Глава 7 Изба: домашняя утварь

Глава 7

Изба: домашняя утварь

Немногочисленная домашняя утварь в избе была представлена посудой да орудиями женского труда. Из посуды – глиняные горшки или чугуны разного размера для приготовления пищи, латки – глиняные сковороды с высокими вертикальными бортами; ночвы, или ночевки – широкие липовые лотки с низенькими бортиками и двумя ручками по концам (на них месили тесто, сюда выкладывали испеченные в печи пироги), деревянный совок для муки, деревянные ложки; высокогорлые кринки или горлачи (кубаны) для молока или кваса, глиняные и деревянные чашки и миски, жбаны разного размера, с ручкой и крышкой, для пива и браги, ковши различных типов и размеров – от ведерных скобкарей с двумя ручками до маленьких наливок с одной ручкой, для наливания жидкостей и питья; ендова, большая округлая деревянная или медная луженая чаша с носиком для слива, или такая же братина, не имевшая носика, которые выставлялись на праздничный стол для пива и браги. Могли быть здесь и небольшие стопки для вина, медные или стеклянные, из толстого зеленого стекла. В избах побогаче, а затем и повсеместно – лафитники, большие рюмки на ножках, а также дешевые, ярко расписанные чайные чашки и блюдца, изделия многочисленных мелких крестьянских гжельских заводов или завода А. Попова, продукция которого была рассчитана на простой народ. Большой медный самовар тульской или уральской работы был предметом роскоши и обычно имелся только у зажиточных семейств; недаром при описи имущества за неуплату податей в первую очередь описывали самовар, как предмет абсолютно ненужный. Разумеется, в избе стояли однадве глиняных корчаги, ведра на два-три, для расходного запаса воды, под квас, брагу или пиво, а также ведра бондарной работы, собранные из клепки на деревянных обручах, лохань или ушат для помоев. Возле двери, у входа в закут, висел рукомой – горшок для умывания, с двумя ушками и двумя носиками, и под ним была лохань. Под стряпущей лавкой стояла бондарной работы либо долбленая из обрезка толстой липы квашня, или опарница, в которой замешивали тесто. Здесь же была корноватка, или корневатка, округлая небольшая корзина, плотно плетеная из тонких сосновых корней, для формовки хлебов. В избе были также сито из конского волоса и решето из мочала, оба с лубяными обечайками; их использовали для просеивания муки. Могло здесь находиться и деревянное, долбленое корыто, а также долбленная из обрубка крепкого дерева (лучше всего из дуба) ступа с четырьмя ручками, с тяжелым крепким деревянным пестом в ней.

Солоница

Жбан

В жерновном углу в избе, а чаще в сенях стояли на лавке ручные жернова: два плоских круглых камня, лежавших друг на друге и заключенных в обечайку из луба. В край верхнего камня, бегуна, вдалбливалась короткая вертикальная ручка, а в середине была дыра для засыпки зерна для размола. При бедности вместо камней использовались два тяжелых деревянных кружка, лучше всего дубовых, в которые плотно вбивались обломки разбитого чугунка. Вручную мололи небольшое количество муки, для немедленного расхода.

Кроме того, в крестьянской избе необходим был такой предмет, как рубель – плоский, чуть изогнутый брусок длиной в аршин, с ручкой на конце и рубчиками на рабочей плоскости.

Современные хозяйки знают, как трудно гладить утюгом льняные вещи. К тому же при усиленной глажке лен, особенно на швах, начинает неприятно лосниться и нисколько не оправдывает излюбленного журналистами и искусствоведами названия «северное серебро». И правильно. Лен нельзя гладить. Его нужно выкатывать рубелем. Хозяйка наматывала льняное полотенце на скалку и, нажимая на нее рубелем, с силой прокатывала по столу. От этого полотно все туже наматывалось на скалку, в то же время размягчаясь и разглаживаясь. При выкатывании присохшие мельчайшие ворсинки, характерные для льняной ткани, распрямлялись, «вставали дыбом» и выкатанное изделие действительно серебрилось. Правда, выкатать белье рубелем – это вам не современным утюжком гладить, тут пота немало сойдет.

Рубель

Коль скоро заговорили о тканях, нужно сказать и о «стиральной машине» – вальке. Это деревянное изделие, правда, скорее всего, было не в избе, а в сенях. Валек представлял собой увесистый короткий, обычно немного выгнутый деревянный брусок с ручкой. Хозяйка брала его на речку и, намылив в несколько раз сложенную ткань, с силой колотила по ней вальком, «выбивая» вместе с мыльной водой и грязь. Мокрую, предварительно прокипяченную в печи в корчаге со щелоком «постирушку» хозяйка несла на речку в корзинах, цепляя их на коромысло. Коромыслом носили и воду из колодца. Это был длинный, в размах рук, плоский брусок, дугообразно изогнутый, удобно лежавший на плечах; за вырезы в его концах цепляли дужки ведер или ручки корзин. Коромысло висело или стояло в углу в сенях.

