Кто есть кто

Кто есть кто

Я не был знаком с А.С. Волошиным ни лично, ни заочно до того, как Б.Н. Ельцин во время моего очередного доклада в январе 1999 года стал зачитывать замечания по экономической политике правительства. Чего там только не было.

Упреки в том, что мы исходим в проекте бюджета на 1999 год из темпа инфляции в 30 процентов, а не в сто-сто двадцать. Ответил, что учет инфляции на уровне 100–120 процентов означает полное бездействие правительства и Банка России в области проведения денежно-кредитной политики, а также одновременное стимулирование инфляционных ожиданий, что ускоряет рост инфляции.

Упреки в том, что намеченная величина сбора налогов абсолютно нереальна. Ответил, что такая величина реальна, так как мы исходим в проекте бюджета из фактических поступлений в конце 1998 года и некоторого повышения собираемости за счет увеличения платежей в хозяйственном обороте.

Упреки в том, что в проект бюджета не закладывается в полном объеме погашение и обслуживание внешнего долга. Ответил, что этого нельзя делать, так как мы не можем исходить из возможности погашения всех 17,5 млрд долларов, поскольку эта сумма равна 80 процентам доходов бюджета.

Не привожу всех замечаний – их было очень много, и, что характерно, все они были нанизаны на идею: правительство, дескать, пришло в противоречие с положениями бюджетного послания президента Федеральному собранию РФ на 1999 год.

Мои возражения Ельцин выслушивал молча, не комментируя их, выдвигал очередные замечания по зачитываемому тексту.

– Борис Николаевич, автор этой критики либо не знает реальной обстановки, либо злопыхательски настроен в отношении правительства. Я даже не хочу знать его имени. Пожалуйста, дайте мне этот текст, и я в письменной форме отвечу на каждое из этих замечаний.

– Да, сделайте это в письменной форме, – сказал Ельцин. – В отношении автора секрета нет. Это заместитель главы администрации по экономической политике Волошин.

Такой «поклеп», положенный на стол президента, без предварительных встреч, разговоров с членами кабинета, еще раз доказывал, что Ельцина пытаются любыми путями привести к мысли об экономической несостоятельности кабинета. М.М. Задорнову было поручено подготовить детальный ответ, который был направлен Ельцину. Он больше этого вопроса не касался.

Вся ли администрация президента втянулась в подковерную борьбу с правительством? Руководил администрацией до 7 декабря 1998 года В. Юмашев. Я не думаю, что его следует зачислять в стан активных противников правительства и меня лично. Возможно, он плыл по течению какое-то время, пожалуй, уже после того, как перестал занимать пост руководителя администрации и стал советником президента. Но через 20 дней после моего снятия с поста премьер-министра я получил письмо Юмашева, в котором, в частности, говорилось:

«Огромное Вам спасибо. За мужество, за долготерпение, за понимание. Вам удалось то, что не удавалось ни партиям, ни движениям, ни президенту, ни Думе, никому – успокоить людей, вселить в них надежду. Хотел бы подтвердить то, что Вы, видимо, и сами чувствовали. На посту главы администрации пытался сделать все, чтобы Вам помочь, выстраивал всех своих, всю администрацию, чтобы мы работали как одна команда».

Пытался. Вышло ли – вот в чем вопрос.

На смену Юмашеву пришел на пост главы администрации Николай Николаевич Бордюжа – человек прямой, порядочный. Нет никаких сомнений в том, что он в отношении меня вел себя безукоризненно. 24 декабря, открывая свое первое в качестве руководителя кремлевской администрации совещание с полномочными представителями президента в регионах, Бордюжа сказал, что «активизация позитивных ожиданий у населения после формирования нового правительства во многом связана с именем Примакова – прагматика и человека дела». Несомненно, это заявление насторожило определенных лиц в окружении Ельцина. Ведь в СМИ при назначении Бордюжи публиковались материалы, согласно которым он был подобран на этот пост в качестве «сильной личности», чуть ли не для противопоставления мне.

