Новые атаки: «агрогорода» и «мингрельское дело»
Новые атаки: «агрогорода» и «мингрельское дело»
Формирование устойчивого баланса сил в высшем советском руководстве не привело к прекращению атак Сталина против членов Политбюро, хотя ни одна из них не имела столь серьезных последствий, как «ленинградское дело». Наиболее значительными и известными акциями 1951 года была проработка Н. С. Хрущева в связи с его статьей об укрупнении колхозов и «мингрельское дело», в значительной мере направленное против Берии[369].
Статья Хрущева «О строительстве и благоустройстве в колхозах» была помещена в газетах «Правда», «Московская правда» и «Социалистическое земледелие» 4 марта 1951 года. В ней выдвигались проекты создания «агрогородов», «колхозных поселков», куда должны были выселяться крестьяне из мелких сел и деревень. Уже на следующий день «Правда» опубликовала разъяснение, что статья публиковалась в дискуссионном порядке, но по вине редакции это не было указано. За этой заметкой «Правды» скрывалось начало атаки против Хрущева, которую начал Сталин, недовольный инициативами своего соратника. Сразу после публикации Сталин сделал выговор Хрущеву. Хрущев 6 марта написал Сталину покаянное письмо:
«[…] После Ваших указаний я старался глубже продумать эти вопросы. Продумав, я понял, что все выступление в целом, в своей основе является неправильным. Опубликовав неправильное выступление, я совершил грубую ошибку и тем самым нанес ущерб партии. Этого ущерба для партии можно было бы не допустить, если я бы посоветовался в Центральном комитете. Этого я не сделал, хотя имел возможность обменяться мнениями в ЦК. Это я также считаю своей грубой ошибкой. Глубоко переживая допущенную ошибку, я думаю, как лучше ее исправить. Я решил просить Вас разрешить мне самому исправить эту ошибку. Я готов выступить в печати и раскритиковать свою статью […] Прошу Вас, товарищ Сталин, помочь мне исправить допущенную мною грубую ошибку и тем самым, насколько это возможно, уменьшить ущерб, который я нанес партии своим неправильным выступлением»[370].
Однако Сталин проигнорировал эти унизительные просьбы. По воспоминаниям Молотова, Сталин дал поручение подготовить документ с критикой Хрущева: «Сталин говорит: “Вот надо включить (в комиссию по подготовке проекта решения. — Авт.) и Молотова, чтобы покрепче дали Хрущеву и покрепче выработали!”» Подготовка документа велась, по словам Молотова, под руководством Маленкова[371]. Эти свидетельства Молотова подтверждаются также воспоминаниями Д. Т. Шепилова о том, что документ готовился в сельскохозяйственном отделе ЦК, который возглавлял близкий к Маленкову А. И. Козлов. Шепилов утверждал, что тон бумаги был первоначально резким и политически заостренным, а заявления Хрущева характеризовались как «левацкие»[372].
Казалось, над политической карьерой Хрущева нависла серьезная угроза. Вскоре на утверждение Сталина был представлен проект закрытого письма ЦК ВКП(б) «О задачах колхозного строительства в связи с укрупнением мелких колхозов», предназначенный для рассылки на места, вплоть до райкомов партии. В подлинном протоколе заседаний Политбюро этот документ сохранился с пометой Поскребышева: «Не утвержденный. Признан неудовлетворительным. Март 1951 года»[373]. Обширная правка, которую внес в проект Сталин, объясняет причины его отклонения. Самое существенное заключалось в том, что Сталин вычеркнул целый абзац, содержавший развернутую критику статьи Хрущева, и вписал умеренную фразу: «Следует отметить, что аналогичные ошибки допущены также в известной статье т. Хрущева «О строительстве и благоустройстве в колхозах», который признал полностью ошибочность своей статьи». Настроения Сталина, проявившиеся в этой правке, подтверждаются также воспоминаниями Молотова: «Когда мы принесли наш проект, Сталин стал качать головой […] Потом он посмотрел: «Надо помягче. Смягчить»«[374]. По свидетельству Шепилова, А. И. Козлов, один из авторов первоначального проекта, сообщил ему, что «товарищ Хрущев имел объяснение с товарищем Сталиным» и поэтому работа над критической статьей по поводу выступления Хрущева была прекращена[375].
