Глава 2. РУСЬ НА СЕВЕРО-ВОСТОКЕ

Глава 2. РУСЬ НА СЕВЕРО-ВОСТОКЕ

И с честной поссоритесь вы стариной,

И предкам великим на сором,

Не слушая голоса крови родной,

Вы скажете: «Станем к варягам спиной,

Лицом обратимся к обдорам!»

Граф А.К. Толстой

Рост Северо-Востока

Ростов Великий, Ростов с выразительным названием Залесский — единственный по-настоящему старый, упоминаемый в летописях под 862 годом город Северо-Востока. Вообще же места к северо-востоку от Оки лежали дикие, «непроезжие» и «непрохожие», а страшные муромские леса, полные диких зверей и нечистой силы, вошли в пословицу. В X веке наметилось переселение на Северо-Восток, в междуречье Волги и Оки. Не куда угодно, а на так называемые ополья: загадочные области распространения черноземов. Происхождение ополий до сих пор совершенно неизвестно и необъяснимо, но предки вряд ли задумывались о естественной истории ландшафта.

Ручеек переселенцев быстро растекся по опольям и начал перехлестывать в Поволжье, по рекам бассейна Волги. Еще в XI веке на Северо-Востоке славян меньше, чем финно-угров из племени меря! Стремительный рост населения, рост городов, ассимиляция меря…

Ярославль основан в начале XI века Ярославом Мудрым.

Суздаль впервые помянут в летописи под 1024 годом.

Владимир основан лишь Владимиром Мономахом в 1108 году, в глуши диких, неосвоенных лесов. Мономах в своем «Поучении» с особым удовольствием упоминал, что прошел «сквозь вятичи».

На месте Москвы до 1147 года было село с укрепленным двором боярина Кучки. Может быть, Кучка был и хороший человек, но ни сам он, ни его предки или потомки никак не прославили себя ни в каких областях: ни в делах государственных, ни в науках и искусствах, ни в ведении военных действий. Так, некий первобытный боярин, сидевший всю жизнь за неперелазным дубовым тыном. И вся территория Северо-Востока такова же. Боярин Кучка — живой символ своей земли.

В X веке на Северо-Востоке было только одно княжество: Ростовское, с XI века — Ростово-Суздальское, и столица его была в Ростове.

По завещанию Ярослава Мудрого Северо-Восток достался Всеволоду, от него Мономаху. С 1093 года Мономах сажает Юрия уже не в Ростов, а в Суздаль.

В 1155 году Юрий Долгорукий добивается киевского престола и перебирается в Киев. Само прозвище князя отражает отношение к Северо-Востоку — в XII веке

Суздальское княжество оставалось дальней диковатой периферией. Если он захватил Киев — далеко же протянулись его руки! Из-за муромских лесов с соловьям и разбойниками, из-за болот с кикиморами.

И более поздние князья Северо-Востока сохраняют длинные руки. Сын Юрия Долгорукого Всеволод Большое Гнездо сажает на престол даже князя Галича Владимира Ярославовича, переписывается с византийскими императорами и с германским императором Фридрихом Барбароссой. Другие князья называют его «господином», его волю выполняет даже киевский митрополит.

Юрий Долгорукий и его сыновья, сначала Андрей, потом Всеволод, правят в местах, где сто лет назад между редких деревень бродили медведи и лоси. А командуют чуть ли не всей Русью! Взрывообразный, невероятный рост за каких-нибудь полтора века.

Возникает естественнейший вопрос: а почему вообще на северо-востоке зреют такие мощные силы?

На этот вопрос я в состоянии дать только один ответ: а потому, что на Северо-Востоке всегда очень много новых природных ресурсов. Границы Юго-Западной, Южной и Северо-Западной Руси неизменны всю их историю, с VIII до XIX века. Галицкие князья в начале XIII века делят и переделивают ту же самую землю, что была у них и в XI веке, и в X. В точности как французские и английский феодалы.

А Северо-Восток постоянно растет, прирастает, двигаясь на восток — пока только за счет освоения Волго-Окского междуречья. К XIV–XV векам, во время возвышения Москвы и превращения Северо-Востока в Московию, наступит время Поволжья и Заволжья. С XI по начало XVI века Северо-Восточная Русь (к тому времени уже Московия) увеличивается в размерах в несколько раз. А восточные пределы все еще распахнуты, и наступает время освоения Заволжья, Приуралья, Башкирии. К концу XVI века русские начнут осваивать Урал, открывая дорогу на Сибирь.

