Глава четвёртая К ЛЮБИМОЙ — ЧЕРЕЗ ПОЛСВЕТА!

Глава четвёртая

К ЛЮБИМОЙ — ЧЕРЕЗ ПОЛСВЕТА!

Индийский океан и аравийские пустыни, блок-посты и кордоны, выставленные охранкой Саддама Хусейна, все преграды преодолел на своём пути к любимой офицер советского флота в 1977 году.

В Индийском океане старший лейтенант Геннадий Нероба получил почти что убийственное сообщение: «Ваша жена находится в тяжёлом состоянии». И всё, и никаких пояснений, никаких подробностей — думай, что хочешь: то ли под машину попала, то ли скоропостижная болезнь… Старший лейтенант Нероба спал с лица. В глазах такая тоска застыла — хоть за борт бросайся и плыви к любимой подруге.

Всего три года, как они с Наташей сыграли в Житомире свадьбу. Статная черноокая дивчина, соседка по дому, расцвела в один год — в тот самый, когда курсант Высшего военно-морского училища радиоэлектроники прибыл на каникулы в родной Житомир. Гуляли они по берегу реки Тетерев, бродили по песку среди сосен Корбутовки, а потом он и сказал ей эти самые главные слова, которые мужчина, если он настоящий мужчина, дарит женщине лишь однажды…

Что с ней случилось? Жива ли? Выживет ли? И не перезвонить, и не уточнить, хотя под его, Геннадия Неробы, началом находилась самая мощная и современная аппаратура связи, включая ретрансляторы министра обороны. Но сапожник всегда без сапог, как связист — без личной связи. Нечего было и думать об уточнении ситуации по радио. Шла Холодная война, и на борт корабля управления «Даурия», на котором боевую часть связи (БЧ-4) возглавлял старший лейтенант Нероба, только что перебрался походный штаб 8-й оперативной эскадры Индийского океана во главе с контр-адмиралом Ясаковым.

Содержание шифровки, пришедшей из Москвы от оперативного дежурного ВМФ СССР насчёт жены Неробы, командиру эскадры доложили, разумеется, самому первому, и теперь адмирал ломал голову, как поступить. Обычно извещения о болезни и смерти близких родственников морякам на боевую службу не высылают. С войны, даже если она и «холодная», отпусков по семейным обстоятельствам не бывает. Ну как ты выберешься с Индийского океана в Житомир, если срок боевой службы определён на восемь месяцев? Два уже прошло, через полгода всё узнаешь и бросишь сам себе с горьким упрёком: «Эх, моряк, ты слишком долго плавал…»

Как прорвалась эта печальная весть из Донузлава, где служил Нероба, через штаб Черноморского флота в Москву — на узел связи оперативного дежурного по всему огромному — всеокеанскому — флоту СССР, а оттуда — в Индийский океан, оставалось только гадать. Ведь Нероба был самым обычным офицером, женатым вовсе не на адмиральской дочери и не состоявшим в родстве с членами Политбюро или хотя бы ЦК КПСС. Но не зря же говорят, что любовь творит чудеса, даже в таких немыслимых сферах, как система боевого управления флотами.

Командир 8-й эскадры контр-адмирал Ясаков, человек отнюдь не склонный к сентенциям подобного рода, здраво рассудил: от убитого горем офицера, у которого умирает жена, толку будет мало, и запросил Москву, может ли он отпустить старшего лейтенанта Неробу домой. Москва в лице ОД ВМФ (оперативного дежурного) ответила, что этот вопрос может решить только Главнокомандующий флотом или его первый заместитель. Ясаков попросил доложить кому-нибудь из них о ситуации с Неробой. В подтексте шифровки это звучало примерно так: «Вы зачем-то передали нам информацию о тяжёлом состоянии гражданки Неробы, вот вы и решайте проблему в Москве». Оперативный дежурный весьма оперативно вышел на первого заместителя Главнокомандующего адмирала флота Николая Ивановича Смирнова, тот дал «добро» на возвращение Неробы с боевой службы. Но как это осуществить, никто не знал. Прецедентов не было. Да и «Даурия», находившаяся в северной части Индийского океана, ни в какие иностранные порты заходить не собиралась.

По великому счастью, к её борту подошёл сторожевик, который отправлялся в Персидский залив для пополнения запасов пресной воды в иракском порту Ум-Касре. На сдачу дел и сборы Неробе отпустили не больше часа. Главное, что он успел сделать — это сфотографироваться на фоне простыни в гражданской одежде. Корабельный особист (офицер КГБ) посоветовал переодеться в гражданское платье, а удостоверение личности офицера держать подальше от чужих глаз и предъявлять его в крайних случаях. На сём туманный инструктаж был закончен, и Нероба, побросав в чемодан белую и чёрную тужурки, фуражку и кортик, наскоро попрощавшись с друзьями, перепрыгнул на борт сторожевика.

