Трагедия и героизм
Трагедия и героизм
Так что же произошло 22 июня 1941 года? Было ли нападение гитлеровской Германии на Советский Союз действительно внезапным?
И здесь надо сказать прямо — да, нападение было внезапным для всего советского народа, но только не для руководства страны и высшего состава Красной Армии. Все поступавшие им многочисленные разведывательные данные прямо кричали о том, что война начнется со дня на день. А что предпринимали наш Генеральный штаб и Народный комиссариат обороны?
Да практически ничего. Все надеялись на пресловутое «авось» — да, война будет, но не завтра, а если и будет, то войска Красной Армии сумеют отбить любое нападение врага. Как вспоминал маршал артиллерии H.H. Воронов (в 1941 году начальник ГУ ПВО РККА, генерал-полковник): «Война надвигалась с каждым часом, об этом сигнализировали донесения с границы. А в НКО СССР обращали мало внимания на угрожающие симптомы. Никаких совещаний о возможной войне с Германией в Наркомате не проводилось. Были самоуспокоенность и благодушие»[243].
Об этом же вспоминал и Маршал Советского Союза A.M. Василевский (в июне 1941 года генерал-майор, заместитель начальника Оперативного управления ГШ РККА): «В июне в Генеральный штаб от оперативных отделов западных приграничных округов и армий непрерывно шли донесения одно тревожнее другого… Все работники нашего Оперативного Управления без каких-либо приказов сверху почти безотлучно находились в те дни на своих служебных местах»[244].
Установка Наркомата обороны СССР — войны не будет, надо лишь остерегаться возможных провокаций со стороны гитлеровских войск — притупляла чувство бдительности и настороженности в войсках. Маршал Советского Союза С.С. Бирюзов (в июне 1941 года командир 132-й стрелковой дивизии, генерал-майор) вспоминал: «Нам разъясняли, что империалисты стремятся втянуть нашу страну в конфликт с Германией, но если мы не поддадимся на провокацию и не вызовем у немцев никаких подозрений относительно своих намерений, станем строго и последовательно соблюдать договор о ненападении, никакой войны не будет»[245].
Конечно, на такое настроение негативно повлияло и заявление ТАСС, опубликованное 14 июня 1941 года, породившее уверенность у советского народа в том, что Германия будет строго соблюдать договор о ненападении с СССР.
Но все же разговоры о возможности войны между Германией и Советским Союзом шли на всех уровнях. Маршал артиллерии В.И. Казаков (в июне 1941 года начальник артиллерии 7-го механизированного корпуса, генерал-майор) вспоминал: «По подразделениям ползли тревожные слухи, различные догадки. О войне офицеры думали и говорили по-разному. Молодежь вообще мало верила в реальность военной опасности, а старшие и наиболее дальновидные офицеры понимали, что война назревает, но и они не теряли надежды на возможность избежать ее. Только в одном все были единодушны — если грянет война, то она будет короткой и завершится полным разгромом врага. Так уж мы были воспитаны»[246].
Да, никакого сомнения в предстоящей победе над любым врагом не было у большинства красноармейцев и командиров Красной Армии. Как вспоминал генерал И.И. Федюнийский (в 1941 году командир 15-го стрелкового корпуса), «среди бойцов и молодых командиров имели место настроения самоуспокоенности. Многие считали, что наша армия легко сумеет одержать победу над любым противником, что солдаты армий капиталистических государств, в том числе фашистской Германии, не будут активно сражаться против советских войск. Недооценивались боевой опыт германской армии, ее техническая оснащенность… Надо признать, что недооценка гитлеровской военной машины в первых боях нанесла нам большой вред. То, что враг оказался сильнее, чем его представляли, для некоторых командиров явилось неожиданностью»[247].
Все даваемые указания сверху — огня по немецким самолетам не открывать, семьи из приграничных районов не эвакуировать — сеяли неуверенность и подавляли всю инициативу у низших звеньев руководящего состава Красной Армии. Маршал артиллерии Н.Д. Яковлев (в 1941 году начальник ГАУ РККА, генерал-полковник) вспоминал: «Во время моей беседы с народным комиссаром обороны СССР из Риги позвонил командующий войсками Прибалтийского военного округа генерал Ф.И. Кузнецов. Нарком довольно строго спросил его, правда ли, что им, Кузнецовым, отдано распоряжение о введении затемнения в Риге. И на утвердительный ответ распорядился отменить его»[248].
Так, может быть, в округах, армиях и корпусах, находящихся ближе всего к западной границе, предпринимались какие-то действия для обеспечения боеготовности войск?
Нет, и здесь ничего не было сделано, царила все та же беспечность. В этот тревожный день — 21 июня 1941 года — руководство Западного Особого военного округа, командование 4-й армии, 28-го стрелкового корпуса находилось на концертах в Минске и Бресте, а остальной руководящий состав корпусов, дивизий, полков спокойно отдыхал на своих квартирах.
Во время вечернего концерта к командующему ЗапОВО подошел начальник разведотдела штаба округа полковник С.В. Блохин и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал генерал армии Павлов своим соседям и, приложив палец к губам, показал на сцену[249].