В смягченном сталинской правкой виде закрытое письмо было утверждено Политбюро 2 апреля 1951 года[376]. Конечно, для Хрущева и такая критика была существенным ударом, тем более что 18 апреля Политбюро приняло решение зачитать письмо даже на собраниях первичных парторганизаций[377]. Упоминалось об этой ошибке Хрущева и в докладе Маленкова на XIX съезде ВКП(б) в октябре 1952 году. Не случайно сам Хрущев в 1958 году, как только укрепился у власти после смерти Сталина, добился отмены этого письма ЦК ВКП(б) как ошибочного[378]. Однако Сталин сделал все необходимое, чтобы сохранить прежние позиции Хрущева и не допустил его полной дискредитации. Хрущев в дополнение к своим прежним «грехам» просто приобрел еще один новый, что делало его еще более послушным и управляемым.
Схожие последствия для Берии имело так называемое «мингрельское дело», инициатором и организатором которого, как однозначно свидетельствуют документы, был Сталин[379]; События развивались следующим образом. 26 сентября 1951 года Сталин, находившийся в отпуске в Грузии, принял министра госбезопасности Грузии Н. М. Рухадзе. В беседе за обеденным столом, как свидетельствовал позже арестованный Рухадзе, Сталин пока в общем виде затронул тему доминирования мингрельцев в Грузии и покровительстве им со стороны Берии[380]. Некоторое время спустя начальник охраны Сталина Н. С. Власик сообщил вождю о жалобах на взяточничество при поступлении в вузы Грузии. Сигналы Власика были совершенно объяснимы. Он находился в конфликтных отношениях с МВД, которое курировал Берия, и с удовольствием не только демонстрировал Сталину свою принципиальность и бдительность, но косвенно компрометировал Берию, который, как всем было известно, покровительствовал Грузии. Что касается Сталина, то достаточно невнятная информация Власика вполне могла пройти мимо его ушей, если бы сам Сталин, как свидетельствовала его встреча с Рухадзе, не думал в это время о чистке в Грузии. Сталин заинтересовался информацией Власика и дал поручение Рухадзе расследовать вопрос.
29 октября 1951 года Рухадзе доложил Сталину, что информация о взяточничестве в целом не подтвердилась[381]. Однако это уже не имело значения. Сталин нацелился на организацию новой кампании и изобретение предлога для нее был делом времени. 3 ноября Сталин позвонил Рухадзе и предложил ему подготовить записку о покровительстве второго секретаря компартии Грузии М. И. Барамии бывшему прокурору Сухуми Гвасалии, которого обвиняли во взяточничестве. Рухадзе выполнил задание и подготовил документ, из которого следовало, что Барамия покрывал преступления чиновников мингрельцев по национальности[382]. Делу был дан быстрый ход. Уже 9 ноября 1951 года Политбюро приняло постановление «О взяточничестве в Грузии и об антипартийной группе т. Барамия»[383]. В нем говорилось о существовании в руководящих структурах Грузии группы мингрельских националистов во главе с Барамией, которая покровительствовала взяточникам (в качестве примера приводилось дело Гвасалии) и расставляла повсюду на руководящие посты своих людей:
«Несомненно, что если антипартийный принцип мингрельского шефства, практикуемый т. Барамия, не получит должного отпора, то появятся новые “шефы” из других провинций Грузии[…], которые тоже захотят шефствовать над “своими” провинциями и покровительствовать там проштрафившимся элементам, чтобы укрепить этим свой авторитет “в массах”. И если это случится, компартия Грузии распадется на ряд партийных провинциальных княжеств, обладающих “реальной” властью, а от ЦК КП(б) Грузии и его руководства останется лишь пустое место».
