Сельское хозяйство

Сельское хозяйство

Судьба колхозов представляла собой наиболее важную и крайне противоречивую проблему[282]. Учитывая прямое отождествление колхозной системы с самой сущностью советского режима – о чем официальная пропаганда твердила на протяжении многих лет – и многочисленные свидетельства враждебного отношения населения к сохранению колхозов, перед ответственными за выработку правильной политики стояла сложная дилемма. Теоретически восстановление советских порядков в контролируемых партизанами районах требовало восстановления колхозов в качестве одной из первых мер. Однако происходивший во время войны процесс приспособления проводимой политики к существовавшим в народе настроениям требовал временного отказа от довоенной советской практики и лозунгов с тем, чтобы заручиться поддержкой населения. В советском тылу колхозы были сохранены; их роспуск в время войны был невозможен по политическим соображениям и экономически невыгоден. Хотя на практике советский контроль ослаб настолько, что потребовал строгих мер по укреплению после войны, официально Москва не могла и, по всей видимости, всерьез не планировала коренного изменения агарных отношений.

Вместе с тем потенциальные возможности использования негативного отношения к колхозам не остались не замеченными советской пропагандой. Ряд предпринятых в этом направлении немецкой пропагандой усилий – довольно слабых и носивших половинчатый характер – имел значительный успех в первые месяцы войны; сообщения о стихийных выступлениях колхозников, последовавших сразу после ухода Красной армии, свидетельствуют о всеобщей попытке добиться отмены колхозов и ввести частную собственность на приусадебные участки, скот, оборудование и инвентарь, а в ряде случаев и частное землевладение. Негативное отношение к колхозам советская пропаганда использовала путем систематического распространения в частях Красной армии слухов о предстоящем после войны роспуске колхозов советским правительством. Такие слухи были слишком широко распространены, чтобы их можно было считать случайными или стихийными.

Партизаны столкнулись точно с такой же дилеммой. В первые месяцы немецкого вторжения особых изменений в отношении партизан к колхозам не наблюдалось: партизаны были слишком слабы, чтобы взять под свой контроль принадлежавшую колхозам землю, и были отрезаны от советского руководства; по всей видимости, и руководству потребовалось время для выработки нужных директив. Нет свидетельств и того, что на более поздних этапах войны, начиная примерно с осени 1943 года и до конца, среди партизан наблюдались отклонения от общепринятого советского отношения к колхозам; в тот период партизаны были уже достаточно сильны, чтобы контролировать занятые ими районы и утверждать свой авторитет, не прибегая к особой и, по мнению советского руководства, крайне опасной тактике. Таким образом, критическим являлся период с октября 1941 года до весны или лета 1943 года.

В Черниговской области обком партии, являвшийся организатором партизанского движения, санкционировал передачу приусадебных участков и крестьянских домов в частное владение. В своих мемуарах руководитель партизанского движения этой области А. Федоров подтверждает тот факт, что райсовет (по указанию обкома) «отдал распоряжение колхозам незамедлительно распределить собственность среди крестьян», хотя, по всей видимости, это указание не касалось недвижимости[283]. В данном случае это, возможно, было сделано для того, чтобы сельскохозяйственные орудия не попали в руки к немцам. О том, что такое решение не могло быть принято без молчаливого одобрения вышестоящего советского руководства, свидетельствует ссылка Федорова на решение обкома и тот факт, что в немецком донесении из прилегающего района говорится, что к декабрю 1941 года партизаны, действуя по указанию высшего советского руководства, роздали все сельскохозяйственные орудия и скот крестьянам.