Такое же непонятное спокойствие было и у руководящего состава округа. Командующий 4-й армией генерал-майор A.A. Коробков хотел поднять по боевой тревоге 42-ю стрелковую дивизию, дислоцировавшуюся в Брестской крепости, но посоветовался с генералом Павловым, а он не разрешил…
Командир 86-й стрелковой дивизии полковник М.А. Зашибалов хотел поднять свои части по тревоге и выдвинуть их к границе — командир 5-го стрелкового корпуса генерал-майор A.B. Гарнов не разрешил…
Генерал-майор П.А. Терехов (офицер разведотдела штаба ЗапОВО, находился 20 июня 1941 года на границе) вспоминал: «Время было очень тревожное. Мы, офицеры, работавшие на западной границе, видели, что война накатывается на рубежи Белоруссии. Немецкие самолеты вели разведку. Множество жителей Польши, спасаясь от фашистского варварства, бежали к нам, сообщали о передвижении к нашей границе крупных немецких войск. По имеющимся данным, на рубеже Остроленка — Гольдап и западнее сосредоточилось около 1 000 000 немецких солдат. Хотел передать сведения о сосредоточении немецких войск, Минск не стал принимать, ушел со связи. Радиосвязь со штабом ЗапОВО не была восстановлена и на следующий день. И сейчас, 23 года спустя, у меня нет удовлетворительного ответа на этот вопрос. Самое страшное для командира — потерять управление. Мое начальство не теряло управления, оно само отказалось управлять»[250].
Даже красноармейцы задумывались о происходящем на западной границе и удивлялись тому спокойствию, царившему в штабах всех уровней. Пограничник A.A. Кошняков вспоминал: «Никто не сомневался, что не сегодня завтра начнется война. От этого ожидания становилось все тяжелей. Но странно, почему молчала наша сторона, никаких приготовлений, указаний или разъяснений из штабов не приходило»[251].
В этом прослеживается и полная вина Военного совета Западного Особого военного округа, ограничивавшегося только докладами в Москву о надвигающейся опасности, хотя он мог и должен был принять многие неотложные меры по повышению боевой готовности вверенных войск, находящиеся в его компетенции.
Правда, кое-что генерал Павлов предпринял, но скорее всего с разрешения Москвы. Так, выдвигался 21-й стрелковый корпус западнее Лиды, создавался второй оперативный эшелон войск округа на гродненском направлении. В случае начала боевых действий этот и 11-й механизированный корпуса и должны были нанести удар во фланг наступающей 3-й танковой группы генерала Гота.
21 июня командование 47-го и 44-го стрелковых корпусов, 17, 50,121 и 161-й дивизий получило распоряжение штаба округа на передислокацию своих частей на запад, которая была назначена на 23 июня. Внимание всего командного состава обращалось на соблюдение секретности проводимого мероприятия, в перевозочных документах запрещалось даже указывать станцию назначения[252].
То, что надвигаются грозные события, командование округа прекрасно знало. Как вспоминал генерал-майор П.Е. Хорошилов, «в начале июня… меня вызвал командующий войсками округа генерал Д.Г. Павлов. Он предложил мне в довольно ограниченный срок разработать план подготовки округа к войне в противовоздушном отношении»[253].
А что происходило в последний мирный день в Москве? К концу дня 21 июня 1941 года ответственным работникам Наркомата обороны СССР поступило приказание — находиться в служебных кабинетах до особого распоряжения. Вечером по службе ВНОС в Генеральный штаб стали поступать сообщения с западной границы об усиленном шуме моторов в расположении немцев, а из одного приграничного округа поступило сообщение о том, что в ряде мест немцы делают проходы в проволочных заграждениях.
Маршал Советского Союза К.А. Мерецков (в июне 1941 года заместитель народного комиссара обороны, генерал армии) вспоминал: «Наркомату обороны к исходу 21 июня 1941 года стала ясной неизбежность нападения фашистской Германии на СССР в следующие сутки. Нужно было побыстрее оповестить войска и вывести их из-под удара, перебазировать авиацию на запасные аэродромы, занять войсками первых эшелонов рубежи, выгодные для отражения нападения агрессора, начать вывод в соответствующие районы вторых эшелонов и резервов, а также вывести в намеченные районы окружные и войсковые штабы, наладить управление войсками. Следовало предпринять еще ряд неотложных мероприятий по повышению боевой готовности войск. К сожалению, в оставшиеся до начала войны 5–6 часов Наркомат обороны и Генеральный штаб Красной Армии не сумели решить этой задачи. Только в 00.30 22 июня 1941 года из Москвы была передана в округа директива о приведении войск в боевую готовность»[254].
А что было предпринято Генеральным штабом за эти 5–6 часов до начала войны, когда нашему командованию «уже стало понятно», что нападение гитлеровской Германии неизбежно? Осторожные сообщения в округа и никаких конкретных указаний. Только нарком ВМФ и командование Одесского военного округа взяли на себя ответственность, сумев оперативно принять решение и привести флот и войска в боевую готовность.
Совершенно неясны действия руководящего состава Западного Особого военного округа. Как вспоминал генерал И.И. Семенов (в 1941 году начальник Оперативного отдела округа), перед получением директивы о приведении войск в боевую готовность генерал армии Павлов разговаривал по ВЧ с маршалом Тимошенко[255], но какие он получил от него указания, так и осталось тайной.
В «Журнале боевых действий Западного фронта» зафиксировано, что шифрованное распоряжение о приведении войск в боевую готовность поступило в округ в 00 часов 45 минут 22 июня 1941 года, а в войска было передано без каких-либо изменений, только уже за подписью членов Военного совета ЗапОВО, в 2.25–2.35. Не явилось ли это результатом состоявшегося накануне разговора двух военачальников? Здесь можно только предположить, что войска округа, чтобы заранее не насторожить немцев, было решено поднять по боевой тревоге непосредственно перед ударом германских войск.
Но и это не удалось сделать. И вина за это лежит на высшем командном составе РККА (С.К. Тимошенко, Г.К. Жукове) и Западного Особого военного округа (Д.Г. Павлове, В.Е. Климовских), запоздалое распоряжение которых и поставило наши войска с момента нападения в крайне тяжелое положение, обернувшееся сотнями тысяч загубленных жизней, потерей огромной территории и больших материальных ценностей.
А события в Белоруссии продолжали развиваться следующим образом.