Возможно, в «семье» не придавали должным образом значения тому, что еще до перехода Н.Н. Бордюжи в Кремль у меня с ним сложились добрые, товарищеские отношения. Возможно, недооценивался последовательно твердый характер самого Бордюжи. А может быть, его назначение было личной инициативой хорошо в то время относившегося к нему Ельцина, который в часы своей активной работы мог подчас с прежним упорством проталкивать отдельные решения даже через сопротивление «семьи». Но к сожалению, лишь в эти часы и лишь отдельные. Соотношение все больше склонялось в пользу группы лиц из его окружения. Это привело в конечном счете к тому, что Бордюжа занимал свой пост считаные месяцы после ухода в отставку Юмашева.

Узнав, что я пишу книгу о своем восьмимесячном пребывании в правительстве, Бордюжа передал мне для опубликования сделанную им запись последнего телефонного разговора с президентом после того, как Ельцин решил заменить его на посту главы администрации Волошиным, сохранив за Бордюжей должность секретаря Совета безопасности России. Этот телефонный разговор, состоявшийся 19 марта 1999 года в 15.00 между Ельциным, пребывавшим в резиденции «Русь», и Бордюжей, находившимся в Центральной клинической больнице, говорит о многом.

Б. Ельцин. Здравствуйте, Николай Николаевич. Как самочувствие? Я принял решение разъединить должности секретаря СБ и главы администрации президента, так как считаю, что совершил ошибку, объединив эти должности. На пост главы администрации думаю назначить Волошина, а вас оставить на посту секретаря Совета безопасности. Как вы на это смотрите?

Н. Бордюжа. Спасибо, Борис Николаевич, за предложение, но я вынужден отказаться. Если вы не возражаете, я изложу свои аргументы.

Первое, это решение не ваше, а навязанное вам вашей дочерью – Дьяченко по рекомендации группы лиц. Причина этого кроется не в ошибочности объединения двух должностей, а в том, что я инициировал снятие Березовского с поста исполнительного секретаря СНГ и отказался участвовать в кампании по дискредитации Примакова и его правительства. Организовали эту кампанию Дьяченко, Абрамович, Юмашев, Волошин, Мамут с благословения Березовского.

Второе, остаться работать в Кремле – это значит принимать участие в реализации тех решений, которые вам навязывают Дьяченко, Юмашев, Абрамович, Березовский, Волошин, а многие из них зачастую носят антигосударственный характер или противоречат интересам государства. Участвовать в этом я не хочу.

Третье, я боевой генерал, бывал во многих «горячих точках», рисковал жизнью, подолгу не видел семью. Всегда был уверен, что служу интересам России и в интересах президента России. Поработав в Кремле, понял, что страной правит не президент, страной правит от имени президента кучка недобросовестных лиц, и правит в своих интересах, а не в интересах государства. Состоять в этой компании я не могу и не хочу.

Е. А если я вам прикажу, вы исполните?

Б. Исполню, но прошу мне это не приказывать.

Е. Я бы хотел, чтобы вы работали рядом со мной, у вас все неплохо получалось. Я не ожидал, что они набрали такую силу.

Я их всех разгоню! Хорошо! Я отменяю свое решение! Вы остаетесь главой администрации, и мы работаем вместе. Как вы на это смотрите?

Б. Борис Николаевич, я готов, но у меня есть одно условие: из Кремля должны быть уже сегодня удалены ваша дочь – Дьяченко, Юмашев, Волошин, запрещен свободный вход Абрамовичу, Мамуту, Березовскому. В этом случае я буду работать.

Е. Хорошо, я подумаю. Мы еще встретимся и все обсудим.

В 20.00 этого же дня президент подписал указ об освобождении Н.Н. Бордюжи от должностей и главы администрации президента, и секретаря Совета безопасности.

Ельцин бывал разным. Одним до выборов 1996 года, особенно до обескуражившей его необходимости идти на второй тур вопреки твердому убеждению в том, что полностью и единолично контролирует ситуацию. Другим он начал становиться тогда, когда появилась группа, которая, будучи в ту пору достаточно разнородной, сумела объединиться, для того чтобы организовать прохождение Ельцина в президенты.