Через сутки сторожевик ошвартовался в Ум-Касре, где Геннадия встречал помощник военного атташе — капитан 3-го ранга, назвавшийся Альбертом. На своём служебном «фиате» он отвёз Неробу в Басру, ломая по пути голову над проблемой, как оформить иракскую визу иностранному, то бишь советскому гражданину, не имеющему не только заграничного, но и даже внутреннего паспорта.

Первым делом Альберт наведался к начальнику полиции города Басра. Их встретили с восточным радушием и даже подали ледяную «кока-колу», о которой Нероба только слышал, но никогда не пробовал.

— Пока пьём «колу», о делах ни слова, — предупредил Альберт своего спутника, хотя тот ни слова не знал по-арабски.

Начальник полиции, сидевший под большим портретом Саддама Хусейна, перешёл наконец к делу. Он долго листал удостоверение личности офицера, протянутое ему Неробой, потом удивлённо воскликнул

— Но ведь это же не паспорт!

— Не паспорт, — кротко согласился помощник военного атташе.

— О, если бы вы были гражданином Катара или Саудовской Аравии, — сокрушённо воскликнул начальник полиции, — не было бы никаких проблем! Но Советский Союз — это очень непросто… Увы, выдать вам визу не в моих силах.

С тем и вышли они под палящее аравийское солнце.

— Ничего, поедем в штаб иракских ВМС, — обнадёжил его Альберт, — и там возьмём разрешение на въезд в Ирак.

Он подрулил к красивому белому зданию, оставив машину, а в ней Неробу, перед шлагбаумом под сенью пальм. Вокруг текла неспешная и весьма экзотичная жизнь, из штаба флота выходили чиновники, и матросы в белой униформе кланялись им, сновали торговцы питьевой водой со своими диковинными кувшинами, заунывный вопль муэдзина нёсся с минарета… Мыслями Геннадий был далеко отсюда — что с Наташей? Жива ли? С ней оставался полуторагодовалый Павлик — с кем он сейчас?

Ждать пришлось очень долго. Наконец Альберт вернулся. По хмурому лицу легко можно было догадаться об исходе его переговоров с начальником штаба иракских ВМС.

— Он поставил совершенно неприемлемые условия, — сетовал помощник военного атташе, давя на газ, — просил, чтобы ему гарантировали трёхлетнее обучение в Ленинградской военно-морской академии и защиту кандидатской диссертации… Поедем в наше консульство.

Советский генеральный консул в Басре был немало озадачен возникшей проблемой. Визу старшему лейтенанту Неробе могли оформить только в Багдаде. Но до Багдада — шестьсот километров. Преодолеть их без документов даже на машине с дипломатическим номером было весьма непросто. Особенно после того, как Неробу засветили в полиции и штабе ВМС. Местная контрразведка уже насторожила уши. Поразмыслив, генеральный консул снабдил моряка диковинным документом, изготовленным на бланке советского консульства. Арабская вязь извещала, что предъявитель сей бумаги, гражданин СССР Геннадий Степанович Нероба, следует в Багдад для оформления визы и покупки авиабилета для возвращения на родину. Для пущей убедительности на бумажку была наклеена фотокарточка с унылой физиономией, снятой на фоне корабельной простыни.

Зелёный «фиат» Альберта с одиноким и очень грустным пассажиром рванул из Басры на север. Геннадия не радовали ни живописные берега реки Шатт-эль-Араб справа, ни водная гладь огромного озера Хор-эль-Хаммар — слева. Ничто не могло сравниться с рекой Тетерев, породнившей их с Наташей три года назад… На мосту через Евфрат их машину задержал первый контрольный пост. Рослый офицер, явно из «шестёрки» — Шестого управления иракской охранки, — даже не взглянув на диппаспорт Альберта, унёс в будку «аусвайс» Неробы, куда-то звонил и после согласования с начальством в Басре дал разрешение следовать дальше. Но через сто километров дорогу снова перекрыл шлагбаум, и вся процедура с проверкой странного пассажира повторилась заново.

— Какой у тебя допуск секретности? — спросил Альберт.

— Первый, — мрачно ответил Геннадий.

— Ни фига себе! — присвистнул помощник военного атташе. Ему стало не по себе при мысли, что его подопечного, имеющего доступ к высшим секретам Военно-морского флота СССР (по системам связи), могут высадить из машины и увезти в неизвестном направлении. Альберт очень остро ощутил, как близка к закату его звезда военного дипломата.

— А ведь они наверняка считают, что я вывожу разведчика-нелегала… — рассуждал он вслух. — И задержат тебя скорее всего перед самым въездом в Багдад…

От такой перспективы у Неробы, у которого и так кошки, на душе скребли, и вовсе белое солнце пустыни в глазах потемнело. Там Наташа умирает, а ему в иракской тюрьме коптиться! Хорошо было красноармейцу Сухову с чужими жёнами по пустыням скитаться. У него хоть пулемёт был. А тут к свой родной жене не прорваться, а под рукой даже перочинного ножа нет…

«Кортик!» — осенило его. Он придвинул к себе поближе чемодан, в котором лежал его кортик. «Если будут брать, живым не дамся!» — решил старлей.

