Работа в Управлении Особых отделов Группы советских оккупационных войск в Германии

Работа в Управлении Особых отделов Группы советских оккупационных войск в Германии

С окончанием войны войска 1-го Белорусского фронта стали активно сокращаться. Расформировывались целые дивизии и армии. В связи с победой солдаты-победители отправлялись домой, в Советский Союз. Проводы везде были торжественными, играли духовые оркестры, уезжающим вручали цветы, подарки, продовольственные наборы. Это было незабываемое зрелище.

Вскоре после окончания Великой Отечественной войны И. В. Сталин дал высокую оценку деятельности органов «Смерш» и высказал благодарность всему личному составу военной контрразведки. Многие начальники управлений «Смерш» фронтов после их расформирования были назначены на высокие посты в центральном аппарате и в периферийных органах. Сам B. С. Абакумов стал министром госбезопасности СССР. Одним из его заместителей стал Н. К. Ковальчук, бывший до этого начальником Управления контрразведки «Смерш» 4-го Украинского фронта.

Пятерым бывшим начальникам отделов «Смерш» армий были присвоены генеральские звания. В частности, генеральское звание было присвоено Н. М. Карпенко — начальнику «Смерш» 5-й ударной армии, в которой я закончил войну. После ликвидации армии Н. Карпенко был назначен начальником Управления госбезопасности по Алтайскому краю.

Безусловно, все народы Советского Союза внесли свой вклад в нашу общую Победу на фронте и в тылу. И столь же бесспорным мне представляется тот факт, что основной вклад в нашу Победу внес Великий Русский народ.

На фронтах Великой Отечественной войны русские составляли основной костяк всех частей и соединений. Они в целом воевали смело и мужественно. Меня на фронте всегда поражала стойкость и терпимость русских солдат ко всем трудностям и невзгодам. Это замечено и своими и чужими.

Не раз мне довелось наблюдать самые тяжелые картины.

Во время боев в Крыму, под Феодосией, одному русскому солдату пуля попала в мякоть руки повыше локтя, но не вышла. Уходить в госпиталь боец отказался. Тогда военфельдшер взял в руку шомпол, протер его спиртом и, введя через входное отверстие пули, вытолкнул пулю наружу, разорвав кожу. Боец при этой «операции» даже не пикнул.

Другой солдат под Сталинградом получил множественное осколочное ранение кисти руки и локтя. Медсестра пинцетом вытащила эти осколки, по всей видимости, повредив вену, так как из руки сильно брызнула кровь. Солдат побледнел, а после завершения перевязки хриплым и спокойным голосом сказал:

— Была бы кость, а мясо нарастет.

Таких примеров можно привести десятки, но не буду испытывать терпение читателя.

Берлин. Олимпишесдорф. Июнь 1945 года. Отделение Л.Г. Иванова (справа), рядом — Цыпурин, Иовлев — слева, Говорков — справа, Власенко — вверху

В связи с сокращением войск за ненадобностью ликвидировались многие отделы «Смерш». Многих офицеров-смершевцев увольняли. В первую очередь под увольнение подпадали не слишком проявившие себя в служебной деятельности или имевшие замечания. Под увольнение попали сотни оперативных работников.

Я же под увольнение не попал: напротив, меня перевели с повышением из отдела контрразведки «Смерш» армии в управление «Смерш» ГСОВГ. В Германии после войны мне приходилось находиться в Карлсхорсте, Олимпишесдорфе, Шверине, Потсдаме и в городе Гере в Тюрингии.

В Потсдаме располагалось Управление Особых отделов (УОО) Группы советских оккупационных войск в Германии (ГСОВГ), оно находилось в живописной части города с соответствующим ограждением и охраной.

В УОО я был назначен начальником отделения. Отделение было большое, насчитывало 53 человека. У меня было два заместителя.

Отделение занималось оперативным обслуживанием всех частей группового подчинения (склады — ГСМ, боеприпасов, вещевые, продовольственные; военные госпитали, трофейные бригады, батальоны по строительству памятника в Трептов-парке, животноводческие хозяйства и т. д.).

В Потсдаме в то же время находились американская, английская и французская военные миссии. В свою очередь наши военные миссии находились в американской, английской и французской зонах оккупации Западной Германии.

