«Преступный приказ»

«Преступный приказ»

Даже такие критерии неприменимы к требованиям Гитлера по поводу так называемых особых мер. Я имею в виду названные впоследствии «преступными» приказы Гитлера, которыми оперативному штабу и отделу «Л» неизбежно пришлось заниматься. Мне кажется, здесь нужно подробнее рассказать об обстоятельствах, сопутствовавших появлению этих приказов, тем более что все опубликованные до сих пор описания основывались главным образом на решениях Нюрнбергского трибунала и, как и сам трибунал, не приняли во внимание свидетельства подобных мне людей, имевших к этому непосредственное отношение. Я предлагаю проследить появление этих приказов шаг за шагом с помощью полных документальных и других доказательств. Но прежде чем начать, хочу, чтобы и те, кто выжил тогда, и современное поколение задумались на минуту и мысленно поставили на передний план два следующих факта:

1. Диктатор достиг тогда вершины своего могущества, и его власть была неоспоримой; германский народ поддерживал его почти единодушно; он был одержим «идеей крестового похода» так же, как и позднее некоторые его противники[139]; в результате он не воспринимал никакие контраргументы; противостоять его замыслам хоть с какой-то надеждой на успех можно было только скрытными действиями.

2. Офицер имеет ограниченные возможности высказывать свои взгляды, и он сталкивается с коллизией долга. У него врожденное понятие о дисциплине, законе и чести, основанное на исторических примерах руководителей прусского и германского государств; ныне, находясь между жизнью и смертельной войной (и это не попытка преуменьшить хорошо известные преступные деяния и наклонности гитлеровского режима, хотя, заметим, это признано на международном уровне), он вдруг испытывает протест против приказов, отдаваемых главой его государства и его правительством, потому что эти приказы несовместимы с его кодексом военной этики.

И еще одно, побочное, соображение: в случае нападения на Россию главнокомандующему сухопутными войсками было труднее, чем где бы то ни было, отказываться от своего так называемого права неограниченной власти; немыслимо было, чтобы в «зоне боевых действий» или в примыкающих к ним тыловых районах существовала какая-то другая германская структура, осуществляющая властные действия, не отвечая за них перед армией, независимо от ее главнокомандующего и вышестоящего штаба, которому он передал полномочия. Это означает, что главнокомандующего сухопутными войсками вынудили прийти к соглашению с теми высокими начальниками, которым подчинялись специальные отряды СД[140] и полиции, навязанные армии Гитлером; но они не относились к вермахту, и главнокомандующий понятия не имел, каковы были истинные задачи этих органов «специального назначения».

Судя по тому, что нам известно сегодня, отправной точкой в цепи событий, как по существу дела, так и по времени, видимо, являются заметки, сделанные генералом Йодлем 3 марта 1941 года на проекте Инструкции по особым вопросам, которая прилагалась к директиве № 21 (операция «Барбаросса»); проект поступил к нему из отдела «Л» в ходе рутинной штабной работы, которая всегда предшествовала любой кампании; обычно такие документы назывались Специальными инструкциями. Йодль написал несколько вступительных замечаний в том смысле, что «он показал фюреру проект», в который прежде сам внес кое-какие изменения. Затем он подытожил «указания» Гитлера для «окончательной версии» следующим образом[141]:

«Предстоящая кампания есть нечто большее, чем просто вооруженный конфликт; это столкновение двух различных идеологий. Ввиду масштаба вовлекаемой в эту войну территории она не закончится просто разгромом вооруженных сил противника. Вся территория должна быть разделена на отдельные государства, каждое со своим собственным правительством, с которым мы затем сможем заключить мир.

Формирование этих правительств требует большого политического умения и должно основываться на хорошо продуманных принципах.

Любая широкомасштабная революция влечет за собой события, которые в будущем нельзя просто стереть из памяти. Сегодня социалистическую идею в России уже невозможно истребить. С точки зрения внутренних условий образование новых государств и правительств неизбежно должно исходить из этого принципа. Большевистско-ев-рейская интеллигенция должна быть уничтожена, так как до сего дня она является «угнетателем» народа. Прежняя буржуазная и аристократическая интеллигенция, та, что еще жива среди эмигрантов, тоже не должна появиться на сцене. Русский народ отверг бы ее, и она в основном настроена против Германии. Особенно это относится к бывшим Балтийским государствам.

Далее, мы должны при всех обстоятельствах не допустить возможности появления националистической России на месте России большевистской, поскольку история показывает, что она тоже снова станет антигерманской. Наша цель – построить как можно скорее и используя минимум военной силы социалистические государства, которые будут зависеть от нас.

Задача эта настолько трудная, что ее нельзя доверить армии».

Далее Йодль продолжил[142]:

«В соответствии с этими указаниями фюрера директиву необходимо переделать следующим образом:

1. Армия должна иметь зону боевых действий. Однако эта зона не должна быть глубже, чем это необходимо. В тылу такой зоны не надо создавать никакого военного управления. Вместо него будут назначены рейхскомиссары для выделенных регионов значительной площади, границы этих регионов должны совпадать с этнографическими. Задачей комиссаров будет быстрое создание политического механизма новых государств. Наряду с комиссарами там должны быть «командующие округами вермахта»; они будут нести ответственность перед главнокомандующим сухопутными войсками только за чисто военные вопросы, напрямую связанные с ведением боевых действий; за все прочие дела они будут отвечать перед ОКВ. В их штабы войдут органы, занимающиеся проблемами, входящими исключительно в сферу деятельности вермахта (военная экономика, связь, внутренняя безопасность и т. д.). Основная часть полицейских сил будет подчиняться рейхскомиссарам.