Барамия, а также ряд других руководящих работников республики были сняты со своих постов. Стиль документа, а также то, что в подлинном протоколе заседаний Политбюро сохранился экземпляр проекта постановления, записанный Поскребышевым (несомненно, надиктованный Сталиным) и еще один экземпляр машинописного проекта с правкой Сталина, свидетельствуют о том, что постановление было подготовлено самим Сталиным.
Нетрудно заметить, что «мингрельское дело» развивалось по аналогичному сценарию недавнего «ленинградского дела». Формально все началось со стандартных обвинений в злоупотреблении властью и осуждения практики политического протекционизма — «шефства». Следующим шагом, который не заставил себя ждать, был арест опальных руководителей и фабрикация дел об их «антисоветской», «шпионской» деятельности[384]. 16 ноября 1951 года по указанию Сталина было принято постановление Политбюро «О выселении с территории Грузинской ССР враждебных элементов»[385]. Всего в отдаленные районы страны были депортированы 11,2 тыс. человек. 37 руководителей республики были арестованы[386].
Получив необходимые материалы, Сталин предпринял следующий шаг, который, несомненно, планировался заранее — провел полную замену руководства Грузии. Как следует из справки, отложившейся в личном архиве Сталина, 25 марта 1952 года с 18 до 22 часов 25 минут и 27 марта с 22 часов состоялись заседания Политбюро, на которых присутствовали вызванные в Москву члены и кандидаты в члены бюро ЦК компартии Грузии, а также заместитель председателя КПК М. Ф. Шкирятов, министр госбезопасности С. Д. Игнатьев и заведующий отделом ЦК ВКП(б), который курировал деятельность региональных партийных организаций, Н. М. Пегов[387]. Результатом этих заседаний было новое постановление Политбюро от 27 марта 1952 года о положении дел в компартии Грузии. В постановлении утверждалось, что «группа Барамии» «намеревалась захватить власть в компартии Грузии, рассчитывая при этом на помощь со стороны зарубежных империалистов». Ответственность за то, что подобная «антисоветская организация» действовала беспрепятственно в течение нескольких лет и была раскрыта только по указанию из Москвы, возлагалась на руководство компартии Грузии. В результате К. Н. Чарквиани был снят с поста первого секретаря ЦК компартии Грузии. На его место назначили молодого руководителя Абхазии А. И. Мгеладзе, которому Сталин уже давно демонстрировал свое расположение и поддержку в соперничестве с Чарквиани. Документы свидетельствуют, что это второе постановление о Грузии, как и первое, готовилось, по крайней мере, при активном участии Сталина. Именно он дал заголовок постановлению. В проект документа Поскребышев внес правку, которая, несомненно, была продиктована Сталиным[388].
После постановления от 27 марта фабрикация дела о «мингрельской националистической группе» получила новый импульс. На помощь Рухадзе из Москвы прибыла бригада следователей, преподавшая палачам из МГБ Грузии уроки пыточного мастерства[389]. Опираясь на поддержку Сталина, Рухадзе разворачивал чистки в республике. На этой почве он вступил в конфликт с Мгеладзе. Явно переоценив свои силы (точнее, неверно оценив намерения Сталина), Рухадзе приказал выбивать из арестованных показания против Мгеладзе. Сфабрикованные протоколы допросов он послал Сталину. Реакция Сталина была неожиданной для Рухадзе. Сталин подготовил ответ[390], адресованный, однако, не Рухадзе, а Мгеладзе и членам бюро ЦК компартии Грузии. В письме Сталина говорилось:
«ЦК ВКП(б) считает, что т. Рухадзе стал на неправильный и непартийный путь, привлекая арестованных в качестве свидетелей против партийных руководителей Грузии […] Кроме того, следует признать, что т. Рухадзе не имеет права обходить ЦК КП(б) Грузии и правительство Грузии, без ведома которых он послал в ЦК ВКП(б) материалы против них, поскольку Министерство госбезопасности Грузии, как союзно-республиканское министерство, подчинено не только центру, но и правительству Грузии и ЦК КП(б) Грузии».
