Дневник С.А. Ковпака (3 июля 1941 г. — 28 февраля 1942 г., 12 июня — 21 сентября 1943 г.)

Дневник С.А. Ковпака

(3 июля 1941 г. — 28 февраля 1942 г., 12 июня — 21 сентября 1943 г.)

Ковпак Сидор Артемьевич (1887–1967) — один из организаторов и руководителей партизанского движения на временно оккупированной нацистами территории Украины в 1941–1944 гг., генерал-майор (1943), дважды Герой Советского Союза (1942, 1944); родился в г. Котельва (теперь Полтавская область Украины); участник Первой мировой войны: рядовой, потом — ефрейтор 186-го Асландзуского пехотного полка 47-й пехотной дивизии 16-го армейского корпуса на Юго-Западном фронте; проходил службу в стрелковой роте, в полковых командах связи и разведки, участник боев в Карпатах (1914–1915).

В 1918–1920 гг. С.А. Ковпак находился в рядах красных партизан, служил в частях Красной армии на Восточном и Южном фронтах. В послевоенные годы работал уездным и окружным военным комиссаром на Украине, учился на курсах усовершенствования старшего командного состава «Выстрел», после увольнения по состоянию здоровья из военных органов (1926) руководил рядом военных кооперативов, с 1935 г. — начальник городского дорожного отдела, а с 1939 г. — председатель Путивльского горисполкома Сумской области.

В начале Великой Отечественной войны, в связи с быстрым продвижением линии фронта на восток, С.А. Ковпак привлекается по партийной линии к организации партизанского движения (июль — август 1941 г.), назначается командиром одного из партизанских отрядов Путивльского района Сумской области, проводит большую работу по закладке партизанских баз. Когда вечером 10 сентября 1941 г. немецкие разведывательные подразделения подошли к Путивлю, он со своими соратниками оставил город и направился в Спадщанский лес. С этого времени началась «одиссея» прославленного партизанского командира.

В сентябре 1941 г. — декабре 1943 г. С.А. Ковпак командовал Путивльским партизанским отрядом, Путивльским объединенным партизанским отрядом и Сумским партизанским соединением. Если в середине октября 1941 г. Путивльский партизанский отряд насчитывал в своих рядах 57 бойцов, то к 12 июня 1943 г., накануне знаменитого Карпатского рейда, в четырех отрядах Сумского партизанского соединения числилось более 1,9 тыс. партизан.

Руководимые С.А. Ковпаком партизанские отряды в 1941–1943 гг. действовали на оккупированной территории Украины, Белоруссии и Российской Федерации — в Сумской, Черниговской, Киевской, Житомирской, Ровенской, Тернопольской и Станиславской областях УССР, Гомельской, Пинской и Полесской областях БССР, Орловской и Курской областях РСФСР.

В октябре — ноябре 1942 г. и в июне — сентябре 1943 г. Сумское партизанское соединение под командованием С.А. Ковпака совершило два выдающихся рейда по тылам нацистов: вначале из Сумской области на Правобережную Украину, а потом — с территории белорусско-украинского Полесья в Прикарпатскую Украину.

В ходе последнего рейда партизаны-ковпаковцы прошли с боями по оккупированной территории 4 тыс. километров. Учитывая угрозу, которую советские партизаны представляли для немецкой оккупационной администрации в Галиции, рейхсфюрер СС Г. Гиммлер 3 августа 1943 г. направил группенфюреру СС Э. фон дем Бах-Зелевскому телеграмму-молнию с категорическим требованием разгромить партизан-ковпаковцев и добиться того, чтобы «Ковпак живым или мертвым оказался в наших руках». А на заседании Комиссии по вопросам обороны Польского генерал-губернаторства 22 сентября 1943 г. в Кракове губернатор дистрикта «Галиция» О. Вехтер, в частности, сказал: «Банды Ковпака проводили очень умную пропаганду и в своем отношении к людям показали высокую дисциплину».

В октябре — декабре 1943 г., возвратившись из Карпатского рейда, отряды Сумского партизанского соединения дислоцировались в Олевском районе Житомирской области, проводя боевые и диверсионные действия на железнодорожном участке Белокоровичи — Рокитное, в районе станций Белокоровичи и Олевск. С учетом возраста и состояния здоровья, 23 декабря 1943 г. С.А. Ковпак был отозван в советский тыл. На должности командира соединения его заменил П.П. Вершигора.

Уже в течение 1941–1942 гг. С.А. Ковпак проявил себя как талантливый организатор и командир украинских партизан, сумевший выработать собственный стиль и специфические методы руководства партизанской борьбой в тылу врага, пользовавшийся высокой степенью доверия своих подчиненных.

С.А. Ковпак был одним из первых партизанских командиров, кто проницательно оценил значение рейдов партизан в вооруженной борьбе на оккупированной территории. В начале осени 1942 г., во время встречи в Москве группы партизанских командиров Белоруссии, Российской Федерации и Украины с начальником ЦШПД П.К. Пономаренко, он так изложил свои взгляды: «Рейдами мы достигаем связи с населением, поднимаем у него дух борьбы с оккупантами, заставляем население переходить на нашу сторону; рейдами мы принуждаем противника оттягивать свои силы от других объектов, оставляя их без защиты; рейдами мы не даем противнику возможности применять тактику уничтожения партизан путем их окружения в месте дислокации». Он также подчеркнул, что рейды дисциплинируют партизан, дают им ощущение представителей советской власти на оккупированной территории.

Был он и одним из немногих партизанских руководителей, постаравшихся найти компромисс между численностью партизанского отряда (соединения) и его маневренностью и подвижностью. По мнению С.А. Ковпака, партизанское формирование должно стремиться достигнуть такой численности, которая дала бы ему возможность отбить нападение крупной части противника и сохранить при этом свою мобильность.

