ГЛАВА ВТОРАЯ

ГЛАВА ВТОРАЯ

Заручившись поддержкой генералов, Гитлер приступил ко второй части своего плана. 30 февраля 1933 года он пригласил в резиденцию президента рейхстага ведущих промышленников Германии, среди которых выделялись Крупп, король германской металлургии Феглер, руководитель крупнейшего в Европе электротехнического концерна Бош и еще несколько видных германских промышленников и банкиров. Кресло председателя занял Ялмар Шахт. Но если раньше Гитлер приходил к этим могущественным людям в роли скромного просителя, то теперь перед ними предстал очень уверенный в себе политик, который знал, что делал. Фюрер не стал тратить времени на ненужные прелюдии и сразу же заговорил об опасности, грозившей капиталистическому строю в Германии, если в стране не будет установлена диктатура.

— Частнособственническое хозяйство, — сказал он, — не может сохраниться в век демократии, оно мыслимо лишь при том условии, что народ станет сторонником идеи авторитета сильной личности. И теперь я вижу свою главную задачу в уничтожении марксизма и создании армии. Жребий брошен, господа! И хочу сразу же предупредить, что если мы не добьемся желаемого результата через выборы, мы добьемся его другими средствами…

Всем было ясно, что Гитлер говорил о завершении государственного переворота и установлении в стране нацистской диктатуры. Никто из слушавших Гитлера промышленников не обманывался и насчет тех самых «других средств», какими фюрер собирался устанавливать свою диктатуру. И тем не менее никаких возражений не последовало. Наоборот! Как и на встрече с генералами, в резиденции Геринга царила радостная атмосфера. Крупп вскочил со своего места и со словами благодарности пожал руку Гитлеру, а затем приступил к ставшему уже привычным сбору пожертвований в партийную кассу.

* * *

Накануне выборов Гитлер выступил в Восточной Пруссии с большой и пафосной речью. «Теперь, — говорил он, — вы снова можете держать головы высоко и гордо. Вы больше не рабы, вы освобождены из неволи… по милости Божьей!»

Отделенная от Германии польским коридором Восточная Пруссия дала самый высокий процент голосов, поданных за фюрера, и тем не менее за нацистов проголосовало всего 44% избирателей. Это, конечно же, не понравилось фюреру, поскольку он по-прежнему не имел большинства в парламенте, которое было необходимо для предоставления чрезвычайных полномочий правительству, то есть для установления его собственной диктатуры.

Однако подобное положение вещей Гитлера уже не смущало, и он объявил о бесспорной победе своей партии, назвав ее «революционной». Именно с этого момента Гитлер начал выступать не как глава коалиционного правительства, а как лидер победившей на выборах партии, не считаясь со своими недавними партнерами по коалиции. С его подачи по стране прокатилась волна насилия и шантажа. По всей Германии нацистские чиновники стремились завладеть официальными должностями на всех административных уровнях и насильственно внедрялись даже в правления частных компаний. Объявленный Гитлером четырехдневный бойкот предпринимателей, врачей и юристов еврейской национальности, против его ожидания, не только не нашел широкой поддержки среди немцев, но и вызвал целый взрыв возмущения за границей. И все-таки евреям досталось, полиция получила приказ не вмешиваться в погромы, а те, кто осмеливался хоть как-то заступаться за евреев, в лучшем случае избивался, в худшем оказывался в концентрационных лагерях СА.

Все эти деяния привели к тому, что уже к середине марта практически все федеральные земли Германии оказались в руках нацистских администраторов со всеми вытекающими отсюда последствиями. А когда националисты и другие члены коалиции наконец опомнились и попытались выразить протест против разгула террора штурмовиков, Гитлер быстро заткнул им рот. Он направил фон Папену и президенту весьма резкое послание, в котором выразил свое восхищение царившей в рядах СА и СС железной дисциплиной. «История, — писал он, — никогда не простит нам, если в этот исторический час мы поддадимся слабости и трусости — типичным чертам буржуазного мира, и вместо железного кулака будем действовать в лайковых перчатках». Что же касается вице-канцлера, то Гитлер впервые показал в своих отношениях с ним свое настоящее лицо и в резкой форме предупредил фон Папена, что никому не позволит «помешать ему выполнить миссию, заключающуюся в уничтожении и искоренении марксизма». Не дав своему ближайшему помощнику опомниться, он с угрозой сказал:

— Запомните все, что я сказал вам, фон Папен, и не обращайтесь в следующий раз ко мне с подобными жалобами. Вам это не идет…

Гитлера часто сравнивают со Сталиным, и все основания для этого есть. Как и красный вождь, Гитлер не только проводил террор, но и теоретически обосновывал его. И когда сразу же после выборов Гитлер объявил о создании министерства информации и пропаганды и назначил его шефом Геббельса, тот с превеликим знанием дела приступил к работе. А заниматься ему было чем. Несмотря на блестяще проведенную предвыборную кампанию, Гитлер так и не получил двух третей голосов в рейхстаге, которые были необходимы для принятия закона о предоставлении правительству чрезвычайных полномочий или, иными словами, для личной диктатуры Гитлера.

* * *

День, когда новый рейхстаг открыл свое первое заседание, Геббельс назвал «днем национального возрождения». Посвященная этому событию церемония проходила в той самой гарнизонной церкви Потсдама, где покоился прах Фридриха Великого, в день годовщины открытия первого рейхстага, первое заседание которого Бисмарк провел 21 марта 1871 года, вскоре после объединения Германии.

На церемонию собрался весь цвет Германии, и церковные хоры, и галерея буквально светились от мундиров и фраков. В нефе церкви собрались члены правительства, которых окружала плотная толпа нацистских депутатов в коричневых рубашках.

Главным действующим лицом церемонии формально считался Гинденбург. Одетый в парадный мундир фельдмаршала президент отдал честь пустому трону кайзера и направился к своему месту. На ступенях церкви он как бы случайно встретился с Гитлером и обменялся с ним рукопожатием. Очень скоро сделанный снимок был растиражирован миллионными экземплярами и еще более обогатил не только Гофмана, но и самого фюрера.

Гитлер откровенно играл на устроенном им же самим спектакле. Он настолько явно подчеркивал свою второстепенность, что это бросалось в глаза даже непосвященным. Почтительно поклонившись президенту, он со скромным видом направился вслед за ним. Собравшиеся запели хорал «Возблагодарим Господа нашего», который много лет назад пели солдаты Фридриха Великого после славной победы при Лейтене в 1757 году.

Первым выступил Гинденбург. Он призвал нацию помогать правительству и сделать все возможное для национального единства и создания «свободной, гордой и единой Германии». С ответным словом выступил Гитлер, в тот день превзошедший самого себя. Отдав должное президенту, чье «великодушное решение» сделало возможным «союз древнего величия с силой юности», он попросил у провидения «ниспослать им то же мужество, то же упорство, которыми обладали те, кто сражался за свободу и величие нашей нации, чей дух мы чувствуем здесь, в этом храме, священном для каждого немца, подле праха самого великого короля нашей державы».

Надо отдать должное красноречию Гитлера: впервые выраженный им после долгих лет унижения Германии и поражения в Первой мировой войне призыв к возрождению национального чувства оказал на собравшихся в церкви неизгладимое впечатление. Под тем же впечатлением находилась в тот день и вся страна, поскольку речь фюрера передавалась по радио. И, конечно же, выступление Гитлера, пролившего бальзам на немецкие сердца, примирил с ним многих консерваторов.

Ну а затем случилось то, что и должно было случиться. Спустя всего два дня после своей речи в Потсдаме Гитлер явился на первое рабочее заседание нового парламента, которое проходило в зале оперы Кроля. Свой вызывавший у многих нацистов презрение фрак он сменил на коричневую рубашку нацистского лидера. Зал был украшен флагами и полотнищами со свастикой, что тоже не могло не радовать ветеранов движения.

Свое выступление Гитлер начал с заверения депутатов в том, что права федеральных земель не будут затронуты законом о чрезвычайном положении.