Но этим дело не ограничивалось. Целью этой группы стало отлучение от президента тех, кто был близок с ним, – Коржакова, Барсукова, Сосковца. «Прежние» делали все, чтобы укрепить единоначалие Ельцина, а некоторые через это защищать и собственные интересы. Скрывали его периодические «срывы», старались уберечь от явных проколов. «Царь Борис» – его они так называли в глаза в неофициальной обстановке, но сами не претендовали на «царствование».

Новое окружение президента отличалось от прежнего качественно. Стремясь не допустить победы любого неконтролируемого ими лидера на выборах, «новые» одновременно сделали ставку на Ельцина, через которого стремились управлять страной сами, чтобы стабильно обогащаться и, самое главное, не подвергаться при этом никакой опасности. Выполнению этой задачи во второй ее части помогла болезнь Ельцина. Он окончательно стал другим после операции на сердце. Будучи зависимым от медикаментов и работая считаные часы, да и то не каждый день, он физически не мог сопротивляться давлению со стороны нового окружения. «Семья» этим широко пользовалась.

Правда, в те моменты, когда Ельцин работал, он подчас становился прежним, как это проявилось, например, в телефонном разговоре с Бордюжей, да и в описанном выше разговоре со мной, касавшемся «обволакивания меня «левыми». Но заканчивался такой непродолжительный этап, и начиналось время царствования «семьи».

Небезынтересно, что по ряду кадровых вопросов, которые я хотел решить вопреки мнению «семьи», складывалась «тягучая ситуация». Я, например, был ознакомлен руководителем Главного государственно-правового управления президента Российской Федерации Р. Ореховым с уже подготовленным к подписанию, но справедливо им задержанным проектом указа президента, предоставлявшим права на сомнительную сделку одному из российских государственных банков. Проект был подготовлен по записке его председателя во время «безвластия» в правительстве, так как Кириенко уже ушел, а Черномырдин не смог приступить к работе. Высказав этому банкиру все, что думаю о нечистоплотности сделки, поставил вопрос о его снятии с должности. В администрации согласились – в то время открыто против мало кто рискнул бы пойти, – но сказали: дайте замену. Замену одну за другой отвергали «по объективным причинам». Сказал об этом во время одного из докладов Ельцину. Он вызвал Волошина и приказным тоном заявил: решить вопрос о замене в 24 часа! Волошин не возражал. А этот банкир, тесно связанный с «семьей», работает до сих пор…

Конечно, условия, когда президент царствовал, а «семья» правила, служили ее интересам. И «семья» стремилась законсервировать такое положение – если не выйдет в обход конституции, то, во всяком случае, на конституционный срок.

Борис Николаевич Ельцин, несомненно, интересная личность. В первой половине 90-х годов был, безусловно, волевым, с высокоразвитым чувством интуиции, уверенным в себе руководителем. Чего-то не знал, но постигал через опыт, практику. Достаточно в этой связи проследить его деятельность на международном поприще – от слабо подготовленного и плохо разбирающегося в международных делах человека в конце 80-х годов до лидера, дружбы с которым, да и просто общения с которым искали или добивались многие опытные политики с большими именами. Это была не только дань России – одному из главных «игроков» на международной арене, действовал не только ореол лидера такой могучей страны. Дело было и в самом Ельцине, который часто ухватывал проблему и самое важное – демонстрировал, несмотря на внешнюю жесткость, конструктивность с целью решения многих вопросов.

У него были и ошибки, и промахи, но мне представляется, что это большая и в то же самое время трагическая фигура, которая, несомненно, вошла в Историю.