Перед въездом в Багдад дежурный у шлагбаума сделал знак зелёному «фиату» остановиться. Но водитель шедшего впереди автофургона, разукрашенного балдахинными кистями и золочёными змеями, решил, что полицейский останавливает именно его, и затормозил, закрыв «фиат» на время от бдительного стража. Альберт мастерски объехал фуру справа и проскочил под неопущенный шлагбаум. Охранник отчаянно махал им вслед, но юркий «фиат» мгновенно затерялся в потоке разношёрстных машин. Альберт весело подмигнул своему пассажиру.

— Не грусти, старлей — проскочили!

Он привёз его в жилой квартал советского посольства и разместил у себя дома. А вечером сотрудники посольства устроили товарищеский ужин в честь бедового моряка. Дипломаты были рады свежему человеку в их тесном мирке и с удовольствием слушали рассказы о морях и океанах, о кораблях и капитанах… Единственное, что омрачало роскошь человеческого общения — это расписание «Аэрофлота». Ближайший самолёт в Москву улетал лишь через три дня — в субботу. Эти три дня в Багдаде показались Неробе горше трёх месяцев самой изнурительной «автономки». Правда, в посольстве ему обменяли его «деревянные рубли» на иракские динары, и он смог купить подарки для Наташи — верил, что застанет её живой! — и игрушки для сынишки. Дозвониться из Багдада в Житомир не удалось…

Утром отлётного дня Альберт отвёз его в аэропорт. Таможенник с удивлением копался в его чемодане, разглядывая флотские тужурки с незнакомыми погонами и морской кортик. Однако разрешили провезти холодное оружие в багаже. Заминка вышла позже, когда у стойки регистрации к Неробе подошёл араб «в штатском» и пригласил его в кабинет представителя контрразведки. Вместе с ними прошёл и Альберт. Геннадий долго и безучастно прислушивался к весьма эмоциональному диалогу сотрудника «шестёрки» и помощника военного атташе. Он мог лишь догадываться, что в вину им обоим ставилось бегство из-под последнего шлагбаума перед Багдадом, и что иракская «охранка» по-прежнему уверена, что у неё из-под носа вывозят агента-нелегала. А «нелегал» с тоской смотрел, как последний пассажир входил в аэродромный автобус. Регистрация уже давно закончилась…

— Без тебя не улетят! — обнадёжил его Альберт и продолжил свою отчаянную «пикировку» со сверхбдительным стражем госбезопасности. Он звонил в посольство, из посольства звонили в МИД… После долгих согласований Неробе разрешили вылет в Москву. Но и на финише его «трансаравийского броска» тернии не кончались. Самолёт должен был совершить посадку в Тегеране.

— Если к тебе подойдут тамошние «чекисты», требуй сотрудника из посольства! — наставлял его Альберт, ставший за эти тревожные дни настоящим другом. — В самолёте летит команда боксёров ЦСКА. Я предупредил тренера: ты — боксёр. Боксом занимался? Перчатки хоть раз надевал?

— Нет, — честно признался Геннадий.

— Ну, не бери в голову! Всё будет хорошо. Прикроем.

Поздним вечером крылатый лайнер приземлился в Москве.

В Шереметьево радиоголос предложил «гражданину Неробе» подойти к окошку справочного бюро, где его поджидал капитан-лейтенант из Главного штаба ВМФ, который отвёз его на служебном уазике к вратам Киевского вокзала. Поезд на Житомир уходил через час…

…Дома Геннадий узнал, что Наташе сделали тяжёлую операцию по удалению селезёнки. Но главное — жива! Утром он бросился к ней в больницу. Она не поверила, когда увидела его, а когда поверила — то прибыли угасающие силы, и дела её быстро пошли на поправку. Наташа рассказывала, что для переливания ей нужна была кровь довольно редкой группы. Она оказалась только у одного донора. У него взяли пятьсот «кубиков», а нужен был литр. По всем медицинским канонам у одного и того же донора нельзя было брать столько крови. Повторная дача возможна только через месяц. Но такого времени у врачей не было. Тогда бывшие Наташины одноклассники пошли к обладателю уникальной крови и упросили его спасти молодую женщину. Донор согласился ещё раз лечь под иглу…

Нероба разыскал этого человека и пришёл к нему с бутылкой коньяка. Выпили за всё — за спасение Наташи, за немыслимую одиссею по маршруту Индийский океан — Багдад — Житомир, за всех, кто помогал старшему лейтенанту на этом пути. За тех, кто остался в море нести свою долгую-долгую вахту…

А Наташа поправилась, насколько позволяла ей перенесённая операция, и даже родила ещё одного сына, которого принёс вовсе не аист, перелетевший на крыльях любви из Индийского океана…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.