Сорок тысяч танков

Сорок тысяч танков

Ну а теперь дошли мы и до сорока тысяч танков, которые будто бы предлагал изготовить Тухачевский в течение одной пятилетки, за что его и прозвали «красным милитаристом». Вопрос любопытный, поскольку эти сумасшедшие тысячи являются козырным тузом компромата против «красного маршала». И тут, совершенно неожиданно, исследование такого простого момента биографии нашего героя превратилось в форменный детектив. Вроде бы в декабре 1927 года Тухачевский направил Сталину записку, где говорил о технической отсталости Красной Армии, и предлагал планы перевооружения, а в 1930 году — еще одну. Для начала оказалось, что ни одну из этих докладных записок никто целиком не видел. Виктор Суворов, запустивший эту информацию, не озаботился сказать, где именно он ее прочел. Провещал — и все поверили.

Дальше — интересней. Вот что пишет об этой записке Иссерсон:

«Узкому кругу работников Штаба РККА было известно, что в 1928 г. он написал докладную записку о необходимости перевооружения нашей армии и развития военно-воздушных и бронетанковых сил. В записке Тухачевский говорил, что наша армия в техническом оснащении и развитии авиации отстала от европейских армий. Необходимо, писал он, немедленно приступить к ее полному техническому перевооружению, создать сильную авиацию с большим радиусом действий и бронетанковые силы из быстроходных танков, вооруженных пушкой, и перевооружить пехоту и артиллерию, дать армии новые средства связи (главным образом радиосредства) и новые переправочные имущества. Для решения этих задач нужно развивать нашу военную промышленность и построить ряд новых заводов».

Как говорится: кто бы спорил!

Затем Иссерсон пишет: «Далее давался расчет количества новых средств вооружения всех видов. Для того времени предлагаемые цифры были действительно грандиозными…»

Да, грандиозными — но какими? С. Минаков, автор книги «Сталин и его маршал», — единственный, кто эти докладные читал, утверждает, что ничего грандиозного в этих цифрах не было. Зато резюме чрезвычайно интересное: «Он (Тухачевский) предлагал альтернативный правительственному оборонный проект. Он предлагал программу, которая смещала военно-экономическую доминанту в оборонную сферу. Это уже была особая концепция развития страны и государства».

И что же это за концепция?

Споры о модернизации армии шли вовсю, концепций было несколько, они жестко конкурировали между собой. 11 января 1930 года Тухачевский, который и в округе не может успокоиться, пишет еще одну докладную записку на имя Ворошилова, с программой модернизации РККА. К концу пятилетки, согласно этому плану, Красная Армия должна была насчитывать 260 стрелковых и кавалерийских дивизий, 50 дивизий артиллерии и минометов, и вот тут снова вылезают эти 40 тысяч танков и 50 тысяч самолетов. Что странно, поскольку он еще с 1921 года ратовал за то, что страна в мирное время должна иметь небольшую высокопрофессиональную армию. И вдруг — такое «планов громадье»…

Чуть ниже разберемся и в этом противоречии. Однако суть предложения-то была не в этом.

«Существо концепции модернизации М. Тухачевского, — пишет Минаков, — заключалось, как он предлагал, в необходимости «ассимиляции производства, которая должна представлять из себя двусторонний процесс: военные производственные мощности, частично занимающиеся выпуском мирной продукции, и гражданские производства, которые путем дополнительных затрат приспосабливаются к быстрому переходу на военные рельсы»».

Оп-паньки! Так это что — не Сталин придумал? Тот способ организации производства, который в войну, по сути, спас страну — не сталинский?!!

