Глава 15 АТАКА И КОНТРАТАКА

Глава 15

АТАКА И КОНТРАТАКА

В течение примерно недели никаких событий не происходило. Наши дозорные ничего и никого не обнаруживали. Экраны радаров зияли девственной чистотой. И все это время озабоченные ремонтом «кайтэнов» техники трудились, выбиваясь из сил, и спали только урывками. Большую часть дня они проводили в торпедах и снова забирались в них ночью, когда мы всплывали на поверхность. Наконец в один из вечеров, когда мы все собрались в кают-компании, они сообщили нам добрую весть. Все «кайтэны» были приведены в рабочее состояние, по крайней мере они могли быть пущены в дело, если враг объявится в ближайшее время. Но если ожидание затянется, механики не могут гарантировать, что не возникнут новые неисправности, которые могут появиться из-за пребывания в морской воде и постоянной сырости внутри корпусов торпед.

Вечером 23 июня было замечено вражеское судно. Дозорные определили его как танкер.

– Отлично! – воскликнули мы в один голос.

Именно такая цель и была для нас самой желанной.

Команда заняла места по боевому расписанию. Капитан Сугамаса прикинул курс и скорость судна и решил двигаться в надводном положении, чтобы обогнать танкер и занять позицию впереди столь жирного приза. Тогда на рассвете судно само сблизится с лодкой, которая атакует его.

Перед началом этой скоростной гонки на мостик рубки поднялся лейтенант Икэбути.

– Хочу собственными глазами взглянуть на эту цель, – сказал он нам.

Спустившись вниз, он рассказал, что это и в самом деле танкер водоизмещением примерно 14 000 тонн, идущий без эскорта. Он шел со скоростью от 12 до 14 узлов, и не похоже было, чтобы он заметил наше присутствие.

Известие это не оставило равнодушным ни одного человека на лодке. Подводники оживленно обсуждали новость между собой, предвкушая, как они увеличат счет своих побед и оставят далеко позади своего соперника – подводную лодку «1–47». Штурман согнулся над своими картами с карандашами и циркулями в руках, то и дело разгибаясь, чтобы ответить на вопросы капитана Сугамасы о точке, из которой мы могли бы осуществить самую надежную атаку, и о времени, в какое мы должны в эту точку прийти. В конце концов было решено, что та позиция, в которой мы оказались в 4.00, и будет наиболее выгодной для успешной атаки. По прибытии туда мы погрузимся и будем поджидать нашу добычу.

Стало уже понемногу светать, когда наша лодка, двигавшаяся всю ночь на полной скорости, приблизилась к избранному месту. Без десяти минут четыре мы были уже там и начали погружение. Вскоре после этого наш акустик доложил о шуме винтов. Еще через пару минут последовал новый доклад, возбудивший всю команду и особенно водителей «кайтэнов» в еще большей степени, чем прежде: был слышен шум двух винтов. Двум из нас, вместо одного, предстояло сегодня выйти на врага. Я испытал предчувствие, что одним из этих двух буду я и мое долгое ожидание закончится.

Ровно в 4.00 утра по трансляции прозвучала команда капитана:

– Водителям «кайтэнов» занять свои места!

Члены команды вжимались в переборки, когда мы проносились мимо них. Проскользнув в кокпит своей торпеды, я одной рукой задраивал люк, а в другой уже держал телефонную трубку.

– Номер второй к пуску готов! – доложил я в нее.

Некоторое время в трубке царило молчание. Центральный пост принимал доклады о готовности от пятерых моих товарищей. Проверив показания всех приборов, я стал ждать новых команд. Вскоре они последовали.

– Номер пять и номер шесть, приготовиться к пуску!

Эти слова прозвучали и в моей телефонной трубке, хотя и слабо, и сердце мое упало. На врага предстояло выйти младшему лейтенанту Кугэ и старшине Номуре. Удача и на этот раз обошла меня. Но теперь я уже не испытывал никаких чувств по этому поводу. Сиката га най. Ничего не поделаешь. Так решила судьба, и это превыше меня. Я расслабленно откинулся на своем сиденье, принимая это.

