ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

После занятия Рейнской зоны главной задачей Гитлера стали расширение дипломатическими средствами свободы действия и поиск союзников. Фюрер считал наилучшим союзником для себя Великобританию, которая могла нейтрализовать любые действия Франции и ее союзников. В апреле 1936 года он назначил послом в Лондон И. Риббентропа и приказал ему любыми путями добиться союза между Берлином и Лондоном. В глубине души Гитлер прекрасно понимал, что расстроить отношения между Парижем и Лондоном нереально и обратил пристальное внимание на Италию и Японию. Это были морские державы, и с их помощью Германия могла установить блокаду Британии в Средиземном море, в Тихом и Атлантическом океанах.

Все предпосылки для такого союза у фюрера были. Война в Абиссинии показала полную несостоятельность Италии в том, чтобы утвердиться в Северной Африке и на Средиземном море. А вот с помощью Германии это было (как, во всяком случае, считал Муссолини) возможно.

Сближение с Италией началось с лета 1936 года, когда Муссолини назначил своего зятя Г. Чиано, рьяного сторонника Гитлера, министром иностранных дел. Сотрудничеству двух фашистских государстве в значительной степени способствовала вспыхнувшая 17 июля 1936 года война в Испании. И об отношении к ней фюрера надо сказать особо.

Гитлер не проявлял к Испании никакого интереса до той самой минуты, когда в ней вспыхнул правый мятеж против левого республиканского правительства, избранного в феврале 1936 года. Гитлер был на очередном вагнеровском фестивале в Байрейте, куда Гесс привез двух немцев из Марокко. Один из них, Йоханесс Бернгард, был близким приятелем генерала Франко, командовавшего в те времена испанской армией в Африке. Вот он-то и привез фюреру письмо от Франко, который просил Гитлера помочь ему перебросить войска в Испанию. В противном случае поднятый правыми мятеж грозил провалом.

Дипломаты тут же дали Гитлеру совет не вмешиваться во внутренние дела Испании. Однако после консультаций с Герингом, фон Бломбергом и адмиралом Канарисом фюрер все же решил оказать помощь Франко. Но не бескорыстно, а за испанские хромовую руду, которая шла на производство брони, и вольфрам. Немецкие самолеты приступили к переброске войск Франко, а в начале августа в Испанию был направлен немецкий экспедиционный корпус. Оказывал Гитлер и другую помощь в виде поставки боеприпасов и снаряжения (хотя она даже и сравниться не могла с тем, что делал для мятежников Муссолини).

В ноябре Гитлер и Муссолини признали Франко и испанских националистов законным правительством страны. Однако попытка генерала взять Мадрид не увенчалась успехом. К явному неудовольствию Гитлера, война затягивалась, и ему надо было подумать, как выйти из нее без особого урона для собственного престижа. Именно по этой причине он отказал своему представителю при Франко генералу Фаупелю, который требовал прислать в Испанию три армейские дивизии.

Если же говорить о гражданской войне в Испании с политической точки зрения, то она пришлась для Гитлера как нельзя кстати. Он спокойно наблюдал за грызней ведущих держав по поводу Средиземноморья и продолжал заниматься перевооружением. И, конечно, ему было выгодно сосредоточить все внимание ведущих европейских стран на событиях в Испании как можно дольше, поэтому он и не стремился обеспечить Франко быструю победу. Фюрер вел себя так, чтобы франкисты не терпели поражения, но в то же время основное бремя войны взвалил на себя его друг и приятель Муссолини. И чем глубже Италия увязала в Испании, тем напряженнее становились ее отношения с Францией и Англией, что неизбежно толкало ее в сторону Германии, с которой она уже начала сближение во время своей абиссинской авантюры.

Более того, в секретной речи в ноябре 1937 года Гитлер однозначно заявил, что полная победа Франко нежелательна для Германии. «Наши интересы, — заявил он, — состоят в продолжении войны и в поддержании напряженности в Средиземноморье». Помимо всего прочего война в Испании давала фюреру возможность готовить крестовый поход против большевизма, испытывать оружие в реальных боевых действиях и дать возможность своим офицерам и особенно пилотам приобрести бесценный боевой опыт.

* * *

Как и предвидел Гитлер, не пожелавшая оставаться в изоляции Италия первой сделал шаг ему навстречу. 23 октября 1936 года Чиано встретился с Гитлером, и тот сразу же заявил о необходимости как можно быстрее заключить прочный союз и попытаться привлечь к нему другие страны под лозунгом борьбы против большевизма.