Свидетельств применения подобной тактики в конце 1941 года нет. В декабре этого года, согласно донесениям из немецкой группы армий «Центр», партизаны «по указаниям из Москвы распределили колхозную землю среди крестьян». Не существует практически никаких документальных подтверждений того, что полная ликвидация колхозов проводилась партизанами; большинство немецких донесений об этом основано на слухах и сведениях, полученных на допросах. Тем не менее частота появления и обширная география немецких донесений позволяет предположить, что они не были сфабрикованы отдельными лицами или осведомителями из местного населения. В марте 1942 года в донесениях 3-й танковой армии немцев сообщалось, что крестьяне в контролируемых партизанами районах к северу от Брянска «получили в собственность землю и часть урожая». Дальше к западу, в Глусском районе, по утверждениям немцев, «партизаны полностью распределили собственность сельскохозяйственных предприятий среди местного населения». В донесениях от июля и ноября 1942 года также говорилось о распределении колхозных земель в занятых партизанами районах, а также о предоставлении дополнительных наделов земли в качестве премии за превышение квот при поставке зерна.

Насколько удалось определить, лишь одна советская официальная публикация признает, что колхозы не были восстановлены во всех занятых партизанами районах. Виктор Ливенцев, в книге о партизанском движении Бобруйской области, описывает выборы членов нового райкома в Кличевском районе в апреле 1942 года после развала подпольной партийной организации, оставленной здесь в 1941 году. В подготовленном этим новым райкомом постановлении о проведении весеннего сева в 1942 году говорилось: «Весенний сев и землепользование в 1942 году должно проводиться коллективно или индивидуально, в зависимости от пожеланий колхозников»[284].

Разумеется, в данном случае нельзя точно установить, являлись ли более весомыми технико-экономические или политические соображения при разрешении крестьянам делать выбор между коллективной или индивидуальной формой труда.

Тем не менее существует много свидетельств того, что миф о колхозной системе полностью сохранялся в официальной советской и партизанской пропаганде: в заголовках и статьях партизанских газет продолжало использоваться слово «колхоз» (хотя и в меньшей степени, чем в 1941 и 1943–1944 годах); и если советская пропаганда в целом чаще была обращена к «крестьянам», а не к «колхозникам», в ней не было и намека на принижение значения колхозной системы. Напротив, пропаганда, затрагивая аграрные темы, с гордостью отзывалась о сохранении колхозов. Таким образом, преобладающим в 1942 году явлением в большинстве занятых партизанами районов было формальное восстановление колхозов при введении существенных изменений в практику их работы. Это позволяло партизанам при сохранении приверженности советским лозунгам наживать «капитал» и пользоваться поддержкой населения, удовлетворенного происходившими на практике изменениями.

Главные перемены внутри переставшей быть слишком жесткой колхозной организации касались передачи в частную собственность скота, сельскохозяйственных орудия и жилья, а в ряде случаев и земли. Размах таких перемен в различных местах был различен. В сентябре 1942 года сообщалось, что действовавшие к северу от Минска партизаны «в ряде случаев устанавливали новые аграрные порядки на основе колхозов, которые при сохранении старых норм поставок зерна выделяли крестьянам большие по площади наделы земли». Партизаны Полоцкой области, пытаясь заручиться поддержкой крестьян, пошли даже на проведение аграрной реформы, которая, с точки зрения немецких наблюдателей, превосходила аналогичную реформу, проведенную немцами. Эта, «проведенная по указаниям из Москвы», реформа предусматривала расширение площадей приусадебных участков крестьян при сохранении колхозной системы. В одном из немецких донесений даже утверждалось, что введение новых порядков в распределении земли и пересмотр норм поставок в занятых партизанами районах происходили по приказу Сталина. «В ряде полностью контролируемых партизанами районов по приказу Сталина вводится совершенно новая система поставок. Крестьяне этих районов должны сдавать лишь половину того количества продукции, которое требуется сдавать в контролируемых нами [то есть немцами] районах. Вместе с тем отмечаются случаи, когда крестьянам отдают землю, при этом наделы земли по площади превосходят выделяемые нами».

Приказ партизан и райкома партии Кличевского района о распределении урожая 1942 года свидетельствует о том же самом, не вдаваясь в подробности о том, насколько отданные распоряжения отходили от принятых в мирное время советских норм. В данном случае нет указаний, что земля или скот были переданы в частную собственность, но при распределении урожая пошли намного дальше, чем это было позволено раньше; особые привилегии предоставлялись женам и вдовам партизан и солдат Красной армии[285].