Около 23 часов 21 июня 1941 года генерал армии Г.К. Жуков по аппарату ВЧ предупредил начальников штабов западных военных округов: «Ожидать особых указаний!» Генерал Климовских доложил об этом генералу Д.Г. Павлову и приказал командующим и начальникам штабов 3, 10 и 4-й армий находиться в своих штабах. Никаких особых указаний им не давалось, кроме как «всем быть наготове»[256].
В час ночи 22 июня генералы Павлов, Климовских и член Военного совета округа, находясь в штабе, получили по ВЧ указание наркома обороны утром собрать начальников управлений и отделов и странное предупреждение: «…будьте поспокойнее и не паникуйте… ни на какую провокацию не идите»[257].
Согласно полученным из Москвы указаниям, генерал Павлов вызвал на связь командующих армиями, приказав им постоянно находиться на командных пунктах вместе с начальниками их штабов и оперативных отделов.
К сожалению, имеющиеся в архивах документы не дают возможности подробно разобраться в действиях руководящего состава армий ЗапОВО. Известно, что командующий 4-й армией генерал Коробков около часа ночи 22 июня под свою ответственность приказал разослать во все подчиненные соединения и отдельные части опечатанные «красные пакеты» с инструкциями о порядке действий по боевой тревоге, разработанными по плану прикрытия РП-4[258].
Эти документы хранились в штабе армии и не вручались командирам соединений потому, что не были утверждены округом. Но командиры корпусов и дивизий знали содержание документов, так как были участниками их составления на своих рубежах обороны.
Командующий 3-й армией генерал Кузнецов, вернувшийся поздно вечером 21 июня из поездки в район Августова, получив указание округа, вызвал в штаб всех офицеров полевого управления и политотдела армии. Во втором часу ночи командарм приказал командирам корпусов и дивизий постоянно находиться у телефонных аппаратов[259].
А сообщения о готовящемся нападении продолжали поступать и в ночь на 22 июня. Так, на участке 17-го погранотряда с сопредельной стороны, подвергая себя опасности быть убитым, границу перешел местный житель И.М. Бадзинский, который сообщил, что в 4 часа утра начнутся военные действия против Советского Союза[260]. Эта полученная тревожная информация была немедленно, без промедления доложена начальником погранотряда по инстанциям в вышестоящие штабы.
В подтверждение этого факта, начиная с 2 часов ночи 22 июня 1941 года, со всех застав и пограничных отрядов Белорусского пограничного округа в штабы дивизий, корпусов и армий прикрытия стали поступать тревожные доклады о выходе немецких войск непосредственно на рубежи атаки. Эти донесения без промедления передавались в штаб округа.
Получая тревожные сообщения с границы, генерал армии Павлов через оперативных дежурных повторно передал распоряжение в штабы армий прикрытия: «Вызвать в штаб командующих и начальников штабов армий и предупредить командиров корпусов. Ждать им у телефона»[261]. Кое-какие распоряжения в войска командующий округом до начала боевых действий успел отдать.
Так, командующий 3-й армией около двух часов ночи 22 июня по ВЧ получил приказ генерала Павлова: «Поднять войска по боевой тревоге, частям укрепленного района немедленно занять долговременные огневые точки и привести их в полную боевую готовность, по сигналу „Гроза“ ввести в действие план прикрытия госграницы»[262].
Одновременно командующий округом сообщил, что по секретным средствам связи идет передача важного документа (приказ НКО № 1 начал поступать в 3-ю армию около 3 часов утра, но в связи с нарушением связи получить полностью его так и не сумели), и предупредил, что, возможно, немцы готовят провокацию.
После этого разговора генерал Кузнецов приказал передать полученный текст приказа командирам корпусов и дивизий, немедленно вернуть артиллерийские и зенитные подразделения с учебных сборов к своим частям. Но к этому времени со многими соединениями армии связь уже была потеряна.
Примерно в 2 часа ночи 22 июня прекратилась проводная связь штаба округа с 4-й армией, которую удалось восстановить только в 3 часа 30 минут. Порыв проводов был обнаружен сразу в двух местах — в Запрудах и Жабинке (работа заброшенных в наш тыл немецких диверсантов).
После восстановления связи командующий армией получил переданное открытым текстом по телеграфу приказание генерала Павлова о приведении войск в боевую готовность (шифрованная телеграмма с приказом народного комиссара обороны СССР была получена руководством армии около 3 часов утра).
На вопрос генерала Коробкова, какие конкретно разрешены мероприятия, командующий округом ответил: «Все части армии привести в боевую готовность. Немедленно начинайте выдвигать из крепости 42-ю дивизию для занятия подготовленной оборонительной позиции. Частями Брестского укрепрайона скрытно занимайте доты. Полки авиадивизии перевести на полевые аэродромы»[263].
До 4 часов утра 22 июня генерал Коробков успел лично по телефону передать полученное распоряжение начальникам штабов 6-й и 42-й стрелковых дивизий, коменданту Брестского укрепленного района, а уже через 10–15 минут связь с войсками вновь оборвалась[264].
Командирам 14-го механизированного корпуса и 10-й смешанной авиационной дивизии, прибывшим в штаб армии по вызову, он был доведен лично, а в 28-й стрелковый корпус, 49-ю и 75-ю дивизии приказ был отправлен с делегатами связи.
В 10-й армии еще 20 июня 1941 года генерал К.Д. Голубев на совещании с руководящим составом дал указание о повышении боевой готовности войск. Распоряжение о подъеме войск в эту армию поступило по телефону лично от командующего округом в 2 часа 30 минут 22 июня, приказавшего генералу Голубеву: «Вскрыть „красные пакеты“ и действовать, как там указано»[265]. Переданный шифром приказ народного комиссара обороны № 1 был расшифрован в штабе армии уже после начала боевых действий.