Авторитет С.А. Ковпака уже в 1941–1942 гг. вышел далеко за границы Сумской области и пределы собственного соединения. Известный украинский писатель Н. Шеремет, находившийся с 16 декабря 1942 г. по 17 апреля 1943 г. в командировке в украинских партизанских формированиях на Полесье, в докладной записке на имя первого секретаря ЦК КП(б)У Н.С. Хрущева писал: «Почти легендарной славой на Украине сейчас пользуется Герой Советского Союза тов. Ковпак С.А. Его любят и уважают партизаны и население, ненавидят враги. Скромный и простой в быте, ласковый, а когда нужно суровый; блестящий партизанский тактик и военачальник — таким знают своего „отца“ или „деда“ партизаны». А Герой Советского Союза М.И. Наумов в письме от 6 января 1944 г. Н.С. Хрущеву рекомендовал назначить С.А. Ковпака начальником филиала УШПД на Правобережной Украине и считал, что именно он способен активизировать боевую деятельность украинских партизан.

Любопытна характеристика, данная С.А. Ковпаку противником. В меморандуме немецкого зондерштаба «Р» (Россия), оказавшемся в руках украинских партизан, есть такие строчки о С.А. Ковпаке: «…Общепризнанный среди командиров и рядовых [партизан] специалист по хождению в дальний путь. Основной вид деятельности — налеты на тыловые части и воинские учреждения, находится в постоянном движении. Диверсиями не занимается, люди его выносливые и приспособленные к маршам. Комплектуется за счет бежавших из плена и [лиц] офицерского состава, фанатиков-молодежи, оставшихся в окружении. В Москве считают его „отцом партизанского движения на Украине“… Жизнью своей он не дорожит. Сам бывает в боях и имеет подражателей из молодежи…»

Наряду с этим С.А. Ковпак имел упрямый, часто неуступчивый характер, нередко вел себя чрезвычайно эмоционально, был капризным. Он тяготился подчиненностью УШПД, с подозрением относился к сотрудникам НКВД, откровенно недолюбливал тех, кто работал в штабах далеко от фронта. Он был типичным партизанским «батькой».

Заслуги С.А. Ковпака на поприще партизанской борьбы высоко оценены руководством СССР. Ему присвоили воинское звание генерал-майора, отметили двумя «Золотыми Звездами» Героя Советского Союза (1942, 1944). Он награжден орденами Ленина и Красного Знамени (1942), Суворова и Богдана Хмельницкого I степени (1944), медалями «Партизану Отечественной войны» I и II степени (1943), другими медалями СССР. Среди иностранных наград С.А. Ковпака — орден Боевого Креста и Белого Льва (Чехословацкая Республика), Золотая Звезда Гарибальди (Италия).

После отзыва в советский тыл С.А. Ковпак длительное время находился на лечении и отдыхе. 11 ноября 1944 г. он был назначен членом Верховного суда УССР, а с 6 марта 1947 г. и до дня своей смерти работал на должности заместителя Председателя Президиума Верховного Совета УССР. Избирался депутатом Верховных Советов УССР и СССР. Принимал активное участие в общественно-политической жизни республики.

Ковпак С.А. является автором широко известных воспоминаний «От Путивля до Карпат», «Солдаты Малой земли. Из дневника партизанских походов», которые неоднократно издавались на русском и украинском языках, в том числе и за границей.

Похоронен С.А. Ковпак в Киеве.

Часть первая. 3 июля 1941 г. — 28 февраля 1942 г.

После выступления на радио Иосифа Виссарионовича [Сталина] 3 июля 1941 года я начал вести подготовку по созданию партизанских баз. На подготовку баз у меня ушло два месяца. В течение двух месяцев я изготовил 250 шт. котелков, несколько десятков ведер, около десяти баков для варки пищи, сделал 300 шт. ложек, 25 пар обуви (сапог). 30 пар резиновых сапог забрал на торфоразработке. Сделал 250 шапок, 100 пар рукавиц. Это все изготавливалось под видом оказания помощи фронту, а дальше пошла заготовка продуктов питания и других необходимых вещей. Все изготовленное свозилось на склад горсовета, а ночью со склада все вывозилось в лес и зарывалось в землю в непроходимых местах леса.

Весь этот груз перебрасывался специально подобранными мною людьми: Коренев Алексей Ильич[1], Потапов Василий Фомич, Вайкин, Козаченок, Рыжков. Вывозка производилась ночью в основном лошадьми горсовета без ездовых. Таким образом было заготовлено 5 т говяжьего[2] мяса, 4 т варенья, 1 т колбасы, 0,5 т сала, сухих овощей 200 кг, сахара и конфет 1,5 т, лапши 100 кг, 1,5 т круп разных, бензина и нефти 1 т, ножей карманных 300 шт., 150 м резиновой трубки для дыхания под водой на случай прочистки леса противником, 10 ящиков махорки, 5 ящиков спичек, белья 500 пар, пиджаков теплых 100 шт., маск[ировочных] халатов 75 шт.[3]

Из боеприпасов ничего не смог достать, а достал только в каменоломне 750 кг аммонала. В течение двух месяцев все вышеперечисленное не только было заготовлено, но и вывезено в лес и зарыто в землю и замаскировано так, чтобы никто не нашел из посторонних, в особенности противник. Днем шла заготовка, ночью — вывоз в лес и рытье ям, в которые укладывались продукты и другой мат[ериал]. [Ямы] плотно утрамбовывались сверху дерном, по местности маскировались, а излишняя земля относилась в водоемы и прочие места.

Таким способом группой в 6 человек было вырыто 132 ямы, поднято до 600 кубометров земли. Из нее более 50 % было отнесено в сторону от места базы. База закладывалась в двух местах: в Спадщанском лесу и Монастырском лесу у Новой Слободы. База, находившаяся в Спадщанском лесу, сохранилась полностью и [была] использована по назначению. База же, находившаяся в Монастырском лесу, была расхищена командиром будущего отряда Черняком. Бюро [Путивльского] райкома [партии] назначило командиром отряда в Монастырский лес Черняка из Новой Слободы, которому мной была передана база, находившаяся в Монастырском лесу.