Ну, и конечно необходимо рассказать об одном из важнейших орудий женского труда – прялке. Известная многим по бабушкиному хозяйству прялка с колесом-маховиком и ножным приводом – не прялка, а самопрялка, механизм сравнительно недавнего происхождения, пришедший к нам из Европы. Настоящую русскую прялку, или прясницу, сейчас можно увидеть в музеях или у коллекционеров. Было два схожих типа прясниц. Одна из них, копыл, вырубалась из древесного ствола с корневищем. Сравнительно узкое донце переходило в перпендикулярную ножку, которая расширялась в широкую лопаску. К лопаске привязывали подготовленную для прядения куделю, а саму прялку ставили на лавку, и пряха садилась на донце, прижимая его своей тяжестью. Более поздние прялки были сборные – прялки-точенки: донце у них было отдельное, а ножка была фигурная, выточенная на токарном станке. Были простые прялки, но в основном их богато украшали росписью или резьбой, иногда раскрашенной, а кое-где сочетали резьбу и роспись. Было принято, чтобы жених дарил невесте богато украшенную прялку. Такие прялки хранили, передавая от матерей к дочерям. После работы их клали на полавочники или вешали на стену, и они служили украшением избы. Для прядения кое-где использовались и широкие частые кленовые гребни на длинных ножках, вставлявшиеся в резные или расписные донца. Но во всех случаях пряха тремя пальцами одной руки вытягивала из кудели, или мочки, несколько волокон, ссучивая их в нить, а другой – вращала вертикально стоящее веретено, наматывая на него нить; в самопрялках нить наматывалась на шпулю. Веретена с намотанными на них нитками ставили в круглую лубяную коробку.

Прялка

Вологодская губернія

А шили женщины, пользуясь швейками – вставленными в донца или вырубленными вместе с донцем невысокими резными ажурными столбиками; наверху прибивался кусочек кожи или была набитая паклей матерчатая шишечка. Швея зажимала ткань между двумя обручами пялец и иглой прикалывала шитье к швейке. При работе нужно было только слегка придерживать шитье одной рукой, действуя другою, а если швея вставала, шитье в пяльцах оставалось висеть на швейке. Были затейливые швейки с пенальцами возле стойки, куда складывались наперстки, нитки, иголки, булавки и прочие мелочи.

Вообще, это удивительное явление – украшение предметов крестьянского обихода. Казалось бы, тяжелая жизнь не оставляла ни времени, ни чувств для красоты. И вот, поди ж ты: буквально все, что могло быть украшено, – украшалось резьбой или росписью. Глиняные муравленые горшки покрывались зеленой, иногда коричневой поливой, а из-под нее выглядывал простенький орнамент. Иной раз горшки ярко расписывались цветными глинами – ангобами. Разрисовывались чашки, ложки, ковши, братины, ендовы, туеса, коромысла, затейливой мелкой резьбой были покрыты трепала для льна, конские дуги, вальки и рубели, украшались резьбой или росписью прялки и донца, расписывался иногда даже интерьер избы: дверки голбца и шкафов и даже потолки. Мало того, резные вологодские прялки были с гремками: в отверстия в лопаске на проволочке вставлялись обточенные цветные камешки, и, когда прялка при работе подрагивала, они издавали легкое погромыхиванье. Кстати, в России выработалось множество местных школ резьбы и росписи по дереву и их типов. По-видимому, суровая и тяжелая жизнь требовала хотя бы какой-то радости, душевной компенсации. Ну, казалось бы, не все ли равно, треплет лен баба простой дощечкой или резным трепалом, которое все равно ведь быстро сработается, сотрется о жесткую льняную соломку либо сломается. Ан нет, мужик сидел над ним с ножом, покрывая розетками, чтобы бабе веселее было работать.