Это, конечно же, только экстенсивный рост. Но этот экстенсивный рост так стремителен, что позволяет Северо-Востоку расти, крепнуть, накачивать экономические и военные мышцы значительно быстрее, чем благодатному Юго-Западу и динамичному, активному Северо-Западу.

Здесь всегда есть место для новых поселенцев, есть природные ресурсы для строительства городов, снаряжения армий, для ведения активной политики.

Традиции тут слабы: значит, есть место для появления новых политических традиций.

Реализованное честолюбие

В 1155 году князь-Андрей Боголюбский самовольно покидает город Вышгород, выделенный ему отцом на Юге Руси. С точки зрения князя, на Юге было слишком шумно и неспокойно, не то что на СевероВостоке. В 1157 году умер отец, Юрий Долгорукий, и он, старший сын, сделался князем в Ростове.

Княжение Андрей Боголюбский начал с того, что выгнал из Ростова младших братьев и племянников и покинул богатый вечевыми традициями Ростов, перенес столицу во Владимир. Во Владимире не было веча. С 1157 года столица все того же княжества перемещается во Владимир. Теперь государство называется Владимиро-Суздальским княжеством (Ростов же делается окончательно не важен).

Андрей Юрьевич показал себя не самым худшим из русских князей и делал немало разумного: населял Владимир купцами и ремесленниками, заботился о промыслах, построил Успенский собор. Однако политическую традицию он изменил: не полагался на бояр и старшую дружину и выслал за пределы княжества старших бояр, служивших его отцу. Князь правил, опираясь на «молодшую дружину», на «отроков», преданных ему лично.

По словам летописца, он хотел быть «самовластцем» Суздальской земли… и, что характерно, он им стал!

Первым на всей Руси Андрей Боголюбский последовательно опирался не на землевладельцев-бояр, которые от него мало зависели, а на тех, кто зависел лично от него: от данной им земли, от пожертвований и «кормлений». Выставляя вон всех, кто служил его отцу, был экономически независим и мог с ним поспорить, Андрей Боголюбский окружал себя только лично преданными, зависящими от него лично людьми.

Первым на Руси пытается вторгнуться Андрей Боголюбский и в дела Церкви: выгнать из Ростова неугодного ему епископа Леона и поставить «своего» епископа, Феодора. Князь хотел даже создать вторую митрополию на Северо-Востоке, помимо киевской, и все с тем же Феодором, «своим человеком» во главе. Получилось плохо, потому что патриарх константинопольский новую митрополию основывать отказался, Феодор же оказался замешан во множестве преступлений. Пытками вымогал он себе «достояние», резал неугодным прихожанам языки и выкалывал глаза.

К тому же Феодор отказался отправить жену в монастырь. Такова была обычная практика — епископу «подобает девство», и если священник становится епископом — то жену в монастырь, дело житейское. Сколько матушек, не пожелавших идти в монастырь, было попросту отравлено, мы уже никогда не узнаем. За свое «преступление» Феодор получил в народе презрительную кличку «феодорец белый клобучок» — белый клобук подобал священнику, имеющему приход и живущему в нем с женой.

Не могу отделаться от мысли — попался бы на пути князя Андрея Боголюбского «свой человек» поподлее, поциничнее, погаже, который отделался бы от жены без лишних проблем, — князь наложил бы лапу и на церковные дела. Что и сделали потом его потомки.

Князь Андрей Боголюбский, даже окружив себя «молодшей дружиной» и «отроками», не остался во Владимире, а построил укрепленный княжеский городок Боголюбово и возле него — знаменитый Спас-на-Нерли, при впадении Нерли в Клязьму. Даже сейчас белокаменное чудо Спаса и Успенского собора производит сильнейшее впечатление. Даже на тех, кто видел Зимний дворец, Кремль и Владимирскую горку в Киеве, — производит. А тогда свежий тесаный камень сахаристо сверкал на солнце, и Спас-на-Нерли, поставленный на насыпи, посреди заливного Богородичного луга, при слиянии рек, был виден за десятки верст. Храм был первым, что бросалось в глаза купцам, послам, боярам и дворянам, приезжавшим в Боголюбово или Владимир, поднимавшимся за этим по Клязьме или спускавшимся по Нерли.