Черняк, вместо организации отряда, базу расхитил и куда-то исчез. Кроме вышеупомянутой базы, райком [партии] обязал коммунистов — пред[седателей] колхозов и председателей сельсоветов спрятать некоторое количество зерна и муки в селах, на месте, а самим влиться в отряды по месту жительства, т. е. [в] прилегающие села к Монастырскому лесу, в Монастырский лес, прилегающие [села] к Спадщине, в Спадщину и т. д.

В Путивльском районе должны были сформироваться четыре отряда. Первый [в] Спадщанском лесу под моим командованием, второй в Монастырском лесу под командованием Черняка, третий под командованием Руднева Семена Васильевича и четвертый под командованием Расторгуева, пред[седателя] в Литвиновичах.

На момент оккупации немцами района остались отряды Руднева и мой. [В] период подготовки ухода в подполье бюро райкома [партии] в составе первого секретаря Хроменко, второго [секретаря] Шубина и третьего [секретаря] Кваши не сумело возглавить [процесс формирования партизанских отрядов], благодаря чему в отряды вышло[4] вместо двухсот пятидесяти человек 39 человек, а остальные частью пошли в ряды отходящей РККА, а часть просто воспользовались моментом и эвакуировались под руководством третьего секретаря [райкома партии] Кваши и зав[едующего] военным отделом Жариковым, которые после первой бомбежки г. Путивля позорно бежали. А из работников НКВД не было ни одного человека, все эвакуировались (позорно бежали вместе с Медведевым).

Несколько человек нашлось таких, которые при вступлении немцев в г. Путивль понесли свои партбилеты коменданту города с раскаянием, что мы тогда ошибались, а теперь для нас стало ясно, и мы будем служить немцам верой и правдой: Нюкин — заврайфо, Чернобровкин — директор Новослободской МТС и пред[седатель] колхоза из Чернобровки Бурый. И через несколько дней их всех немцы расстреляли.

Но необходимо отметить, что конспирация, проведенная при закладке баз, не была расшифрована никем из предателей. И [в] первые дни нам удалось достигнуть соответствующих успехов в орг[анизации] работы по созданию отрядов и их укреплению и закладке агентурной сети заново, так как подготовленная сеть была нарушена уходом из района действий через фронт двух отрядов.

Июль — август 1941 года в Путивльском районе кипела работа: как уборка [урожая] на селе, так и в городе [проводился] ремонт домов и подвалов. Пришло 1 сентября. Месяц пасмурный. Начали выпадать осенние дожди и уже слышна канонада с фронта. Эвакуирую остатки [учреждений и людей] с города, в том числе банк, а семьи уже все эвакуированы, в том числе свою семью проводил в путь на подводе без копейки денег. Эвакуируются одни женщины.

Приходится кроме эвакуации еще заниматься и инструктажем: как запрягать лошадей, как кормить и поить [их] в дороге.

Подошло 6 сентября, а канонада все ближе и ближе подходит к Путивлю. В городе из руководителей уже никого нет, хожу один по городу, «хозяйную». Группа Руднева еще 28 августа уехала в Сумы на инструктаж в количестве 26 человек, а я с 13 человеками довожу до конца базу в лесу и наблюдаю за городом. Плюс еще в моем распоряжении городская пожарная команда в составе 12 человек.

8 сентября отправляю всю свою братву под командованием Коренева в лес окончательно, а остаюсь один в городе. Часам к двенадцати 9 сентября ко мне прибыла группа с Харьковской [межкраевой] школы [НКВД СССР], из которых со мной осталось четверо: Курс, Юхновец[5], Терехов и Островский, а остальные уходят в Красную армию. Того же числа противник хорошо пробомбил Путивль и одной из бомб попадает в цель, где прятались от бомбежки пожарники. Начальник пож[арной] команды и политрук оказались убитыми, а остальных еле-еле удалось спасти ранеными и контужеными. Пож[арная] команда вышла из строя окончательно. Погрузил раненых и больных на пож[арную] машину и отправил в эвакуацию.

9 сентября в городе осталось 5 человек, вооруженных винтовками. Город пуст, разве кто бегом перебежит улицу. Все зарывается в землю. Собираю группу, иду проверять учреждения, склады и магазины. Все везде пусто, за исключением типографии и редакции газеты «Ленинский путь», [работники] которых вместо эвакуации ценностей погрузили свои вещи, а бумага 0,5 т, все станки и шрифт брошены для немцев. Ответственным за эвакуацию был редактор газеты «Ленинский путь» тов. Олещенко. А в райпотребсоюзе нахожу тонн около 20 соли. Зато везде чисто и аккуратно убрано!

10 сентября рано утром перешли из горсовета в парк, откуда видно [все] кругом, а уже слышна и пулеметно-оружейная стрельба. [Советских] частей в Путивле уже нет никаких. Сложившаяся на то время обстановка вынудила [советские] части оставить город. В 5 часов дня со стороны Чернобровки появилась пешая немецкая разведка. Остался [в городе] один-единственный квартал, который отделял нас от немецкой разведки. Принял решение с разведкой в бой не вступать, ввиду что не успею выйти в лес… От города до леса хотя всего 7 км, но мне оставался выходить в лес один-единственный путь по заболоченному берегу реки Сейм. Да и дождь начал брызгать очень хорошо. Подал команду братве за мной, и ползли мы по болотам и камышам. А дождь все сильнее и сильнее начал поливать. По пути в лес [нас] заметил противник и открыл по группе в пять человек ураганный минометный огонь. Пришлось забираться поглубже в болото, и таким способом к 12 часам ночи 10 сентября мы уже в лесу, насквозь промокшие и усталые.