— Но, — предупредил фюрер, — если каждый раз для принятия необходимых решений правительство будет вынуждено обращаться к рейхстагу, чтобы получить одобрение тем действиям, которые оно сочтет нужным совершить, это будет противоречить смыслу национального возрождения, затруднит выполнение стоящих перед ним задач. С учетом того, что большая часть депутатов поддерживает правительство, можно не сомневаться в том, что необходимость прибегать к данному закону станет для правительства скорее исключением, нежели правилом. Но правительство национального возрождения с тем большей настойчивостью указывает на необходимость Принятия такого закона. Оно предлагает всем парламентским партиям возможность мирного существования в Германии. Правительство исполнено решимости следовать своим курсом и в равной мере готово к тому, что рейхстаг ответит на его предложение отказом; в этом случае правительство расценит его как свидетельство противостояния. Вам, депутатам, предстоит решить для себя, как сложатся эти отношения, приведут они к миру или же к войне…

Затем Гитлер предложил вниманию депутатов всего пять небольших параграфов, которые позволяли правительству вносить изменения в конституцию и самостоятельно принимать законы. Гитлер потребовал также права самостоятельно разрабатывать и вносить в правительство подобного рода законы и отменить ратификацию парламентом договоров с иностранными государствами.

Обсуждение нового закона проходило под зловещее скандирование штурмовиков: «Даешь закон — иначе расплата!» Понятно, что большинство депутатов проголосовало «за». А когда председатель социал-демократической партии Отто Вельс набрался смелости и выступил против, Гитлер впал в истерику.

— Мы, — кричал он, — просим у вас то, что могли бы взять сами, а вы не можете оценить даже этого! Ну что же, дело ваше! Скажу только одно: я не нуждаюсь в ваших голосах. Германия будет свободна и без вашего участия!

Зал разразился криками «Хайль!» и бурными аплодисментами, которые продолжались до оглашения результатов голосования. За закон было подано 441 голос, против — всего 94.

Закон «О преодолении бедственного положения народа и государства» был принят 23 марта 1933 года, и никто из членов коалиционных партий так, похоже, и не понял, что сделали они именно то, чего так добивался Гитлер, и до 1 апреля 1937 года возглавляемое им правительство получило право принимать любые постановления без какого бы то ни было одобрения их рейхстагом. Новый закон делал Гитлера практически независимым не только от парламента, но и от президента, а его личная диктатура получила юридическое обоснование. Более того, отныне никакое легальное сопротивление режиму было уже невозможно. «На четыре года, — прокомментировала принятие нового закона «Фелькишер беобахтер», — Гитлер получил все, что необходимо для спасения Германии. В негативном смысле — для искоренения разлагающего народ марксизма, в позитивном — для создания нового народного сообщества».

Газета, как всегда, была права, и первые шаги к созданию «народного сообщества» были сделаны уже 31 марта, когда Гитлер и министр внутренних дел Фрик издали временный закон «О включении земель в рейх», который предусматривал роспуск всех ландтагов, кроме прусского. Так была уничтожена исконная федеральная структура Германии. После чего Гитлер приступил ко второму этапу унификации, как назывался процесс создания однопартийной тоталитарной системы. На этот раз были «упорядочены» политические партии, профсоюзы и прочие организации. Излишне говорить, что первой жертвой унификации стала Коммунистическая партия Германии, все парламентские мандаты которой были объявлены недействительными, а имущество конфисковано. И хотя формального запрета на деятельность коммунистов так и не последовало, фактически партия оказалась ликвидированной. В конце месяца Гитлер издал еще один весьма интересный декрет, который возлагал обязанность заключения коллективных договоров на «доверенных уполномоченных по труду», назначаемых самим фюрером. По сути дела этот указ запрещал любые забастовки, и «хозяевами дома» снова стали предприниматели.