Чиано охотно согласился, и стороны договорились о том, что итальянской сферой интересов остается Средиземноморье, а немецкой — Балтика и Восточная Европа. А еще через неделю Муссолини впервые заговорил об «оси Берлин-Рим». Более того, в те самые минуты, когда подписывался германо-итальянский договор, Риббентроп и японский посол составляли документ о направленном «против подрывной деятельности Коммунистического интернационала» японо-германском союзе. 25 ноября акт был подписан, а еще через год к нему присоединилась Италия. Гитлер повел себя очень тонко, и продиктованный им секретный протокол к официальному тексту был направлен против Советского Союза. В этом документе партнеры договорились в случае неспровоцированного нападения Москвы на одного из них «выработать меры по защите общих интересов».

Конечно, вокруг оси Берлин-Рим-Токио было больше шума, так как Гитлер весьма пренебрежительно относился к азиатским странам, считая их пригодными лишь для того, чтобы использовать в нужный момент против Советского Союза.

Другое дело Италия. Здесь все было сложнее, поскольку его нападение на Австрию полностью зависело от Муссолини, который все еще продолжал считать историческую родину Гитлера сферой своих интересов. Фюреру предстояло преодолеть то наследие недоверия и ревности, которую итальянцы испытывали к Германии в отношении ее устремлений в Австрии. Но Гитлер хорошо знал, с кем имеет дело. Амбиции Муссолини в Средиземноморском регионе, его стремление быть всегда на стороне победителей и участвовать в «ощипывании» вырождающихся демократий, его негодование в отношении Англии и Франции в связи с санкциями и, наконец, ущемленное тщеславие диктатора с ярко выраженным комплексом неполноценности в международных отношениях — все это подчеркивало выгоды того самого партнерства, которое ему навязывал Гитлер. И по большому счету настоящее сближение между двумя диктаторами произошло в сентябре 1937 года, когда Муссолини прибыл с государственным визитом в Германию в специальной сшитой для этого случая униформе.

«Гитлер, — пишет Буллок, — принял дуче с присущим нацистам талантом к показухам и устроил выставку германской мощи: парады, военные маневры, посещение предприятий Круппа и в завершение — массовая демонстрация в честь высокого гостя в Берлине; все это очаровало итальянца и произвело на него неизгладимое впечатление, которое его уже никогда не покидало. Этот шаг был роковым для дуче, ознаменовав начало потери им собственной независимости, что привело его режим к катастрофе, а его самого — к виселице на Пьяццале Лорето в Милане».

И все же те товарищеские чувства, которые Гитлер испытывал к Муссолини, были искренними. Как и сам он, Муссолини был человеком из народа, и с ним Гитлер чувствовал себя настолько свободно, насколько не мог чувствовать с представителями традиционных правящих классов, не говоря уже об итальянской королевской семье. Несмотря даже на последующее разочарование в итальянских военных успехах, Гитлер ни разу не предал и не бросил Муссолини в беде, даже когда тот был свергнут.

Вслед за визитом дуче в ноябре 1937 года в Рим прибыл Риббентроп, чтобы уговорить Муссолини подписать Антикоминтерновский пакт. Риббентроп весьма порадовал дуче, когда заявил, что его миссия в Лондоне потерпела неудачу и что интересы Германии и Великобритании непримиримы. Гитлер был в неменьшей степени обрадован сообщением Риббентропа о замечаниях Муссолини на тему Австрии. Согласно записям Чиано, Муссолини сказал, что он устал охранять австрийскую независимость, особенно если сами австрийцы этого больше уже не хотят: «Австрия — это немецкое государство №2. Она никогда не сможет ничего сделать без Германии, тем более против Германии. Интерес Италии в этом уже не столь острый, каким он был несколько лет назад, главным образом из-за развития Италии, что сосредоточивает ее интерес в Средиземном море и в колониях… Лучше всего дать возможность событиям идти своим чередом. Не стоит усложнять ситуацию… С другой стороны, Франция знает, что если по поводу Австрии возникнет кризис, Италия ничего делать не будет. Это и было сказано Шушнигу в Венеции. Мы не можем навязывать Австрии независимость».