Погода сильно пасмурная, в лесу хоть глаз выколи темно. Выбившись из сил, решили отдохнуть под открытым небом. Куда ногой ни попробуй [ступить], везде вода. Решили отдохнуть стоя. Я чувствую, [что] окончательно замерз, а когда прислушался — моя братва на зубах выбивает гопака. Только начало сереть, уже можно было видеть деревья. Я сейчас же начал ориентироваться, где мы находимся. Оказалось, мы совсем в скверных условиях были. Команда «бегом», и через час движения мы уже находимся там, где трудно кому-[либо] заметить нас, да и согрелись.

Но перед нами проходил шлях Кардаши — Спадщина […][6]. И вот, благодаря неопытности первых дней борьбы в тылу противника, мы не решились днем форсировать шлях, а дождались вечера. Вечером стали переходить дорогу и увидели, что по этой дороге и сумасшедшая собака не пробежит, а мы день провели сидя у дороги. Дождь все продолжает мочить нас вторые сутки. Форсировав шлях, взяли направление в глубь леса. Всю ночь шли под дождем, выбившись из сил окончательно. Утром сориентировались. Оказалось, [что] мы в 100 метрах от дороги. Немного отдохнувши, решили двигаться [дальше] в глубь леса. Вышли на место, [где] можно было уже погреться, разложить костер. Но на нас все промокло, и спички наши совсем отсырели. Принимаю решение выйти в село Старая Шарповка, в крайнюю хату от леса. Нет уже никакого терпения, промерзли окончательно.

Пробились к хате, никто нас не заметил. Хозяйка разрешила погреться и посушиться и начала сразу варить кушать. А мы все сушим одежду. Минут через десять-пятнадцать вбегает в хату девочка и говорит: «Мама, по селу идут немцы». Командую: «Айда, ребята, за мной в лес!!» Хозяйка сунула в руки коробку спичек, и через два часа мы уже опять в лесу. В самой чаще зажгли костер посушиться, хотя в первую очередь погреться. Немного обогрелись, и на коленях уже высохли брюки. Сразу же все вспомнили, что мы уже четыре дня ничего не ели. Юхновец, удирая из села, положил в карман пять сырых картофелин. [Их] сразу [кинули] в костер и, не дав [им] спечься, съели, даже не вытирая. Аппетит разгорелся. Решили на опушке леса в Новой Шарповке нарыть картофеля. Вылезли на опушку леса, видно картофель в огородах. В цепь ползком [и] в картофель, быстро нарвать и в лес. Копаем картофель руками. Слышу сзади шорох, смотрю, метрах в десяти от нас женщина стоит, смотрит на нас и говорит: «Боже, боже, такие здоровые — и картошку крадете».

Сразу отход в лес, собрались у костра. Каждый из нас вынимает из кармана картофель и закладывает в костер. Через полтора часа мы уже честь честью поужинали и кое-что уже подсушили. Выбираем место на ночлег. Отыскали в лесу на поляне стог сена, взбираемся наверх. На стоге откапываем в сене яму на 5 человек, закрываемся сеном и ложимся спать. Четверо суток не спавши, уснули как полагается. Но не долго спали, почти что все сразу же проснулись, лежим и прислушиваемся. А дождь все льет, но до нас уже не добирается, и почти что все высохли. Вдруг сильный шум в лесу: «В чем дело?» Пробиваю дыру в сене, смотрю, но ничего не вижу, темнота, хоть […][7].

Ночь прошла благополучно. Сегодня необходимо связаться со своими ребятами. У них есть чего кушать, да и брезент есть, под чем от дождя [можно] укрыться. На установку связи и розыск группы с товар[ищем] Кореневым мы потратили пять дней. И таким образом мы связались с группой Коренева только 20 сентября при следующих обстоятельствах. Бродим мы 5 человек по лесу, и никак не нападем на своих. Я своим ребятам говорю: «Посидите здесь, а я еще схожу в том направлении, посмотрю, нет ли Коренева».

В это время натыкаюсь на группу красноармейцев из 6-й ВДВ, попавших в окружение и спрятавшихся от немцев в лесу. При моей встрече с красноармейцами произошел следующий разговор: — вопрос красноармейцев ко мне: «Вы откуда и зачем ходите по лесу?» Я им отвечаю: «Я хозяин леса и охраняю лес». — «Так поздно, старик, взялся ты охранять лес». — «Нет, не поздно, потому что я охраняю лес от немцев, а не от кого-нибудь. Да, я командир п[артизанского] отряда». При разговоре выяснилось, что они назначили свидание с Кореневым на завтра. Возвратился к своей группе [и] объяснил, что завтра с утра мы уже будем все вместе. Радости не было конца.

При встрече с Кореневым и группой красноармейцев я с красноармейцами договорился, что они остаются в парт[изанском] отряде. И мы их приняли к себе в отряд. Таким образом, 22 сентября мы уже насчитывали в своем отряде 42 человека бойцов и на вооружении было, кроме винтовок, 6 автоматов.

С 22 сентября мы взяли под свое наблюдение весь Спадщанский лес. Сразу стали выставлять 18 наблюдательных точек с раннего утра и до поздней ночи. А на ночь наблюдение снималось, концентрировалось в трех пунктах в треугольник, обеспечивающий [связь] друг с другом. И каждая группа выставляла от себя охранную.

А 26 сентября к нам прибыло еще 5 человек конотопцев[8], и мы создали еще четвертый ночной [наблюдательный] пункт. Наряду с [организационной] работой и охраной леса мы вели усиленную подготовку для диверсионной работы. Все освоили, подготовили свою взрывчатку, но отсутствие капсулей и взрывателей не давало возможности проводить в жизнь [намеченные планы].

А противник днем и ночью двигал свою технику по дорогам. Выйдем на опушку леса, и жалко становится, что он так безнаказанно ходит и ездит по нашей священной украинской земле. Но это продолжалось не долго. Разведкой и минерами было найдено минное поле, с которого начали извлекать мины и ставить [их] на дороги. И уже 28 сентября, т. е. через 18 дней после выхода в лес, полетела в воздух немецкая техника. А с 1 октября [противник] перестал двигаться по нашим дорогам ночью. А прежде чем пускать транспорт и технику по дороге, дорога тщательно проверялась военнопленными и крестьянами. И только после проверки пускался в ход транспорт и техника. Несколько мин пропало, [немцы их] изъяли. И тогда наши минеры достали кусок ската и гусеницу от танка и после постановки мины маскировали колею с таким расчетом, чтобы никакая проверка им не помогла. Мины оставались на дороге неразысканными, и опять немецкие танки полетели в воздух.

