Финишная прямая

Финишная прямая

До подписания документа в Париже оставалось все меньше времени. Его нехватку мы почувствовали при встрече с Х. Соланой в Люксембурге 6 мая, но совсем по другому случаю: люксембургский аэропорт, как выяснилось, закрывался в полночь, и генеральному секретарю во что бы то ни стало надо было поспеть на свой самолет и вылететь до этого срока.

Какие-то смутные, тревожные впечатления остались от переговоров в Люксембурге. Вроде продвинулись, закрепив в тексте ряд важных моментов из достигнутых договоренностей с американцами. Вместе с тем оставалось еще много несогласованного. Солана явно нервничал, постоянно перешептывался с сидящим рядом с ним заместителем по политвопросам фон Мольтке. Во время одного такого затянувшегося перешептывания пришлось даже сказать: «Друзья, для чего мы приехали в Люксембург – «играть в посиделки» или вести переговоры?»

Условились о встрече в Москве, которая, как понимали и мы, и натовцы, и определит, будут ли найдены взаимоприемлемые развязки, а во многом и будущее отношений России и НАТО.

Борис Николаевич, как всегда, оставался «непроницаемым». Во всяком случае, никак не проявлялась нервозность ни при встречах со мной, ни при телефонных разговорах с западными лидерами. Очень спокойно отреагировал Ельцин и на телефонный звонок Ширака как раз накануне приезда в Москву Соланы: «Должен тебе сказать, что работа над документом идет непросто, я бы сказал, тяжело. Я попросил Примакова быть как можно конструктивнее. Сейчас важно доработать документ, чтобы не обсуждать его в Париже перед подписанием, а иметь уже готовый текст».

Как только я встретился с Соланой 13 мая, и по его настроению, и по первым словам о том, что он прибыл в Москву не искать, а найти развязки, понял: политическое решение идти в Париж с готовым документом в НАТО принято. Проблем для расчистки оставалось, однако, немало.

Работа шла до глубокой ночи. С обеих сторон в выверку формулировок самым активным образом включались военные. Причем параллельно формулировки согласовывались с заседавшим в то же время в Брюсселе Советом НАТО на уровне послов, которые, в свою очередь, постоянно находились на связи со своими столицами. Натовцы звонили из Москвы в Брюссель, используя мобильные телефоны прямо из двора особняка МИДа на Спиридоновке. В другом углу особняка наши военные также по телефонам согласовывали формулировки по чувствительнейшим вопросам непосредственно с нашим Генеральным штабом. Какая уж тут секретность!

Удалось подчистить политическую часть документа. В основном стал проясняться и блок принципиальных пониманий по военным вопросам. Но вдруг, отходя от того, что проговаривалось ранее как с Соланой, так и с участниками НАТО, наши партнеры стали «под занавес» усиливать акценты на сохранении «при всех обстоятельствах» так называемых фланговых ограничений ДОВСЕ. Причем формулировки, предлагавшиеся Соланой, были прямым откатом от компромиссов, которые вырисовывались до Люксембурга и даже в Люксембурге. В результате блок по обычным вооружениям терял сбалансированность. Напряженный разговор, телефонная сверка позиций наших собеседников в реальном масштабе времени с Брюсселем все же позволили снять и эту обострившуюся проблему. Уж если что-то и должно решаться в Вене, то это прежде всего судьба флангов. Если весь договор будет адаптироваться к новым реалиям в Европе, то трудно себе представить, как это может делаться без дополнительного совместного взгляда на один из его ключевых элементов – фланговые ограничения. Фактически мы так и сделали – отнесли вопрос в Вену.

На следующее утро президент Ельцин провел телефонный разговор с Соланой. В конце концов, можно считать, документ родился. Однако одновременно с этим еще не было единого мнения о том, как его называть. Натовцы стремились закрепить наименование «Хартия», что предоставило бы в будущем им больше маневра для интерпретации обязательности принимаемых условий. Для нашей стороны оптимальным было название «Соглашение» или «Договор». В итоге было принято решение, что документ, который подпишут главы государств и правительств России и стран – членов НАТО, будет называться «Основополагающий акт о взаимных отношениях, сотрудничестве и безопасности между Российской Федерацией и Организацией Североатлантического договора».

