Скандальная прима (Галина Вишневская)

Скандальная прима

(Галина Вишневская)

В марте 1974 года в центре скандала оказалась прима Большого театра Галина Вишневская. Вместе со своим мужем Мстиславом Ростроповичем она уже давно была бельмом в глазу у властей: звездная чета вела себя крайне независимо и, главное, всячески бравировала тем, что симпатизирует писателю Александру Солженицыну, которого в феврале 74-го власти выдворили из страны за антисоветскую деятельность (отметим, что до этого писатель определенное время находил приют на даче Вишневской и Ростроповича). В итоге именно эти пикировки с властями и стали поводом к тем событиям, которые произошли со звездным семейством той весной.

В те дни на фирме грамзаписи «Мелодия» записывалась опера «Тоска», главную партию в которой на сцене Большого театра великолепно исполняла Вишневская. Однако в случае с «Мелодией» на запись главной партии пригласили другую певицу – Милашкину. Вишневская этого не знала и была крайне удивлена, когда артисты оркестра сообщили ей эту новость и выразили сожаление, что она отказалась от такой записи. «Я ни от чего не отказывалась, поскольку в первый раз слышу об этом!» – сказала она. «Как не знаете? А нам сказали, что вы сами отказались от этой партии», – пожали плечами оркестранты.

Едва Вишневская приехала к себе домой на Кутузовский проспект, как ей позвонила по телефону одна из музыкальных редакторов студии грамзаписи.

– Галина Павловна, не отказывайтесь от записи, – с ходу начала она уговаривать певицу. – Вы же знаете, что, если мы сейчас сделаем пластинку, больше «Тоску» на нашей с вами жизни писать уже не будут. Ведь Милашкина записала несколько лет назад, это будет вторая.

– Но я не отказывалась от записи! – сообщила редактору неожиданную новость Вишневская.

– Правда? А нам сказали другое…

Затем было еще несколько подобных звонков, которые окончательно убедили Вишневскую, что оставлять это дело на самотек она не имеет права. В ней взыграла гордость (прима все-таки!), и она решила действовать. Вместе со своим мужем Мстиславом Ростроповичем она направилась прямиком к министру культуры Екатерине Фурцевой, чтобы расставить все точки над «i». Как вспоминает прима, в тот день министр была «поддавши» и плохо понимала, чего от нее хотят просители. Наконец, сообразив, в чем дело, она пообещала во всем разобраться. Вишневская с мужем ушли более-менее успокоенные.

Однако спустя всего лишь два дня Фурцева позвонила Вишневской домой и сообщила, что две записи «Тоски» разрешить не может, что это против всяких правил. Взбешенная Вишневская бросила трубку, не желая больше разговаривать с министром. Тут же она рассказала об этом звонке мужу, и тот сделал звонок в ЦК Петру Демичеву (вскоре он сменит Фурцеву на посту министра, а пока он возглавляет отдел, занимающийся вопросами культуры), но того на месте не оказалось. Пришлось упрашивать секретаря, чтобы тот сообщил шефу кто звонил и по какому поводу. Секретарь оказался человеком исполнительным, в итоге через какое-то время Демичев перезвонил Вишневской домой.

Та, вся в слезах, рассказала ему о разговоре с Фурцевой. Демичев пообещал разобраться с этим делом немедленно и тут же позвонил министру. Судя по всему, отчитал он ее хорошенько, поскольку спустя каких-нибудь десять-пятнадцать минут после разговора с Демичевым дома у Вишневской вновь зазвонил телефон. Звонила Фурцева. Но теперь это был уже совершенно другой человек. О своем недавнем запрете записывать пластинку она уже не вспоминала, более того – пообещала приме «зеленую улицу» в этом деле и даже разрешила, чтобы оркестром на записи руководил Ростропович. А следом за министром приме позвонил генеральный директор «Мелодии» Пахомов и назначил окончательную дату записи – ближайший понедельник. Но тут в дело вмешались непредвиденные обстоятельства.

29 марта из Союза в Швейцарию должна была улететь супруга Солженицына. За несколько дней до отъезда она пришла к Вишневской, чтобы проститься. Они устроились на кухне, однако разговаривали исключительно знаками и с помощью надписей на грифельной доске, которую с собой принесла жена писателя-изгнанника. Эта мера предосторожности была не случайной – Вишневская подозревала, что ее квартиру прослушивает КГБ.

В это же самое время группа артистов Большого театра, которая записывала первый вариант «Тоски», тоже не сидела сложа руки. Они отправились в ЦК КПСС к Демичеву и «настучали» на Вишневскую с мужем: мол, они и Солженицына у себя на даче привечали, а вчера принимали у себя дома его супругу. Резюме: Ростропович не имеет права играть в оркестре Большого театра. Все детали этого разговора на следующий день Вишневской и Ростроповичу рассказал их хороший знакомый и сосед по дому министр внутренних дел СССР Николай Щелоков. Однако артисты отнеслись к его рассказу легкомысленно – им и в голову не могло прийти, что после того, как им дали «добро» на запись Демичев и Фурцева, у кого-то поднимется рука ее отменить. Но они ошиблись.

Утром 28 марта они уже собирались выйти из дома, чтобы ехать на студию, как вдруг им позвонил неизвестный доброжелатель и сообщил, чтобы они не тратили напрасно времени на поездку – запись отменена. Ростропович попытался по телефону связаться с Фурцевой, но той на месте не оказалось. Не было ее в министерстве и через час, и через два. А когда на следующее утро Ростропович приехал к директору студии Пахомову, тот сообщил ему, что запись «Тоски» отменили потому, что она… не нужна.

Когда Ростропович передал этот разговор жене, нервы у той не выдержали, и она заставила мужа сесть за стол и написать заявление на имя Брежнева с просьбой разрешить им уехать за границу всей семьей на два года. В тот же день заявление было передано в ЦК. А ближе к вечеру о нем стало известно в Министерстве культуры, и артистам лично позвонил заместитель министра Кухарский. Он был весьма учтив и пригласил Вишневскую с супругом немедленно приехать к себе. Артисты поначалу стали отказываться, но затем согласились. Однако ехали они туда без особой надежды на благополучный исход. Так оно и получилось. Их разговор с замом Фурцевой (сама она так и не объявилась) закончился ничем, и своего желания уехать за границу артисты не изменили. 26 мая 1974 года Советский Союз покинул Мстислав Ростропович, 26 июля – Галина Вишневская. Четыре года спустя обоих лишат советского гражданства.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.