Штабом 10-й армии сразу были отданы распоряжения командирам корпусов и дивизий о приведении войск в боевую готовность и выдвижении их на свои участки обороны. Для приведения в боевую готовность артиллерийских частей, находившихся на учебных сборах в районе Червоны Бур, туда был срочно направлен начальник артиллерии армии.
Но все эти указания и мероприятия уже запоздали, начало боевых действий застало войска Западного Особого военного округа врасплох, не успевшими вовремя подняться по боевой тревоге и занять подготовленные оборонительные позиции на границе.
Немецкое командование внимательно отслеживало в эти последние мирные часы обстановку на границе, но на советской стороне все было спокойно. Начальник штаба 4-й полевой армии немцев генерал Блументритт вспоминал: «Как мы предполагали, к вечеру 21 июня русские должны были понять, что происходит на другом берегу Буга, перед фронтом 4-й армии и 2-й танковой группы, то есть между Брестом и Ломжей, но все было тихо. Пограничная охрана русских вела себя как обычно. Вскоре после полуночи международный поезд Москва — Берлин беспрепятственно проследовал через Буг…»[266]
В 3.30, а на некоторых участках в 3.15, немецкая артиллерия открыла огонь по местам расположения войск Красной Армии, аэродромам, находящимся в пределах досягаемости дальнобойных орудий, складам, пограничным заставам. Для корректировки огня в нескольких местах были подняты аэростаты наблюдения. По всему советско-германскому фронту шла непрерывная канонада, слившаяся в сплошной гул. Горело все — казармы, парки, танки, бронемашины, самолеты, люди, леса, села, горели и взрывались склады с топливом и боеприпасами… Дым и гарь заволокли окрестности приграничных районов Белоруссии. Для многих воинов Западного Особого военного округа рассвет 22 июня 1941 года так и не наступил.
Одновременно самолеты 2-го воздушного флота Германии нанесли бомбовые удары по приграничным аэродромам авиации Западного Особого военного округа, местам дислокации воинских частей, штабам и пунктам связи, крупным железнодорожным узлам. Глубина авиационного воздействия достигала 300 км.
С 4 часов 22 июня 1941 года в штабы армий и округ начали непрерывно поступать донесения (главным образом по системе ВНОС ПВО) о бомбардировках советской территории на всем протяжении границы. Командующий 3-й армией доложил, что «немцы нарушили границу от Сопоцкина до Августова, бомбят Гродно, штаб армии. Связь с частями по проводам нарушена, перешли на радио. Две радиостанции уничтожены»[267].
Поступили сообщения и из штабов 10-й и 4-й армий — немцы повсюду бомбят. А из корпусов и дивизий продолжали поступать все новые и новые донесения о нападении. Сила бомбовых ударов противника непрерывно нарастала, ударам подверглись Гродно, Белосток, Лида, Волковыск, Кобрин, Брест… Штаб ЗапОВО доложил в Москву:[268]
НАЧАЛЬНИКУ ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ
БОЕВОЕ ДОНЕСЕНИЕ № 001/ОП МИНСК
22.6.41 4.20
Первое. 3-я армия — до 60 самолетов немцев бомбят Гродно. Наша авиация завязала воздушный бой.
Второе. 10-я армия — группа диверсантов перешла границу, из них 2 убито, 2 ранено, 3 захвачено плен, один бежал.
Третье. 4-я армия — 4 часа 20 минут началась бомбежка Бреста. Количество самолетов не выяснено.
Четвертое. По всей границе данным постов ВНОС — артиллерийская перестрелка.
Пятое. Приказано поднять войска и действовать по-боевому.
Начальник штаба Западного Особого военного округа
генерал-майор Климовских.
Аналогичные доклады поступили в Москву и из других западных пограничных округов. О начавшихся бомбежках наркому обороны доложил и начальник Главного управления ПВО РККА генерал-полковник H.H. Воронов, но никаких указаний, никаких задач войскам противовоздушной обороны сразу поставлено не было.
Народный комиссар обороны СССР приказал генералу армии Жукову доложить о сложившейся обстановке Сталину и получить разрешение на ответные боевые действия наших войск. Но получивший это сообщение вождь советского народа немного подумал и сказал, что это провокационные действия немецких военных, и запретил открывать артиллерийский огонь.
И вот в Минске раздался звонок, и взявшему телефонную трубку генерал-лейтенанту Болдину (командующий округом в это время вышел из кабинета) Маршал Советского Союза С.К. Тимошенко сказал: «Товарищ Болдин, учтите, никаких действий против немцев без нашего ведома не предпринимать. Ставлю в известность вас и прошу передать Павлову, что товарищ Сталин не разрешает открывать артиллерийский огонь по немцам. Разведку самолетами вести не далее шестидесяти километров»[269].
И это нелепое приказание немедленно передается в части, ведущие бои, и на некоторых участках обороны вдруг умолкают орудия, перестали стрелять по бомбящим самолетам зенитки… Дорого пришлось заплатить воинам Красной Армии за эти слова вождя.
Только получив сообщение с границы о массовом вторжении наземных германских войск на территорию Советского Союза, командующим западными военными округами из Москвы был отдан приказ на ответные боевые действия. Так вот, оказывается, чего ждала Москва — чтобы нога германского солдата ступила на советскую землю.
Но это распоряжение уже запоздало. Внезапность нападения противника, его численное превосходство на главных направлениях удара создали для войск западных приграничных округов тяжелые условия неравной борьбы. Первыми приняли на себя удар советские пограничники и гарнизоны укрепрайонов…
Наступал рассвет 22 июня 1941 года. На востоке начало синеть небо, в реке плескалась рыба — ничто как будто не предвещало беды. На пограничных заставах жизнь шла своим привычным чередом, все так же зорко всматривался в противоположный берег часовой на вышке, бесшумно продвигались по знакомой тропе пограничные наряды, внимательно осматривая контрольно-следовую полосу.