2. Границы будут закрыты только там, где они примыкают к зоне боевых действий. Если в этом районе понадобится использовать структуры, подчиняющиеся рейхсфюреру СС[143], а также тайную военную полицию, необходимо получить его разрешение. Такая необходимость может возникнуть, так как все большевистские руководители или комиссары должны быть немедленно ликвидированы. Вопрос об использовании для этих целей военно-полевых судов не стоит; они не должны заниматься никакими другими судебными делами, кроме внутренних, касающихся вооруженных сил.

3. В разделе III проекта инструкций (относительно Румынии, Словакии, Венгрии и Финляндии) нужно просто указать, что, если главнокомандующий сухопутными силами считает необходимым запросить какие-либо особые полномочия в этих странах, просьбу об этом следует направлять в ОКВ, которое затем свяжется с министром иностранных дел. Не может быть и речи о «прямом обращении» армии к германским представителям в этих странах с просьбой о таких полномочиях.

Проект необходимо подготовить как можно быстрее и перепечатать через два интервала, чтобы Гитлер мог внести дальнейшие изменения. Вам разрешается связаться с ОКХ. В данный момент нет необходимости обсуждать его с государственным министром доктором Штукартом (рейхс-министр внутренних дел) или Баке (рейхсминистр продовольствия)». После этого Инструкции по особым вопросам были переделаны отделом «Л» и 13 марта 1941 года подписаны Кейтелем; их текст приводится ниже. Они могут служить примером так называемых Специальных инструкций ОКВ, которые обычно выпускались в начале кампании, но на сей раз, в соответствии с указаниями Гитлера, они охватывали гораздо более широкую сферу деятельности, и их пришлось основательно переписывать, что в основном касалось редактирования в части зоны боевых действий. Следует также заметить, что даже в окончательном виде в ней не было упоминания о «большевистско-еврей-ской интеллигенции» или «большевистских руководителях и комиссарах», о которых особо говорил Гитлер.

Верховное командование

вооруженных сил

Штаб оперативного руководства

Отдел обороны страны

№ 44125/41

Совершенно секретно

Передавать только через офицера

Полевая ставка фюрера

13 марта 1941

Экз. № 4 из 5

ИНСТРУКЦИИ ПО ОСОБЫМ ВОПРОСАМ

(приложение к директиве № 21) (Операция «Барбаросса»)

I. Зона боевых действий и неограниченные полномочия

1. Самое позднее за четыре недели до начала операций ОКВ разошлет инструкции, вводящие в действие на территории Восточной Пруссии и Польши полномочия командования и правила снабжения в зоне боевых действий. Они будут действовать только внутри вермахта. ОКХ должно своевременно представить свои требования, согласовав их с главнокомандующим военно-воздушными силами.

Делать заявление о превращении Восточной Пруссии и Польши в зону боевых действий не предполагается. Тем не менее главнокомандующий сухопутными войсками уполномочен на основании неопубликованных декретов фюрера от 19 и 21 октября 1939 года принять меры, необходимые для выполнения поставленной перед ним военной задачи и обеспечения безопасности войск. Эти права он может передать командующим группами армий и армиями. Подобные распоряжения будут иметь приоритет над любыми другими обязанностями и указаниями гражданских властей.

2. Оккупированная в ходе боевых действий российская территория будет, как только позволит успех операций, разделена на отдельные государства, каждое с собственным правительством, в соответствии со Специальными инструкциями. Из чего следует:

а) Когда армия пересечет границы рейха и соседних государств, глубина образовавшейся зоны боевых действий сухопутных сил должна быть сведена к минимуму. Главнокомандующий сухопутными войсками получает неограниченные полномочия и в дальнейшем может передавать эти полномочия командующим группами армий и армиями.

б) Для подготовки политического и административного устройства фюрер поручает рейхсфюреру СС в зоне боевых действий сухопутных войск ряд специальных задач, которые возникают из необходимости окончательно разрешить конфликт между двумя противостоящими политическими системами. В рамках этих задач рейхсфюрер СС будет действовать самостоятельно и на свою ответственность, но не в ущерб главной неограниченной власти, предоставляемой настоящим главнокомандующему сухопутными войсками и тем должностным лицам, которым он может ее делегировать. Рейхсфюрер СС отвечает за то, чтобы никакие меры, необходимые для выполнения его задачи, не мешали военным операциям. Дальнейшие детали будут согласовываться непосредственно между ОКХ и рейхсфюрером СС.

в) Как только зона боевых действий достигнет достаточной глубины, будет установлена тыловая граница. Оккупированная территория в тылу зоны боевых действий будет иметь собственное политическое управление. Она будет разделена по этнографическому признаку и в соответствии с разграничительными линиями групп армий. Сначала она будет состоять из Севера (Балтика), Центра (Белоруссия), Юга (Украина). На этих территориях политическое управление будет передано рейхскомиссарам, которые получат соответствующие указания от фюрера.

3. Для решения военных проблем на управляемых территориях в тылу зоны боевых действий будут назначены командующие оккупационными войсками, подчиняющиеся начальнику штаба ОКВ.