Выполняя поручение Сталина, в Тбилиси приняли решение о снятии Рухадзе с поста министра госбезопасности. 9 июня 1952 года это решение было утверждено Политбюро в Москве[391]. Однако Сталин еще некоторое время держал ситуацию в подвешенном состоянии, не давая согласие на арест Рухадзе. 25 июня 1952 года Сталин телеграфировал руководителям Грузии, которым не терпелось окончательно расправиться со своим врагом: «Вопрос об аресте Рухадзе считаем преждевременным. Советуем довести сдачу-приемку дел (по Министерству госбезопасности Грузии. — О. X.) до конца, после чего направить Рухадзе в Москву, где и будет решен вопрос о судьбе Рухадзе»[392]. Вскоре Рухадзе был действительно вызван в Москву и там арестован. Этот сценарий вполне соответствовал номенклатурным правилам сталинского периода. Судьба чиновников ранга Рухадзе могла решаться только в центре.
Арест Рухадзе свидетельствовал о том, что целью Сталина, организовавшего «мингрельское дело», было не наращивание массовых репрессий в Грузии, а устранение от власти и уничтожение лишь одного клана грузинских чиновников, связанных с Берией. Конечно, «мингрельское дело», как и все другие сталинские акции такого рода, было многофункциональным. Постановление от 9 ноября с осуждением «шефства» и грозным напоминанием о непреложности сугубой централизации власти разослали всем партийно-государственным руководителям высшего и среднего звена, в том числе первым секретарям ЦК компартий союзных республик, крайкомов и обкомов партии. Таким образом «мингрельское дело» было очередной кампанией против центробежных тенденций в аппарате. Однако по общему мнению историков, «мингрельское дело» в значительной мере было направлено против Берии и его клиентской сети в Грузии[393]. С особым цинизмом Сталин поручил именно Берии провести в апреле пленум ЦК компартии Грузии, на котором ему предстояло руководить «разоблачением» своих недавних подопечных. Сам Берия, несомненно, воспринимал репрессии в Грузии как личную угрозу. Сразу же после смерти Сталина он добился прекращения «мингрельского дела», освобождения и выдвижение на руководящие посты арестованных «мингрельцев»[394].
Несмотря на опасность, нависшую над Берией, для него лично «мингрельское дело» закончилось благополучно. Берия, как до него Хрущев, лишь получил очередной урок и напоминание о бренности политического существования под властью Сталина. Таким же образом для Булганина закончилось «дело артиллеристов», разворачивавшееся одновременно с «мингрельским делом». 31 декабря 1951 года было принято постановление Совета министров СССР «О недостатках 57-мм автоматических зенитных пушек С-60», на основании которого были сняты с работы и отданы под суд за «вредительство» ряд высокопоставленных военных и руководителей оборонной промышленности[395]. Булганину, курировавшему оборонные отрасли, как утверждал позже Хрущев, угрожала опасность, так как именно его обвиняли в приеме пушки с дефектами[396]. Однако в отличие от Маленкова, пострадавшего в свое время за аналогичное «дело авиаторов», Булганин сохранил свои позиции. Арестованные артиллеристы так же, как и «мингрельские националисты», были освобождены почти сразу же после смерти Сталина.
Характер атак против членов Политбюро в 1951–1952 годах еще раз свидетельствовал о том, что Сталина вполне устраивал сложившийся в его окружении баланс сил, и он опасался его нарушить. Запугивая соратников, Сталин не считал более необходимым доводить дело не только до физической расправы, но и до должностных перестановок. Одновременно все эти кампании свидетельствовали о том, что основным орудием политического контроля для Сталина оставались органы госбезопасности, руководство которыми он ни на минуту не выпускал из своих рук.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.