Они первыми и заметили двигающиеся с запада к границам Родины мерцающие звездочки. Что-то непонятное и зловещее было в их приближении. А через некоторое время стал слышен гул моторов, и вот над головами пограничников начали проплывать самолеты с уже заметными черными крестами на крыльях.
Что это — война?
И в подтверждение этого вдруг ожил весь западный берег, над головами пограничников прошелестели первые снаряды, раздались оглушительные разрывы снарядов и мин. Вся приграничная советская территория покрылась стеной разрывов, запылали пограничные казармы, склады, хозяйственные постройки. Горело все, что не должно было гореть…
Линейные заставы Белорусского пограничного округа в 3.30 подверглись сильному артиллерийскому и минометно-пулеметному обстрелу. Но уже после первых ошеломляющих залпов и неизбежного минутного замешательства раздались голоса командиров: «Застава, в ружье!» Из полыхавших казарм выскакивали полуодетые пограничники, выносили раненых и быстро занимали отведенные им по боевому расписанию места.
Под прикрытием своей артиллерии немецко-фашистские войска начали форсировать пограничные реки. От западного берега в возрастающих количествах отваливали лодки и плоты с пехотой, на советскую территорию начали выбираться плавающие танки немцев, которые двинулись на восток, выходя к основным магистралям и дорогам. Для уничтожения пограничных застав были выделены специальные отряды автоматчиков.
Заняв оборону в заранее подготовленных окопах и укрытиях, советские пограничники встретили врага дружным огнем. Раз за разом, под прикрытием минометного и артиллерийского огня, бросались на заставы цепи вражеской пехоты, но меткий огонь пограничников заставлял их залечь, а затем отходить назад. И вновь на пограничников обрушивался огненный смерч, и снова в атаку шли вражеские цепи. И это повторялось не один раз. Но после каждой отбитой атаки заметно редели ряды пограничников, много было раненых и убитых, все реже становился их огонь.
Мужественно стояли на пути врага пограничные заставы. Несмотря на значительный численный перевес противника, личный состав всех пограничных застав, вооруженный одним стрелковым оружием, оказывал врагу упорное сопротивление, нанося ему ощутимые потери.
Враг обходил сражающиеся заставы, полностью окружал их, но сломить сопротивление мужественных людей не мог. И тогда на помощь вызывались танки и авиация…
Стойкость пограничников, их массовый героизм нарушали планы германского командования, которое выделяло на подавление пограничных застав только тридцать минут, а советские пограничники держались от нескольких часов до нескольких суток. Заставы сражались до последнего защитника и патрона, враг проходил дальше на восток только тогда, когда в живых не оставалось ни одного воина в зеленых фуражках. Каждая пограничная застава стала неприступной крепостью для врага, ни одна из них, несмотря на яростные атаки врага, не отошла от границы без приказа.
В течение 22 июня пограничники отбили по нескольку вражеских атак, перед их позициями лежали десятки убитых и раненых немецких солдат и офицеров. Но много советских пограничников так и осталось навсегда на своих рубежах обороны… Живые, унося раненых, по приказу отходили к полевым частям Красной Армии и продолжали вести бои с наступающим врагом. Вот скупые строки документов о боевых действиях отрядов и застав Белорусского пограничного округа[270].
86-й Августовский пограничный отряд
Уже во втором часу ночи 22 июня на его участке было предпринято несколько вооруженных вторжений на советскую территорию, но они были отбиты пограничниками. В 4 часа по заставам был открыт огонь, а в 5 часов началось наступление вражеских войск. Части противника сразу окружили несколько комендатур и застав, прервав их связь со штабом пограничного отряда. Но советские пограничники, оказавшись в тяжелом положении, не сложили оружия и до конца продолжали оказывать врагу ожесточенное сопротивление:
— воины 2-й комендатуры отважно сражались до вечера у моста через Бебжу, задерживая продвижение врага на дороге Августов — Гродно;
— 1-я застава под командованием старшего лейтенанта А.Н. Сивачева[271] (расположенная у села Головенчицы) оборонялась 12 часов, но ни на шаг не отошла от границы;
— 2-я застава под командованием лейтенанта Васильева (располагавшаяся у д. Соничи) сражалась несколько часов. Особенно упорное сопротивление врагу оказала группа пограничников под командованием начальника штаба 1-й комендатуры капитана H.H. Гиля, оборонявшаяся на дороге Сейны — Сопоцкин;
— 3-я застава под командованием лейтенанта В.М. Усова[272] (расположенная у села Юзефатово) сражалась десять часов. Семь яростных атак отбили ее 36 пограничников, а когда кончились патроны, они дружно поднялись в штыковую атаку… Только немногим из них удалось прорваться к своим;
— 4-я застава под командованием старшего лейтенанта Ф.П. Кириченко (располагавшаяся в 800 м от госграницы у д. Райгруд) вела бой в течение 10 часов;
— 5-я застава под командованием лейтенанта A.A. Морозова (д. Сторожица) держалась 6 часов, отбив шесть вражеских атак. Только немногим пограничникам удалось прорваться на соединение к своим войскам;
— 7-я застава под командованием лейтенанта А.Е. Шацкого размещалась недалеко от деревень Волокуш, Вижанно, жители которых и стали свидетелями подвига советских пограничников, которые, будучи окруженными со всех сторон, бросились в штыковую атаку и, опрокинув врага, пробились к 27-й стрелковой дивизии;
— 10-я застава под командованием лейтенанта Чусева, имея выгодное расположение и хорошо оборудованные позиции, держалась до 20 часов, а затем по приказу отошла к Осовцу;
— 11-я застава под командованием лейтенанта Фалдина держала оборону на своем участке около четырех часов и только по приказу отошла к Августову. Группа пограничников под командованием политрука Мамонова, прикрывавшая отход своих товарищей, навсегда осталась на священных рубежах нашей Родины.