В конце сентября при встрече со связными мне пришлось на опушке леса наткнуться на крестьянку, собиравшую сухие ветки. При встрече со мной она заявила вслух: «Боже, боже, таке старе i йде з кулеметом в лiс помирати».

30 сентября [19]41 года мы не только пускали в воздух немецкую технику, но уже заминировали все дороги и тропы, идущие в лес. Таким образом, мы себя застраховали от внезапного нападения противника танками и бронемашинами. А на местах возможного проникновения пехоты в лес выставлялись наблюдательные посты. И наряду с этим у меня была уже организована сеть агентурной разведки, хотя и плохо еще работающая, потому что наша сеть еще не проникла в немецкие учреждения. И только к 10 октября мы сумели забросить двух человек поближе к немцам. Одного из них, Харченко, устроили молоковозом из села Ротовка на маслозавод в город Путивль. И другого полицейского завербовали в полиции.

Мною было принято решение заставить работать на нас бургомистра города Путивль Бурцева и бывшего государственного агронома, а при немцах — старшего агронома Соловьева. Какие меры ни принимались по этому вопросу, все же они отказались работать с нами. Целиком и полностью пошли к немцам на службу.

Кроме всего перечисленного, отряд еще занимался выводом из окружения командиров, политработников и бойцов. До 10 октября (массовый наплыв) нами выведено из окружения и переброшено через линию фронта до 500 человек[9], которым оказали помощь питанием и отдыхом в лесу. А 10 октября мною командирован через линию фронта Коренев А.И. с целью вывода из окружения группы подполковника Любитова [и] связи [с центром] и с просьбой [к] НКВД УССР обеспечить мой отряд рацией и радистами.

Тов. Коренев благополучно прибыл в Харьков с группой Любитова, но рации не получил. Так и возвратился ни с чем обратно в отряд. И благодаря [этому] я работал без связи с Большой землей до мая месяца 1942 года.

С 10 октября противник пытается насадить во всех населенных пунктах полицию и старост. Села, расположенные подальше от леса, пошли на это, и сразу же появились по селам на самых видных местах виселицы.

Передо мной стал вопрос: не только наносить ущерб противнику, но и необходимо держать связь с населением. И во всех тех селах, в которых мы проводили работу, не было ни полиции, ни виселиц. Убедившись на практике, что наша […][10] работа оказалась очень большой, мы ее расширили и заложили в селах своих агитаторов и распространителей листовок и [сообщений] Информбюро. И в ближайшее время к нам начало прибывать пополнение для активной борьбы.

Зная о том, что в соседних районах должны быть партизанские отряды, мы, наряду с повседневной работой, начали разыскивать их для установления связи с ними. И к 15 октября [19]41 года я уже знал, что существуют Шалыгинский и Глуховский отряды. И через несколько дней я установил связь с ними. Вышеперечисленные отряды еще пассивничали, правда, они и были небольшие. Шалыгинский насчитывал в своем отряде 13 человек и Глуховский — 22 человека.

А 17 октября ко мне прибыли связные от Руднева Семена Васильевича, находившегося уже в Новой Шарповке на опушке Спадщанского леса. 18 октября прибыл ко мне в штаб Руднев С.В., и мы с Рудневым решили объединиться для совместного действия. У меня уже было на счету более десяти [подорванных] автомашин противника с живой силой и боеприпасами. Я за короткий срок обучил минному делу[11] 4-х человек, и [мы] напрактиковались извлекать мины на минных полях и использовать их на дорогах против немецкого автотранспорта и техники.

Несмотря на то что вся группа Руднева прошла курсы [подготовки] в Сумах, все же их не научили, как нужно использовать мины, извлеченные на минных полях. И Семен Васильевич при объединении [отрядов] сразу выдвинул вопрос увеличить группу минеров. Согласившись с его предложением, мы 18 октября перестроили объединенный отряд, доведя разведку отряда до 12 человек, группу минеров до 8 человек с обязательным изучением минного[12] дела всеми бойцами, агитгруппу из 5 человек.

В этот же день было решено о том, что я остаюсь командиром, а он [Руднев] комиссаром. Установивши связь с командирами Глуховского и Шалыгинского партизанских отрядов через нашу оперативную Воргольскую группу Кириленко, я назначил на 19 октября, на утро, совещание командиров для увязки действий и перехода Глуховского и Шалыгинского п[артизанских] о[трядов] к активным действиям. Тем самым [мы] заводили бы противника в заблуждение, потому что активные действия одного нашего отряда привлекли [бы] к себе все внимание противника (разведданные). А к этому времени прибыл бы и Семен Васильевич [Руднев].

Правда, [немецкие] танки, напавшие на Спадщанский лес, не дали нам окончательно договориться по выдвинутым мною вопросам. Но наш выигрыш в бою: один танк нами подорван и сожжен и один танк захвачен и поставлен на вооружение отряда.

20 октября противник попытался нас отблагодарить за два уничтоженных с экипажами танка 19 октября. [Он] бросил против нас 5 танков, одну танкетку и на 14 автомашинах пехоту и повел наступление на Спадщанский лес по двум направлениям. Мы к этому за ночь подготовились, заминировали дороги не только в лесу, но и все доступы. Замысел противника был мною разгадан, и до рассвета наши оперативные группы находились на позициях. И резерв был поставлен на позицию, т. е. во второй линии нашей обороны, правда, из 62 человек личного состава. Резерв был не очень велик, ну а все-таки резерв.