Князь получил кличку «Боголюбский»… истово религиозный, он не пожалел денег на Спас-на-Нерли и на Успенский собор, искренне интересовался делами Церкви, вел долгие беседы с учеными-богословами. Лично меня не удивляет большая религиозность этого нарушителя традиций: пока действуешь как часть группы, клана или рода — все просто. Группа, клан и род несут ответственность за то, что происходит с тобой, и за результаты твоих дел.

А вот если ты сам, лично, «от себя» творишь нечто, то ты, получается, лично стоишь перед миром… Не в составе рода и семьи, не как часть правящего клана. А лично. Сам по себе. Есть ты, и есть Тот, перед Кем, хочешь или не хочешь, нести ответ.

Князь Андрей религиозен? Неудивительно!

Судьба самодержца

Не уберегся князь Андрей и был убит мятежными боярами в ночь с 28 на 29 июня 1174 года в дорогом его сердцу Боголюбове. В центре заговора стояли дети, внуки, зятья боярина Кучки, владельца Москвы. Бояре не любили и боялись Андрея, который правил без них, окружал себя «неказистыми» людьми, старался подавить всех, кто от него независим. Среди заговорщиков оказался и осетин Анбал, ключник князя. В эту проклятую ночь он украл из спальни князя его меч… Князь, никогда не расстававшийся с мечом, оказался совершенно безоружен.

Убийцы прошли во дворец ночью вооруженные. Семеро профессиональных воинов с мечами и копьями ворвались в спальню, стали рубить и колоть князя. Но князь сам напал на них! Так успешно напал, что даже убил одного из нападавших.

— Нечестивцы! Какое зло я вам сделал?! — кричал князь.

Убийцы кинулись прочь, унося с собой лежащего на полу человека… Только на улице, при свете Луны и звезд (ведь стояла ясная июньская ночь!), убийцы поняли, что не доделали злого дела: голос князя Андрея звучал в ночи, раненый князь громко стонал. Убийцы кинулись назад… в неверном свете факелов не оказалось князя в спальне, потому что за эти несколько минут князь встал, «побежал под сени… и скончался», как пишет летописец.

Кровавый след и стоны помогли убийцам найти его, уже почти спасшегося. Известно имя того, кто отсек князю правую руку: Петр, зять боярина Кучки. И, сделав свое дело, убийцы беспрепятственно ушли.

Почему никто не помог князю?! Ну ладно, ключник Анбал его предал… А как же «молодшая дружина» — сотни профессиональных воинов, каждый из которых всем был обязан Андрею Боголюбскому?! Наверняка во дворце была охрана, и ответ может быть только один, довольно грустный: охрана тоже изменила князю. Пусть и не убивали благодетеля, но и не спасли, когда он со стонами, пятная собственный дворец кровью, пытался спрятаться под сени. А потом дали убийцам удалиться.

Православная Церковь канонизировала князя Андрея, и его мощи в роскошной гробнице находились в Успенском соборе во Владимире. Уже в XX веке, по словам советского историка, «революционный народ не почитает мощей, и многие мощи, служившие раньше для обмана верующих, были публично вскрыты и ликвидированы. При этом нередко выяснялось, что в гробнице «святого» [кавычки автора цитаты, не мои! — А.Б.] лежали вовсе не человеческие кости, а кости животных»[6].

Но только вот ведь беда! Исследование костей скелета, несколько столетий пролежавшего в Успенском соборе, полностью подтвердило — это скелет Андрея Боголюбского. Более того, изучение скелета позволило объяснить некоторые странности в описании летописца.

Например, у историков давно были сомнения — не преувеличил ли летописец героизма князя Андрея. Мог ли человек в 64 года, безоружный, оказать такое эффективное сопротивление нескольким опытным воинам и даже кого-то убить?! Но в Успенском соборе лежал человек, чей «скелетный возраст был меньше паспортного», как высказались ученые на профессиональном жаргоне. Физиология и физическая мощь Андрея Боголюбского в момент смерти соответствовала не 64, а скорее 50–55 годам.

