Посредническую функцию при организации переговоров исполнял Сакамото Рёма (1835–1867) из княжества Тоса. Накаока Синтаро (1838–1867) из этого же княжества подвел под договор теоретическую базу: он утверждал, что только военный союз Сацума и Тёсю и возвращение всей полноты власти императорскому двору способны обеспечить процветание Поднебесной. «Полнота власти» формулировалась как «единство ритуала и политики» в одном лице. И этим лицом был вовсе не сёгун, а император[41].

Вместе с заключением союза непосредственной целью Сацума и Тёсю стало не изгнание иностранцев, а свержение никчемного сёгуната и восстановление власти императора.

Наряду с другими княжествами, расположенными в том же регионе (Тоса и Хидзэн), Сацума и Тёсю сыграли выдающуюся роль в японской истории этого времени. В чем же состояла их сила?

В то время основу благосостояния составлял рис, выступавший в качестве денежного эквивалента. Во всех этих княжествах риса было много. По уровню производства риса среди других княжеств даймё Сацума занимал второе место, Тёсю – девятое, Хидзэн – десятое, Тоса – девятнадцатое. Несмотря на запрет сёгуната, Сацума и Тёсю торговали шелком и сахаром, используя архипелаг Рюкю в качестве перевалочной базы.

Расстояние, отделявшее эти княжества от Эдо, было достаточно большим, что ослабляло эффективность контроля со стороны центральной власти. Так, Сацума проигнорировало распоряжение сёгуната, согласно которому каждому княжеству предписывалось иметь только один замок.

Сацума, Тёсю и Тоса входили в коалицию тех сил, которые противостояли Токугава Иэясу в конце XVI века. После поражения в решающей битве при Сэкигахара (1600) их владения были урезаны, дружины самураев пришлось разместить на сравнительно небольших территориях, так что концентрация людей с оружием там оказалась весьма значительной. Потомки этих самураев всегда помнили о тех обидах, которые нанесла им победившая сторона. Статус «внешних вассалов», которым они обладали, казался им откровенно унизительным – ведь они не имели права занимать должностей в центральном аппарате сёгуната. Режим Токугава они считали несправедливым и лишенным легитимности. Ощущая себя малопричастными к делам, происходившим в Центре, и не надеясь на помощь сёгуната, юго-западные княжества уделяли повышенное внимание дееспособности своих вооруженных сил. Контакты с европейцами, которые были более частыми, чем у других, позволяли им заимствовать их идеи. Особенно это касалось военного дела.

Замок князей Симадзу в Кагосима. Он был менее величественным, чем во многих других княжествах. Это компенсировалось тем, что в Сацума находилось 102 укрепленных сооружения

Замок князей Мори в Хаги

Крупнейшие торговые центры Японии находились в Эдо и Осака. Развитие там товарно-денежных отношений подрывало феодальные порядки. На далеком юго-западе деньги имели меньшую значимость, а традиционные устои, обеспечившие социальную стабильность, – большую. Самураи Эдо становились изнеженными, у них было больше денег, но эти деньги не обладали тем могуществом, которое они приобрели на Западе. В Японии не было сделано таких изобретений (в первую очередь, парового двигателя), которые спровоцировали индустриализацию в Европе. Феодальные порядки разлагались, но на смену им не приходил машинный капитализм.

В отличие от Эдо, где в последние годы существования сёгуната у власти слишком часто находились безвольные, малолетние и больные сёгуны, которые были марионетками в руках высшей бюрократии, юго-западными княжествами управляли более энергичные и способные лидеры. Следует учитывать и такую плохо объясняемую исторической наукой местную особенность: самураи этих княжеств отличались повышенной энергетикой и пассионарностью. Во всех главных событиях того времени именно они играли ведущую роль. Это касается выступлений как против иностранцев, так и против самого сёгуната. В последующем выходцы из юго-западных княжеств образуют костяк нового правительства. Самые активные его противники тоже будут их земляками.