Но дальше — еще интересней. Вокруг плана творится что-то странное. Наркому для того, чтобы разобраться с этим документом, понадобилось почти два месяца. 5 марта 1930 года он пишет Сталину: «… Направляю для ознакомления копию письма Тухачевского и справку штаба по этому поводу. Тухачевский хочет быть оригинальным и радикальным. Плохо, что в КА[30] есть порода людей, которая этот радикализм принимает за чистую монету…» 23 марта Сталин отвечает: «Я думаю, что «план» т. Тухачевского является результатом увлечения «левой» фразой, результатом увлечения бумажным, канцелярским максимализмом. Поэтому-то анализ заменен в нем «игрой в цифири», а марксистская перспектива роста Красной Армии — фантастикой. «Осуществить» такой «план» — значит наверняка загубить и хозяйство страны, и армию. Это было бы хуже всякой контрреволюции…» Нарком тут же сообщил Тухачевскому об оценке Сталина, добавив: «Я полностью присоединяюсь к мнению т. Сталина, что принятие и выполнение Вашей программы было бы хуже всякой контрреволюции, потому что оно неминуемо повело бы к полной ликвидации социалистического строительства и к замене его какой-то своеобразной и, во всяком случае, враждебной пролетариату системой «красного милитаризма»». И всю эту историю, включая оценку Сталина и свою собственную, он огласил на расширенном заседании Реввоенсовета.

Эта часть истории широко известна. Менее известно ее продолжение.

.. Михаил Николаевич обиделся всерьез. 19 июня он пишет уже лично Сталину: «Я не собираюсь подозревать т. Шапошникова в каких-либо личных интригах, но должен заявить, что Вы были введены в заблуждение, что мои расчеты от Вас были скрыты, а под ширмой моих предложений Вам были представлены ложные, нелепые, сумасшедшие цифры»…

Хотите знать, чем кончился этот «роман в письмах»? В конце концов 9 января 1931 года Сталин вызвал Тухачевского в Кремль и принял его предложения. Тухачевский вскоре был назначен начальником Красной Армии по вооружениям, а Шапошников отправился командовать Приволжским военным округом. Вот об этом Суворов не пишет.

Кроме того, два года спустя, когда уже была принята танковая программа Тухачевского, Сталин написал еще одно письмо, завершающее эту эпистолярную эпопею.

«Т. Тухачевскому. Копия Ворошилову.

Приложенное письмо на имя т. Ворошилова написано мной в марте 1930 г. Оно имеет в виду два документа, а) вашу «записку» о развертывании нашей армии с доведением количества дивизий до 246 или 248 (не помню точно).

б) «Соображения» нашего штаба с выводом о том, что Ваша «записка» требует, по сути дела, доведения численности армии до 11 миллионов душ, что «записка» ввиду этого нереальна, фантастична, непосильна для нашей страны.

В своем письме на имя т. Ворошилова, как известно, я присоединился в основном к выводам нашего штаба и высказался о вашей «записке» резко отрицательно, признав ее плодом «канцелярского максимализма», результатом «игры в цифры» и т. д.

Так было дело два года назад.

Ныне, спустя два года, когда некоторые неясные вопросы стали для меня более ясными, я должен признать, что моя оценка была слишком резкой, а выводы моего письма — не совсем правильны…

Мне кажется, что мое письмо не было бы столь резким по тону и оно было бы свободно от некоторых неправильных выводов в отношении Вас, если бы я перенес тогда спор на эту новую базу. Но я не сделал этого, так как, очевидно, проблема не была еще достаточно ясна для меня.

Не ругайте меня, что я взялся исправить недочеты моего письма с некоторым опозданием.

7.5.32.

С ком. прив. Сталин».[31]

После истории с «красным милитаризмом» дела Тухачевского снова пошли в гору. 7 ноября 1933 года он принимал военный парад на Красной площади. Что тут такого? Да ничего особенного… но вообще-то это делает нарком обороны. В том же году он получил орден Ленина, а в 1935 году стал одним из пяти первых маршалов Советского Союза.

… Но все же — сколько там танков-то было? Неужели сорок тысяч? И что, он вправду предлагал в случае войны бронировать трактора, делая из них танки?