Левая рука скелета была перерублена в нескольких местах, а потом совсем отрублена. Летописец писал о правой руке… видимо, он пытался усилить впечатление от описаний зверского убийства — отрублена-де «главная», правая рука, которой рубился князь. Но вот на рисунке в более поздней летописи показано как раз, как убийцы отсекают именно левую руку… Думаю, все с самого начала хорошо знали, что речь идет именно о левой руке, и понимали, почему, если у князя не было щита, он вполне мог обмотать чем-то левую руку и использовать ее в качестве щита. Так делали, если не было другого выхода, и иногда собственная рука служила надежной защитой; несколько слоев плотной ткани или кусок шкуры все-таки смягчали удары, и воин, даже получив серьезные ранения, все-таки оставался в живых.

Видимо, убийцы и отрубили эту руку потому, что она и так держалась «на ниточке», а они страшно торопились.

Летописец называл Андрея Боголюбского «жестковыйным» — то есть не наклонявшим головы. Князь всегда держал голову немного откинутой, глядя на собеседников гордо, непреклонно. А у скелета в Успенском соборе оказались сросшимися несколько шейных позвонков! Человек, похороненный в Успенском соборе, при всем желании не мог бы держать голову и шею иначе. Так что летописец в своем определении — «жестковыйный», назвал князя Андрея очень точно — шея у него и впрямь была крайне «жесткая», в самом буквальном смысле. Летописец, конечно же, имел в виду совсем другое, да и все окружающие были уверены — осанка князя доказывает вовсе не костную болезнь, а его страшное высокомерие, заносчивость…

На скелете было множество следов «прижизненных ранений» — то есть поражений костей, заживших за годы жизни. А кроме них, множество ранений, которые никогда не зажили… Ранений, нанесенных темной ночью 29 июня 1174 года. Рубящие удары нанесены были по затылку, в плечевой сустав, плечо, предплечье, кисть руки, в бедро, колющие удары — в лоб, в бедро, в плечо — и все удары наносились сбоку и сзади.

Анатомы и антропологи считают, что уже первые ранения были смертельными: убийцы долго рубили человека, беспомощно лежащего на правом боку. Ранения эти ясно показывают — погиб этот человек не в бою, не в поединке… Он был подло убит. Убийцы, скорее всего, сами смертельно боялись его, истекающего кровью, беспомощно лежащего: иначе зачем так долго рубили покойника? Так же вот и на Юлии Цезаре насчитали 27 смертельных ран: убийцы не могли остановиться.

Так что ученые вынуждены были разочаровать «революционный народ» — на этот раз попы не обманули рабочих, и в Успенском соборе лежал действительно Андрей Боголюбский, а не «кости животных».

Как только брат Андрея Всеволод Большое Гнездо вошел с дружиной в Боголюбово, он тут же отомстил за брата. Характерно, что убийцы не бежали в другие земли, и ни одному из них не достало мужества покончить с собой. Семерым главным убийцам подрезали поджилки, чтобы они не могли двигаться, положили в просмоленные гробы и утопили в озере в Богомилове.

Всеволод правил долго, почти полвека — до 1212 года. А сына Андрея Боголюбского он выгнал с Руси. Чистейшей воды узурпация власти, полнейшее нарушение традиций. В другой земле такое могло и не сойти с рук — а на Северо-Востоке сошло. Складывалась нехорошая традиция единоличной власти, опирающейся на грубую силу.

После Юрьевичей

К началу XIII века Владимиро-Суздальское княжество начинает дробиться, как и все остальные земли Руси (кроме Господина Великого Новгорода): в 1212 году сыновья Всеволода Большое Гнездо поделили наследство, образовались княжества Ростовское, Переяславльское, Ярославское. Между братьями началась очередная междоусобица.

В 1216 году на реке Липице, близ Юрьева-Польского, сошлись две коалиции. В одной из них состоял Мстислав Удалой и старший сын Всеволода, Константин — он люто ненавидел остальных братьев. Мстислав позвал дружины его родственников — Ростиславичей, правивших в Киеве, Смоленске и во Пскове. Сам Мстислав Удалой вел свою дружину и новгородцев.

Вторая коалиция объединяла остальных сыновей Всеволода, князей Северо-Востока. Фактически Северо-Восточная Русь воевала со всей остальной Русью. Коалиция Северо-Восточной Руси была наголову разгромлена, вскоре новгородцы и смоляне осадили Владимир и принудили к полной капитуляции главу «северо-западных», Юрия.