В этом году в продаже появилась анонимная брошюра «Политика Англии». Ее автором был Эрнест Сатов. Брошюра представляла собой перевод трех статей англичанина, помещенных в иокогамской газете «Japan Times». Сатов предлагал: во главе Японии должен встать император, а сёгун пусть будет одним из князей. Сочинение Сатова имело откровенно подстрекательский характер. Скорее всего, Сатов высказал программу действий Сацума и Тёсю. Сёгунат в Эдо находился под влиянием французов, англичане же сделали ставку на юго-западные княжества. Соперничество Англии и Франции на международной арене докатилось и до Японии.

В июне сёгунская армия вновь направилась в экспедицию против Тёсю. Ее возглавлял сам Иэмоти. Он действовал в соответствии с приказом императора Комэй «покарать Тёсю». Княжество Сацума осудило операцию, назвав ее «преступлением». Наряду с Сацума многие князья тоже отказались участвовать в походе; с самого начала моральный дух в войсках был низок, воевать против княжества, которое совсем недавно выступило с оружием в руках против западных держав, не хотелось. Сёгун Иэмоти серьезно захворал, правительственная армия терпела поражение за поражением.

О начале карательной экспедиции против Тёсю было объявлено заблаговременно, так что опальное княжество имело время для подготовки отпора. Воины Тёсю яростно и умело сражались против сёгунских войск, которые стали им ненавистнее иностранных интервентов. В Тёсю появились отряды сопротивления. В них было разрешено носить оружие простолюдинам и даже париям-эта. К этой категории населения относились люди, причастные к «нечистым» занятиям: кожедубы, могильщики, палачи, уличные артисты и т. д. Тем самым был нарушен один из главных принципов устройства тогдашнего общества: правом на оружие обладают только самураи. Так был сделан первый шаг к созданию «народной армии».

С обеих сторон применялось огнестрельное оружие – Япония вступила в эпоху современных войн. В этом ей помог Запад: сёгунат закупал оружие у Франции, а Тёсю – у Англии. Войска Сацума не выступили против сёгунских войск, но агенты этого княжества помогали Тёсю закупать оружие.

Иэмоти был бездетен. Чувствуя наступление смерти, он хотел оставить в качестве своего преемника трехлетнего сына Токугава Ёсинори. Никто не поддержал его. Тогда Иэмоти отправил императору письмо, прося назначить сёгуном своего опекуна Хитоцубаси Ёсинобу. Иэмоти скончался в Осака 20 июля в возрасте двадцати лет. Кампания против Тёсю была в самом разгаре.

Ёсинобу был сыном известного своими антизападными взглядами Токугава Нариаки, князя Мито. Того самого княжества Мито, ученые которого с 1658 года составляли «Историю великой Японии» (последний, 397-й том увидел свет в 1906 г.). Несмотря на то что «История» замышлялась как апологетика сёгуната, она превратилась в восхваление императоров. Именно в Мито впервые получил распространение лозунг «почитание императора и изгнание варваров», именно там разрабатывали теорию, согласно которой император «поручил» сёгунам вести практические дела управления страной. Но, как известно, ни одно поручение не бывает бессрочным…

Сёгун Токугава Ёсинобу

Ёсинобу переменил фамилию на Токугава и стал первым сёгуном из Мито и последним сёгуном династии Токугава. В самом назначении сёгуном представителя того дома, который выступал за возвращение полномочий императору, есть нечто весьма символическое.

Ёсинобу коснулись многие веяния нового времени, он не чурался западного только потому, что был японцем. Он седлал своего коня Хидэн (Вспышка Молнии) европейским седлом и заказывал свинину в европейских лавках Иокогамы.

Все выступали за то, чтобы прекратить гражданскую войну, но Комэй настаивал на продолжении наступления на Тёсю. Поразительная ситуация! Княжество Тёсю ратовало за реставрацию власти императора, а Комэй выступал за продолжение наступления на него. Он не мог забыть про ту бойню, которую учинили воины Тёсю в Киото. Но и тогда они хотели того же самого: чтобы страну возглавил император. Комэй не мог свыкнуться с мыслью, что он один может управлять страной. Его воспитывали в лучшем случае как соправителя, но не как монарха.

