Сказочное «Мещерино» и далее

Сказочное «Мещерино» и далее

Можно считать, что начало переговорного процесса по взаимоотношениям России с НАТО определилось в Брюсселе в середине декабря, где наша делегация участвовала во встрече с министрами иностранных дел стран, входящих в Североатлантический альянс по формуле «16+1», и в работе сессии Совета североатлантического сотрудничества. Одновременно в Брюсселе состоялись мои беседы с Х. Соланой, У. Кристофером и К. Кинкелем.

Накануне встречи «16+1», 10 декабря 1996 года, Совет НАТО сделал заявление об отсутствии у альянса «планов, намерений и причин» для продвижения ядерного оружия на Восток. Это могло служить хорошим предзнаменованием.

О результатах многочисленных бесед и наблюдениях доложил президенту Ельцину шифротелеграммой из Брюсселя: «Создается впечатление, что в позициях стран НАТО появляются удовлетворительные нюансы. Среди них согласие на модернизацию ДОВСЕ в увязке, правда пока не жесткой, с рассмотрением вопроса о военной инфраструктуре альянса на территории новых членов. Другой важный для нас момент – постоянный механизм консультаций с Россией предполагает обязательное наше участие в решениях по вопросам, которые затрагивают наши интересы. Обратила на себя внимание активная позиция Германии и Франции по продвижению идей консультаций. США также выступили в поддержку консультаций, уже не связывая их с изменением нашей позиции в отношении расширения НАТО».

Российское НТВ не так уж часто жаловало тогда министра иностранных дел. Тем более было приятно услышать, как меня сравнили с «политическим эквилибристом», когда пришлось решать в Брюсселе «сложное дипломатическое уравнение»: довести до лидеров НАТО жесткую позицию Кремля, а на деле договориться об установлении особых отношений. Еще год назад, подчеркнул комментатор НТВ, с Россией в НАТО никто не разговаривал. Сейчас налицо изменения в позиции альянса из-за твердой и одновременно конструктивной позиции России.

Официальное предложение о начале переговоров по документу, который определил бы комплекс наших отношений с альянсом, было выдвинуто натовцами 11 декабря в ходе встречи министров по формуле «16+1». Принимая во внимание тот факт, что НАТО начало разворачиваться в сторону наших реальных озабоченностей, мы решили начать переговорный процесс.

Подчеркивая кардинальное значение этого решения, Б.Н. Ельцин сказал Г. Колю в Завидове 4 января 1997 года: «Дело очень серьезное, чтобы отделываться малозначительными фразами. Если не будут сняты наши озабоченности, то стратегическое положение России серьезно ухудшится, а наше доверие к Западу будет радикально подорвано».

Сказанное полностью отражало российский подход – мы рассматривали предстоящие переговоры как средство избежать коренного перелома в наших отношениях с Западом в худшую сторону. Действительно, наступал момент, когда и мы, и Запад стояли перед выбором, от которого во многом зависела судьба постконфронтационного мира.

Натовская делегация, возглавляемая генеральным секретарем Х. Соланой, прибыла в Москву. Не помню, кому пришло в голову провести встречу в подмосковном особняке МИДа «Мещерино», но эта идея полностью себя оправдала. Переговоры проводились вдали от журналистов, и никто не «играл на публику». Корреспондентам, правда, это не понравилось, и в ряде статей нас поругивали за то, что мы «скрылись от средств массовой информации» (не премину сказать, что у нас часто путают необходимую закрытость конфиденциальных переговоров с отсутствием столь долгожданной гласности).

«Мещерино» – сказочное место. Великолепная старинная усадьба, в главном здании которой проходила наша встреча, построенная в 1830 году графом Мещерским, окружена огромным лесопарком, примыкающим одной стороной к берегу реки Пахры. В январе река подо льдом. Кругом – блестящий от белизны снег. Сквозь его толщу прорвались гордые и зимой и летом хвойные и печальные, с оголенными ветвями, лиственные деревья. Все кругом было погружено в звенящую тишину. А в доме тепло потрескивали дрова в камине. Здесь, в гостиной, и начались переговоры, продолженные за русским обедом – с соленьями, грибами, пирогами, салатами, селедкой, вареной картошкой, похлебкой в горшочках – блюд не перечесть – и, конечно, водкой в запотевших бутылках. Все было заботливо приготовлено «мещерским персоналом» – жителями близлежащих деревень.

Диалог начался за рабочим столом, был продолжен во время обеда, а потом, как любят говорить мидовцы, в формате «один на один», когда мы около двух часов прогуливались с Соланой на морозном воздухе по очищенным от снега тропинкам леса.

Еще до начала переговоров я задумался о превратностях судьбы. Здесь, в том самом здании, где мы работали и обедали, с 1924 по 1946 год жил «всесоюзный староста», председатель ВЦИК, а потом Президиума Верховного Совета СССР М.И. Калинин, рядом – генеральный секретарь Коминтерна Г. Димитров. Здесь побывали Мао Цзэдун и Ким Ир Сен. А теперь сюда прибыла делегация Североатлантического союза, созданного в свое время для борьбы с коммунизмом и социализмом.