Командующий оккупационными войсками станет высшим представителем вермахта в соответствующем районе, и он будет обладать всеми военными полномочиями для осуществления командования. На него будут возложены обязанности командующего территориальным военным округом, и он получит все прерогативы командующего армией или корпусом.

В этом качестве он будет отвечать за

а) тесное сотрудничество с рейхскомиссаром с целью оказания последнему помощи в выполнении политических задач;

б) использование природных ресурсов страны и защиту ее хозяйственного имущества, представляющего ценность для экономики Германии (см. ниже пункт 4);

в) эксплуатацию страны для снабжения войск в соответствии с требованиями ОКХ;

г) воинскую охрану всей территории, в первую очередь аэродромов, дорог и складов, в случае бунта, саботажа и нападения вражеских парашютистов;

д) регулирование дорожного движения;

е) размещение войск вермахта, полиции и учреждений для военнопленных, если они расположены на данной территории.

В отношении гражданских властей командующий оккупационными войсками уполномочен принимать такие меры, которые необходимы для выполнения его боевых задач. В данном случае его распоряжения имеют приоритет над распоряжениями всех других инстанций, включая рейхскомиссара.

Последующие инструкции относительно порядка действий, назначений и размещения необходимых сил будут разосланы дополнительно.

Срок передачи власти командующему оккупационными войсками будет установлен, как только военная обстановка позволит произвести изменения в организации командования без ущерба для боевых действий. До тех пор органы власти, созданные ОКХ, будут действовать на тех же основаниях, что установлены для командующего оккупационными войсками.

4. Фюрер возложил на рейхсмаршала[144] координацию хозяйственного управления и в зоне боевых действий, и в тыловых областях; последний поручил выполнение этой задачи начальнику управления вооружения ОКВ. ОКВ (управление вооружения) издаст на этот счет специальные инструкции.

5. Основная часть полицейских сил будет подчиняться рейхскомиссарам. Требования о выделении полицейских сил в зону боевых действий ОКХ должно заблаговременно направлять в штаб оперативного руководства ОКВ – отдел «Л».

6. О поведении войск по отношению к гражданскому населению и ответственности военно-полевых судов последуют специальные приказы и инструкции.

II. Передвижение лиц и грузов, связь

7. Перед началом боевых действий штаб оперативного руководства ОКВ разошлет специальные инструкции, в которых будут определены меры по ограничению передвижения людей и грузов в Россию и использования средств связи.

8. С началом военных действий главнокомандующий сухопутными войсками закроет германско-российскую границу, а затем и тыловую границу зоны боевых действий для движения всех гражданских лиц и грузов, а также для всех средств связи, за исключением тех, которые принадлежат полицейским частям под командованием рейхсфюрера СС, используемым в соответствии с распоряжениями фюрера. Размещение и продовольственное снабжение этих частей будет возложено на ОКХ, которому разрешается при необходимости затребовать у рейхсфюрера СС офицера для связи.

Закрытие границы распространяется также на высокопоставленных лиц и представителей центральных органов власти рейха и штаб-квартиры партии. Центральные органы власти рейха и штаб-квартира партии будут соответствующим образом проинформированы штабом оперативного руководства ОКВ. Исключения будут допускаться только с разрешения главнокомандующего сухопутными войсками и штабов, которым он передаст свои полномочия.

Просьбы на право въезда должны направляться исключительно главному командованию сухопутных войск, это не касается разрешений на въезд для представителей полицейских органов, подчиняющихся рейхсфюреру СС, для которых будут установлены особые правила.

III. Инструкции относительно Румынии, Словакии, Венгрии и Финляндии

9. Специальные соглашения с этими государствами будут заключены ОКВ совместно с министерством иностранных дел и в соответствии с требованиями главнокомандования трех видов вооруженных сил. В случае необходимости особых полномочий в дальнейшем ходе боевых действий следует обращаться к ОКВ.

10. Специальные полицейские меры, предназначенные для экстренной защиты войск, могут осуществляться даже без предоставления особых полномочий.

Дополнительные инструкции по этому вопросу будут разосланы позднее.

11. Применительно к территории этих государств поступят специальные инструкции по следующим вопросам:

Нормирование, фураж, размещение и оснащение

Местная закупка и импорт товаров

Денежное обращение и оплата услуг

Денежное содержание войскам

Требования о возмещении убытков

Почтовая и телеграфная связь

Правила дорожного движения

Юридические вопросы

Службы и другие подразделения ОКВ должны представить к 27 марта 1941 года в штаб оперативного руководства ОКВ – отдел «Л» все требования по этим вопросам, которые должны быть предъявлены правительствам соответствующих государств.

IV. Инструкции относительно Швеции 12. Поскольку Швеция может являться не более чем транзитной территорией, то никаких особых полномочий для командующих германскими войсками там не предполагается. Однако они имеют право и обязаны предпринимать любые меры, необходимые для непосредственной защиты железнодорожного транспорта от актов саботажа и других враждебных действий.