Нам было известно, что военные миссии союзников в г. Потсдаме укомплектованы, как правило, кадровыми разведчиками, ведущими активную работу против Группы советских войск. В этих целях они старались завязать связи с нашими людьми во время приемов и через немок, которые имели интимные связи с нашими людьми. Все это делалось для того, чтобы искать удобные вербовочные подходы и в случае благоприятных условий осуществлять саму вербовку. Нам приходилось работать над поиском подобных подозрительных связей. В отдельных случаях проводили профилактические беседы с попавшими в наше поле зрения офицерами или даже рекомендовали их к досрочной отправке из Группы в Советский Союз.

Большую головную боль создавал нам и так называемый черный рынок в Западном Берлине, за Бранденбургскими воротами. Там скапливалось большое количество представителей союзных войск, бывали там и наши офицеры. Между посетителями «черного рынка» шел активный торговый обмен, главным образом, товар на товар. Безусловно, этот рынок часто посещали в своих целях и разведчики союзных войск. Под видом торговых операций они старались вступить в личный контакт с советскими офицерами. Принимали все меры к закреплению установленных отношений.

Нам приходилось там внимательно работать. Нередко мы посылали своих людей с конкретными задачами и сходными целями, иногда рынок посещали наши наблюдатели, большей частью в гражданской одежде.

Эта работа приносила немалые результаты. Важно было не допустить проникновения агентуры союзников в наши войска.

Как я уже писал выше, в войсках Группы было немало людей, призванных полевыми военкоматами после освобождения от немецкой оккупации той или иной советской территории. Они призывались в армию скоротечно, и заниматься их проверкой в ходе боев не было возможности. В этой категории оказались лица, которые в свое время активно сотрудничали с немцами, были предателями, агентами гестапо, запачканными кровью советских людей.

Они понимали, что рано или поздно до них доберутся и им придется понести наказание за свои преступления перед советским народом.

Мы вели активную работу по выявлению подобных лиц. У нас в руках были специальные книги розыска, по которым проходили еще не привлеченные к ответственности немецкие агенты, старосты, полицейские. На некоторых из них были более или менее подробные данные, на других очень краткие сведения. И все же в тех непростых условиях нам удавалось устанавливать и задерживать разыскиваемых лиц.

Помню, в 1947 году я послал с книгой розыска одного из подчиненных в большое животноводческое хозяйство, где работали около 300 человек. Оперработник сразу выявил четверых преступников. Один из них, некто Вешенский, был немецким резидентом в одном из лагерей военнопленных. Во время войны он служил в армии, был майором, потом по трусости изменил Родине и перебежал через линию фронта к немцам. При допросах он рассказал немцам много интересного, после чего его завербовали и направили в лагерь военнопленных для выявления лиц, готовящихся к побегу или ведущих антигитлеровскую пропаганду, то есть советских патриотов. На этом поприще он выдал немцам ряд лиц, чем заслужил похвалу командования и был переведен в резиденты.

У него на связи было более десятка агентов гестапо, перед которыми он по заданию немцев ставил задачи, собирал информацию.

Когда я допрашивал Вешенского, у меня складывалось впечатление, что я веду разговор с кадровым аген-туристом. Он беспрерывно сыпал словами «явки», «провалы», «конспиративные встречи», «сеансы» и т. д.

Он был арестован и получил по заслугам.

По-прежнему большая работа проводилась по борьбе с изменой Родине. Теперь изменники изменили свои задачи и приемы, но остались теми же по сути. Они боялись возмездия за совершенные преступления и старались сбежать в западные зоны оккупации.

Обычно в этих целях они вступали в интимные отношения с немками и, по прошествии определенного времени, уговаривались с ними об уходе на Запад. Это было удобно для изменников. Немки знали немецкий язык, территорию Германии, дороги и т. д. Мы имели право вести оперативную работу среди немецкого населения. От наших людей из числа немок мы нередко получали сведения о подготовке определенного лица к уходу на Запад.

За время войны со стороны офицеров особых отделов, а затем «Смерш» не было ни одного случая перехода их через линию фронта к немцам, то есть не было случаев измены Родине. Во всяком случае, так было на тех участках фронта, где я проходил службу — в Приморской армии, на Крымском, Северо-Кавказском, Сталинградском, Южном, 3-м Украинском, 1-м Белорусском фронтах.

Уже после войны, в 1949 году, когда я служил в Управлении Особых отделов ГСВГ, имел место факт измены Родине офицером управления, ст. лейтенантом Гольдфарбом, переводчиком немецкого языка. Он часто выезжал за пределы территории Управления вместе с семьей — женой и ребенком. В службе охраны к этому привыкли и не обращали на его выезды внимания — бдительность притупилась.