До конца сражались на своих участках пограничники 17, 18 и 19-й застав, сдерживая наступление противника. Только вечером 22 июня по приказу округа пограничники отряда начали отход на Волковыск.
87-й Ломжинский пограничный отряд
— 2-я застава под командованием лейтенанта Головненко (д. Куреевка) сдерживала врага до 12 часов;
— 4-я застава под командованием лейтенанта В.Г. Малиева вела бой севернее Ломжи до 12 часов 23 июня, в живых осталось только 13 человек;
— 5-я застава под командованием младшего лейтенанта Богомаза до конца сражалась на своем участке, уцелеть удалось только немногим пограничникам;
— 7-я застава под командованием лейтенанта В.А. Максимова (д. Бжозова) держалась до 13 часов и только по приказу отошла к 8-й стрелковой дивизии;
— 10-я застава под командованием лейтенанта А.П. Анфиногенова сражалась до 11 часов и только по приказу оставила свой участок;
— 13-я застава сражалась до 12 часов, по приказу отошла в направлении Ломжи;
— 17-я застава под командованием младшего лейтенанта Тихонченко вела бой с пехотным батальоном противника до семи часов утра 23 июня.
Насмерть стояли пограничники 8, 11, 14, 15 и 18-й застав, в живых остались единицы, но ни одна из них не отошла от границы без приказа. Пограничники выполнили свой воинский долг до конца.
88-й Чижевский пограничный отряд
— 3-я застава под командованием капитана Соловьева сражалась в течение трех часов, в живых осталось только 9 пограничников;
— 11-я застава держала оборону на своем участке до 12 часов, по приказу отошла к полевым войскам Красной Армии;
— 13-я застава под командованием старшего лейтенанта М.И. Никонова сражалась до 12 часов, срывая попытки противника переправиться через реку Писса на ее участке.
Храбро сражались с врагом пограничники 2-й (начальник — лейтенант Н.П. Евсенков), 8-й (начальник — старший лейтенант Я.Г. Лебедь), резервной (начальник — младший лейтенант Г.А. Кирнич), 5, 6, 7, 8 и 9-й застав.
17-й Брестский пограничный отряд
С началом боевых действий рота связи, комендантский взвод, службы погранотряда под командованием майора Кузнецова заняли оборону на северо-восточной окраине Бреста. Вскоре к ним присоединились отходившие разрозненные группы военнослужащих 28-го стрелкового корпуса, сотрудников НКВД и милиции. Воины несколько часов сдерживали врага и только под сильным натиском вражеской пехоты и танков начали отход к Жабинке.
Отважно сражались и пограничные заставы отряда:
— 1-я застава под командованием старшего лейтенанта К.Т. Кичигина (д. Сутно на берегу Буга) отбила четыре атаки противника. Из 53 пограничников к своим частям вышло только 13 человек;
— 2-я (начальник — младший лейтенант В.Н. Горбунов) и 3-я (начальник — лейтенант П.А. Михайлов) пограничные заставы отбили несколько атак врага, продержавшись на своих участках до 18 часов;
— 4-я застава под командованием старшего лейтенанта И.Г. Тихонова (д. Лозовица) несколько часов не давала возможности противнику переправиться на восточный берег реки, отбив его три сильные атаки;
— 10-я застава под командованием младшего лейтенанта М.К. Ишкова (д. Нельчицы) четверо суток оказывала врагу ожесточенное сопротивление, отвергая все предложения о сдаче в плен. «Не опозорим славное имя советского пограничника, все умрем, но фашистам не сдадимся!» — таков был ответ героев;
— навсегда остались на своих рубежах воины 16-й пограничной заставы;
— воины 19-й пограничной заставы (начальник — старший лейтенант П.П. Стрелкин), расположенной в д. Томашевка южнее Бреста, вступили в бой с 4 часов утра 22 июня, препятствуя переправе врага через Буг. Пограничники сражались около 11 часов и только по приказу отошли к частям 75-й стрелковой дивизии в район Шацка.
Так же геройски сражались с врагом воины 5-й (начальник — младший лейтенант П. Богомаз), 6-й (начальник — лейтенант Герасимовский), 7-й (начальник — лейтенант Н.И. Авилов), 20-й (начальник — лейтенант Е.Ф. Манекин) и других пограничных застав. Навсегда в Брестской крепости остались пограничники 9-й заставы лейтенанта А.М. Кижеватова[273].
Много можно привести примеров мужества и героизма советских пограничников. Вот один из них. Несколько часов в одиночку на берегу Западного Буга, отстаивая священные рубежи советской земли, вел бой младший сержант A.A. Новиков, пограничник 15-й заставы Брестского погранотряда. Смертельно раненный, захваченный гитлеровцами, он нашел в себе последние силы прошептать подошедшим к нему местным жителям: «Об одном прошу, передайте нашим… Я, Алексей Новиков… Я выполнил свой долг перед Родиной до конца…»[274]
И так было на всем протяжении советско-германской границы. А сколько таких героев осталось безвестными, сколько семей получили извещения — «пропал без вести…»! Что стоит за этими строками? Нет неизвестных солдат. Со временем земля раскроет все свои тайны, и мы узнаем еще о многих подвигах, совершенных неизвестными героями.