Начальник штаба Верховного командования вермахта

Кейтель

РАССЫЛКА

Главнокомандующему сухопутными войсками экз. № 1

Главнокомандующему военно-морскими силами экз. № 2

Министру авиации и главнокомандующему военно-воздушными силами экз. № 3

Штабу оперативного руководства экз. № 4

Отделу «Л» экз. № 5

Формулировки указаний насчет «особых задач» (раздел I, пункт 2(б) почти не оставляют сомнений в том, что Гитлер лично вписал их в «двойной интервал» на втором проекте. Это его инструкции рейхсфюреру СС, и только он, в пику всему руководству вермахта, мог предоставить право «шефу германской полиции» действовать самостоятельно и по собственной инициативе. В цепочке дальнейших событий особое значение имели следующие моменты, на которые полезно обратить особое внимание тем, кто, возможно, не столь хорошо знаком со всеми обстоятельствами того периода:

1. «Общие инструкции» от 3 марта оставляли открытым вопрос о том, имеет ли право рейхсфюрер СС действовать в зоне боевых действий армии. Однако отныне это стало признанным фактом, и окончательный проект инструкций не давал ни ОКВ, ни ОКХ никакой возможности влиять на действия СС.

2. Нет дополнительного указания насчет характера и масштаба этих «особых задач». Просто указывается, что предполагается использование сил политической полиции. Однако власти и способности влиять на них или на их методы работы у вермахта было не больше, чем он имел в самом рейхе. С учетом условий на территории Советского Союза не было сомнений в том, что использовать энергичные полицейские меры для обеспечения безопасности тыловых районов и необходимо, и разумно. Но последнее предложение пункта 2(б) не подразумевает, что задачи рейхсфюрера СС следует согласовывать в деталях с ОКХ. В этом пункте просто говорится, что оба ведомства должны договариваться относительно вхождения в армейскую зону боевых действий структур, подчиненных рейхсфюреру СС, относительно всех ограничений свободы передвижения в районе линии фронта, а также относительно размещения, обеспечения продовольствием и снабжения.

К инструкциям, предварительно принятым в таком виде, в отделе «Л» отнеслись критически, главным образом из-за того, что они выглядели как дальнейшее вмешательство в исключительные права главнокомандующего сухопутными войсками в зоне боевых действий, о чем было так много споров, а также из-за опасений, что они приведут к новым осложнениям в отношениях с ОКХ. Однако, вопреки нашим предположениям, армия явно быстро смирилась с инструкциями, утвержденными Гитлером. 13 марта Гальдер записывает в дневнике: «Встреча Вагнер – Гейдрих: полицейские проблемы» – и на следующий день подтверждает получение этих инструкций ОКВ словами «специальные инструкции «Барбаросса» без особых комментариев[145]. Явно и то, что за пределами ОКХ тоже не было заметной реакции на чрезмерно резкие выражения Гитлера относительно его намерений в тыловых районах, которые он использовал несколькими днями позже в заключительном обращении к главнокомандующему сухопутными войсками и старшим офицерам Генерального штаба армии на упомянутом большом совещании[146]. Зная присутствовавших там людей, можно было бы предположить, что они должны были проявить максимум решительности, чтобы ограничить деятельность рейхсфюрера СС и его приспешников и держать их как можно дальше от себя. С учетом предоставленных им в зоне боевых действий особых полномочий у них была для этого уйма возможностей: например, они могли запретить передвижение по дорогам и ограничить доставку горючего.

Не сомневаюсь, что именно в этом духе генерал Вагнер, который всегда больше других настаивал на необходимости сохранения полноты власти главнокомандующего в зоне боевых действий, вел вынужденные споры с Гейдрихом; последний же, со своей стороны, наверняка делал все, чтобы ни словом не обмолвиться об истинном характере «особых задач». В итоге ОКХ представило проект приказа в оперативный штаб ОКВ; из текста, который приводится ниже, ясно, что в нем не было ничего спорного или вызывающего возражения.

26 марта 1941

Секретно

Главное командование армии

Генеральный штаб армии

Для выполнения некоторых особых полицейских задач по обеспечению безопасности, не входящих в компетенцию армии, в зоне боевых действий необходимо будет использовать постоянные спецподразделения (зондеркоманды) службы безопасности (СД).

По согласованию с начальником полиции безопасности и СД действия полиции безопасности (СП) и СД в зоне боевых действий будут руководствоваться следующими правилами:

1. Задачи

а) В тыловом районе сухопутных войск:

До начала боевых действий составление списков некоторых конкретных объектов (кадры, архивы, картотеки антигерманских или антиправительственных организаций, ассоциаций, групп и т. п.) и некоторых важных лиц (лидеры политэмигрантов, диверсанты, террористы и т. п.).

Главнокомандующий сухопутными войсками имеет право запретить использование этих специальных подразделений в тех армейских районах, где их применение может неблагоприятно сказаться на боевых действиях.

б) В зоне коммуникаций:

Информирование начальника зоны коммуникации об общей политической обстановке для выявления и подавления антигерманских и антиправительственных движений, не являющихся составной частью вооруженных сил противника.

Взаимодействие с офицерами контрразведки или частями контрразведки будет руководствоваться принципами взаимодействия государственной тайной полиции с местным органом контрразведки вермахта, согласованными со службой безопасности военного министра рейха 1 января 1937 года.

2. Взаимодействие между специальными подразделениями и военными властями в армейской тыловой зоне (см. Ца) выше). Специальные подразделения полиции безопасности (СД) будут выполнять свои задачи на свою ответственность. Они должны подчиняться армейским приказам относительно передвижения, снабжения продовольствием и размещения. Это не относится к полномочиям начальника службы безопасности (СП и СД) в вопросах дисциплины и юриспруденции. Они будут получать технические указания от начальника СП и СД, но при необходимости их действия будет ограничиваться приказами из штаба армии (см. пункт Ца) выше).