В августе сёгунские войска потерпели в Тёсю очередное поражение. Ёсинобу наконец-то удалось уговорить императора отдать приказ остановить военные действия. Предлог был выбран вполне благовидный – соблюдение траура по Иэмоти.

В октябре Фукудзава Юкити опубликовал первую часть книги «Сэйё дзидзё» («Жизнь в странах Запада»). В этой книге, снабженной многочисленными рисунками, автор поделился той информацией, которую он почерпнул из поездок в Америку и Европу в 1860 и 1862 годах. Но тогда членам миссий запретили делиться сведениями о том, что им удалось увидеть. Теперь же в стране царила неразбериха, заговор молчания был прерван. Книга Фукудзава стала настоящим бестселлером и разошлась совокупным тиражом более 200 тысяч экземпляров!

В книге содержался перевод «Американской декларации независимости». С этого времени слова «независимость», «свобода» и «цивилизация» все прочнее входят в словарь японцев. Они все лучше понимали, что только та страна, в которой люди усвоили европейскую науку, технику и манеры поведения, может считаться «цивилизованной». И только «цивилизованная» страна может претендовать на статус «независимой». Главный практический вывод Фукудзава был таков: чтобы Япония стала «цивилизованной», следует возможно быстрее внедрять паровой двигатель, развивать транспорт и связь. Он верил, что японцы смогут это сделать.

Фукудзава приводил самые разные сведения о европейцах. Здесь и подробнейшие описания одежды, каменных зданий, способов общения и даже такая важная бытовая деталь, как поход в туалет: «Справлять нужду следует следующим образом. Для отправления малой нужды просто расстегните брюки. Для отправления большой нужды следует отстегнуть подтяжки спереди и сзади; надевать их снова довольно неудобно и хлопотно». Предупреждает автор и о том, что, если вы остановились в чужом доме на ночь, под кроватью обязательно будет поставлен ночной горшок, который не следует принять за что-нибудь другое. Дело в том, что японцы привыкли спать на «подушках» (или же подголовниках) из дерева или керамики. Поэтому некоторые члены миссии 1860 года, непривычные к мягким подушкам, спали, положив горшок под голову.

Фукудзава Юкити хорошо знал своих соотечественников. А для них «цивилизация» заключалась не только в «высоких» принципах, но и в мельчайших деталях быта.

После смерти Иэмоти отношения императора и нового сёгуна демонстрировали согласие. Оба они оставались приверженцами мирного сосуществования гражданской и военной власти, центры которых находились друг от друга на расстоянии в 500 километров. Комэй пожаловал Ёсинобу обычный для сёгуна титул «покорителя варваров». Однако этим отношениям не было суждено продлиться долго. И не потому, что они испортились.

11 декабря Комэй наслаждался выступлениями танцоров. Но недомогание не позволило ему досидеть до конца представления. Врачи сначала говорили, что император слегка простыл, но через четыре дня пришли к выводу, что это оспа. Под диагнозом подписались 15 докторов. Еще через четыре дня императору стало намного лучше; буддийского священника, которого доставили во дворец для чтения молитв, отпустили. Теперь врачи объявили, что у императора очень легкая форма болезни. Уже стали обсуждать детали предстоящего пира по поводу выздоровления, но 25 декабря у императора появилась рвота. Те люди, которые наблюдали за Комэй в этот день, вроде бы заметили, что на лице у него появились характерные фиолетовые пятнышки. Императору пустили кровь, но через несколько часов он скончался. На этой земле ему было отпущено 36 лет жизни.

В первые дни болезни принц Муцухито каждый день навещал отца. Но когда выяснилось, что у него оспа, Комэй запретил сыну появляться в своих покоях. Он вздохнул с облегчением, когда узнал, что принцу без его ведома уже давным-давно сделали прививку.