В день измены он, как всегда, на машине выехал с семьей за территорию управления и не вернулся. Тогда сразу стало ясно, что Гольдфарб давно готовился к переходу в Западный Берлин. Начальником управления Особых отделов группы был тогда генерал-лейтенант, а впоследствии генерал армии начальник ГРУ МО СССР Герой Советского Союза П. И. Ивашутин. Он многое пережил в связи с этим случаем.

Когда стали внимательно разбираться с прошлым Гольдфарба, выяснилось, что в 20-е годы его отец был расстрелян ЧК за крупные сделки с золотом. Этот факт своей биографии Гольдфарб, поступая на службу в органы, скрыл.

Он был в моей группе по изучению марксизма-ленинизма. На занятиях вел себя активно, часто выступал. Видимо, он хотел создать о себе хорошее мнение и отвести малейшие подозрения.

Я, конечно, внутренне переживал, что не разглядел сути этого выродка.

Поиск Гольдфарба никаких успехов не принес.

Приведу только один пример. Где-то весной 1948 года мы получили сведения, что солдат одной из частей в районе Берлина, Петров, такого-то числа намеревается со своей подругой-немкой, Гертрудой, бежать в Западный Берлин. Источник указывал час побега и предполагаемый маршрут. Зная адрес немки, мы в указанное время выставили засаду. Когда солдат в гражданской одежде вместе с немкой направлялся к машине, он был задержан.

Вся соль этой истории в том, что солдат, которого мы задержали, был радистом на машине, которая сопровождала главнокомандующего Группой войск Маршала Советского Союза Соколовского при его передвижениях по Берлину.

Наше отделение постоянно давало информацию Военному совету Группы за подписью начальника УОО Группы тогда генерал-лейтенанта П. И. Ивашутина[5]. Информация касалась положения в частях группового подчинения, грубых нарушений дисциплины, воровских махинаций и т. д.

В начале 1949 года я был назначен начальником Особого отдела 28-го гвардейского стрелкового корпуса, штаб которого дислоцировался в г. Гере (Тюрингия). Ранее, когда мне исполнилось 27 лет, присвоили звание подполковника.

Корпус был большой. Он имел две дивизии личного состава в городах Иена и Рудольштадт, артиллерийскую бригаду, зенитный полк, батальон связи и саперный батальон, некоторые другие части.

Командиром корпуса был генерал-лейтенант А. Веденин, прекрасный командир и замечательный человек, с которым меня связывали теплые дружеские отношения. Я много помогал ему, постоянно давая ему нужную информацию. Впоследствии А. Веденин долгое время был комендантом Московского Кремля.

7 ноября 1945 года. Первое празднование годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции после войны. Группа «Смерш» 5-й ударной армии. Л. Иванов — 4-й слева, рядом Н. Зыбин. Слева Иовлев, справа (боком) — Зобов

Как и в Потсдаме, работа Особого отдела корпуса была направлена на выявление возможной агентуры союзников в частях корпуса, борьбу с изменой Родине, с разного рода отрицательными проявлениями, снижающими боеготовность корпуса.

По окончании войны офицеры Группы войск в Германии не имели права привозить к себе жен. Жили без семей. Только офицерам особых отделов было разрешено привезти своих жен и детей. В этой связи не обходилось, естественно, без определенных нареканий в адрес особистов.

Поскольку армейские офицеры находились без семей значительное время, довольно часто случалось, что они вступали в интимные отношения с немками. Последние, надо сказать, охотно шли на эти связи. Офицеры особых отделов не оставляли без внимания эти отношения, поскольку порой они приводили к попыткам офицеров уйти на Запад, то есть вели к измене Родине.

Припоминается один из случаев. Офицер-артиллерист в г. Гере, майор, установил устойчивую связь с одной из немок, которая, по нашим данным, была связана с иностранной разведкой. Она стала потихоньку обрабатывать майора и склонять его к уходу на запад. Имея такие сведения, я вызвал к себе офицера для профилактической беседы, в которой потребовал от него прекращения связи с немкой, указав, что в противном случае он может быть отправлен в Советский Союз.