В 10 часов 45 минут 22 июня заместитель начальника Белорусского пограничного округа комбриг А.П. Курлыкин доложил в штаб погранвойск, что «бои идут по всему фронту, почти во всех отрядах нарушена связь, пограничники сражаются до конца». И в подтверждение этого газета «Правда» 24 июня 1941 года писала: «Как львы, дрались советские пограничники, принявшие на себя первый внезапный удар подлого врага. Бессмертной славой покрыли себя воины-чекисты. Они бились врукопашную, и только через мертвые их тела мог враг продвинуться на пядь вперед».
Нападение гитлеровских войск застало части некоторых укрепленных районов врасплох. Долговременные огневые сооружения уже занимались их гарнизонами под огнем противника, в некоторые из них они так и не смогли попасть. Граевские и предмостные доты перед Осовцом вообще оказались без личного состава и были захвачены передовыми вражескими отрядами.
Части противника, с ходу подавив или обойдя с флангов пограничные заставы и узлы обороны укрепрайонов, устремились в глубь советской территории. Лавина немецких войск буквально смела небольшие части прикрытия войск Западного Особого военного округа, расположенные непосредственно у границы. В обороне наших войск образовались огромные бреши, не прикрытые основными силами стрелковых дивизий, которые из-за несвоевременного поднятия по боевой тревоге не успели выдвинуться на свои участки. В результате многие гарнизоны укрепрайонов остались без поддержки стрелковых войск.
Германские пехотные подразделения, выделенные для блокирования укрепрайонов, приступили к их уничтожению. Найдя не прикрытые огнем участки обороны, немцы окружили сражающиеся доты. Гарнизоны укрепрайонов оказались без управления и связи, с незначительным количеством боеприпасов.
Стремясь побыстрее ликвидировать эти очаги сопротивления, немцы неоднократно наносили бомбовые удары с воздуха, подвергали долговременные огневые сооружения массированным обстрелам артиллерии и минометов, атаковали пехотой при поддержке танков.
Но ничто не могло поколебать защитников железобетонных крепостей. Мужественно и стойко сражались с врагом гарнизоны Гродненского, Осовецкого, Замбрувского и Брестского укрепрайонов. Гарнизоны дотов оказывали врагу ожесточенное сопротивление, сковывая его значительные силы. По всей линии обороны фашистов встречал сильный артиллерийско-пулеметный огонь героических крепостей.
Лишенные поддержки своих полевых войск, окруженные врагом, гарнизоны дотов вскоре стали ощущать острую нехватку боеприпасов, продовольствия, воды. За ними воины пробирались к ротным складам под сильным огнем противника, что вызывало лишние потери личного состава. Но вскоре немцы обнаружили местонахождение этих складов и подорвали их, значительно ухудшив положение обороняющихся советских воинов.
От попаданий бомб и снарядов замолкали капониры, доты уже не были в состоянии прикрыть огнем друг друга. Воспользовавшись этим, вражеские саперы пробирались к железобетонным крепостям и забрасывали их связками гранат, пускали в ход огнеметы, через вентиляционные шахты травили гарнизоны газами. Все больше и больше умолкало дотов, но борьба уцелевших продолжалась.
В час ночи 22 июня 1941 года командир 68-го укрепрайона, получив тревожные сообщения с границы, поднял личный состав 9-го и 10-го пулеметных батальонов по команде: «Тревога, с поднятием всего НЗ занять огневые точки». В 2 часа командиры батальонов доложили о занятии долговременных укреплений, а в 4 часа на позиции воинов обрушился шквальный огонь, нарушивший связь с командованием укрепрайона, находившимся в Гродно.
В течение часа немцы методично расстреливали из орудий незамаскированные доты, а в 5 часов в поле зрения бойцов батальонов показались вражеские цепи. Атаки врага следовали одна за другой, чередуясь с артналетами и ударами авиации, но гарнизоны дотов, тесно взаимодействуя с подразделениями 213-го стрелкового полка (оборонявшимися у Августовского канала), успешно отбивали их огнем капонирной артиллерии.
Немцы неоднократно предпринимали атаки на разных участках, пытаясь найти слабые места в обороне укрепрайонов. К 12 часам им удалось прорваться на Липском участке, захватив и уничтожив некоторые огневые точки, и, обойдя позиции 10-го батальона (командир — старший лейтенант Луппов), державшего оборону от Доргуни до Гонендза, полностью перерезать дорогу Сопоцкин — Гродно и захватить Сопоцкин. Гарнизоны Гродненского укрепленного района оказались в полном окружении, но не сдались…
Несколько суток сражался личный состав 9-го отдельного пулеметно-артиллерийского батальона под командованием капитана П.В. Жилы, занимавший позиции в районе Сопоцкина: 1-я рота (командир — лейтенант Паниклеев) держала оборону в строящихся дотах у Августовского канала; 2-я рота (командир — лейтенант Ф.Т. Суетов) — в районе деревни Новоселки; 3-я рота — у деревни Радзивилки; учебная рота лейтенанта Кобылкина закрепилась у деревни Новики.
Мужественно сражались с врагом гарнизоны дотов № 27 (командир — лейтенант Чусь), № 38 (командир — старший лейтенант Милюков), № 51 (командир — лейтенант В.Г. Матеулин), № 72 (командир — лейтенант В.А. Пилькевич) и др. Перед их огневыми позициями лежали десятки убитых фашистов, дымилось несколько бронетранспортеров.
В батальонах кончались снаряды, одно за другим умолкали орудия и пулеметы. Подобравшись к замолчавшим железобетонным крепостям, немецкие саперы закладывали взрывчатку и взрывали доты. Перед их подрывом гитлеровские саперы часто слышали доносившееся из подземелий пение — герои уходили из жизни несломленными…
Бои на участках 9-го и 10-го пулеметных батальонов не прекращались и ночью. Воспользовавшись темнотой, немцы блокировали и уничтожили еще несколько крепостей. Отражать их натиск было нечем: почти все снаряды и патроны гарнизонами были расстреляны в первые часы боя.