Но самое главное — полная уверенность князей и бояр Северо-Востока в своей победе. Бояре заявляли князьям: «Не бывало того ни при деде, ни при отце вашем, чтобы кто-нибудь вошел ратью в сильную землю Суздальскую, а вышел из нее цел, хотя бы собралась вся земля Русская — и Галицкая, и Киевская, и Смоленская, и Черниговская, и Новгородская и Рязанская; никак им не устоять против нашей силы; а эти-то полки — мы их и седлами закидаем!»

Как часто бывает, хвастовство оказалось наказано. Даже когда на Северо-Востоке воцарился мир (после смерти старшего Всеволодовича, Константина в 1218 году), Северо-Восток не восстановил контроля над остальной Русью и до монголов этого господства не имел.

Но прошло еще полтора века — и в конце XIV столетия одно из самых обычных, самых заштатных княжеств Северо-Востока, Московское княжество, начинает «собирать Русь». Восстанавливает и даже усиливает власть Северо-Востока над Русью.

Пытаясь изобразить Северо-Восток единственным наследником Киева, историки преувеличивают его роль. В духе «перенесение политического центра Руси во Владимир сыграло большую роль в последующем образовании великорус, народности и рус. нации. В Сев. Вост. Руси впервые была начата борьба за объединение Руси под главенством князей владимирской династии»[7].

Это если и не прямое вранье, то, уж во всяком случае, сильнейшее преувеличение. В том же XIV веке «западнорусские земли охотно признавали власть Литвы, чтобы избавиться от власти татар»[8], в результате чего в конце XV века «Великое княжество Литовское и Русское охватывало не только Литву, всю Северо-Западную и почти всю Юго-Западную Русь, но и западную часть Великороссии»[9].

Не будем даже спорить, так ли уж нуждалась Русь в объединении — скажем, в Новгороде вовсе не рвались решительно ни с кем объединяться. Тем более вовсе не был Северо-Восток единственным объединителем Руси. Гораздо вернее утверждение авторитетного источника, что «политические традиции» Владимирской земли после монголов «были сохранены, восприняты и развиты в процессе «собирания Руси» Москвой в XIV–XV веках[10].

Все верно. Северо-Восток Руси, дикая Московия объединила остальную Русь. Именно ее политические традиции легли в основу политической традиции России, что нам до сих пор и аукается. Против правды не попрешь.

Как формировались традиции

Политические традиции Северо-Востока начал формировать еще Андрей Боголюбский, внук Владимира Мономаха и родной брат прадеда Александра Невского. Он первым на Руси осуществил голубую мечту многих и многих князей:

— въехал в город, где можно править без веча;

— установил режим личной власти, без опоры на бояр и на Церковь, и даже Церковь попытался подчинить себе.

Мечта была у многих, но осуществилась в Северо-Восточной Руси, и были на то важные причины.

В древности ассирийцы и вавилоняне применяли политику, которая называлась «вырывание»: завоеванный народ переселяли на другие места. Новые места могли быть и не хуже старых, но там не было старых богов, прежних вождей, приходилось хоть немного, но менять и способ ведения хозяйства, и бытовые привычки. Народ оказывался вынужден опираться на администрацию, поставленную государством, он становился куда покорнее прежнего. «Вырванными» было проще управлять.

На Северо-Востоке народ, не успевая укорениться ни на одной территории, сам себе устраивает «вырывание». Причем какое-то хроническое вырывание: не успели освоить Волго-Окское междуречье, как приходит время перебираться в Поволжье, потом в Заволжье, в Предуралье, в Сибирь.

Люди не один раз, постоянно оказываются на новом месте. В таких условиях не могут «вырасти» новые традиции, новые принципы самоорганизации общества.

Везде в Европе — равно и романо-германской, и славянской — центрами власти были феодалы, города и Церковь. Так было и во Франции, и в Германии, и в Великом княжестве Литовском. Так было и в Киевской Руси.

На Северо-Востоке города особенно слабы, среди них много городов вообще без веча, тот же Владимир.

Церковь? На западе Руси Церковь независима от князей, а католические епископы так и вообще подчиняются только Папе Римскому, а Папа считает себя выше королей и императоров. С Церковью приходится считаться что в Италии, что в далекой от папских глаз Польше.

На Северо-Востоке у Церкви тоже нет устойчивой опоры в традициях, обычаях места. Если князь создаст епископство — тогда и будет епископство, а князь сделается его покровителем.