С самого начала с двух сторон, хочу это подчеркнуть – с двух, проявилось стремление сделать встречу максимально деловой. Может быть, в какой-то степени такую тональность навеял «мещерский дух», а может быть, просто уже подошли к черте, когда по горло стали сыты взаимоповторяющимися аргументами, упреками, обвинениями.

Солана сразу же заявил – это было сделано в первый раз, – что он обладает мандатом на ведение переговоров от 16 государств – членов НАТО. Добавил, что считает своей задачей, с одной стороны, создавать и поддерживать консенсус между этими 16 государствами, а с другой – между ними и Россией.

Я чувствовал, что и камин, и даже зимний морозный лес чуть-чуть «растопили» Солану. В целом он оставался в несколько напряженном состоянии, может быть от ощущения того, что не располагал особой гибкостью, будучи зависимым от мнения руководителей НАТО и полученных инструкций. Но все-таки я впервые ощутил во время этой двухчасовой прогулки, что Солана хотел продвижения вперед, понимая значение этого, да и рефлекторного воздействия успеха или неудачи на ту его роль, которая так или иначе впишется в историю[36].

Ряд положений, изложенных Соланой в подчеркнуто общих выражениях, демонстрировал наметившееся сближение позиций. Он признал, что европейская стабильность и безопасность зависят от целого ряда институтов.

– Хотя НАТО – важный институт, но далеко не единственный, и я, – сказал Солана, – полностью разделяю этот тезис, зафиксированный в Лиссабоне.

Отношения Россия – НАТО, – продолжал Солана, – мне представляются в виде комплекса различных элементов. В то же время их нужно свести в целостную картину политических и некоторых юридических обязательств, а также неофициальных и конфиденциальных взаимных заверений. Отсюда – роль хартии.

Содержание документа он предложил разбить на пять разделов: принципы взаимоотношений; области консультаций и сотрудничества; механизмы консультаций; механизмы связи между вооруженными силами сторон; другие области сотрудничества (наука, экология, борьба с терроризмом, незаконным оборотом наркотиков, конверсия и т. д.).

Солана высказал немало идей, способных нас заинтересовать. Однако генеральный секретарь НАТО упорно избегал обсуждения по существу военных вопросов – по-видимому, на тот момент это не было санкционировано альянсом. Такое раздвоение, когда говорилось достаточно много о консультациях (правда, более аморфно о степени нашего участия в принятии конкретных решений), но в то же время упорно отодвигались на задний план военные проблемы, естественно, нас не устраивало. Видимо, Солана понимал наше настроение, и он произнес ключевую фразу, которая определила пределы его возможностей: «Вы встретитесь с американскими представителями, и важно уточнить их позицию на сей счет».

Солана уезжал из «Мещерина», как нам представлялось, не разочарованным. Но он повез с собой и наш главный «сигнал»: договоренности по военному блоку вопросов должны стать неотъемлемой частью общего документа. Очевидно, он вынес из бесед еще по крайней мере одно впечатление: как бы Россия ни была заинтересована в превращении «семерки» в «восьмерку», во вступлении в ВТО, Парижский и Лондонский клубы (о приближении этой перспективы в случае подписания хартии он так горячо говорил), мы не примем никакой «платы» за приглаживание нашей позиции в интересах НАТО, и эти вопросы не должны иметь никакого отношения к подготавливаемому документу и тем более включаться в него.

Второй раунд переговоров последовал в Брюсселе. Прямо с самолета наши эксперты отправились в штаб-квартиру Североатлантического союза, на встречу с натовскими специалистами, которые имели на руках российские предложения. Затем к экспертам присоединились и главы делегаций. После «Мещерина» мы рассчитывали на серьезную дискуссию по конкретным вопросам. Но такого разговора не получилось. Мы поняли, что у натовцев пока отсутствовало видение того, на что альянс мог пойти по военным проблемам. Нам предлагались общие рассуждения или повторение отдельных заявлений НАТО о его политике и намерениях. Механическое перенесение всего этого в готовившийся документ нами отвергалось. Его военно-политическая составляющая должна была, по нашему мнению, быть центральной и содержать конкретные положения.

Ни в коей мере не компенсировало образовывающийся «военно-политический вакуум» некоторое продвижение по другим вопросам. Так натовцы, например, согласились с нашим требованием, чтобы документ был подписан главами государств – России и всех 16 членов НАТО. По нашему настоянию натовцы проявили готовность включить в документ положение о трансформации организации Североатлантического договора.

«А не ограничиться ли нам фиксацией уже согласованных вопросов политического и организационного плана, не отложить ли тяжелые военные проблемы на потом?» – такая идея принадлежала одному из наших дипломатов, но она была отвергнута.