Самую активную роль в борьбе против меня играл – собственно, он и не скрывает этого – Борис Абрамович Березовский. Характер и формы его деятельности, которые привели к баснословному и сказочному обогащению, – не предмет изложения в этой книге. Я не считаю возможным для себя пересказывать то, что было опубликовано во многих газетах и журналах, и вообще пользоваться недокументальными источниками. Но факт остается фактом: Березовский стал, пожалуй, самой видной фигурой в группе быстро и очень разбогатевших людей при переходе России к рыночным отношениям. При этом он выделялся своими амбициозными претензиями не более и не менее как на управление страной. Преследуя именно такие цели – этим он отличается, скажем, от В.А. Гусинского, – Березовский прибрал к рукам многие средства массовой информации.

Провозглашаемая им «миссия» олигархов – править государством – была одной стороной его идеологии, тесно связанной с другой – специфическим отношением к бизнесу. Интересное в этом плане интервью дал Борис Березовский корреспонденту «Ведомостей» (№ 53 от 24.03.00). Вот выдержки из интервью: «Рычаг власти, который реально у меня был и который остается, – это средства массовой информации. Мощный рычаг власти, но у него другая природа – частная собственность».

– Я считаю, что монополизация очень полезна сегодня для России, – сказал Березовский, отвечая на вопрос журналиста относительно монополизации алюминиевой промышленности.

– Если это чистая сделка, – спросил корреспондент, – почему надо было проводить ее через офшоры?

– А это просто механизм такой, который уводит от налогов и решает другие, чисто финансовые, вопросы из-за несовершенства законодательства, – ответил Березовский. – Не надо пытаться быть альтруистом. Бизнес альтруизма не подразумевает.

Не хочу комментировать эти слова. Отмечу только, что в нынешнем правительстве тоже есть специальное антимонопольное министерство, которое решило после «разбирательства» дела с алюминиевой промышленностью заявить, что никакой монополизации ни рынка, ни производства не произошло.

Как-то в одном из своих интервью Березовский сказал, что у него со мной могли бы сложиться идеальные отношения. Но он, дескать, распознал во мне после того, как я пришел в правительство, человека с кагэбэшным мышлением. Я не думаю, что отношения могли бы быть идеальными даже вне зависимости от того, как я мыслил. Определяющим в этих отношениях стало поведение Березовского.

Когда я был министром иностранных дел, он несколько раз посещал Смоленскую площадь и бывал у меня. Сначала это были беседы на «теоретическом уровне», во время которых Березовский (очевидно, это была черта его характера) уверенно говорил о вещах, в которых не разбирался или разбирался недостаточно глубоко.

– Нас разделяет, – например, говорил Березовский, – отношение к НАТО. Я считаю, что России следует вступить в НАТО, а вы против этого.

При этом ему было неведомо, что, даже если бы у нас зародилось такое желание, России в НАТО не попасть, что и проявилось со всей основательностью позже в натовской реакции на известное заявление президента Путина[84].

Но это были лишь «теоретические» размолвки, а дальше произошла коллизия. Перед поездкой в Грузию Березовский попросил проконсультировать его по грузино-абхазским отношениям. Я ответил, что дело это весьма деликатное и не нужно затрагивать эту тему в поездке (Березовский тогда еще не был секретарем Исполкома СНГ, и эта проблема не входила в систему его служебных интересов). Узнав, что есть заготовка по документу, который мы хотим предложить двум сторонам конфликта, Березовский попросил меня дать ему почитать этот документ, тут же клятвенно обещав не цитировать его. Бегло просмотрев одну страницу, он обратился ко мне уже с другой просьбой – дать ему копию документа, опять обещав, что ни в коем случае никому не покажет и нигде о нем не скажет, а просит лишь для того, чтобы правильно ориентироваться во время разговоров в Тбилиси.

Каково же было мое удивление, когда с этим проектом Березовский начал «челночные поездки» между Тбилиси и Сухуми, естественно решая свои собственные дела. Возвратившись в Москву, он позвонил мне и попросил назначить время встречи. Я отреагировал в достаточно жесткой форме на поведение Березовского. Ни капельки не смущаясь, он ответил: «Вы же сами дали мне этот документ и сами разрешили работать с ним. Я не помню ни о каких ограничениях».

