11:00. Невольничий рынок
11:00. Невольничий рынок
Разгуливая по городу, мы набрели на необычную площадь. Вон она, виднеется в конце улицы. Размеры ее невелики, но по оживленному движению людей можно догадаться, что здесь происходит что-то очень важное. Мы со все большим трудом прокладываем себе дорогу в толпе, как на рынке. В нашу сторону движется хорошо одетый мужчина, расталкивая всех перед собой. Он невысокого роста, полноватый, движения его резкие и бесцеремонные. Мы догадываемся, что перед нами никак не патриций, а скорее бывший раб, ныне свободный, перещеголявший своего бывшего господина в агрессивности. С изумлением мы замечаем, что он тащит за собой на веревке другого человека, на котором из одежды лишь набедренная повязка: светловолосого, высокого, мускулистого юношу. Коротышка резко оборачивается и кричит юноше поторапливаться, угрожающе размахивая плеткой. Тот, хотя и мог бы легко разделаться с ним (разница в телосложении впечатляющая!), однако, никак не реагирует, у него связаны руки, взгляд покорно опущен к земле. Юноша молча прибавляет шаг и проходит мимо нас, в его глазах лишь смирение, в ожидании своей новой судьбы. Он наверняка из европейских варваров, но трудно сказать, с какой границы его привезли: возможно, из-за Рейна, а может быть, из-за Дуная или же из недавно завоеванной Дакии, кто знает. Единственное, что мы теперь наверняка знаем, — это то, что происходит на этой маленькой площади: там торгуют людьми.
Мир, в который мы вступаем, чужд нашей культуре, и тем не менее он существовал в течение тысячелетий в самых разных цивилизациях, от Китая до государств ацтеков (у которых на рынках были особые ряды, где продавали пленных для совершения человеческих жертвоприношений…). В Европе рабство существовало до римлян и продолжалось на протяжении столетий после падения Рима, вплоть до эпохи Возрождения и даже позднее. В определенный момент его запретили в отношении христиан, но продолжали применять к нехристианам, в частности к мусульманам.
Шаг за шагом, перед нашими глазами разворачивается сцена, от которой лишаешься дара речи. На стоящих в ряд деревянных помостах выставлен на продажу "человеческий товар": мужчины, женщины, дети. У каждого на шее табличка с описанием, будто это бутылки с вином или маслом в супермаркете. На них работорговцы-"мангоны" (mangones) несколькими словами обозначают их происхождение, достоинства и некоторые недостатки. Прочтем: "Нубия, силач, ест мало, покорный", "Галлия, булочник и кондитер, способен к любой работе, крив на один глаз" или "Ученый, знает греческий, служил на Востоке важному семейству, подходит для обучения философии и чтения стихов на пирах". А вот еще: "Дочь дакийского правителя, девственница, домашняя прислуга, прекрасно согреет постель". Какова доля истины в этих надписях? Римляне знают, что "мангонам" не стоит доверять, ведь они готовы на все ради наживы, поэтому будут смягчать недостатки и скрывать "искусными трюками все, на что неприятно смотреть", как говорил Сенека…
Рабы выглядят невозмутимыми. Глаза под шапкой рыжих или черных курчавых волос, кажется, не выражают ни протеста, ни гнева, ни отчаяния. А ведь за каждым из них трагическая судьба, приведшая их сюда. Рабы покорно ждут своей участи. На многих лицах страх. Что с ними будет? Быть может, они попадут в особняк патриция, в штат его домашней прислуги? Это хорошая перспектива, потому что, если не считать возможной сексуальной эксплуатации, есть надежда однажды получить свободу, со значительными преимуществами в случае, если хозяин богат. Иначе будет, если они попадут в лавку, где их заставят таскать тяжелые тюки под присмотром бывшего раба — хозяина- надсмотрщика. Но бывает и хуже. Например, оказаться в борделе. Человек, родившийся и живший с определенным достоинством, подчинявшийся определенным общественным порядкам, неожиданно превращается в простой предмет сексуального пользования вплоть до его "поломки" или "непригодности" (истощение, болезни или утрата первоначальной красоты). И это не самое худшее. Куда тяжелее — попасть в каменоломни или в сельское имение богатого патриция. Сельские рабы, как известно, живут в самых тяжелых условиях, изнуряемые голодом, частыми побоями, нещадной эксплуатацией…
Мы присутствуем на этой своеобразной "лотерее судеб". Переходя от помоста к помосту, мы наблюдаем жестокие, бесчеловечные картины, встречающиеся только на рынках скота: вот торговец открыл рот рабу, чтобы продемонстрировать покупателям его зубы и свежесть дыхания. Другой щупает грудь и гладит живот девушки под похотливым взглядом жирного и потного клиента. Еще один, чтобы показать силу и здоровье выставленного на продажу огромного германца, хлопает его по плечам и груди, поглаживает бедра и икры.
Слова, которые мы слышим при этом, не менее поразительны.
"Смотри, каков молодец, долго прослужит".
"У него глаза загноились, я не буду покупать".
"Поверни ее! Дай посмотреть на задницу!"
"Вот этот подойдет для замены раба в носилках: рост как надо и светловолосый, как и остальные".
"Совсем недорого, уступаю как другу: в наше время нубийцы так вздорожали".
"Этот у меня на третьей амфоре рухнет замертво: смотри, какой тощий!"
"Ну-ка, сними со лба повязку. Вот видишь: у него буква F выжжена! Я же говорил, это беглый!" (В Риме пойманному беглому рабу выжигали на лбу надпись fug (что значит "беглец"), или fur, если тот был вором.
Пройдем дальше по площади, в толчее покупателей, продавцов и только что купленных рабов. Работорговля производится публично в нескольких местах Рима: на форуме или в специальных лавках. Правила всем понятны: товар разглядывают, оценивают качество, торгуются, как на любом рынке.
Часто на рынках рабов делят на категории и продают в разные дни: в один день "силачей" для тяжелых работ, на следующий черед "профессионалов" — булочников, поваров, танцовщиц, массажистов и так далее. Еще через день выставляют на продажу мальчиков и девочек для работы по дому и обслуживания гостей на пирах (и прочих удовольствий). Есть еще день, или ряд, уродцев: карлики, великаны, рабы с физическими недостатками, их используют для разных целей…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.