Разговоры о том, что императора отравили мышьяком, начались сразу же после его кончины. Многие высокопоставленные люди полагали: его смерть вызвана непримиримой позицией Комэй по отношению к Западу. Он был человеком уходящей эпохи. Сколько Комэй ни противился договорам с западными странами, он ничего поделать не смог. Летом этого года были подписаны договоры о дружбе с Бельгией и Италией, а за две недели до смерти императора – с Данией.

Но кто же отравил императора? Мы не знаем. Мы лишь можем предположить, кто мог сделать это. Чаще всего называется имя Ивакура Томоми, за которым осталась слава политикана и махинатора. Сам Ивакура, уподобляя политику ширме, говорил, что ширму невозможно поставить по прямой линии – она непременно упадет. Ее можно поставить только зигзагообразно.

Одна из версий причастности Ивакура к убийству императора звучит так. Будто бы Ивакура хорошо знал, что император имеет обыкновение грызть кончик кисточки. И вот он якобы пропитал ядом две новых кисти, которые затем передали Комэй. Но был ли Ивакура действительно причастен к убийству? Говорят, что, узнав про смерть Комэй, он хотел навсегда покинуть столицу и принять монашество, полагая, что его карьера закончена.

Говорят, говорят, говорят…

В Японии того времени оспа была достаточно распространена, но тяжелые, приводящие к летальному исходу случаи встречались редко. Внешние симптомы такой формы действительно напоминают признаки отравления мышьяком. Но вряд ли мы сумеем узнать, что случилось на самом деле: показания современников путанны и часто не заслуживают доверия. Возраст же, в котором скончался Комэй, особого удивления не вызывает: слишком многие его предшественники прожили недолго.

Несомненно одно – со смертью Комэй начался новый период жизни его сына Муцухито, а вместе с его воцарением – новый период японской истории.

О смерти Комэй было объявлено через пять дней. Для обычаев того времени этот срок можно считать небольшим.

Год был неудачным во всех отношениях: гражданская война, смерти сёгуна и императора. В Осака и Эдо громили магазины и продуктовые лавки. Крестьяне, мирные и покорные японские крестьяне, тоже выходили из повиновения. Люди хотели спокойствия и дешевого риса, а «высшие» политические соображения сопровождались лишь новыми тяготами в виде увеличения налогов и трудовой повинности. Если на протяжении периода Токугава регистрировалось в среднем 25 волнений в год, то в этом году их случилось 185! Раньше крестьяне просили снизить налоги, теперь – требовали смещения неугодных им чиновников. Чиновники, с которыми они имели дело, не занимали, естественно, сколько-нибудь заметного положения, но все равно это были представители власти! Раньше волнения чаще всего случались в конце года, когда подходил срок уплаты налогов. Теперь больше всего их случилось летом, в разгар гражданской войны, когда правительству отчаянно требовалась поддержка крестьян. Множество волнений случилось непосредственно в районе ведения боевых действий. Крестьяне не желали вдаваться в проблемы «большой политики», им не хотелось оказывать помощь никому – ни правительственным войскам, ни княжеским. Крестьянский гнев был направлен и против деревенских богатеев и ростовщиков – их дома громили и поджигали. С добром поступали по-разному: бывало, что все уничтожали; бывало, что подвергали «справедливому перераспределению». Однако убийств практически не случалось[42].

Основной формой волнений было уничтожение богатств, нажитых «неправедно». Это была форма не только социального, но и ритуального поведения. По крестьянской логике, после разрушения непременно следует возрождение и обновление мира, который теперь устроится на справедливый лад. Недаром крестьянские выступления назывались «ё-наоси» – «обновление мира». Они не имели своей целью свержение сёгуната, но именно сёгунат был повинен в том, что крестьяне вышли из повиновения.

Крестьянские волнения в Японии ни в коем случае нельзя сравнить по своим масштабам и накалу страстей с крестьянскими войнами в Европе, но для спокойной веками страны и они казались несомненным свидетельством наступающего хаоса.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.