Нет. Не сорок, а сто тысяч. Что же касается бронированных тракторов…

Впрочем, вот выдержки из текста записки от 30 декабря 1930 года.

«Уважаемый товарищ Сталин!

В разговоре со мной во время 16-го партсъезда по поводу доклада Штаба РККА, беспринципно исказившего и подставившего ложные цифры в мою записку о реконструкции РККА, Вы обещали просмотреть материалы, представленные мною Вам при письме, и дать ответ.

Я не стал бы обращаться к Вам с такой просьбой после того, как вопрос о гражданской авиации Вы разрешили в масштабе большем, чем я на то даже рассчитывал, а также после того, как Вы пересмотрели число дивизий военного времени в сторону значительного его увеличения. Но я все же решил обратиться, т. к. формулировка Вашего письма, оглашенного тов. Ворошиловым на расширенном заседании РВС СССР и основанного, как Вы мне сказали, на докладе Штаба РККА, совершенно исключают для меня возможность вынесения на широкое обсуждение ряда вопросов, касающихся проблем развития нашей обороноспособности…»

Это уже интересно! Выходит, Сталин, самый трезвый из глав государств, стал более милитаристом, чем сами «красные милитаристы», пусть даже по отдельным вопросам…

«В дополнение к ранее посланным материалам, я хочу доложить о последних данных, которые мне удалось подработать по вопросу о массовом танкостроении. В моем первом письме к Вам я писал о том, что при наличии массы танков встает вопрос о разделении их по типам между различными эшелонами во время атаки.[32] В то время как в первом эшелоне требуются первоклассные танки, способные подавить противотанковые пушки, в последующих эшелонах допустимы танки второсортные, но способные подавлять пехоту и пулеметы противника.

Устоявшаяся на опыте империалистической войны консервативная мысль представляет себе развитие танков в тех, сравнительно небольших массах, в каких их видели в 1918 году. Такое представление явно не правильно.

Уже к 1919 году Антанта готовила 10 ООО танков, и это почти на пороге рождения танка. Представление будущей роли танков в масштабе 1918 года порождает стремление соединить в одном танке все, какие только можно вообразить, качества. Таким образом танк становится сложным, дорогим и неприменимым в хозяйстве страны. И наоборот, ни трактор, ни автомобиль не могут быть непосредственно использованы как основа такого танка.

Совершенно иначе обстоит дело, если строить танк на основе трактора и автомобиля, производящихся в массах промышленностью. В этом случае численность танков вырастет колоссально…

… Красный путиловец с марта 1931 года будет выпускать новый тип трактора, в полтора раза более сильный. Нынешняя модель слишком слаба. Новый трактор даст отличный легкий танк. Модель Сталинградского завода и Катерпиллер также приспособляются под танк…»

Извините, но ведь это совсем не то, что писали — будто бы он предлагал бронировать трактора. Историкам простительно, они гуманитарии… но все же модель трактора — это далеко не сам трактор. Это просто-напросто «рецепт» его производства. И все сказанное означает не то, что из уже готовых тракторов будут делать танки, а то, что тракторный или автомобильный завод можно без серьезной перестройки производства приспособить под танковый, только и всего…

Но, наконец-то, мы подошли и к цифрам…

«Итак, мы обладаем всеми условиями, необходимыми для массового производства танков. Причем в моей записке о реконструкции РККА я не преувеличил, а приуменьшил возможности производства у нас танков.

а) в 1932 г. — 40 ООО по мобилизации и 100 ООО из годового производства и б) в 1933 эти цифры могли бы возрасти раза в полтора.

… Вряд ли какая-либо капиталистическая страна или даже коалиция в Европе на данной стадии подготовки антисоветской интервенции смогла бы противопоставить что-либо равноценное в этой новой, массовой подвижной силе…»[33]

И все же странно: неужели автору записки неясно, что через несколько лет эти танки устареют и будут ни на что не годны? И снова надо будет клепать новые, а потом еще и еще?