Дело не в том, что мы стояли на максималистских позициях – либо все, либо ничего. Нам было ясно, что мы не сможем обойтись без договоренностей по военным вопросам с целью реально уменьшить для нас издержки расширения НАТО. Это было главной задачей.

В таких условиях значительную тяжесть взяли на свои плечи не только мидовцы, в частности руководитель департамента С.И. Кисляк и его сотрудники, но и коллеги из Министерства обороны: генерал-полковник Л.Г. Ивашов, генерал-лейтенант Н.Н. Зленко и контр-адмирал В.С. Кузнецов. Это весьма подготовленные, умные люди, сочетающие стремление отстаивать интересы безопасности России с пониманием реальной обстановки и необходимости поиска договоренностей, которые могут создать стабильность.

Должен сказать, что межведомственная координация, в которой участвовали также специалисты-аналитики из СВР, была незаменима на всем протяжении «переговорного марафона». Чувства высокой ответственности и профессионализма соединили сотрудников различных министерств и организаций в одну команду. Не помню ни одного случая, когда члены этой команды ставили бы свои ведомственные интересы – как бы они ни были важны – выше общегосударственных. Полное взаимопонимание существовало и на уровне руководства тех организаций, представители которых готовили и вели переговоры.

В Брюсселе мы передали натовцам в письменном виде свои проекты всех четырех разделов документа. Вписали в них все приемлемые для нас натовские наработки. Были уверены, что на следующей стадии переговоров надо уже начинать работу с текстами.

Третья встреча делегаций России и НАТО была назначена на 9 марта в Москве. Накануне к нам прибыл заместитель генсекретаря Г. фон Мольтке. Из его бесед с Н.Н. Афанасьевским выяснилось, что маятник опять качнулся в обратную сторону.

Это подтолкнуло к телефонному разговору с Соланой. Я сказал ему следующее:

– Мы ожидали конкретную и, как вы говорили в Брюсселе, конструктивную реакцию на переданные вам наши письменные соображения, которые рассчитывали положить в основу дискуссии. Однако высказанные фон Мольтке устные замечания возвращают нас назад, например, изложение принципов из раздела о трансформации НАТО во многом отходит от содержания предыдущих договоренностей. Механизм консультаций, по словам Мольтке, предлагается нацелить на обмен мнениями и на стремление к достижению консенсуса, но при этом исключается обязательство принятия решений на консенсусной основе по вопросам, которые касаются совместного с Россией участия в деятельности по поддержанию мира.

Фон Мольтке и сопровождающий его представитель международного военного штаба НАТО вообще отказались обсуждать наши предложения по военным вопросам. Работу над разделом по модернизации ДОВСЕ предлагается отложить и ждать результатов переговоров в Вене, но мы не хотим, чтобы документ Россия – НАТО стал заложником дискуссии экспертов в Вене по модернизации ДОВСЕ. Не должно быть перелива вооружений и вооруженных сил из 16 стран – нынешних членов НАТО на новые территории.

Вы помните, Хавьер, – заметил я, – мы договорились в Брюсселе, что вы выскажете замечания по предложенному нами перечню объектов военной инфраструктуры, но ваш военный представитель оказался не готов к этому. В целом, если вчерашние консультации между фон Мольтке и Н.Н. Афанасьевским не тактический прием, а ваше видение предложенных нами письменных соображений, то это разочаровывает и не сулит ничего хорошего.

Солана сослался на то, что не имел возможности поговорить с фон Мольтке, и сказал, что привезет с собой в Москву проект хартии, хотя, «может быть, туда и не войдут все обозначенные вами моменты».

– Я не сплю которую уже ночь, – пожаловался Солана и опять произнес сакраментальную фразу: – Собираетесь ли вы на следующей неделе поехать в Вашингтон?

И в Москве генеральный секретарь НАТО оказался не готов обсуждать наши предложения по военным проблемам. Ничего нового сказано не было по ядерному оружию. Работу над разделом по модернизации ДОВСЕ по-прежнему предлагалось отложить.

Складывалось впечатление, что наши партнеры из НАТО не спешат, а может быть, даже тормозят выход на предметные договоренности. Все четче стала проявляться и тактика наших партнеров, ориентированная, с одной стороны, на действительные попытки развязок общеполитического и организационного характера, а с другой – притормаживание решения военных проблем. Мы все чаще слышали рассуждения о необходимости решать военные вопросы в Вене в рамках структуры ОБСЕ (меры доверия), а также многосторонних переговоров по адаптации ДОВСЕ, другими словами – вне контекста подготовки документа, призванного определить отношения России с НАТО.

Во всяком случае, обозначилась явная пробуксовка наших переговорных усилий, и мы пришли к выводу, что натовская сторона ждала наших контактов с американцами. В Вашингтоне уже была намечена моя встреча с президентом Б. Клинтоном и госсекретарем США М. Олбрайт, но, главным образом, натовцы ждали результатов российско-американского саммита в Хельсинки, который был намечен на 20–21 марта 1997 года.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.