Феодалы? Везде феодалы имеют свои имения, которые нельзя отнять. Они независимы от королей, князей, графов и герцогов; если хочешь стать и остаться владыкой — с ними надо уметь договариваться.

На Северо-Востоке нет сложившейся системы вотчин, переходящих от отца к сыну. А раз так — там в сто раз больше возможностей наступить им на хвост, заменить боярство, владеющее землей, на согнутое в покорности дворянство. Прогнать старшую дружину и бояр, опираться на молодежь, зависящую только от тебя.

Даже и крестьянство тут «удобнее» для установления режима своего личного господства. Оно более дикое, архаичное, общинное. Оно не будет вникать в тонкости и в детали закона и традиции, оно еще не понимает важности этих юридических тонкостей.

Для этого общинного, диковатого крестьянства князь — что-то вроде племенного вождя. А мятежные бояре — это «шибко умные» враги единства, не понимающие прелести коллективизма и деспотизма.

Быть деспотами хотели и другие князья, в других землях. По крайней мере, многие из них. Осуществил это именно Андрей Боголюбский, и осуществил именно потому, что правил на Северо-Востоке.

Политические традиции Северо-Востока

Всевластие князя при слабости церковной и народной (вечевой) власти — вот одна сторона политической традиции Северо-Востока.

Бояре несут в себе идею феодальной чести — семейной и личной. Для Северо-Востока становятся обычны не бояре, а дворяне. Само слово «дворянин» говорит о многом — однокоренное с «дворником» и «дворней». Люди без собственности, без корпоративной чести — они поневоле верные зависимые слуги… как барская дворня XVIII–XIX веков.

Слово «дворянин» впервые упоминается в Никоновской летописи под годом 6683 от сотворения мира (1174 по Рождеству Христову), и не как-нибудь, а в рассказе об убийстве Великого князя Владимирского Андрея Боголюбского: «Гражане же боголюбски (из города Боголюбово. — А.Б.) и дворяне его (Андрея) разграбиша домъ его»[11]. Сообщение, на мой взгляд, очень однозначное — дворяне в этом тексте упомянуты именно как дворня, как слуги, живущие на дворе Андрея Боголюбского.

Отметим: дворяне ведут себя именно как дворня и дворники, а отнюдь не как люди, обладающие понятием о чести нобилитета и о поведении, подобающем для элиты.

Во Владимире несколько дней убивали княжеских управителей и слуг, грабили лавки и имущество князя. Видимо, только страх перед князем мешал выступать против него. Жители города не испытывали любви и уважения к своему монарху, не умели сами поддерживать порядок. Умер князь — и сразу погром! Видимо, только его и боялись, больше нет никаких причин.

Слуги зависимы, лукавы, готовы на любую услугу. Но они вовсе не любят господина и не преданы ему. Никто в Боголюбове не пожалел князя. Никто даже не пытался отомстить убийцам или хотя бы усовестить их. Более того, труп Андрея Боголюбского швырнули на огород и хотели скормить собакам.

Только старый слуга Андрея Кузьма Киевлянин нашел тело князя, несмотря на угрозы, и закатал его тело в ковер. Вместе с мальчиком-служкой, видевшим убийство, Кузьма перенес тело в церковь. Даже в церкви ему велели положить труп князя Андрея в приделе, а не в средней части храма. Двое суток пролежал здесь Андрей Боголюбский; заговорщики и бывшие слуги пинали тело, плевали на него.

Только на третий день пришел игумен дальнего монастыря Арсений, собрал нескольких людей, и они омыли тело, положили его в гроб, отпели. На шестой день труп в гробу отнесли во Владимир.

Можно как угодно осуждать интриги бояр Галича или феодальные распри князей. Но они вели себя, по крайней мере, как свободные люди, не унижались мелкой местью холопов.

В 1174 году жители Боголюбова и Владимира впервые на Руси ведут себя как люди подневольные, слабые духом.

В «Молении Даниила Заточника» (конец XII — начало XIII века) сначала звучат обычные для того времени слова разочарования в мире. Друзья неверны, развлечения надоедают, «зла жена и до смерти сушит».

Но вот отречься от мира «заточнику» тоже не хочется. Из монастыря тоже монахи бегут, гонит их «блудный нрав», а ведь лучше умереть, чем «Богу солгати».

Единственным светлым пятном в нехорошем мире становится для Даниила Заточника… княжеский двор. Как хорошо служить князю! «Яко птицы небесные уповают на волю Божи, тако и мы, господине, желаем милости твоея».