Днем 23 июня атаки гитлеровцев на уцелевшие доты возобновились, но советские воины стояли до конца. Вечером капитан Жила принял решение — остаткам батальонов отойти в расположение 213-го стрелкового полка и вместе с его воинами пробиваться из окружения. Под покровом темноты воины укрепрайона отошли к обороне стрелков и вместе с ними тронулись в путь. Переправившись на рассвете через Неман у деревни Гожа, объединенная группа продолжала движение по лесам в направлении Лиды, а затем дальше на восток. Пройдя по тылам врага несколько сотен километров, отважные советские воины в августе 1941 года у Речицы перешли линию фронта и соединилась с войсками Красной Армии[275].
На некоторых участках Гродненского укрепрайона боевые действия продолжались несколько суток: до исхода 23 июня сражался гарнизон дота № 55 (командир — лейтенант Торохов), держа под обстрелом сопоцкинскую дорогу; до 27 июня держались советские воины в дотах у д. Новики.
28 июня, когда у советских воинов закончились боеприпасы, противнику удалось приблизиться к замолчавшему доту № 59 (командир — младший лейтенант П.Н. Гусь). Предложение о сдаче в плен было отвергнуто гарнизоном, и тогда немецкие саперы взорвали героическую крепость, похоронив под ее обломками несломленных советских бойцов[276].
Непреодолимой преградой на пути гитлеровских войск стал Осовецкий укрепрайон, в котором вместе с его гарнизоном сражались и отошедшие от границы части 1-го стрелкового корпуса. В тяжелых условиях, без связи с командованием, с открытыми флангами воины 2-й и 8-й стрелковых дивизий вместе с бойцами укрепрайона насмерть стояли на своих позициях, отражая противника и днем и ночью. И, только получив команду на отход, обойденные противником со всех сторон, советские воины 28 июня покинули крепость и двинулись на восток…
Сильное сопротивление врагу оказали пулеметно-артиллерийские батальоны Брестского укрепленного района, несмотря на то что нападение гитлеровцев застало их врасплох. Крупные силы 2-й танковой группы врага сильным ударом смяли передовые части прикрытия 4-й армии и устремились севернее и южнее Бреста на восток. Штаб 62-го укрепрайона был отрезан от своих батальонов и руководить их действиями в ходе боев не смог[277]. Окруженные врагом доты были отрезаны не только от штаба, но в большинстве случаев и от своих батальонов, вот и пришлось им самостоятельно отбивать нападение врага.
Оборонительные позиции 16-го отдельного пулеметно-артиллерийского батальона (командир — капитан A.B. Назаров, начальник штаба — старший лейтенант Ф.Г. Тараскин), насчитывавшего 316 военнослужащих, располагались по восточному берегу Буга между деревнями Путковичи, Минчево, Крупичи, включая и район Дрогичина. Участок обороны достигал 20 км.
В первые часы войны противник обрушил на расположение батальона лавину огня. Особенно сильному обстрелу подверглась 1-я рота (командир — лейтенант З.Д. Сокол), занимавшая позиции у деревни Крупичи. Ее воины попытались занять и огневые позиции в недостроенных дотах у деревни Заячники, но под сильным автоматно-пулеметным огнем уже прорвавшихся туда вражеских диверсантов были вынуждены отойти.
Тяжелый бой шел в районе деревни Крупичи, где сражались некоторые подразделения батальона под командованием капитана Назарова. К вечеру 22 июня часть личного состава погибла в схватке, часть попала в плен, а небольшой отряд воинов во главе с комбатом отошел к деревне Слохи-Аннопольские в расположение 17-го отдельного пулеметно-артиллерийского батальона и продолжал борьбу на его участке обороны[278].
Доты в окрестностях Дрогичина не имели постоянных гарнизонов, в них после начала артобстрела укрылись воины строительных подразделений, которые и оказали врагу сопротивление на этом рубеже, но силы сторон были неравны…
Мужественно сражалась в районе деревни Путковичи и 3-я рота под командованием лейтенанта П.М. Игнатова. Ее воины стойко отражали атаки врага, которые следовали одна за другой. В упорной борьбе прошло несколько дней… Враг методично расчленял оборону роты, уничтожая доты по одному. 26 июня пал дот младшего лейтенанта И.С. Антипова.
2-я рота (4 дота и три вкопанных в землю танка МС-1) под командованием лейтенанта И.И. Змейкина, оборонявшаяся в районе деревни Минчево, несмотря на внезапность нападения и неоднократные атаки противника, стойко держалась на своем участке. Ее позиции неоднократно подвергались артиллерийскому и минометному обстрелу, бомбились с воздуха. Особенно ухудшилась обстановка вечером 22 июня, когда прорвавшиеся со стороны Крупичей немцы обошли позиции роты и окружили ее. Всю ночь советские воины вели бой со штурмовыми группами врага, пытавшимися подобраться к дотам и подорвать их.
Расположение боевых сооружений 16-го опаб у д. Минчево.
Еще более тяжелые испытания выпали на долю воинов 23 июня. С утра атаки врага на позиции роты возобновились. Образцы мужества и героизма показывали расчеты взвода вкопанных танков под командованием старшего сержанта Синицына, уничтожив за день несколько вражеских танков и бронемашин. Танкисты сражались до конца, но своих позиций не оставили.
Так продолжалось несколько суток. Все меньше и меньше оставалось в строю бойцов, кончались боеприпасы, давно закончилось продовольствие. От роты осталось только несколько измученных, почерневших от копоти и недосыпания бойцов, многие из них были ранены. 27 июня очаг обороны роты был сломлен…[279] 16-й отдельный пулеметно-артиллерийский батальон прекратил свое существование.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.