Для централизованного руководства этими подразделениями в каждую армейскую зону будет назначен представитель начальника СП и СД. Его обязанность вовремя информировать командующего соответствующей армией о распоряжениях, которые он получает от начальника СП и СД. Военный командующий уполномочен давать этому представителю все указания, необходимые для того, чтобы избежать любых помех военным операциям; эти указания имеют приоритет над всеми остальными.

Представители начальника СП и СД должны всегда действовать в тесном сотрудничестве с разведывательным отделом штаба; военные власти могут потребовать назначения офицера для связи с разведкой; координация работы специальных подразделений с военной разведкой и контрразведкой, а также с требованиями боевых действий является обязанностью отдела разведки.

Специальные подразделения уполномочены, в рамках своих задач и на свою ответственность, принимать административные меры воздействия на гражданское население. В связи с этим они обязаны работать в тесном контакте со службой контрразведки. Любые меры, которые могут повлиять на боевые действия, должны быть утверждены командующим соответствующей армией.

3. Взаимодействие между группами или подразделениями СП или СД и командующим в зоне коммуникации (см. пункт I(6) выше).

(Текст такой же, как в пункте 2 выше, просто с заменой соответствующих штабов и ведомств.)

4. Разделение ответственности между специальными подразделениями (зондеркомандами), полевыми подразделениями (айнзатцкомандами) и отделами контрразведки с одной стороны и тайной полевой полиции безопасности – с другой.

Вопросы политической безопасности внутри армии и непосредственной защиты войск остаются задачей только тайной полевой полиции безопасности. Любые дела такого характера спецподразделения, полевые отделы и подразделения должны немедленно передавать в тайную полевую полицию безопасности; точно так же последняя должна безотлагательно сообщать спецподразделениям и полевым отделам и подразделениям обо всех проблемах, возникающих в зоне их компетенции. По всем прочим вопросам будет действовать соглашение от 1 января 1937 года (см. пункт 1 выше).

Подпись…

Никто из офицеров, принимавших участие в обсуждении или подготовке этих приказов, не имел ни малейшего представления о том, что под прикрытием этих договоренностей и на основании секретного распоряжения Гитлера Гиммлеру «полевые отделы СД» сразу же после начала кампании приступят к систематическому массовому убийству евреев в тыловых районах Восточного фронта.

Первый случай, когда Гитлер открыто потребовал от вермахта провести недопустимую акцию, имел место 30 марта 1941 года. В тот день он произнес длившуюся почти два с половиной часа речь перед 200–250 офицерами, среди которых были главнокомандующие тремя видами вооруженных сил и назначенные на Восточный фронт старшие командиры сухопутных войск, кригсмарине и люфтваффе вместе с начальниками своих штабов. Встреча проходила в большом конференц-зале новой рейхсканцелярии, в крыле, которое выходило на Эберштрассе; зал был забит полностью, присутствовавших усадили в длинные ряды кресел соответственно чину и званию. Цель была явно та же, что и у аналогичных «обращений» Гитлера 22 августа и 23 ноября 1939 года накануне кампаний в Польше и на Западе: внушить высшему командованию и старшим офицерам штабов свои взгляды на возможный ход предстоящей операции. Но на сей раз он собрался изложить собравшимся и те особые требования, которые, по его мнению, возникнут в связи с характером Восточной кампании как «борьбы между двумя противостоящими идеологиями». Говорил он убедительно. Он наверняка осознавал, что в идеологическом плане между ним и этими сливками германского офицерского корпуса до сих пор существует громадная пропасть. Те сидели перед ним в гнетущей тишине, нарушенной лишь дважды: когда собравшиеся встали в первый раз в момент его появления и прохождения к трибуне и когда он покидал зал. Все остальное время не поднялась ни одна рука, никто, кроме него, не произнес ни слова.

Это была та самая речь Гитлера, которая положила начало приказу о комиссарах и декрету относительно порядка действия военно-полевых судов в районе проведения «Барбароссы», известному под кратким названием «приказ «Барбаросса». Что касается приказа о комиссарах, то Верховный главнокомандующий вермахта заявил в своей речи, что с советскими комиссарами и чиновниками следует обращаться как с преступниками, независимо от того, относятся ли они к вооруженным силам или к гражданской администрации. Поэтому их не будут рассматривать как военнослужащих и с ними не будут обращаться как с военнопленными. Всех их, захваченных в плен, следует передавать полевым отделам СД, а если это невозможно, расстреливать на месте. В отношении «приказа «Барбаросса» Гитлер уже утвердил 3 марта, что военно-полевые суды будут заниматься исключительно войсками; теперь он развил эту тему дальше и провозгласил два принципа. Первый: по отношению к «враждебно настроенным жителям» немецкий солдат не должен быть связан буквой военных законов или дисциплинарных уставов, и, наоборот, «любого рода выступление местных жителей против вермахта» следует наказывать чрезвычайно сурово, вплоть до немедленной казни без военно-полевого суда. Он оправдывал эти распоряжения главным образом своей убежденностью в том, что большевизм, как он выразился, есть «социологическое преступление»; говоря о комиссарах и чиновниках, он упомянул те нечеловеческие жестокости, в которых они были повинны, когда Красная армия вошла в Польшу, Балтийские государства, Финляндию и Румынию. С этого момента он использовал каждый оборот своей речи для того, чтобы убедить аудиторию в том, что в борьбе против Советов нет места воинскому рыцарству или «устаревшим представлениям» о военном товариществе. Это борьба, в которой не только Красная армия должна быть побеждена на полях сражений, но и навсегда искоренен коммунизм.