Итак, переговорный марафон, который позволил нам свести до минимума отрицательные последствия расширения НАТО для интересов безопасности России, а западным государствам избежать опасного обострения отношений с Москвой, закончился. Как только счастливые переговорщики вышли на ступеньки перед зданием мидовского особняка на Спиридоновке, на лужайку хлынули журналисты с телекамерами, фотоаппаратами, диктофонами. Началась импровизированная пресс-конференция. Потом все участники переговоров сфотографировались на этих ступеньках у входа в особняк.

23 мая я стоял на трибуне, выступая перед депутатами Государственной думы. Знал, что некоторые из них, будучи профессионалами-международниками, политологами, хорошо понимали значение достигнутого. Но были и такие, кто считал, что это – наша «неудача», даже провал, так как не удалось «остановить расширение НАТО».

Выступать было очень нелегко. Постарался в сжатой форме донести принципиальные моменты подготовленного документа.

Судя по вопросам, депутатов помимо военных проблем интересовало, не согласились ли мы на такой механизм консультаций, который даст возможность натовцам диктовать нам свои условия. Характерно, что этот же вопрос, но в «зеркальном» изображении рьяно ставился конгрессменами в США: не получает ли Россия право вето на действия НАТО?

Разъяснил, что каждая сторона без всяких ограничений может предлагать темы для консультаций на Совместном постоянном совете (СПС), за исключением тех, которые касаются внутренних дел России или НАТО. При этом по всем решениям о совместных действиях необходим консенсус. Очень важным является и то положение Основополагающего акта, которое фиксирует прямое российское участие на всех стадиях миротворческих операций, осуществляемых НАТО совместно с РФ, начиная от планирования и заканчивая осуществлением. Это положение, на котором мы настояли, положило конец затянувшимся спорам о том, каково соотношение между командованием российской бригады в Боснии и общим командованием натовской операции, могут ли без участия командования российской бригады определяться ее перемещения или конкретные действия, скажем использование в несвойственных ей полицейских целях.

Атмосфера в Госдуме была неоднозначной, но, несомненно, в общем благожелательной. Было принято постановление, в котором практически выражалось согласие на подписание документа.

Основополагающий акт о взаимных отношениях, сотрудничестве и безопасности между Российской Федерацией и Организацией Североатлантического договора был подписан 27 мая в Парадном зале Елисейского дворца. Это – самое главное помещение резиденции французских президентов, построенное более века назад, где происходили и происходят высочайшие приемы и другие церемонии. Перед рядами, заполненными министрами, другими официальными представителями многих стран, членами дипкорпуса, журналистами, полукругом с разрезом посредине был установлен президиум. Места в нем заняли главы 16 государств – членов НАТО. Посредине, «в разрезе» между двумя частями полукруга, сидели Ельцин, Ширак и Солана.

Открыл торжественную церемонию президент Франции, как и было положено «хозяину» страны, где происходило событие. Затем он предоставил слово для десятиминутного (в два раза больше, чем всем остальным) выступления Ельцину. Президент подчеркнул взвешенный и сбалансированный характер документа, достигнутый в ходе трудных переговоров, который дает возможность при нашем неизменном осуждении расширения НАТО, сохранении той принципиальной позиции, которой мы придерживались с самого начала, оградить свои национальные интересы. При этом мы не скатываемся к конфронтации, которая неизбежно повлекла бы большие расходы на вооружение, новую милитаризацию политического мышления, резюмировал Ельцин.

Приподнятое настроение всех присутствовавших на церемонии подписания, а затем на официальном приеме от имени Жака Ширака подчеркивало чрезвычайную важность – не хочу говорить исторический характер, уж слишком часто мы употребляем эти слова и по делу, и не по делу, – произошедшего события.

В Париже состоялись и двусторонние встречи Ельцина с главами других государств. Многие поздравляли президента России, уговаривали его приехать в Мадрид, где на саммите НАТО предстояло объявить о начале переговоров по расширению альянса.

– Если ты будешь там, – говорил ему Ширак, – на задний план отойдет проблема расширения, а на первый выйдет открытие заседания Совместного постоянного совета Россия– НАТО. Российский президент будет главной фигурой, как и в Париже.