Без внимания князя человек — чахлая травка у стены, на которую и солнце не посветит, и дождь не прольется. Все обижают человека, не огражденного страхом княжеского гнева.

Боярин князя не заменит: слаб боярин, и сухой кус хлеба на княжеском дворе лучше, чем на боярском дворе — бараний бок.

Здесь тоже новая для Руси политическая программа, которую не одобрили бы и люди славянских племен, и дружинники Рюрика со Святославом, и, уж конечно, ни новгородцы, ни подданные Великих князей литовских и русских. Это программа жизни в деспотии восточного типа.

Деспотия без монголов

Русские ученые, писатели, общественные деятели потратили немало слюны и чернил, чтобы обосновать нехитрый тезис. Мол, русских, коренных европейцев, совратили злые азиаты-татары. Это татары научили самих русских рабству, затворничеству женщин, холопству, жестокости, внедрили в русское общество идею «вековой дремотной Азии», опочившей на московских куполах… одним словом, сделали русских хотя бы частично азиатами.

Теперь же цель русских — преодолеть татарское наследие и опять сделаться европейцами. Ярче всего эта нехитрая идейка проводится, пожалуй, в прекрасных стихах графа Алексея Константиновича Толстого.

Певец продолжает:

«И время придет,

Уступит наш хан христианам,

И снова подымется русский народ,

И землю единый из вас соберет,

Но сам же над ней станет ханом!

И в тереме будет сидеть он своем,

Подобный кумиру средь храма,

И будет он спины вам бить батожьем,

А вы ему стукать и стукать челом.

Ой срама, ой горького срама!»

И с честной поссоритесь вы стариной,

И предкам великим на сором,

Не слушая голоса крови родной,

Вы скажете: «Станем к варягам спиной,

Лицом обратимся к обдорам!»[12]

Напомню, что Обдорское княжество или ханство располагалось в бассейне Оби, в Западной Сибири. Не особенно культурное место.

Нехитрая, слишком нехитрая идейка воспета А.К. Толстым — но потенциал ее велик. Если мы европейцы, лишь временно оторванные от истинного Отечества, то и «возвращение в Европу» закономерно и оправданно, даже решительно необходимо. И меры, принимаемые Петром I и его последователями, — правильные, нормальные меры: нечего здесь отпускать бороды, носить сарафаны, блюсти посты, слушать колокольный звон, цепляться за традиции и вообще оставаться русскими.

Идейка становилась оправданием почти всего, что выделывал со страной «дракон московский», Петр I, напрасно прозванный Великим[13].

Идейка позволяла и самому народу без отечески мудрых решений своих царей постепенно «склоняться» к Европе. Никакая культура не любит новшеств — мы об этом уже говорили. А вот вспоминать культура «любит». Стоит убедить людей, что новшество — вовсе не новшество, а «хорошо забытое старое», что так жили предки, — и новшество тут же превращается в нечто почтенное и очень даже желанное. Так было с идеей европейского Возрождения, когда появившиеся новшества — огромный по масштабу сдвиг в культуре объяснялся просто: возвращением к Греции и Риму.

Так вот и здесь: идейка исконного русского европейства, порушенного злыми татарами, обеспечивала процесс русской модернизации.

Но есть, по крайней мере, один пример (по крайней мере, пример значительный и яркий) того, как еще до монголов появилось то, что позже приписывалось «повреждению нравов» из-за татарского ига. Чтобы стать «самовластцем всей Суздальской земли», ввести режим жесткого единодержавия, отказа от всего роднящего Русь и Европу, Андрею Боголюбскому не понадобились никакие монголы.

И потому вот она, мораль: чтобы утвердить деспотизм восточного типа на Северо-Востоке Руси, не надо никаких монголов.

Может быть, монголы и помогли становлению такого типа власти, но вовсе не потому, что принесли его с собой. А потому, что сделали Северо-Восток еще более диким, архаичным, оторванным от остального мира. А князей еще в большей степени племенными вождями, чья главная цель — противостоять внешнему врагу.

Вообще же мысль о том, что источник проблем Северо-Востока Руси лежит вовсе не в нашествии монголов, а в изоляции от всего мира, высказывалась еще в прошлом — начале нашего столетия. Например, эта мысль очень ясно высказана в книге поляка К. Валишевского[14].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.