Впоследствии многие говорили, что такие резкие выпады Гитлера должны были заставить кого-то из присутствовавших в зале хоть как-то выразить свой протест или негативную реакцию после ухода фюрера. Никаких свидетельств, что нечто подобное имело место, нет; я сам был там, и ни в одном из опубликованных ныне документов нет упоминания о таких вещах. Гальдер, например, записал все, что там происходило, и свою запись он закончил фразой, всего лишь передающей смысл заключительных слов Гитлера: «Одна из жертв, которую должны принести командиры, – это преодолеть все угрызения совести, какие у них могут возникнуть»; на полях он приписал, видимо, для памяти: «Приказ главнокомандующим». Сразу после этого идет запись: «Полдень: все присутствуют на обеде, после обеда: совещание с фюрером». Из следующих записей становится известно, что и обед и совещание происходили в ограниченном кругу «командующих группами армий и некоторых их подчиненных»; единственное упомянутое имя – Гудериан, записанное сокращенно «Гуд». Об этом совещании Гальдер пишет всего лишь «Ничего нового». Потому можно быть совершенно уверенным, что никто из присутствовавших там не использовал шанс даже упомянуть требования, предъявленные утром Гитлером. Конечно, все понимали, что, как показывает опыт, открытая оппозиция, как правило, приносит больше вреда, чем пользы. Но реальные причины отсутствия реакции со стороны самых старших армейских офицеров заключались, видимо, в том, что большинство из них не вдавались в подробности длинной обличительной речи Гитлера, другие не осознали полностью смысл его предложений, а остальные решили, что лучше сначала вникнуть в эти вопросы поглубже или, как это принято у военных, подождать реакции своего начальства. Даже покойный фельдмаршал фон Бок, который позднее проявил себя как противник приказа о комиссарах и его дневниковые записи отличались особой откровенностью, не выступил с критическими замечаниями ни на общем совещании, ни на последовавшем затем совещании в узком кругу. Лично я присутствовал только во время утренней речи Гитлера.

В своих показаниях Международному военному трибуналу фельдмаршал Кейтель только заявил: «Во всяком случае, они не сделали этого [не обратились к фюреру] после обсуждения». Разумеется, он мог иметь в виду, что у него не было сведений о какой-либо реакции или возражениях по поводу плана Гитлера. Но в равной степени его слова можно понять и так, что, как начальник штаба ОКВ, в задачи которого входило переводить требования Гитлера на язык приказов и таким образом конкретизировать и утверждать их, он ничего не предпринял. Но подобная интерпретация не согласуется с образом начальника штаба Верховного командования ни во время войны, ни после нее, и потому ее в любом случае нельзя рассматривать как убедительную. Это был чрезвычайно тревожный период: идет Балканская кампания, только что захвачен Крит, только что начались переговоры с Францией, развиваются события в Северной Африке и на Среднем Востоке, Гесс летит в Англию, потоплен «Бисмарк»; поэтому наверняка все эти подвижки способствовали тому, что намерения Гитлера остались забытыми в заговоре молчания. Кроме того, есть один неоспоримый факт: ни Кейтель, ни Йодль не дали мне в этом случае никаких указаний насчет подготовки проектов итоговых приказов – вопреки своим обычным правилам схватывать на лету каждое слово и пожелание Гитлера. Что касается меня, то я старался никогда не касаться требований, выдвинутых тогда Гитлером, даже в случайном разговоре.

Заговор молчания длился более пяти недель и, казалось, делал свое дело, но с появлением меморандума ОКХ, датированного 6 мая, все снова закрутилось. Этот документ исходил от главнокомандующего сухопутными войсками и шел под грифом «Командующий по особым делам при главнокомандующем сухопутными войсками (юридический отдел)»; меморандум был адресован «начальнику штаба ОКВ, отделу «Л» и лично генералу Варлимонту». Он состоял из проекта приказа под названием «Общие указания по обращению с политическими лидерами и по согласованному выполнению задачи, поставленной 31 марта 1941 года». Раздел 1 под заголовком «Армейская зона» содержал в себе общее определение, кто такие комиссары, в соответствии с высказываниями Гитлера в речи 30 марта. Затем в нем говорилось:

«Политические органы власти и командиры (комиссары) представляют особую угрозу для безопасности войск и усмирения завоеванной территории.

Если такие лица захвачены войсками в плен или задержаны каким-то иным способом, их следует доставить к офицеру, обладающему дисциплинарными полномочиями осуществлять наказание. Последний вызывает двух свидетелей-военнослужащих (офицеров или унтер-офицеров) и устанавливает, что этот пленный или задержанный является политической фигурой или командиром (комиссаром). Если доказательств его политической должности достаточно, офицер немедленно отдает приказ о его казни и обеспечивает ее проведение.

Политкомандиры (комиссары) в российских частях относятся к категории политических чиновников. Их особенно важно быстро обнаруживать и изолировать, так как они могут стать главными инициаторами продолжения пропаганды, если их в качестве военнопленных отправить в Германию. Их следует ликвидировать, по возможности, на сборных пунктах для военнопленных или самое позднее по пути в пересылочные лагеря. То же самое относится к комиссарам в гражданской администрации и партийных организациях и к другим политическим работникам, с которыми могут столкнуться войска. Политических руководителей промышленных и прочих хозяйственных объектов следует задерживать лишь в отдельных случаях, когда они предпринимают какие-то действия против вермахта.