Однако ничто не указывает на то, что в других районах партизаны допускали ослабление колхозной системы. Это в первую очередь относится к Смоленской и Ленинградской областям. В Смоленской области колхозы были быстро восстановлены на территории, захваченной партизанами, действовавшими под командованием генерала Белова. В направленном Сталину письме, подписанном 15 000 партизан и граждан, говорилось: «В городах и селах, освобожденных от немецких оккупантов, нами восстановлены органы советской власти. Колхозы начали проведение весеннего сева».

К юго-западу от Ленинграда административным «тройкам» было поручено восстанавливать колхозы. Заголовки и лозунги партизанских пропагандистских материалов в этом районе содержали многочисленные упоминания колхозов. В письме, адресованном секретарю Ленинградского обкома партии А. Жданову, направленном партизанами с территории, занятой 2-й партизанской бригадой, докладывалось, что «у себя в районе мы живем по-советски… В колхозах проводятся общие собрания, агитаторы ведут работу, идет сбор урожая»[286]. В уже упоминавшемся в данном разделе отчете дедовичской «тройки» особо подчеркивалось: «Поскольку в большинстве сельсоветов колхозы были распущены, а урожай уже поделен равными частями между всеми членами колхозов, «тройка» столкнулась с очень сложной ситуацией. Колхозный скот был роздан колхозникам, и часто единоличники тоже получали скот». При проведении восстановления колхозов «все назначенные немцами старосты были отстранены и вновь призваны бывшие руководящие работники колхозов. Весь сельхозинвентарь и скот снова был собран. Урожай был перераспределен, но уже не равными долями между всеми, а в соответствии с количеством отработанных каждым колхозником трудодней. Враждебно настроенные к колхозам элементы были ликвидированы».

По утверждениям «тройки», к весне 1942 года в подконтрольном ей районе все шестьдесят колхозов (и восемь совхозов) были готовы приступить к проведению весеннего сева. В Ленинградской области, судя по всему, распределения колхозной собственности с разрешения партизан или подпольных партийных комитетов никогда не происходило.

Приведенных выше примеров вполне достаточно, чтобы выдвинуть пять возможных гипотез о проводимой партизанами аграрной политике.

1. Считали ли немцы проведение реформистской политики заслугой партизан, или же, по их мнению, все происходившее было результатом стихийных выступлений крестьян? Хотя последнее и могло происходить в отдельных случаях, последовательные ссылки на директивы высшего партийного и советского руководства, а также недвусмысленные заявления советских источников позволяют отвергнуть такую гипотезу. Вместе с тем описания немцами проводимых партизанами земельных преобразований можно приписать попыткам немецких сторонников проведения аграрной реформы создать благоприятное впечатление у своих руководителей; но это, однако, не дает полного объяснения всем имеющимся свидетельствам проводимых партизанами реформ.

2. Проводили ли партизаны стихийный раздел собственности и земли без указаний из Москвы? Хотя подобное и могло иметь место, в особенности зимой 1941/42 года, многие из приведенных выше примеров относятся к периоду, когда партизаны находились под жестким контролем с советской стороны. Такую гипотезу также следует отвергнуть, поскольку она, в лучшем случае, дает лишь частичное объяснение.

3. Стремились ли партизаны проводить аграрные реформы лишь на границах занимаемой ими территории и за ее пределами, стараясь сохранить колхозы в прочно удерживаемых ими районах? Имеющиеся сведения не дают возможности дать положительный ответ и на этот вопрос. Кое-что указывает на то, что партизаны поощряли полную ликвидацию колхозов в занятых немцами районах, явно пытаясь помешать их усилиям, а после проведения немцами ограниченных реформ в феврале 1942 года превзойти их в удовлетворении требований крестьян. Ясно также, что в своих силовых центрах, в особенности в 1943–1944 годах, партизаны никогда не рассматривали возможности разрушения такого советского института, как колхоз. Большая часть приведенного выше материала относится к районам, прочно и постоянно удерживаемым партизанами, но, как можно убедиться, даже в них проводились аграрные изменения.