В связи с настойчивым призывом к Ельцину ехать в Мадрид уже со стороны Клинтона – в двусторонней встрече участвовали и министры иностранных дел – я не выдержал и включился в разговор:

– Мне представляется, что президенту нет необходимости этого делать. Несомненно привлекательная идея открыть заседание СПС не перетягивает на чаше весов другую – негативную, особенно для общественного мнения России, – присутствовать в Мадриде в то время, когда НАТО объявит о своем расширении.

– Видишь, Билл, – сказал Борис Николаевич, – не все так просто.

Во время приема сидевший за столом рядом с Ельциным Гельмут Коль склонился в его сторону и сказал тихо:

– Борис, я понимаю твое решение не ехать в Мадрид, ты абсолютно прав.

Начало лета 1997 года было ознаменовано переходом к практическому сотрудничеству в рамках СПС. Еще предстояло договориться о формуле председательствования на его заседаниях. Решили, что председательствовать на совете будут совместно представители России, генеральный секретарь НАТО и, в порядке ротации, представитель одного из государств – членов НАТО.

Впервые я взял в свои руки молоток и утвердил повестку дня встречи СПС на министерском уровне 26 сентября 1997 года в Нью-Йорке. Конечно, кое для кого все происходящее было за пределом допустимого. Представитель России предоставлял слово министрам иностранных дел стран НАТО, включая и госсекретаря США, а затем после каждого выступления комментировал его, выделяя главные идеи и предлагая остальным на них сосредоточиться. Оказывается, такая форма ведения заседаний в НАТО ранее была не принята, но нужно было считаться с полным равноправием всех участников Основополагающего акта.

Г. Киссинджер – и он был не одинок в этом – не преминул заключить, что Основополагающий акт означает начало конца НАТО. Это, естественно, было не так. Но нам-то было ясно: от того, как пойдет сотрудничество Североатлантического союза с Россией, будет во многом зависеть не только реальная стабилизация ситуации в различных регионах, но и направление и темпы эволюционных изменений как в НАТО, так и в Российской Федерации.

Далеко не без понимания этого различные круги по-разному подходили к работе СПС. Существовала тенденция превратить СПС в «дискуссионный клуб», чем-то напоминающий классический «прототип» из бессмертного произведения Ильфа и Петрова «Золотой теленок», где провинциальные «пикейные жилеты» постоянно встречаются для обсуждения мировой ситуации и, поочередно поднимая указательный палец, глубокомысленно провозглашают: «Бриан – это голова».

Нас СПС в виде клуба для дискуссий не устраивал. Не устраивает такая «модель» и некоторых членов НАТО.

Прошел год со дня начала работы СПС, и мы встретились с Х. Соланой в Люксембурге на приеме в честь министров иностранных дел, принимавших участие в Совете евроатлантического партнерства. Отошли в сторону. Я сказал Хавьеру:

– Мне кажется, что если бы не было расширения НАТО, на которое все время мы оглядываемся – и Россия, и вы, ожидая друг для друга неприятных сюрпризов, – то СПС мог бы стать центром европейской безопасности.

– Я тоже думаю об этом, – отвечал Солана.

Кстати, на эту же тему я позже говорил со Строубом Тэлботом, и он, ну чтобы быть абсолютно точным, отнюдь не отрицал этой идеи.

Помню наше совместное с американской делегацией выступление в Маниле в июле 1998 года после окончания АРФ – Асеановского регионального форума по безопасности, ежегодное участие в котором принимают страны АСЕАН и так называемые полноправные партнеры по диалогу, в число которых входят США, Россия, Китай, Индия, Япония, Канада, Австралия, Новая Зеландия, Южная Корея, Европейский союз и другие. Я уже писал о том, что по традиции во время последнего обеда каждая делегация во главе с министром иностранных дел представляет свой художественный «номер». На этот раз решили выступить вместе с делегацией США, о чем в принципе договорились чуть ли не за год до этого, переписывались, «утрясали» текст, но репетировали только раз незадолго до выхода на публику в Маниле.

– НАТО включило в себя Венгрию, – пропела Мадлен Олбрайт на музыку Бернстайна «Вестсайдская история».

– Это самая большая ошибка, – пропел я в ответ на ту же музыку.

Зал, в котором присутствовали все делегаты, «одобрительно неистовствовал».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.