Политические руководители и комиссары, захваченные в плен, не будут отправляться в тыл».

«Командующий по особым делам» подчинялся не начальнику штаба армии, а непосредственно главнокомандующему. Однако из дневника Гальдера ясно, что ввиду особой важности этого приказа ему показали этот проект. Соответствующая запись 6 мая гласит:

«Совещание с генералом Мюллером (генералом для особый поручений) и генералом из военно-юридической службы:

а) издание приказа в соответствии с последней речью Гитлера перед генералами. Войска должны осознать, что Восточная кампания – это идеологическая война.

б) Вопросы компетенции военно-полевых судов».

Получив этот меморандум в ОКВ, я отреагировал на него как на неприятную неожиданность. До сих пор устные инструкции Гальдера были известны лишь ограниченному кругу старших офицеров, большинство из которых наверняка давно о них забыли. Теперь главнокомандующий сухопутными войсками счел, видимо, необходимым изложить инструкции в письменном виде и разослать их в виде точного приказа войскам вместе с «подробными указаниями по их выполнению». Оригинал этого армейского меморандума имеется, и первая моя реакция абсолютно очевидна из комментария, написанного на нем мною от руки в осторожных выражениях: «Остается выяснить, нужна ли письменная инструкция такого рода. Показать и обсудить с начальником штаба ОКВ. Подготовить собственные инструкции?»[147]

Я передал это замечание для размышлений той рабочей группе отдела «Л», которой это касалось больше всего, – административной. Одновременно я изъял этот армейский проект из «обычного канала» прохождения документов, несмотря на то что по установленным «правилам делопроизводства» моя задача состояла в том, чтобы проверить текст на соответствие устным распоряжениям Гитлера и представить документ адресату (Кейтелю) с какими-то необходимыми комментариями. Я даже не сообщил Кейтелю или Йодлю, что армейский проект поступил к нам, и использовал выигранное время для того, чтобы поработать с некоторыми сотрудниками административной группы, которые, как и я, пытались найти пути и средства, позволяющие избежать выхода письменного приказа такого рода. В связи с этим я предпринял следующие действия:

1. Передал армейский проект приказа для дальнейшего продвижения в юридический отдел ОКВ. Основанием для этого послужило то, что юридический отдел ОКХ явно немало потрудился над текстом; и я чувствовал, что юридические аргументы скорее убедят начальника штаба ОКВ, нежели любые возражения с моей стороны.

Результат: телефонный звонок от начальника юридического отдела, покойного доктора Лемана, сообщившего, что Кейтель запретил ему заниматься этим вопросом. 9 мая армейский проект был возвращен в отдел «Л».

2. Имел конфиденциальную беседу с генералом Вагнером, генерал-квартирмейстером сухопутных войск, который занимал такое же положение, как и я, и был моим личным другом. Цель разговора – выяснить, есть ли какая-нибудь возможность снять с рассмотрения армейский проект. Именно генерала Вагнера незадолго до этого главнокомандующий сухопутными войсками назначил вести переговоры с Гейдрихом.

Результат: Вагнер категорически отказался. В качестве причины он указал на то, что под впечатлением своего разговора с Гейдрихом убежден в необходимости представить проект приказа по этому вопросу Гитлеру. Если этого не сделать, есть опасность, что Гитлер сразу же пошлет СД на передовые участки фронта для выполнения его приказаний. Однако Вагнер добавил, что ОКХ настроено на то, чтобы там не было никаких эксцессов, и именно поэтому подготовило приказ о поддержании дисциплины. Его разошлют самым низшим армейским подразделениям. Под конец Вагнер настойчивым образом посоветовал мне «не совать нос в эти дела»[148]. Так что с мыслью утаить приказ пришлось расстаться.

3. Затем я решил попробовать извлечь пользу из документа, о котором только что стало известно отделу «Л», – меморандума № 3 от «рейхслейтера» Розенберга Гитлеру. В нем Розенберг, министр восточных оккупированных территорий, уже назначенный, но не вступивший в должность, объяснял, что будет не в состоянии создать гражданскую администрацию в оккупированных районах, если не сможет использовать гражданских комиссаров и чиновников. Его предложение состояло в том, чтобы ликвидировать в соответствии с указаниями Гитлера только госслужащих, занимавших «высокие и очень высокие посты».

ОКВ в целом и отдел «Л» в частности не имели отношения к организации гражданского управления на Востоке. Но теперь, ободренный тем, что услышал от Вагнера относительно передовых армейских районов, я подумал, что, может быть, вермахту удастся с помощью идей Розенберга установить какой-то более разумный порядок, чем простое преследование политработников и государственных служащих, которые не состояли в рядах Красной армии.

Мои расследования заняли приблизительно неделю. Только после того, как они были завершены и, насколько можно было судить, выявили значительные возможности для предотвращения выполнения приказа о комиссарах, я набросал «служебный протокол», датированный 12 мая. Начинался он так:

I. ОКХ представило проект инструкции, прилагаемый в виде приложения 1.

Затем я написал резюме по основным пунктам армейского проекта и в заключение дал следующие замечания отдела «Л»:

II. В отличие от представленного проекта в меморандуме № 3 рейхслейтера Розенберга говорится, что следует ликвидировать только государственных служащих, занимавших высокие и очень высокие посты, так как чиновники, работавшие в администрациях областей, низших территориальных единиц и хозяйственных предприятий, необходимы для управления оккупированной территорией.