Да, но при чем тут несколько лет? Ясно ведь сказано: на данной стадии подготовки антисоветской интервенции.

А полезно все-таки читать документы в оригинале!

Потому что из записки ясно следует, что Тухачевский не предлагает разогнать производство и штамповать по 40 тысяч танков в год. Он предлагает его приготовить к тому, чтобы в случае необходимости выдать 40 тысяч по мобилизации. А мобилизация, если нам память не изменяет, вещь вполне конкретная и проводится в конкретном случае — «если завтра война». И записка эта явно, черным по белому, предлагает: подготовить автомобильные и тракторные заводы к тому, чтобы в случае, если война начнется в 1931–1932 годах, немедленно начать выпускать легкие танки «второго эшелона» на базе уже существующего производства. Вот в чем подлинный смысл этой записки, а вовсе не в том, чтобы в мирное время наводнить страну переклепанными тракторами. Неудивительно, что Сталин извинился.

Дело в том, что именно это время было временем наибольшей «военной тревоги» для Советского Союза. Отношения с Германией потихоньку стали разлаживаться. В начале 1931 года Франция готова была предоставить Германии заем в 2–3 миллиарда золотых франков на условии пересмотра советско-германских отношений. 23 июня 1932 года советская разведка, например, получала из Берлина сообщения такого рода: «Генерал Шлейхер[34] и командование рейхсвера считают момент для интервенции против России назревшим. Генерал Шлейхер стоит за то, что интервенция должна быть начата еще в этом году. Внутренние трудности Советского Союза настолько велики, что уже факт объявления войны может привести к антикоммунистическому перевороту… В стране установится военная диктатура, которая свергнет Сталина». И эти тоже ждали Наполеона…

Остальные милые соседи своего отношения к СССР, естественно, не изменили. Момент же для удара был более чем удачный. Советский Союз полностью, как казалось, увяз в коллективизации, индустриализация была в самом начале, в стране существовала мощнейшая «пятая колонна».

Уборевич, предшественник Тухачевского на посту начальника вооружений, в 1936 году писал Орджоникидзе: «Я знаю сейчас, в 1936 году, что много было сделано, очень много ошибок. Оправданием мне служит одно — я чертовски боялся войны в 1930 и 1931 годах, видя нашу неготовность. Я торопился…»

Тухачевский тоже торопится, и по той же причине — он боится войны в 1931 и 1932 годах.

Кстати, и эти фантастические цифры он ведь тоже не с потолка взял. Они были увязаны с пятилетним планом. Существовало два плана: «оптимальный», то есть план как таковой, и «пересмотренный». Так вот: по первому варианту в 1932–1933 годах предлагалось произвести 50 тысяч тракторов и 130 тысяч автомобилей, а по второму — соответственно 197 и 350 тысяч. Так что Тухачевский в своем максимализме не одинок.

В этом «громадье планов» ему принадлежит вторая скрипка, а первую партию исполняет Госплан…

… Война не состоялась. Во многом «помог» пришедший к власти Гитлер. Германия была еще слишком слаба, чтобы немедленно напасть на СССР, зато западные соседи, особенно Польша и Франция, теперь были озабочены проблемами сосуществования с Третьим рейхом. Французское правительство вдруг стало искать дружбы Страны Советов. Война была отсрочена, и 40 тысяч танков Тухачевского попросту не понадобились. В рамках обычной программы к концу 1931 года предполагалось иметь в армии около 1000 танков, к концу 1932 года — около 4000, к концу 1933-го — до 8500 танков. А вот мобилизационная мощность промышленности — на случай войны — была и вправду рассчитана на сорок тысяч.