Через некоторое время я подался вперед и прильнул к окуляру перископа. Еще ни разу мне не доводилось видеть более чистой воды. Лодка словно висела в прозрачнейшем стекле. Мы были на перископной глубине, и лучи рассвета, проникающие сквозь толщу воды, с каждой секундой все ярче освещали всю картину. Корпус лодки был виден в малейших деталях, словно на четко сделанной фотографии. Столь же рельефно вырисовывались и «кайтэны» Икэбути, Соноды и Янагии. Все четыре торпеды были закреплены на ложементах носами к корме лодки. «Кайтэны» напоминали больших рыбин. Волны, играющие на поверхности океана, заставляли солнечные зайчики плясать на бортах торпед, и казалось, что те шевелятся.

Я развернул перископ на 180 градусов и, немного привстав с сиденья, смог глянуть на нос лодки. Мне стал виден перископ субмарины. Вот он немного приподнялся над поверхностью океана, оставив на ней небольшой след. Капитан Сугамаса хорошо знал свое дело. Противник должен был бы иметь исключительно острое зрение, чтобы обнаружить наше присутствие. Перископ лодки лишь на несколько секунд поднимался над поверхностью воды, быстро обозревая горизонт, и тут же скрывался под водой. Мне почему-то пришло в голову сходство этой картины с тем, как леопард поджидает свою жертву в джунглях – он целиком полагается на свой нюх и опыт предыдущих охот и, скрывая свое присутствие, лишь на доли секунды высовывает из засады нос, втягивая воздух.

– Цель слева, семьдесят градусов, – раздалось у меня в наушниках. – Расстояние – три мили. Предположительно танкер или транспорт. «Кайтэн» номер пять, приготовиться к пуску!

От неудобного положения у меня затекла шея. Не было предусмотрено, что водитель «кайтэна» будет пытаться смотреть в сторону кормы своей торпеды. Но я хотел увидеть, как стартует младший лейтенант Кугэ, и лишь крепче ухватился за рукояти своего перископа, стараясь не обращать внимания на боль в шее и спине.

Минуты уходили за минутами, но ничего не происходило. Затем в наушниках я расслышал разговор в центральном посту, донесшийся до меня через мою линию связи:

– Номер пятый докладывает – его «кайтэн» неисправен. Номер шесть, приготовиться к пуску!

Я страшно огорчился из-за неудачи Кугэ. Такое случилось с ним уже в третий раз. Он вышел в море через пролив Коссоль в составе группы «Конго». В тот раз он испытал страшный удар, когда торпеда его друга лейтенанта Хироси Кудзуми загадочным образом взорвалась сразу же после старта. Когда, несколькими минутами позже, стартовать должен был он, у его «кайтэна» не запустился двигатель.

Во второй раз он вышел на задание на этой же подводной лодке, «1–36», в составе группы «Тэмбу», частью которой была и моя субмарина «1–47». Действуя к востоку от Окинавы, ему снова пришлось сидеть в неподвижном «кайтэне», когда четверо или пятеро его товарищей ушли на врага. Все это теперь повторилось и в третий раз. Неудивительно, что японцы имеют массу суеверий относительно числа три.

Что ж, посмотрим, как сработает Номура, подумал я и стал ждать. Через минуту я услышал новый доклад.

– У Номуры не запускается двигатель, – сообщил офицер в центральном посту.

Я оживился.

– Кормовой «кайтэн» к старту готов! – доложил я по переговорному устройству.

И тут же понял, сколь неприлично я поступил. Ведь следующим логичным выбором для капитана должен был стать лейтенант Икэбути. Своей импульсивной репликой я выказал себя невоспитанным человеком с грубыми манерами и без всякого благородства. Но в этой ситуации я увидел для себя шанс. Вражеское судно имело водоизмещение более 10 000 тонн. Это была крупная и завидная цель. Так что на время можно было забыть о хороших манерах.

Но приказа из центрального поста не последовало. Воцарилось долгое молчание. Мои друзья, должно быть, были шокированы моей нетерпеливостью и реагировали на нее своей сдержанностью. Я уже решил извиниться за свое поведение, но прежде, чем я успел подобрать подобающие слова, последовал новый приказ:

– Всем водителям «кайтэнов» оставаться на своих местах!

После краткой паузы голос капитана по общей трансляции объявил:

– Торпедная атака!

