5

5

Остатки имперской армии разделились, чтобы сдержать расползание интервенции. Тилли отошел на юг к Нёрдлингену, в Верхний Пфальц, Паппенгейм направился к Везеру, с тем чтобы заблокировать продвижение вспомогательной армии шведского короля по северному побережью. Казна лиги была утеряна во время отступления, оставались лишь скудные имперские денежные ресурсы.

Вся Европа ожидала, что Густав Адольф пойдет на Вену. На этом настаивал и Иоганн Георг. Еще до сражения они договорились, что в случае победы курфюрст возьмет на себя Центральную Германию, а король вторгнется в Богемию. После битвы Густав Адольф изменил схему, и причина была проста и очевидна. Он не доверял Иоганну Георгу. Могло так случиться, что его союзник вступит в согласие с врагами, и ему придется либо заключать вынужденный мир, либо пробиваться обратно к побережью. Если же король заставит курфюрста вторгнуться в земли Габсбургов, то у него будет меньше шансов на то, чтобы примириться с оскорбленным императором, и если даже у Иоганна Георга это получится, то в руках Густава Адольфа все равно будут оставаться Центральная и Северная Германия со всеми дорогами, ведущими к побережью. Помимо умозрительных, хотя и здравых опасений у Густава Адольфа имелась и более осязаемая мотивация. Валленштейн предложил сдать Прагу[808]. Густав Адольф не возражал против такого хладнокровного предательства, но прекрасно понимал, что Валленштейн никогда и ничего не делает в ущерб собственным интересам. Он сдаст Прагу и воспользуется наступлением шведского короля для того, чтобы надавить на имперское правительство, вернуть себе командование войсками и, захватив все ресурсы, двинуться на шведскую армию.

Вынужденный альянс Густава Адольфа и Иоганна Георга начал давать сбои. Курфюрсту шведский король был нужен для того, чтобы вразумить Фердинанда. Король же с его помощью хотел подчинить Германию. Его национальный эгоизм и стремление завладеть германскими северными водными путями перемешались со страстным желанием отстоять права протестантов. Густав Адольф с полным основанием не верил в то, что Иоганн Георг, да и все германские князья способны защитить протестантов, и, соответственно, считал, как и многие его современники, что вправе взять на себя роль арбитра Германии.

Курфюрст не мог возражать против нового плана дальнейших действий: постыдное бегство его войска с поля боя у Брейтенфельда лишило Иоганна Георга возможности разговаривать с королем на равных. Саксонцы повели себя позорно, и он сам был отчасти виноват в том, что произошло. Не могли ничего поправить ни запоздалая демонстрация негодования, ни угрозы повесить трусов. Ему пришлось бы сначала повесить самого себя, как едко и насмешливо сказал один английский волонтер[809].

Иоганну Георгу оставалось лишь повиноваться, и в первых числах октября 1631 года саксонские войска под командованием Арнима перешли границу Силезии, как бы искупая свою вину перед собратьями. 25 октября они уже миновали границу Богемии. 10 ноября Валленштейн покинул Прагу, а 15-го Арним занял город от имени курфюрста. И из сотен укромных мест выбирались доселе хранившие молчание протестанты, чтобы его приветствовать[810].

Тем временем король Швеции продвигался на запад, в самое сердце Германии, по Пфаффенгассе, «аллее святых отцов», еще не затронутым войной землям католических епископств. 2 октября он вошел в Эрфурт. 14 октября шведы уже были в Вюрцбурге, взяв его после четырех дней штурма. Здесь впервые раздавались крики возмездия, когда шведские солдаты расправлялись с гарнизоном. Горожан и беженцев из ближайших деревень они не трогали, и порядок был восстановлен намного быстрее, чем во Франкфурте-на-Одере. Тем не менее не обошлось без традиционных грабежей, и сам король затребовал выкуп в размере восьмидесяти тысяч талеров[811].

Во Франкфурте-на-Майне католические князья собрались, чтобы обсудить «Эдикт о реституции», но протестантские курфюрсты в этой встрече участвовать отказались. Ранним утром 14 октября епископ Вюрцбурга разбудил город известием о том, что он бежал от шведов, и делегаты в тот же день позорно разъехались[812]. 11 ноября Густав Адольф занял Ханау, 23 ноября — Ашаффенбург, а 27 ноября вошел во Франкфурт-на-Майне, конституционалистский центр Священной Римской империи. Сюда он и вызвал канцлера Акселя Оксеншерну управлять завоеванными землями.

Густав Адольф приближался к стране, уже более десяти лет оккупированной испанскими гарнизонами, но он боялся короля Испании еще меньше, чем императора. В Хёхсте к нему присоединился с подкреплениями ландграф Вильгельм Гессен-Кассельский, вместе они форсировали Рейн и двинулись к Гейдельбергу. Но уже близилась зима, везде стояли сильные гарнизоны, и Густав Адольф повернул обратно, предоставив своему союзнику, молодому герцогу Бернхарду Саксен-Веймарскому сделать себе имя взятием Мангейма. Сам же за пять дней до Рождества овладел Майнцем. Курфюрст бежал, а испанский гарнизон сдался, спасовав перед превосходящими силами короля.

Повсюду протестанты встречали его радостно и благодарно, войска вели себя достойно. В Швайнфурте перед ним на улицах расстилали камыш, в окнах вывешивали флаги — в общем, где бы он ни появлялся, люди ликовали, будто видели перед собой сошедшего с небес Бога[813]. Один за другим на его сторону переходили германские правители, бросая императора. К Рождеству в его армии уже были герцоги Вильгельм и Бернхард Саксен-Веймарские, его союзниками стали ландграф Гессен-Кассельский и герцог Брауншвейг-Люнебургский; он взял под свою защиту ландграфа Гессен-Дармштадтского, регента Вюртемберга, маркграфов Ансбаха и Байрёйта, вольный город Нюрнберг, Франконский округ[814]. Герцоги Мекленбурга всегда были его союзниками, Фридрих Богемский готовился перебраться к нему из Гааги.

В империи у него уже было семь армий и почти восемьдесят тысяч человек. На Рейне он командовал войском численностью пятнадцать тысяч человек, во Франконии маршал Горн имел восемь тысяч солдат, в Гессене находилось восемь тысяч, в Мекленбурге — четыре тысячи, в Нижнесаксонском округе — тринадцать тысяч, возле Магдебурга —двенадцать тысяч, в Саксен-Веймаре — четыре тысячи, не считая гарнизонов, рассеянных по всей стране. Зимой он намеревался набрать еще сто двадцать тысяч рекрутов, из которых только девять тысяч должны будут прибыть из Швеции[815]. Благодаря завоеваниям набирать рекрутов и содержать их стало не так трудно.

Имя короля произносилось где с ликованием, а где и со страхом. За него молились в церквах, его называли «золотым королем», «львом севера», «полуночным львом»[816], библейским Илией или Гедеоном[817]. Зимой ожидалось прибытие королевы, и в честь супруги он запечатлел инициалы ее полного имени — Мария Элеонора Регина — в кирпичной кладке фортификаций, строившихся в Майнце. Она приехала к нему в Ханау 22 января 1632 года, высокая, грациозная, красивая, и при всем народе, обвив его шею руками, сказала: «Теперь ты мой узник»[818].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.