Чем дальше, тем больше. Я уже писал о фальсификациях, передергивании фактов, клевете. Отвечать ли на все эти гнусности? Многие из моего окружения подталкивали меня на это. Я отверг такие советы, в частности обратиться в суд, когда в интервью французской газете «Фигаро» Березовский заявил, что у него есть документы (!), подписанные Примаковым, в которых содержатся инструкции и прямые указания следователям о том, как против него действовать. Стопроцентно выиграл бы дело, так как, естественно, таких документов у Березовского нет и быть не могло – их не существовало в природе.

Когда Березовского назначили исполнительным секретарем СНГ, я даже помогал ему в выработке оптимальной схемы реорганизации Исполнительного секретариата. Кстати, хотя я и не был сторонником назначения Березовского на этот пост, но – он это отлично знает – не приложил руку к снятию его, что стало в конечном счете результатом размолвки в то время Ельцина с частью «семьи». Полагаю, что Ельцин никогда к нему хорошо не относился.

Березовский, безусловно, способный человек с системным мышлением, но с этим абсолютно не сообразуется его стремление демонстративно выставлять себя в качестве «серого кардинала», личности, которая якобы решает все и вся в России. Может быть, такое показное всесилие проистекало и проистекает из того, что Березовский хорошо осведомлен «о слабостях» нашего общества, конкретных людей, особенно на чиновничьем уровне. Коснулось это и некоторых журналистов. Скольким из них он «подарил свою ценную дружбу» в прямом и переносном смысле?

Наиболее разнузданный характер кампания против меня приняла уже после моего смещения с поста премьер-министра – во время подготовки выборов в Государственную думу. Но и в то время, когда я был главой кабинета, клеврет Березовского Доренко в своей «авторской» программе на находившемся под контролем его босса Первом канале российского телевидения систематически демонстрировал антипримаковские «мотивы» и «сюжеты».

17 января 2000 года в журнале «Эксперт» было опубликовано интервью одного из видных «пиарщиков» (так называют людей, которые различными путями пытаются создать общественное мнение в пользу тех или иных лиц или против оппонентов), руководителя Фонда эффективной политики Глеба Павловского. Меня заинтересовали те места в интервью, где оцениваются деятельность премьер-министра и мои возможности, в том числе, по его мнению, неиспользованные.

«Примаков, конечно, не рассматривался как преемник, а только как пожарник. И в этом смысле вся история с Примаковым для политической команды власти была потерей времени. Но им пришлось заниматься, потому что он совершенно правильно оценил процесс, а значит, представлял исключительную опасность.

– Что он сделал?

– Он дал идею. Он стал альтернативой власти в самой власти. А это именно то, что ищут массы. И история Ельцина, и поздняя история Лебедя подтверждают, что массы не примут альтернативу власти вне власти. Они ищут альтернативы в самой власти. И Примаков сделал именно это. Он как бы построил систему перетока полномочий – из Ельцина харизма власти вытекала, а в него втекала. Он набирал в массах общую поддержку, рейтинговый потенциал. А элитам предъявлял эту поддержку и одновременно показывал, что он не так страшен. Но при этом он сделал несколько ошибок именно на уровне элитной политики.

– Он мог быть более успешен как политик?

– Да, если бы не совершал ошибку в отношении ряда ельцинских элит, которые были участниками проекта ухода Ельцина и искали решение проблемы преемника. Не исключено, что Примаков мог бы им предложить решение, а он ими пожертвовал, по-видимому считая, что они изолированы (идеология «семьи» к этому времени уже сложилась). Однако, отказавшись от них, Примаков позволил выстроиться в ельцинских элитах оппозиции себе. Но существенно то, что он оставил некую модель».

Павловский, несомненно, человек умный, но неужели он серьезно предполагал, что, будучи председателем правительства, я мог пойти на какую-то сделку с «семьей» или частью «ельцинской элиты» для того, чтобы обеспечить свое политическое настоящее и будущее? Это было начисто исключено. Отсюда такая острота направленных против меня атак.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.