Донце. Городец

Остается сказать еще об одном орудии труда. Даже не орудии, а целом большом приспособлении. О ткацком стане, или кроснах. Но это громоздкое сооружение в виде большой разборной рамы с двумя валами и необходимыми приспособлениями, в избу ставилось только когда приходило время ткать. Обычно же кросна, разобранные, лежали на чердаке. К слову сказать, и у этого хитроумного ткацкого стана некоторые детали тоже делались резными. Но, прежде чем начать ткать, баба сматывала напряденные нитки в тальки, для чего использовались воробы. Это был нетолстый еловый ствол с корневищами, игравшими роль ножек. На нем вращалась дощатая крестовина с колышками по концам, на которые и сматывались нитки, так что талька представляла собой правильный моток, и нитки не путались. До поры до времени тальки висели где-либо в укромном месте на деревянных колышках, спицах. Когда наступала пора ткать, тальки аккуратно сматывались на мотовило – две пересекавшиеся прямоугольные рамы, вращавшиеся на горизонтальной оси на стойках. А уж с мотовила нитки еще аккуратней наматывались на навой, один из валов ткацкого стана, затем конец нити проходил между зубьями берда, своеобразного подвижного гребня, пропускался через петельку одной из подъемных ремизок и закреплялся на втором валу. Так создавалась основа, продольные нити будущей ткани, которая тоже называлась, как и стан, кроснами. Сама же эта работа называлась – сновать основу. А уток, поперечные нити, сматывался с веретена, помещенного в тяжелый челнок, напоминавший лодочку. Ткачиха нажимала подножку, одна или несколько ремизок с пропущенными через них нитями основы поднимались, образуя между нитями проем, зев; ткачиха пробрасывала челнок в зев, нажимала другую подножку, пробрасывала челнок обратно, в другой зев, а потом прибивала нити одну к другой бердом. Можно отрезать кусочек простыни (ее ткань простейшего полотняного переплетения, сделанная на двух ремизках) и аккуратно иголкой разобрать все нити. Тогда станет понятно, сколько раз ткачиха должна была нажать подножки, пробросить челнок и прибить нити бердом, чтобы соткать хотя бы один сантиметр холста. В основном ткачество, как и прядение, было ночной работой: днем крестьянка была занята по хозяйству, а летом еще и огородными и полевыми работами.

Кросна (ткацкий стан)

Но вернемся к интерьеру избы. Поскольку мест на лавках вдоль обеденного стола в больших семьях, а особенно при приеме гостей, не хватало, использовались переметные скамьи с одной парой ножек: другим концом скамья ложилась на лавку, располагаясь вдоль стола. При двух переметных скамьях один угол стола оказывался свободным, и к нему могла, не мешая сидящим, подходить женщина, чтобы подавать на стол.

В богатых крестьянских домах эта довольно скудная обстановка могла дополняться сундуками, большей частью расписными, обитыми железными полосками или даже полностью покрытыми жестью, со своеобразным «морозным» узором. Сундучное производство было чрезвычайно развито в России, и сундуки разных размеров и внешнего вида можно было найти не только в каждой великорусской избе, но и в юртах кочевников, в саклях кавказских горцев и даже в Персии и Турции. Делались сундуки с затейливыми внутренними замками с «музыкой», с секретными отделениями, с врезанными в крышки с внутренней стороны зеркальцами, так что перед сундуком с откинутой крышкой можно было наряжаться, как перед зеркальным платяным шкафом. Обычно изнутри крышки сундуков еще и оклеивались разными картинками – от лубков до оберток из-под мыла. Красивый расписной сундук, полный нарядов, был гордостью крестьянской девушки-невесты, и его стремились как бы случайно продемонстрировать потенциальному жениху. Употреблялись и маленькие дорожные сундучки-укладки, прочные, со сложными замками, непременно «с музыкой», чтобы хозяин мог услышать, как его открывает посторонний человек: такую низенькую укладку со скошенной крышкой, с деньгами или ценными бумагами, в дороге клали под голову вместо подушки, охраняя добро и во сне.

У богачей в ходу были и поставцы, или горки – своеобразные застекленные пирамидальные этажерки, у которых верхние полки были меньше нижних. На горках богачи для всеобщего обозрения расставляли посуду, предназначавшуюся в приданое дочерям: сколько дочерей, столько горок.

В избах, а особенно в горницах, прежде всего севернее Москвы, было чисто. Некрашеные полы регулярно скоблились большим ножом-косарем, мылись с крупным речным песком-дресвой, сплошь покрывались домоткаными половиками, стены хотя бы перед Рождеством и Пасхой мылись мочалками, божница в красном углу завешивалась вышитыми полотенцами с кружевами, а иногда такие полотенца для украшения избы развешивались и по стенам на деревянных спицах. В красном углу могли быть и другие украшения: лубки с изображениями чудотворных икон, святых мест, угодников, церковных иерархов или генералов, либо со сценками народного быта и с текстами, сопровождавшими все эти изображения. Ближе к концу ХIХ в. лубок стал вытесняться вырезками из журналов, цветными рекламными листками, даже обертками от мыла, но иногда и недорогими олеографиями.

Разумеется, сундуки и горки стояли в горницах, а не в избе. Здесь же у богатеев могла быть кровать – громоздкая, деревянная, с резьбой, со спинками, занавешенными цветной покупной тканью, с горой подушек под кружевными накидками, с кружевными подзорами простыней, выглядывавшими из-под цветастых лоскутных одеял. Иногда на таких кроватях даже спали, хотя вообще они служили для украшения богатого крестьянского дома и демонстрации благосостояния.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.