Как уже говорилось, коммунистическая партия не была запрещена, но ее деятели подвергались гонениям. Впрочем, и остальные партии тоже находились под постоянным гнетом нацистов. Дело дошло до того, что глава Немецкой национальной партии Гугенберг, который занимал целых четыре поста в четырех министерствах рейха и Пруссии, в знак протеста подал в отставку. Однако это не привело к падению кабинета, и для самого Гугенберга кончилось тем, что большинство членов его партии перешло к Гитлеру. Что касается пресловутого «Центра», то он прекратил свое существование в июле. И тем не менее всем было понятно, что Гитлер обязательно узаконит существование и образование партий в Германии. Что и произошло 14 июля 1933 года, когда был принят «Закон против образования новых партий», который провозгласил нацистскую партию единственной политической партией Германии и предусматривал суровое наказание для тех, кто решился бы нарушить закон. В декабре Гитлер пошел еще дальше и принял закон «Об обеспечении единства партии и государства», который говорил о том, что «НСДП является носительницей германской государственности и неразрывно связана с государством».

Ну а затем произошло то, что в конечном счете и должно было произойти. Когда было объявлено о новых выборах в рейхстаг, немецкие граждане голосовали за единый список кандидатур — «список фюрера». «Наиболее распространенная форма псевдозаконного, псевдодемократического самоутверждения, характерная для диктаторских режимов, — писал об этих выборах К.Д. Баркер. — На сей раз угрозы расправиться с теми, кто посмеет проголосовать «против» или вообще не явится на выборы, смогли обеспечить референдуму полную поддержку». Согласно официальным сообщениям, 95% граждан отдали свои голоса Гитлеру.

Последний удар по конституционной системе Веймарской республики был нанесен 30 января 1934 года, когда был принят закон «О реконструкции рейха», окончательно покончивший с ландтагами; все суверенные права бывших федеральных земель передавались рейху, а введенное еще Бисмарком федеральное самоуправление в землях ликвидировалось.

Как бы это не казалось удивительным, но все, что делал Гитлер, осуществлялось в рамках легальности и под сенью закона. Когда надо было ратифицировать закон «О реконструкции рейха», который выходил за рамки закона о чрезвычайных полномочиях, Гитлер обратился к рейхстагу, который тут же утвердил необходимые ему «Дополнения к закону о чрезвычайном положении». Эти дополнения позволили правительству ввести новые конституционные законы. Прежде всего был упразднен пост рейхспрезидента. И что бы там ни говорили, Гитлер пришел к власти с помощью удивительно ловкого со всех точек зрения маневра, применив угрозу революции «снизу» в сочетании с тактикой соблюдения «легальности». С помощью этой тактики он сначала устранил оппозицию, затем сосредоточил всю власть в руках одной партии, а если точнее, то в собственных руках.

Так Гитлер покончил с демократической системой. Тем не менее большинство немецких чиновников всех рангов радостно восприняло новый режим и с большой охотой шло на сотрудничество с ним. В этом не было ничего удивительного. Все эти люди были воспитаны в антидемократических традициях, ненавидели республику и мечтали о возрождении великой Германии, которую обещал создать ее новый правитель уже в ближайшем будущем.

* * *

Мечтая о великой Германии, Гитлер не мог не думать о своей исторической родине. Задолго до своего прихода к власти он не раз говорил, что Австрия и Германия — страны-сестры, что немцы и австрийцы — один народ, который волею не совсем справедливых исторических судеб вынужден жить в разных государствах. По всей видимости, была и еще одна причина, по которой фюрер мечтал о присоединении Австрии к Германии. Что бы там ни говорил сам о себе фюрер, он вряд ли ощущал себя полноправным немцем. Вот если бы Австрия стала частью Германии, тогда совсем другое дело.

Случай осуществить свою давнишнюю мечту представился ему довольно быстро. В январе 1933 года правительство австрийского канцлера Э. Дольфуса потеряло парламентское большинство, и он установил в стране режим, весьма схожий с гитлеровским. Переход к диктатуре был вызван и заметной активизацией австрийской национал-социалистической партии, которая требовала немедленного присоединения к Германии и развернула в стране самый настоящий террор. В конце концов дело дошло до того, что 19 июня 1933 года Дольфус запретил нацистскую партию и попросил помощи у Муссолини, который считал Австрию сферой своих интересов. Разумеется, на словах Гитлер охотно соглашался с необходимостью урегулирования кризиса в Австрии, но на деле всячески помогал австрийским нацистам. Ему не нравилось, что Дольфус не собирался идти к нему на поклон и был намерен любыми путями сохранить независимость Австрии.