При подходе противника к лесу он открыл огонь со всех видов оружия. Ответа со стороны партизан не последовало. Тогда противник повел наступление танками в лес под прикрытием пехоты. Но на подступах к лесу головной тяжелый танк подорвался на наших минах. Противник занял оборону, открыл по лесу ураганный огонь и под прикрытием огня увел подорванный танк и отступил к городу Путивлю.

Население окружающих сел ликовало, и некоторые села все поголовно начали оказывать нам помощь: Спадщина, Новая Шарповка, Старая Шарповка, Ворголь и Литвиновичи. И народ начал прибывать из окружающих сел в отряд для активной борьбы с противником.

На 22 октября 1941 года в нашем объединенном отряде насчитывалось 122 человека, из которых 47 человек п[артизанского] о[тряда] под командованием Воронцова[13]. А к 7 июля[14] 1941 года отряд уже насчитывал в своих рядах 146 человек, на вооружении имел один средний танк и до двух десятков автоматов, два ручных пулемета и 120 винтовок. Полностью освоили [мы] использование мин, приобретаемых из минных полей, оставленных Красной армией.

8 ноября [19]41 года Харьковский отряд под командованием Воронцова не захотел больше совместно работать на этой магистрали и ушел в Брянские леса. Таким образом, на 8 ноября в отряде осталось 99 человек и группа тов. Петрова. Группа тов. Петрова, выходившая из окружения и временно оставшаяся в нашем отряде, сделала нам большую работу. Тов. Крайний полностью восстановил танк на ходу и обучил наших ребят водить танк. С этого времени танк стал для нас крепостью, а для противника грозой. Где только для отряда было тяжело, там на выручку появлялся танк.

К 7 ноября, т. е. к празднику Октябрьской революции, наш отряд нанес противнику нижеследующий ущерб: уничтожено 5 танков, 1 тягач, 13 автомашин с боеприпасами и живой силой, 27 генералов[15] и солдат, взорвано на основных магистралях [и] на реках Сейм и Кливень 8 шт. мостов, протяженностью 685 м, из них два по 250 м каждый. Захвачены трофеи: 2 пулемета, 50 тыс. штук патронов, 280 шт. снарядов, один танк, вооруженный 37-мм пушкой, и один пулемет. За весь период [боевой] работы по 7 ноября выведено из окружения до 500 человек бойцов и командиров Красной армии.

27 октября [19]41 года была организована при отряде санчасть. Организация санчасти была вызвана необходимостью. К этому времени у нас начали появляться больные и раненые. А самое главное, наши разведданные говорили за то, что противник готовится нас уничтожить. И мы начали готовиться к крупным боям и организованную санчасть начали ускоренными темпами к этому готовить.

Разведка установила, что в лес начали проникать темные личности. На основе этого было дано указание всем бойцам и командирам об усилении бдительности, тем самым не допустить ни одного немецкого шпиона, или разведчика. Поймано 3 шпиона, и больше немецкие агенты в лесу не появлялись.

После того как группой полковника Петрова была оказана отряду большая помощь — поставлен на ход танк и обучены водители танка, — бойцы тов. Петрова отдохнули. 10 ноября группа тов. Петрова была направлена для выхода к своим (переход через фронт).

В связи с пропуском через наш отряд до 500 человек командиров и бойцов, основная часть [продовольственных] баз была израсходована. Стал вопрос о заготовке продуктов и пополнении баз. [С этой целью] 10 ноября создается хозяйственная группа под руководством тов. Москаленко.

Противник не был в состоянии узнать, что делается в лесу, количество партизан, их вооружение и место расположения. 18 ноября [противник] бросает крупную войсковую разведку двумя группами — по роте — [по] двум направлениям. Отряд с помощью танка и короткого боя обращает обе группы в бегство. После этого [боя] в Путивле появились сведения, что в лесу не партизаны, а десант в 500 человек.

20 ноября явилось для партизан днем, который ознаменовался размещением бойцов по теплым землянкам.

На 30 ноября нашей агент[урной] группой охвачено 9 сел, проведено до 20 собраний [жителей] и организована в селе Яцыно из учителей подпольная комсомольская организация.

Поздно вечером 30 ноября через сеть агентурщиков получены данные о том, что противник готовит наступление на Спадщанский лес.

1-го декабря в 9 часов утра противник повел наступление силой до 3 тыс. человек. В числе наступающих — добрая половина полицейских, стянутых со всех районов Сумской области, а среди немцев были влиты финны[16]. Мною было принято решение [заставить] противника развернуться на подступах к лесу. И это оказало нам большую помощь. Благодаря этому [противник] двигался медленно и нечетко, но когда противник подошел к нашей обороне, то танк, находящийся на вооружении [отряда], открыл по противнику убийственный огонь, и противник был вынужден откатиться. Это воодушевило бойцов, а еще больше воодушевило бойцов то, что на самых опасных местах стояли командир, комиссар, начальник штаба и помначштаба.

Противник, видя, что танк является основной опорой для партизан, решил подтянуть в лес 76-мм пушку и прямой наводкой разбить партизанскую крепость. Но он глубоко просчитался. Пушка, вошедшая в лес, подорвалась на мине. И таким образом противник провел еще несколько атак без артиллерии и, не добившись цели, под шквальным огнем из танка отошел из леса в 6 часов вечера, оставив на поле боя много трофеев. В этом бою отряд потерял убитыми тт. Челядина И.Т., Ильинова В.В. и Воробьева. Трофеи подобрали не все, в лесу было так темно, что нельзя было отличить дерево, двигались на ощупь. Несмотря на такую темноту, подобрали два вполне исправных ручных пулемета.

К 11 часам вечера [1 декабря] разведка донесла, что противник подтянул в г. Путивль [дополнительно] до 2 тыс. человек немцев с танками и артиллерией с расчетом 2 декабря ликвидировать партизан. Исходя из разведданных, мною было принято решение оставить Спадщанский лес и двинуться в рейд.