III. Поэтому фюреру следует решить, какими принципами руководствоваться.

По пункту 2 отдел «Л» предлагает:

1) государственных служащих, действующих против войск, ликвидировать как партизан;

2) государственных служащих, невиновных во враждебных действиях, сначала не трогать. Только когда мы продвинемся дальше в глубь страны, можно решить, сохранить оставшихся чиновников на прежних местах или передать их специальным подразделениям (СД), если последние не уберут их сами;

3) с политработниками в частях следует обращаться в соответствии с предложениями ОКХ. Их не следует рассматривать как военнопленных и надо ликвидировать самое позднее в пересылочном лагере. Ни в коем случае нельзя отправлять их в тыл.

Этот протокол я нарочно послал не Кейтелю, адресату армейского проекта, а Йодлю, от которого ожидал большего понимания и поддержки. Чтобы правильно оценить эту записку или прежде, чем поспешно ее критиковать, следует учесть, что этот «протокол» не был проектом приказа и его целью было представить резюме по данному вопросу и, по возможности, повлиять на точку зрения старшего начальника. Следует также заметить, что в той обстановке отдельные офицеры ничего бы не смогли добиться, открыто встав в оппозицию и предложив себя в качестве мучеников; единственный эффективный ход в случае гитлеровского приказа такого характера – делать все возможное для его саботажа, манипулируя содержанием и подготовкой окончательных вариантов. Едва ли надо добавлять, что такого рода словесная игра в прятки была малоприятной, даже когда она удавалась. В данном случае я был в таком же положении, как и полевые командиры, которые позднее поняли, что из сложившейся ситуации есть лишь один выход: они разработали сложную процедуру, посредством которой после тщательного подсчета общего числа взятых в плен сообщали время от времени, что расстреляно столько-то комиссаров; фактически они их не считали и не выявляли, тем не менее убивали меньше[149]. Не всем офицерам так не везло; но те, кто не был готов к подобной ситуации и оказался в ней против своей воли, могли, по крайней мере, заявить, что не занимались этим (в чем их часто упрекали), чтобы «спасти свое лицо», а действовали в соответствии с правилами справедливости и гуманности, которые диктовала им их совесть.

Что касается содержания протокола, то необходимо отметить следующие моменты: ссылка на Розенберга, занимавшего высокое положение в партии, была сделана главным образом в надежде на то, что это как-то повлияет на Гитлера. У меня никогда не было связей ни с Розенбергом, ни с его сотрудниками. Мое предложение шло гораздо глубже, чем предложение Розенберга; я предлагал не дифференцировать госслужащих по рангу и судить их по военным законам о партизанах, если они на самом деле действовали против германских войск. Наконец, я отлично помню, что сам добавил последний пункт (III. 3); я считал, что, выделив этот раздел особо, помогу армии сдерживать СД и предоставлю ей большую свободу действий; кроме того, я думал, что так легче будет получить одобрение других моих контрпредложений.

Когда протокол ушел к Йодлю, отделу «Л» какое-то время не приходилось заниматься этим вопросом. Насколько я помню, только после войны в Нюрнберге я увидел написанные на нем от руки замечания: «Обязательно еще раз показать Гитлеру (13 мая)» и «Нам следует ожидать, что они предпримут ответные действия против германских летчиков; самое лучшее – это представить все как ответные меры». В своих показаниях Международному трибуналу генерал Йодль заявил:

«Ну, в данном случае своей пометой я хотел указать фельдмаршалу Кейтелю другой возможный путь, как все-таки обойти приказ, которого от нас требовали… Я полагал, что сначала надо подождать и посмотреть, действительно ли комиссары поведут себя так, как ожидает Гитлер, и если его подозрения подтвердятся, то тогда и применить ответные меры».

До сего дня ничего не известно о дискуссиях по этому вопросу в рейхсканцелярии либо в Бергхофе, которые в итоге, видимо, имели место.

В следующий раз я оказался вовлеченным в эти дела, когда в конце мая вернулся с затянувшихся переговоров в Париже. На моем столе в специальном поезде «Атлас», стоявшем на обычном месте на станции Зальцбург, я нашел окончательный вариант приказа о комиссарах, уже одобренный Гитлером. Первый беглый просмотр показал, что мои предложения, основанные на предложениях Розенберга, почти слово в слово вставлены в соответствующие пункты армейского проекта. Меня это чрезвычайно обрадовало, и я заметил также, что приказ без подписи, а значит, получателям нет необходимости «сообщать о своем согласии» Гитлеру или ОКВ. Поэтому я решил сам подписать сопроводительную записку, адресованную ОКХ и ОКЛ. Главной моей мыслью в данном случае было избежать серьезных оплошностей (нет подписи, нет требования докладов из армии), которые впоследствии заметили бы и исправили. Кроме того, это дало мне возможность добавить фразу, ограничивающую рассылку письменного приказа «командующим армиями и флотами». Я считал, что в результате у всех людей, мыслящих так же, как я, появится еще один предлог обойти это приказ. Что касается моих непосредственных начальников, Кейтеля и Йодля, то мы с ними ни словом не обмолвились по этому вопросу ни до, ни после.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.