Так Муссолини отвернулся от Австрии и дал Гитлеру то самое разрешение на аншлюс, которого тот ждал столько лет. Единственное, о чем попросил дуче, — ставить его в известность обо всем, что имело отношение к Австрии. Гитлер пообещал, но ничего не сделал в этом отношении. Что же касается Великобритании, на союз с которой Гитлер возлагал столько надежд, то ничего из этого не вышло по причине полной противоположности интересов. И уже 2 января 1938 года Риббентроп в своей записке фюреру прямо писал о том, что ему надо раз и навсегда отказаться даже от надежды на достижение взаимопонимания с Лондоном и сосредоточить все свои усилия на создании союзов, направленных против нее. Гитлер принял пожелание своего посла к сведению и принялся готовиться к захвату Австрии.

* * *

Программа развития немецкой армии, принятая в августе 1936 года, ознаменовала собой решительный переход от оборонительного перевооружения к четко выраженному наступательному. А вот как это наступление будет проходить, никто из военных и политиков толком не знал. «Фюрер считает необходимым создать мощную армию в самые короткие сроки» — вот и все, что знало окружение Гитлера о его планах.

Свои планы Гитлер впервые приоткрыл только 5 ноября 1937 года на совещании, на которое он вызвал трех главнокомандующих: армии — фон Фрича, флота — Редера и авиации — Геринга, министра обороны Бломберга и министра иностранных дел фон Нейрата. С присущей ему важностью фюрер сообщил, что «его доклад является плодом зрелого размышления и опыта, приобретенного за четыре с половиной года пребывания у власти». Свой доклад он попросил рассматривать в качестве его последней воли и завещания на случай неожиданной смерти.

Начал Гитлер с давно уже известного положения о том, что даже самое активное участие Германии в мировой торговле не позволит решить все ее проблемы. Большое внимание он уделил и тому, что 85 миллионов немцев и по сей день страдают от того, что все они «более плотно упакованы на своей нынешней территории, чем любой другой народ, что подразумевает право жить на более просторном жизненном пространстве».

— В результате веков исторического развития, — говорил Гитлер, — не появилось политического результата, в территориальном смысле соответствующего данному немецкому расовому ядру… Но я не сомневаюсь, что объединение немецкого народа в пределах Великого германского рейха все еще должно быть достигнуто. Единственное средство, хотя оно и может показаться призрачным, состоит в том, чтобы добиться большего жизненного пространства; во все времена такой поход обусловливал возникновение государств и миграцию народов…

По словам Гитлера, эту проблему надо было решать как можно быстрее, и это самое жизненное пространство искать не за семью морями, а в Европе.

— Никогда, — подчеркнул фюрер, — не было пространств без хозяина, и сейчас такого тоже нет… проблемы Германии могут быть решены только с помощью силы, а это неизменно связано с риском.

Что же касается практического решения проблемы столь необходимого для немцев «жизненного пространства», то, обещал фюрер, оно начнет решаться самое позднее уже в 1943-1945 годах. Если он, конечно, к тому времени будет еще жив.

Почему фюрер выбрал именно эти годы? Да только потому, что Германия уже опережала другие западные страны и Советский Союз в своем перевооружении. Начинать Гитлер был намерен с «одновременного низвержения Чехословакии и Австрии, чтобы устранить угрозу с фланга при любой возможной операции против Запада». В дополнение к тому, что границы станут короче и удобнее для обороны, появятся дополнительные человеческие ресурсы для формирования 12 новых дивизий; аннексия этих государств Центральной Европы будет означать «приобретение продуктов питания для 5-6 миллионов человек, предполагая, что вполне предсказуема эмиграция 2 миллионов человек из Чехословакии и одного миллиона из Австрии». При этом Гитлер даже не намекнул на «избавление судетских немцев от невыносимых преследований со стороны чехов», о чем он постоянно будет говорить, оправдывая свои действия во время чешского кризиса 1938 года.

Но Гитлер не упомянул о Восточной Европе, где собирался захватить «жизненное пространство». Он не сказал ни слова ни о Польше, ни о СССР, упомянув только о «необходимости акции, которая может возникнуть до периода 1943-1945 годов», а также о «двух антагонистах, проникнутых ненавистью, — Британии и Франции… которые всегда противились любому усилению Германии в Европе или за океаном».

Гитлер открыто говорил о своих планах впервые, но никто из слушавших его генералов и политиков не услышал для себя ничего нового. И никто не сказал ни единого слова против аншлюса Австрии и уничтожения Чехословакии.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.