Постоянные провокации нацистов надоели Дольфусу, который не желал терпеть у себя под боком пятую колонну. В январе 1934 года он заявил Берлину протест, однако полученный им ответ гласил, что австрийский конфликт никоим образом не подпадает под нормы международного права и по своей сути является выражением «противоречия между австрийским правительством и историческим движением всего немецкого народа». Канцлеру не осталось ничего другого, как обратиться за помощью к западным странам, и в феврале были подписаны Римские протоколы, в которых Австрия, Италия и Венгрия договорились о сотрудничестве и взаимопомощи.

Берлин попал в щекотливое положение, которое осложнялось тем, что Гитлер не хотел, а вернее, уже не мог успокоить венских нацистов, с помощью которых все еще продолжал надеяться на аншлюс. В то же время Гитлер прекрасно понимал, что при живом Дольфусе ни о каком аншлюсе не может быть и речи. Когда в феврале в Вене началось восстание рабочих и социалистов, крайне недовольных установленным в стране фашистским режимом, снова воспрянувший духом Гитлер воскликнул:

— Наступает наше время! Сегодня я плохо спал, за окном дул ветер и раскачивал фонарь, который, казалось, так и скрипел мне: «Пора, пора… пора!»

Что имел в виду фюрер под «нашим временем»? Возможность силами австрийских нацистов, с которыми тесно сотрудничали имперские спецслужбы, осуществить аншлюс в столь напряженной обстановке? Вполне вероятно.

Дольфус отреагировал незамедлительно и заявил, что страна стоит на грани восстания социалистов и терпеть подобное положение невозможно. 12 февраля 1934 года правительственные войска и хеймвер (нацистская австрийская милиция) обстреляли из орудий рабочие кварталы Вены под предлогом выступления «антиправительственных социал-демократических групп боевиков». Заодно Дольфус попытался разобраться и с надоевшими ему нацистами, подписав себе тем самым смертный приговор.

25 июля 1934 года 154 боевика из 89-го штандарта СС переоделись в австрийскую военную форму и ворвались в федеральную канцелярию. Обученные СД заговорщики, среди которых находился и будущий глава СД Эрнст Кальтенбруннер, действовали решительно. Подавив сопротивление охраны, они проникли во внутренние помещения и смертельно ранили Энгельберта Дольфуса. Врача к нему не пустили, и через час его не стало.

Однако министру юстиции Австрии Курту фон Шушнигу удалось арестовать путчистов и навести порядок в столице. Обеспокоенный событиями в Вене, Муссолини отдал приказ мобилизовать четыре дивизии и отправить их на перевал Бреннер.

Обо всех этих событиях Гитлер узнал в Байрейте, где пребывал на очередном вагнеровском фестивале.

— Ну все, теперь поздно, — нехотя признал он. — Аншлюс не состоялся! И все же я надеюсь, что провидение не оставит меня!

Понимая, что игра проиграна, и ему надо сохранить лицо перед мировой общественностью (Муссолини посчитал убийство канцлера подготовленной Берлином провокацией), Гитлер предал своих австрийских собратьев, многие из которых были арестованы по его приказу при переходе австро-германской границы. Неблаговидно поведший себя посол Германии в Австрии К. Рит был заменен на хорошо известного фюреру фон Папена. Так план захвата Австрии провалился уже в 1934 году. Однако интуиция не обманула Гитлера: пройдет всего четыре года, и он осуществит аншлюс своей исторической родины.

Больше всего выиграла в этой ситуации Франция, которая вместе с Италией гарантировала нерушимость австрийских границ. Что же касается Германии, то провал венского путча привел к ее политической изоляции, поскольку никто даже не сомневался в том, что нити заговора тянутся в имперскую канцелярию и СД. Тем не менее коалиция против нее так и не была создана, поскольку слишком уж разнились интересы тех стран, которые окружали рейх.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.