Почти вслед за этими словами я услышал мощное шипение воздуха, выбрасывающего первую торпеду из аппарата. В быстром темпе за ней последовали еще три. В такой момент я ничего не мог сделать, чтобы загладить свое поведение, как только молиться. «Попади! Пожалуйста, попади!» – заклинал я торпеду модели 95, словно она была живым существом.

Вскоре до меня донесся звук взрыва. Затем другого! По связи из центрального поста я услышал радостные крики. Подводная лодка «1–36» поразила цель.

Водителям «кайтэнов» было приказано вернуться в лодку. Проползая по переходному лазу, я испытал радостное чувство. В одном направлении это был путь к смерти, в другом – к жизни. Сколько раз я уже путешествовал по этой дороге? И сколько еще мне предстоит пройти по ней? Все это не имело значения. Одно из вражеских судов отправилось на дно.

Капитан ждал нас в кают-компании. Он рассказал нам, что атакованное судно не было тем же самым, которое мы заметили вечером. То судно совершенно определенно было танкером. Нынешнее же было транспортом. Когда «кайтэны» Номуры и Кугэ отказались функционировать, сказал Сугамаса, он испытал приступ отвращения к этому оружию. Затем приблизился к судну на расстояние меньше чем в полторы мили и дал стандартный залп из четырех обычных торпед.

– Но мы потопили транспорт, господин капитан? – спросил я.

Я был совершенно уверен, что так и было, судя по звукам взрывов.

Лицо капитана потемнело.

– Нет! – зло ответил он. – Он немного накренился после взрыва торпед, но остался на плаву, смог набрать скорость и уйти от нас.

Я понял недосказанное им. В этих водах мы не осмелились всплыть и преследовать транспорт в надводном положении. А при нашей незначительной скорости в погруженном состоянии от нас могло уйти любое судно. Я пожалел Сугамасу за то, что два «кайтэна» отказались работать. Он имел все основания, чтобы ненавидеть это оружие. Случись по-другому, он мог бы выпустить в море нас всех. Мы вполне могли догнать это судно и потопить его. Теперь же нам оставалось только сдаться и отступить. Мы находились в опасной близости к Сайпану. Самолеты, патрулировавшие воздушное пространство вокруг острова, вполне могли обнаружить нас.

В скором времени наши опасения сбылись. 24-го и 25-го числа наши наблюдатели заметили разведывательные самолеты противника, но мы успели погрузиться, прежде чем они обнаружили нас. Капитан Сугамаса решил не испытывать судьбу. Он не хотел рисковать исходом нового сражения, не будучи уверенным в состоянии «кайтэнов». Поэтому мы пустились в долгий подводный переход к северу, чтобы уйти за линию патрулирующих окрестности Сайпана сил. Уже в темноте всплыли на поверхность и там устроили тщательную проверку всех «кайтэнов». И снова все шесть оказались неработоспособными! Сугамаса не мог выпустить на противника ни одного из нас! Техники отчаянными усилиями привели три из торпед в рабочее состояние, но было ясно, что после такого ремонта № 2, № 4 и № 6 долго не продержатся. Мы не могли быть даже уверенными в том, что нам удастся починить их снова вообще.

Таким образом, капитану следовало принять решение: либо оставаться вне зоны патрулирования и надеяться на эти три торпеды, либо же вернуться в пределы этой зоны и сражаться тем, что у него есть. Он выбрал последний вариант. Мы будем стараться обнаружить врага и приложим все силы, чтобы заставить три «кайтэна» опять заработать. Вечер 27 июня встретил нас возвращающимися на юг в поисках врага.

Вместе с механиками я снова и снова проверял все узлы моего «кайтэна». Увы, дела с ним у техников почти не двигались. Я старался подгонять их, хотя и знал, что они делают все возможное. Настроение у меня было отвратительное. Вместе с моими товарищами на Оцудзиме я дал обет умереть, и мне предстояло показать тамошним офицерам, сколь несправедливы они были в отношении нас. Я понимал, что не должен возвращаться на базу. Смерть представлялась мне самым достойным выходом.

Но смерть снова отказывалась повернуться ко мне лицом и раскрыть мне свои приглашающие объятия. Я чувствовал себя бессильным, лишенным всякой энергии, и решил поговорить на эту тему с младшим лейтенантом Сонодой.

– Господин младший лейтенант, как мне должно поступить? – спросил я. – Я ведь не могу еще раз вернуться на базу. Вы знаете это.