Но об этом Суворов (не фельдмаршал) почему-то тоже не написал…

Еще раз повторим: Тухачевскому не повезло. В середине 50-х годов его имя попало в центр грязной политической кампании, и так с тех пор там и пребывает. И каждый, кто берется писать об этом человеке, сначала формирует свое отношение к нему, а уж потом подбирает под него факты. Интересно, когда-нибудь кто-нибудь напишет о его работе и о его вкладе в строительство Красной Армии объективно?

* * *

Что можно сказать в заключение этой части? Все то же самое: Тухачевский, может быть, и не был «блестящим стратегом» и гениальным строителем армии. Он, может быть, был просто стратегом и просто строителем. Возможно, хорошим. Наверное, были и лучше. У немцев, основного противника, имелась преемственность поколений и выработанная веками культура войны. Красная Армия начинала если не с чистого листа, то, по крайней мере, с листа, на котором было написано мало хорошего, зато унаследовала пороки императорской армии. Легко судить спустя семьдесят лет — там, внутри времени, все было несколько труднее…

Впрочем, все эти разговоры, как мы уже говорили, не имеют значения. Если генерал становится заговорщиком — что толку обсуждать, насколько он хорош как генерал? А к тому времени Тухачевский уже давно снова шел за злой звездой Наполеона к тому режиму, который он, вслед за фон Сектом, считал высшей формой государственного устройства — к военно-политической диктатуре.

^{Михаил Николаевич Тухачевский (1893–1937)}

^{Николай Николаевич, отец М. Н. Тухачевского}

^{Мавра Петровна, мать М. Н. Тухачевского}

^{1905 год. Ученик 1-й Пензенской гимназии М. Тухачевский}

^{1920 год. М. Н. Тухачевский — командующий войсками Кавказского фронта}

^{М. Н. Тухачевский (третий слева) с бойцами Кавказского фронта}

^{1920 год. М. Н. Тухачевский и Г. К. Орджоникидзе (1886–1937) на Кавказском фронте}

^{1920 год. М. Н. Тухачевский на Западном фронте}

^{Михаил Николаевич со своей супругой Ниной Евгеньевной}

^{В. И. Ленин выступает перед красноармейцами, отправляющимися на Польский фронт (справа у трибуны — Л. Д. Троцкий)}

^{1920 год. Л. Д Троцкий на Южном фронте}

^{Петроград, 1919 год. Выпуск командиров Красной Армии}

^{И. Э. Якир (1896–1937)}

^{Участники Тамбовского восстания}

^{1921 год. Награждение орденом Красного Знамени бойцов и командиров, участвовавших в подавлении Кронштадтского мятежа}

^{1928 год. М. Н. Тухачевский читает лекцию в Военной академии им. М. В. Фрунзе}

^{1930 год. М. Н. Тухачевский (слева) на первомайской демонстрации в Ленинграде}

^{1928 год. Фельдмаршал. Гинденбург приветствует группу советских офицеров на маневрах рейхсвера.}

^{В строю 2-й слева — М. Н. Тухачевский, 4-м — И. П. Уборевич}

^{В. М. Примаков (1897–1937) был приговорен к расстрелу вместе с М. Н. Тухачевским}

^{Я. Б. Гамарник (1894–1937) выступил в защиту М. Н. Тухачевского}

^{Первые Маршалы Советского Союза (слева направо): М. Н. Тухачевский, К. Е. Ворошилов, А. И. Егоров. Стоят: С. М. Буденный и В. К. Блюхер}

^{М. К. Левандовский (1890–1937)}

^{А. И. Корк (1887–1937), осужден вместе с М. Н. Тухачевским}

^{1936 год. М. Н. Тухачевский в Париже}

^{Р. Гейдрих}

^{И. П. Уборевич (1896–1937)}

^{В. Шелленберг}

^{Н. И. Ежов}

^{М. Н. Тухачевский в 1936 году}

^{11 июня 1937 года. Обвиняемый М. Н. Тухачевский на суде}

Данный текст является ознакомительным фрагментом.