Через некоторое время поступили данные, что офицер не является на службу. Мы, естественно, встревожились, думая о том, что, возможно, тот совершил измену Родине. Немедленно пошли на квартиру к немке. Дверь оказалась закрыта, на стук и звонки никто не отвечал. Взломав дверь, мы нашли несчастную хозяйку и нашего майора, молодых и красивых, лежавших на кровати валетом мертвыми. Она погибла от выстрела в сердце, он от пули в висок.

В оставленной записке майор просил никого не винить в произошедшем. Он писал, что он и Габриэль любят друг друга, но от него требуют прекратить связь, что выше его сил. Уйти на запад, как советский офицер, он не может, и потому они избрали единственный оставшийся им путь, решив, по взаимному согласию, покончить жизнь самоубийством.

До сих пор вижу перед собой мужественное лицо того майора, вновь спрашиваю себя: так ли я все сказал, все ли нужные слова тогда нашел?

Похоронили их в одном гробу.

А вот другой пример. Молоденький лейтенант изнасиловал молодую немку. В этом не было необходимости, немка эта свободно и с большим желанием шла на интимную связь с нашими офицерами. Лейтенант был арестован. Узнав об этом, к командиру части пришел отец потерпевшей немки. Он спросил:

— Зачем и за что арестован герр офицер?

Узнав причину ареста, он возмутился:

— Подумаешь, изнасиловал дочь! Что здесь такого? Раньше в Германии с того, кто совершит изнасилование, брали штраф в 50 марок, и все. А вы — сразу арест! И потом, имейте в виду, — продолжал ходатай, — девочка ведь тоже получила удовольствие.

Вот такая мораль.

Берлин. Сентябрь 1980 года. Мы с женой у Бранденбургских ворот

Во всяком случае, особисты продолжали заниматься выявлением связей армейских офицеров с немками, так как через эти связи могла идти обработка офицеров на вербовку или склонение к измене Родине.

За время моей работы в г. Гере были предотвращены четыре случая подготовки к измене Родине. За это А. Веденин получил благодарность от командования Группы. В то же время в соседнем корпусе были совершены три случая измены Родине, за что командир корпуса был наказан. Естественно, что при таком положении дел генерал А. Веденин очень хорошо относился ко мне, систематически поощрял.

Был случай, когда мне удалось предотвратить групповую измену Родине (группа из трех человек). Во главе группы стоял старшина, который, как оказалось впоследствии, был полицейским при немцах. Ему под различными предлогами удалось склонить к побегу двоих солдат. Все они были схвачены при попытке совершить преступление.

И все-таки один случай измены в корпусе был. Солдат из полка, находившегося в городе Плауен, бежал в Западную Германию. Для выяснения обстоятельств случившегося я выехал в Плауен.

Там была установлена немка, с которой был связан солдат, но по причине болезни немка не могла бежать с ним. Эта женщина сообщила, что изменник пошел к вокзалу, чтобы нанять там такси и доехать до границы. Мы приняли меры к розыску этого таксиста.

Всего у вокзала в тот день находилось 20 машин. Я стал вызывать поочередно каждого из этих таксистов и задавать им одни и те же вопросы: не видел ли он солдата и на какой машине тот уехал? Среди опрашиваемых был бледный, худой, плохо одетый таксист. «Нет, никого не видел», — отвечает тот. Мне стало его жалко, я дал ему буханку хлеба и кусок сала. Вызываю следующего таксиста, и тот показывает, что видел солдата, тот сел в машину таксиста, который только что у меня был. Я вновь вызываю худенького таксиста, журю его за вранье и еду с ним к тому участку границы, где сошел изменник.

Все показания надо было документально засвидетельствовать, чтобы возбудить уголовное дело и судить изменника заочно.

Но на этом дело не закончилось. Мы установили контакт с немкой, и по нашему указанию она завела с изменником переписку. В одном из писем она сообщила, что выздоровела и выезжает к нему. При этом они договорились о месте и времени встречи с ним в Западной Германии. Мы в это время подобрали двух крепких немцев, дали каждому по тысяче марок, попросили съездить в Западную Германию (тогда это свободно можно было сделать) и привезти изменника.

Они встретили его, посадили в машину, стукнули гантелью по голове, чем-то накрыли и привезли в Гере. Это было важное и успешное мероприятие, по достоинству оцененное руководством УОО и командованием Группы.

В апреле 1950 года, по истечении пятилетнего срока пребывания в ГДР, я был направлен в Киев начальником 2-го отдела УОО по Киевскому военному округу.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.