Все, что он мог мне ответить на это, было:

– Ты совершенно прав, Ёкота.

Больше слов у него не было.

Но тут мне в голову пришла одна идея. Я вспомнил, как порой, во время тренировочных выходов в море, в одном «кайтэне» выходили два человека.

– А почему бы нам не сесть в наших «кайтэнах» по двое? – спросил я Соноду. – Ведь мы уже проделывали такое и раньше. Три «кайтэна» совершенно бесполезны. Почему вы, Номура и я должны быть обречены на долю куда хуже, чем смерть? Ведь у нас есть шанс умереть всем вместе. Мы можем сесть в другие три «кайтэна» вторыми водителями, не правда ли?

Красивое лицо Соноды омрачилось.

– Я уже думал об этом, Ёкота, – сказал он. – Сказать по правде, я уже пытался выйти в одном «кайтэне» с Кугэ и даже просил капитана Сугамасу позволить мне это сделать.

– И что он сказал, господин младший лейтенант?

– Он не позволил.

– Он что?

– Он не позволил мне этого сделать. Он велел мне дожидаться другой возможности. И даже просил меня постараться убедить тебя и Номуру сделать то же самое.

– Убедить нас ждать? После того, что произошло на Оцудзиме?

– Да. Капитан Сугамаса теперь, как мне кажется, смотрит на вещи несколько иначе. Теперь он знает, что мы не трусы, как намекали некоторые. Он почувствовал и нашу гордость, и нашу готовность умереть. И сказал мне, что готовность вынести все, даже намеки на трусость, куда важнее, чем гордость. Я восхищаюсь капитаном – такое далось ему нелегко – и намерен выполнить его просьбу. Мне бы хотелось, чтобы вы сделали то же самое.

Его слова озадачили меня, особенно тем, что они исходили из уст выпускника академии в Этадзиме. Окончившие ее офицеры имели большое влияние в Императорском флоте. Они служили примером для других людей, побуждая их действовать. Я знал, что в Этадзиме ее выпускники воспитывались в духе того, что гордость превыше самой жизни. Гордость, честь и сознание своего долга. Остаток дня я провел в размышлениях о том, что же должны значить его слова и почему человек с таким прошлым отказался от обещания, данного всеми нами. Правда, то, что он сказал, имело смысл. Но в Японии оставались еще люди, которые намекали, что мы отнюдь не профессиональные водители «кайтэнов». Как же теперь мы можем доказать, что они не правы, если снова вернемся домой? Все эти мысли не давали мне спать и ночью.

Следующий день был 28 июня, то есть стал двадцать пятым днем нашего плавания, считая со дня выхода с базы Хикари. В 5.00 мы погрузились после ночного перехода и пошли под водой, лишь временами поднимая перископ в поисках неприятеля. На лодке все было тихо. Экипаж привычно нес вахты, царила монотонная рутина подводного перехода. Примерно в это время мы получили радиограмму, извещавшую нас о судьбе субмарины «1–165». Там говорилось, что связь с ней потеряна и не надо рассчитывать, что она соединится с нами. На самом же деле, как стало известно впоследствии, она была потоплена противником накануне, так и не получив шанса пустить в дело свои «кайтэны».

Ничего не было также слышно и о «1–361», которая считалась погибшей. Недремлющий противник, установивший интенсивное надводное и авиационное патрулирование громадной акватории, разделался и с ней. Мы теряли один корабль за другим.

В тот же день на базу вернулась подводная лодка «1–363». На 28 июня наша «1–36» на просторах Тихого океана осталась в гордом одиночестве. На этих просторах уже не было никаких дружественных нам островов, кроме Танэгасимы, где бы мы могли обрести укрытие и защиту. Не было поблизости и никаких других судов, к которым мы могли бы при необходимости обратиться. То, что еще оставалось от громадного Объединенного флота, было теперь заперто, как в бутылке, на основной якорной стоянке во Внутреннем море. Стоявшие там авианосцы и линкоры пребывали в бездействии, не имея возможности выйти на бой против неприятеля. Мины и угроза воздушных атак, подобных той массированной атаке, в результате которой на дно ушел «Ямато», заставляли их стоять на якорях в бездействии и беспомощности. Но лодка «1–36» продолжала свою борьбу, не имея никакой помощи.