Итак, в 11 часов 50 минут ночи 1-го декабря отряд похоронил убитых, заминировал танк [и] тронулся в первый рейд [в] Хинельские леса. Первая дневка после выхода из Спадщанского леса — хутор Окоп Ховзовского сельсовета Путивльского района, вторая дневка — Екатериновка Шалыгинского района, третья дневка — Коренка Эсманского района, где и был дан бойцам отдых.

В Коренке простояли двое суток, провели общее собрание граждан села, и после собрания в присутствии граждан была уничтожена поставленная немцами виселица.

В течение 4-х [дней] движения отряд прошел 160 км и остановился на отдых в селе Хвощевка Севского района (Россия), расположенного на опушке Хинельского леса. По пути своего движения отряд уничтожил 6 виселиц и разъяснил населению, что виселицы немцы строят для вас и кто будет немцам помогать ставить виселицы, тот будет висеть на этой виселице первый. Пускай немцы сами ставят их. После проведенных бесед и собраний виселицы в этих селах больше не появлялись. Население поняло, что противник не в состоянии покорить советский народ.

При попытке установить связь с партизанскими отрядами в Хинельских лесах удалось разыскать только одного командира Севского отряда тов. Хохлова, который заявил, что отряд его разошелся по домам и он один на весь лес да радиоприемник установлен, через который он принимает сводку Совинформбюро. Тов. Хохлову было предложено поступить в мой отряд и постепенно вытаскивать из дома его партизан и вновь желающих поступить принимать [в отряд]. [Я ему говорил: ] «Таким образом ты сформируешь отряд». Хохлов согласился и был зачислен в отряд. С этого времени началось формирование Севского партизанского отряда, в который вливали постепенно прибывающих товарищей из бывших его бойцов. И впервые после ухода в подполье мы через радиоприемник Хохлова регулярно, каждый день, получали сведения, что делается на Большой земле.

Заняв в Хинельских лесах 35-й квартал[17], который расположен в глубине леса, отряд начал развивать свои действия. И все опорные пункты немцев, расположенные вокруг леса, были захвачены моим отрядом и созданы условия для прилива желающих поступить в партизанский отряд. А при разгроме опорных немецких пунктов были захвачены большие трофеи: более 80 т зерна хлеба и зерна фуража, 60 штук лошадей с упряжью и санями.

Таким образом, с 8 декабря отряд имел 30 парных саней в запряжке и до 10 лошадей верховых. С этого времени отряд начал проводить операции и на расстоянии до 70 км от места стоянки. А 12 декабря, согласно приказу № 50, бойцы, командиры и политработники приняли партизанскую присягу.

Этим же приказом объявлен и состав партбюро, в которое вошли Панин, Коренев и Юхновец, секретарь тов. Панин.

12 декабря [1941 г.] была установлена связь с Эсманским партизанским отрядом, базировавшимся в Барановских лесах. На связь прибыли Анисименко, Лукашев, Копа и Куманек[18]. На встрече выяснилось, что Эсманский отряд находится на конспирации и ничем еще не занимался.

В связи с ростом [Путивльского] партизанского отряда, насчитывающего в своем составе более 300 человек, 18 декабря [принимается решение] с расчетом создать еще лучшие условия для желающих поступить в отряд. При переходе на новое место дислокации [решено] занять следующие села: Хинельский лесокомбинат, Ломленку, Сечки, Водянка и Пограничная. Здесь же отряд был пропущен через баню, а все вновь поступающие проходили баню в обязательном порядке. Санчасть здесь поработала как полагается. Новшество в партизанах (т. е. мытье в бане. — Изд.) приходилось прививать приказом по отряду.

За период стоянки в вышеуказанных селах организовался Севский п[артизанский] о[тряд] под командой Хохлова и мной выделен отряд под командованием капитана Гудзенко, выросший в два отряда и пущенный на самостоятельную работу.

А в ночь на 24 декабря [1941 г.] Путивльским п[артизанским] о[трядом] при проводниках Эсманского п[артизанского] о[тряда] был разгромлен первый райцентр Эсмань. Уничтожено немцев и изменников родины 20 человек, узел связи и взяты трофеи: 6 лошадей. Эта операция была опытной по разгрому райцентров Путивльским п[артизанским] о[трядом] и втягиванием в активную борьбу Эсманского п[артизанского] о[тряда].

После пополнения [Путивльского] отряда людьми, вооружением и боеприпасами и заложив в Хинельских лесах базу из трех активно действующих отрядов Хохлова, Гудзенко и Эсманского, я принял решение выйти обратно в Путивльский район, нанести удар [по противнику] в самом Путивльском районе, а также вывести из подполья Шалыгинский и Глуховский п[артизанские] о[тряды].

28 декабря [1941 г.] отряд двинулся в путь. По пути движения отряд остановился на отдых в селе Комаровка, расположенном на опушке Барановских лесов. Во время отдыха, поздно вечером, ко мне в отряд приехал комиссар Эсманского отряда тов. Лукашев и доложил, что, будучи в разведке с председателем] р[айонного] и[сполнительного] к[омитета] в селе Уланово, немцы обстреляли [партизан] и на повороте тов. Копа вылетел из саней.

Мною срочно был поднят отряд, и я повел наступление на Уланово с расчетом разгромить немцев, сосредотачивающихся для прочистки Барановских лесов, и освободить тов. Копу. Одновременно действовал под моим командованием и Эсманский отряд. Карательный отряд [противника] из 110 человек был разгромлен. Но тов. Копу освободить живым не успели. Захватили Копу еще теплым, но зверски замученного немцами. В этом бою отряд потерь не имел, противника уничтожено 10 челов[ек], остальные разбежались.

Выйдя в Путивльский район для выполнения поставленной перед отрядом приказом задачи, отряд также установил связь с Глуховским п[артизанским] о[трядом], который 22 января 1942 года вошел в оперативное подчинение командованию Путивльского партизанского] о[тряда]. А 1 февраля в оперативное подчинение моего штаба прибыл Шалыгинский п[артизанский] о[тряд]. А рост п[артизанских] о[трядов] продолжался. 4 февраля объединенными силами были разгромлены Банничи и склады: овощехранилище на 25 т овощей, зернохранилище [на] 1080 т разного зерна и 480 т сена.