4. Таким образом, напрашивается вывод, что фактически имевшее место ослабление колхозной системы при номинальном ее сохранении представляло собой широко проводившуюся партизанами с одобрения советского руководства политику, ставшую важной фазой в использовании тактики «уступок», с помощью которой требовалось добиться поддержки населения. Эта политика не проводилась, пока не стало вполне очевидным недовольство крестьян; ее проведение было обусловлено слабостью, а не силой; и от нее сразу отказались, как только советский режим и партизаны оказались достаточно сильны для того, чтобы снова позволить себе не считаться с чаяниями народа.

Можно лишь строить догадки относительно причин, обусловивших различия в проведении аграрной политики в различных регионах, и различия эти, по всей видимости, были отнюдь не случайными. Имеющаяся скудная информация позволяет предположить, что советское правительство сознательно задерживало «окончательное» восстановление советской власти, а также проведение чисток до прихода Красной армии (и действовавшего в тесном контакте с ней НКВД) даже в тех районах, где до этого у власти находились партизаны. Этим можно объяснить колхозную политику, проводимую в 1942 году в Смоленской области, где контроль за партизанами со стороны армии был более строгим, чем где-либо еще[287].

Исключение, выявленное в Ленинградской области, пожалуй, являлось отражением существования разногласий на высшем уровне советского руководства. Партизаны Ленинградской области, отличавшиеся своей особой организацией, находились под общим руководством А. Жданова и его штаба, в состав которого входили те, кого можно считать левым крылом большевистской партии – направление, которое, как считается, способствовало возникновению вражды Жданова с Маленковым в послевоенные годы. Поэтому представляется вполне вероятным, что Ленинградский обком твердо настаивал на сохранении колхозов, тогда как другие советские лидеры выступали за «временное отступление»[288]. Член Политбюро А. Андреев, придерживавшийся совершенно противоположных взглядов, лишился после войны всех постов, хотя даже среди многих советских руководителей считался умеренным. Летом 1942 года на совещании высшего партизанского руководства в Кремле он якобы обсуждал эту проблему с Бондаренко, комиссаром Южной оперативной группы Брянской области. Согласно полученным немцами на допросах сведениям, «командиры партизан докладывали [в Москве] о том, что они восстановили советскую власть в 170 населенных пунктах. Андреев настаивал на том, что партизаны должны изменить свою тактику. По его мнению, восстановление советской власти не являлось задачей партизан – это задача Красной армии… Андреев советовал воздерживаться от восстановления колхозной системы».

О роли А. Андреева в советском сельском хозяйстве следует упомянуть особо. Он был единственным членом Политбюро, «запятнавшим» себя в прошлом связью с Бухариным, но он вовремя успел присоединиться «к лагерю Сталина» в 20-х годах. В конце 30-х годов он выступал за расширение использования в земледелии звеньев вместо крупных бригад, мотивируя это тем, что «чем больше работа в колхозах индивидуализирована, тем эффективнее она будет выполняться». После войны Андреев возглавлял особый Совет по делам колхозов и в этом качестве расширил использование звеньев. После 1947 года его позиции начинают ослабевать; в 1950 году он подвергся резким нападкам в газете «Правда» за проводимую им политику в сельском хозяйстве и был заменен Хрущевым, который стал ответственным за аграрные проблемы в высшей советской иерархии. Один из опытных аналитиков высказывает мысль о том, что советское руководство опасалось, что «небольшое звено в конце концов вытеснит не только бригады, но и сами колхозы». Весьма вероятно, что Хрущев, руководивший партизанским движением на Украине, стремился проводить там политику, аналогичную политике Жданова в Ленинградской области, направленную на быстрое восстановление колхозной системы. Но имеющихся сведений явно недостаточно, чтобы подтвердить или опровергнуть эту гипотезу.

Занимаемая Андреевым позиция в отношении колхозов на контролируемой партизанами территории во время войны в этой связи приобретает особую важность. Любопытно также, что один из советских агентов, получивший задание по разложению изнутри движения Власова, помимо прочего должен был распространять сведения о том, что колхозы после войны будут отменены, а Андреев станет главой государства.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.