Свежие овощи и мясо к этому времени у нас уже закончились. На камбузе остались одни только консервы, на которые мало кто мог смотреть. Правильно как-то сказал старшина Танака с субмарины «1–47»: чем дольше вы сидите в подводной лодке, тем меньше у вас аппетит. Вы едите все меньше и в результате гораздо быстрее утомляетесь. И все же еда не лезет в рот. Усталый и голодный, вы, тем не менее, не можете смотреть на еду. Состояние здоровья каждого из нас внушало судовому врачу изрядные опасения, он целыми днями колол нам витамины и гормональные препараты. Все страдали прогрессирующим утомлением. В часы подводного плавания вахту несла лишь горстка людей. Все свободные от вахты спали мертвым сном. Даже я, ранее проведший так много бессонных ночей на койке, теперь засыпал, едва коснувшись головой подушки.

В 11.00, несмотря на много часов, проведенных в сонном забытьи, я сидел в кают-компании, борясь с сонливостью, и тут неожиданно увидел одного из вахтенных центрального поста, спешащего к каюте капитана.

На поверхности враг! Мысль эта пронзила мое сознание, и я мигом стряхнул с себя сонное состояние. В следующую секунду капитан Сугамаса выскочил из своей каюты и начал карабкаться по трапу в центральный пост. Еще через пару минут по внутрисудовой трансляции прозвучал его голос:

– Обнаружен неприятель! Команде стоять по боевому расписанию!

И тут же один за другим посыпались новые приказы:

– Приготовиться к торпедной атаке!

– Носовые торпедные аппараты – товсь!

– Приготовиться к пуску «кайтэнов»!

– Водитель «кайтэна» номер первый – занять место!

Лейтенант Икэбути в этот момент спал. Младший лейтенант Сонода потряс его за плечо. Голос его звучал торжественно:

– Обнаружен вражеский корабль. Вам приказано занять свое место в торпеде!

Икэбути спал, не раздеваясь, лишь расстегнув пуговицы на униформе. Он мгновенно вскочил на ноги, за пару секунд застегнул все застежки и рванулся к корме, крикнув нам:

– Позаботьтесь обо всем за меня!

Он был грязен и потен.

Сразу же после обнаружения неприятеля лодка «1–36» погрузилась. Теперь капитан Сугамаса отдал приказ снова подвсплыть на перископную глубину. От акустика лодки поступил доклад:

– Шумы целей, интенсивность два!

«1–36» стала сближаться с целью, выходя на рубеж торпедной атаки. До нас в кают-компании донеслись из центрального поста голоса спорящих офицеров.

– У нас невыгодная позиция, – подытожил мнения капитан. – Из нее почти невозможно стрелять торпедами под необходимым углом. Я намерен использовать «кайтэн».

Вскоре его голос раздался по внутрисудовой трансляции, кратко сообщив это решение. Затем мы услышали, как он передает вводные данные Икэбути по линии связи с «кайтэном».

– Цель справа, угол девяносто. Расстояние – три мили. Цель – одиночное судно, крупный транспорт. Скорость – двенадцать узлов.

Затем:

– «Кайтэн», приготовиться к пуску!

Потом:

– Готов?

Наконец:

– Пошел!

Мы услышали, как заработал винт торпеды Икэбути, когда были освобождены последние захваты. «Кайтэн» стал удаляться от лодки. Акустик доложил, что интенсивность звука торпеды падает. Часы показывали ровно полдень.

Тихий, застенчивый Икэбути был на пути к цели. Семейный человек, проведший с женой одну-единственную ночь. Человек, произведший на нас такое глубокое впечатление, что мы поначалу приняли его за выпускника академии в Этадзиме, а не за офицера запаса, кем он был на самом деле. Он давно и успешно был связан с программой «кайтэнов». Он участвовал в опасных экспериментах на базе Оцудзима, в которых было установлено, что «кайтэны», в случае отказа при тренировках, могут оставаться под водой до двадцати часов, если не поврежден корпус. Благодаря ему и его товарищам, столь же отважным, наше командование смогло экспериментально установить, какое количество химического очистителя воздуха и продуктов должно составлять неприкосновенный запас на борту каждого «кайтэна». Икэбути стоял у самых истоков программы «кайтэн» и одним из первых вышел в море на такой торпеде, еще совершенно не отработанной для человекоуправляемого варианта. Я был уверен, что он поразит цель. Слава должна была непременно найти человека, столь преданного своей стране и своим согражданам.

