«Я к нему привыкла!»
«Я к нему привыкла!»
«Экскурсия» Морица в Курляндию имела печальные последствия и для Петра Михайловича Бестужева-Рюмина. Он был не только русским резидентом в Курляндии, обер-гофмейстером двора Анны Иоанновны, но и ее давним любовником. Почтенный сановник, отец выдающихся в будущем дипломатов Михаила и Алексея Бестужевых-Рюминых, он был опытным царедворцем. Будучи на девятнадцать лет старше Анны, он соблазнил юную вдову и полностью подчинил ее своей воле. Это, кстати, и стало одной из причин хронического конфликта Анны с матерью. Царица Прасковья, отпуская дочь в Митаву, рассчитывала и на расстоянии держать ее под строгим присмотром. Для этого она посылала в Митаву родственников, которые играли при дворе герцогини неприглядную роль доносчиков. Но Бестужев довольно успешно выживал матушкиных шпионов из Митавы. Не раз Прасковья Федоровна просила Петра «переменять оттуда прежнего гофмейстера, который там весьма несносен». Но у царя были свои представления о Бестужеве – он знал Петра Михайловича как толкового дипломата, который умел интересы России ставить выше интересов нравственности, что вполне устраивало царя.
«Не можно оправдать Анну Ивановну в любострастии, – писал знаменитый обличитель нравов русского двора, историк екатерининских времен князь М. М. Щербатов, – ибо подлинно, что у ней Бестужев имел участие в ее милостях». Мне бы не хотелось оправдывать Анну в грехе любострастия, если так можно назвать многолетнюю связь вдовца и вдовицы. Но будем справедливы – она не была Мессалиной. Анна Иоанновна была женщина простая, незатейливая, не очень умная и не кокетливая. Она была лишена честолюбия Екатерины II и не гналась за титулом первой красавицы, как Елизавета Петровна. Всю свою жизнь она мечтала лишь о надежной защите, поддержке, которую мог дать ей мужчина, хозяин дома, господин ее судьбы. Просьбами о защите, «протекции», готовностью «предать себя в волю» покровителю, защитнику пронизаны письма Анны к Петру I, Екатерине, Петру II, сановникам, родным. Именно потому она так рвалась замуж. Но, как мы видели, жизнь упорно препятствовала исполнению ее желаний, и со временем Бестужев и стал для нее таким защитником, опорой, господином.
Это был, конечно, не лучший вариант, но хотя бы какой-то. И Анна Иоанновна жила одним днем, закрывая глаза на грехи Бестужева, о которых говорила вся Митава. Один из анонимных доносчиков – поляк – выражался по поводу проказ пожилого резидента и гофмейстера не особенно изящно: «Фрейлин водит зо двора и [им] детей поробил».
После провала авантюры Меншикова в Курляндии всю вину за это светлейший взвалил на Бестужева, которого отозвали из Митавы в Петербург. И вот по переписке мы видим, что после его отъезда Анна впадает в отчаяние, почти в истерику. С июня по октябрь 1727 года она написала подряд 26 писем всем, кому только было возможно, не обойдя просьбами даже свояченицу Меншикова Варвару Арсеньеву и дочь Меншикова Марию, которая стала невестой Петра II. Анна умоляла вернуть Бестужева в Митаву, мол, без него, гофмейстера, развалится все герцогское хозяйство. Но светлейший, прибравший после смерти Екатерины всю власть к рукам, игнорировал страстные мольбы Анны.
Тогда она начинает бомбардировать письмами вице-канцлера Остермана, рассчитывая на его заступничество. Царевна, дочь русского царя, в своих письмах к безродному немцу прибегает к оборотам, более уместным в челобитных солдатской вдовы: «Нижайше прошу Ваше превосходительство попросить за меня, сирую, у его светлости… Умилосердись, Андрей Иванович, покажите миласть в моем нижайшем и сироцком прошении, порадуйте и не ослезите меня, сирой. Помилуйте, как сам Бог!» Отчаяние одиночества выливается в словах: «Воистино [я] в великой горести, и пустоте, и в страхе! Не дайте мне во веки плакать! Я к нему привыкла!»
Она убивается по Бестужеву, как по покойнику. Но дело здесь не в особой, беззаветной любви к нему, как это может показаться на первый взгляд. Анна просто не могла и не хотела быть одна, ее страшили пустота, одиночество, холод вдовьей постели.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.