Соединение группы отрядов[19] Сумской области с момента объединения по 23 февраля [1942 г.] провело более 10 операций по очистке сел от полиции и прочей нечисти в Путивльском, Глуховском, Шалыгинском и Кролевецком районах. Соединение [отрядов] к этому времени насчитывало в своем составе более 600 человек. На вооружении имелось 6 стан[ковых] пулеметов, до 50 автоматов, 2 батальонных миномета, а остальное — винтовки. Без оружия в это время было до 20 человек. С боеприпасами [было] очень слабовато.

Для подъема духа среди населения 23 февраля [1942 г.] в селе Дубовичи Глуховского района был проведен парад и митинг. В это время уже было что показать, населению. Все бойцы были одеты в отечественное форменное обмундирование. За январь — февраль месяцы в 4 районах: Путивльском, Глуховском, Шалыгинском и Кролевецком — была разгромлена полиция, все села были очищены от немецких заправил и их помощников.

Противник бросил против нас из Нежина и Бахмача два полка мадьяр и собрал около 500 человек полиции. Принимаю решение дать бой мадьярам, чтобы отбить охоту охотиться на партизан. Для этого избираю село Веселое Шалыгинского района, самое выгодное для обороны по рельефу местности. 26 февраля стягиваю все свои силы и вооружение и даю мадьярам себя окружить. 28 февраля в 9.00 противник повел наступление, взяв в кольцо наше объединение. Подпустив противника на близкое расстояние, в совсем не выгодном для себя положении, [партизаны] шквальным огнем со всех видов оружия заставили [мадьяр] лечь на 30-градусном морозе [на землю], продержав их в таком положении около одиннадцати часов.

[В этих обстоятельствах] дан сигнал находившейся в лесу в засаде группе в 50 человек, вооруженных одним минометом, 2 станковыми и одним ручным пулеметами, 4 автоматами, нанести удар с тыла. Когда группа с тыла открыла по противнику ураганный огонь со всех видов оружия, противник бросился бежать, бросил на поле боя убитыми и обмороженными до 600 человек.

Так закончилась венгерская ликвидация партизан. Рассеяв противника с восточной стороны, очистив себе путь, соединение ночью вышло из села Веселое и передислоцировалось в село Бывалино Путивльского района. В этом бою соединение потеряло 12 человек. Среди убитых комиссар Глуховского п[артизанского] отряда Белявский, ранено 5 человек, в том числе был ранен Руднев Сем[ен] Васильевич. В бою захвачены трофеи: 4 пулемета и много другого военного имущества и боеприпасов. После этого боя невооруженных партизан уже не было, а наоборот, уже появились в отрядах запасные винтовки.

Отдохнув в Бывалино, соединение опять двинулось к Хинельским лесам. Потом [мы] установили, что противник, после поражения ночью под Веселым, попросил, чтобы ему оказали помощь. Рано утром с воздуха друзья[20] им услужили. Когда мадьяры зашли в село, в это время налетела ихняя авиация и пробомбила по своим (схема Веселовского боя).

Веселовский бой показал нам, с кем мы имеем дело. Воодушевленные победой над в несколько раз сильным противником, бойцы еще больше укрепили веру в победу, а население еще смелее начало идти в отряды.

15 декабря 1943 г.

Часть вторая. 12 июня — 21 сентября 1943 г.

12 июня 1943 г.

По заданию Н.С. Хрущева[21] мы должны [были] из Киевской, Житомирской и Ровенской областей выйти в глубокий рейд в тыл противника, в Карпаты[22]. После разгрома [вражеской] флотилии на реке Припять [к нам] прибыл Демьян Сергеевич [Коротченко][23], и сразу начали выходить из «мокрого треугольника». Под давлением двух танковых полков и шести дивизий противника [соединение] форсировало реку Припять против села Вежищ, где в заслоне стоял батальон противника.

Рейд в Карпаты начался 12[24] июня 1943 года. Национальный состав [соединения]: русских — 684, украинцев — 598, белорусов — 405, других национальностей] — 197, неподданных СССР — 19. Членов и кандидатов в члены пар[тии] — 397, комсомольцев — 479, [всего] — 876 [или] 45 % [личного] состава.

Вышли в рейд согласно приказа. По пути встретили пограничное с. Глушкевичи. Села не было — все село сожгли немцы. Население со слезами на глазах рассказывало о зверствах немцев. До 70 семей было зарезано людоедами, и их наскоро потом похоронили прямо во дворах. Дворы превратились в могилы, а село — в кладбище.

Нас встретили как родных сынов, со слезами на глазах, как освободителей. Многие пришли отомстить за пролитую кровь матерей, сестер и детей.

13 июня 1943 г.

Груз, который нам обещали выбросить, не получили. А там 12 пружин к ручникам[25]. Таким образом, 12 ручников будут бездействовать. Население хутора Конотоп встретило хорошо. Выезжаю в 18.00.

15 июня 1943 г.

Мы уже вступили в районы, насыщенные националистами.

Форсируем ж[елезную] дорогу, действующую Сарны— Лунинец. Охраняется немцами и казаками, настроение бойцов отличное.

16 июня 1943 г.

Из Германии бегут. Осадчий Владимир Прохорович[26] и Сарапин Григор[ий] рассказывают, что они убежали из Германии 5 мая 1943 г. Работал батраком в маетке Гут-линде-мау, Пост Ганцер, Крайс Остероде. В 40 км от Остероде и 150 км от Кенигсберга. Работал с апреля 1943 г. В этом же маетке работали еще 7 его товарищей с Украины (из-под Харькова). Кроме того, работали 10 французов. Кормили так: 500 г черного хлеба на сутки. Утром — горький кофе, обед — капуста, вечером — картошка и молоко (перегон). Работали в поле от 6 [часов утра] до 20 часов вечера. 1 час обеда.