Прошло уже десять минут. Икэбути уже должен был пройти большую часть своего пути к цели. И тут, хотя лодка и находилась в погруженном состоянии, мы все услышали звуки выстрелов множества орудий.

На мгновение капитан поднял перископ.

– Неприятель заметил «кайтэн»! – раздался чей-то крик в центральном посту. – Его обстреливают!

Затем послышался доклад акустика в центральный пост:

– Вражеское судно меняет курс! Оно уходит от «кайтэна»!

– Не упусти его, Икэбути! – пробормотал я себе под нос, хотя было ясно, что шансов на это у нашего командира не очень много.

Я мог предположить, что Икэбути был замечен, когда он поднял перископ, чтобы уточнить курс перед последним броском. Именно тогда враг открыл по нему огонь. Теперь Икэбути должен был увести свой «кайтэн» на глубину, чтобы снаряды не задели его. Но он не сможет поднять перископ из опасения снова быть замеченным и пораженным снарядом. Когда его перископ скрылся под водой, враг изменил курс судна, чтобы уйти от него. И теперь он может нестись на полной скорости в океанские просторы, тогда как его враг уходит в совершенно другую сторону.

И все же у меня в душе теплилась надежда. Я не знал другого водителя, который бы управлял «кайтэном» с большим искусством, чем этот выпускник колледжа в Осаке, кроме, может быть, покойного Фурукавы. Да и сам Фурукава при выполнении нашего прошлого задания почти час преследовал эсминец, прежде чем нанес ему удар. Я считал, что Икэбути поступит так же. Во всяком случае, я был уверен, что он ни за что не сдастся, пока у него еще есть горючее. Мою уверенность разделяли и все остальные.

Мы, водители «кайтэнов», представляли сейчас со стороны странное зрелище. Сбившись в тесную кучку в кают-кампании, мы все сгорбились, смотря на переборку у правого борта, в ту сторону, откуда доносилась орудийная стрельба. Все молчали, ожидая звука взрыва, который так хотели услышать. Минуты проходили за минутами, и, бросив взгляд на циферблат своих часов, я с изумлением понял, что с того мгновения, как Икэбути услышал приказ капитана: «Пошел!» – прошло уже целых сорок минут.

От неудобной позы мои мышцы уже начали затекать, и я начал уже выпрямляться, как услышал голос акустика:

– Новые шумы винтов! Очень близко! Степень интенсивности – четыре!

– Убрать перископ! – тут же среагировал капитан Сугамаса. – Срочное погружение! Глубина сто двадцать пять футов! Быстро!

Наш 3000-тонный корабль стал опускать нос и погружаться так быстро, как этого могли добиться его искусные обитатели. Секунды спустя звуки нескольких винтов прошли прямо над нашей головой. Вражеское судно пыталось таранить нас!

– Приготовиться к бомбардировке! – отдал приказ капитан Сугамаса.

Ну вот она и пришла, сказал я себе. Смерть, которую я призывал. Незачем больше беспокоиться о вышедшем из строя «кайтэне» № 2. Пронесшийся наверху враг даст тот самый ответ, который хотели получить критики-офицеры базы на Оцудзиме. На этот раз никто с нашей подлодки на базу не вернется. Ни один человек.

На нас посыпались глубинные бомбы. Ощущение было такое, словно гигантский копер бьет в наш борт. Лодку бросало и швыряло так, что я не мог удержаться на ногах. Стоявший в кают-компании диван подбросило на два фута от палубы и швырнуло на бок. Все лампы внутреннего освещения погасли, и лишь половина из них позднее включились снова. Все остальные полопались, от них остались только цоколи. Специальное противоконденсатное покрытие подволока и переборок потрескалось и кусками стало падать нам на голову.

Серия из более чем дюжины глубинных бомб разорвалась совсем рядом с нашей лодкой. Ее бочкообразный корпус швырнуло сначала вправо, а затем влево так, что нам показалось – он сложился вдвое.

Все это мог нам устроить только пронесшийся над нами эсминец. Но откуда он взялся? И как смог узнать наше местоположение? Ситуация поменялась с точностью до наоборот. Охотник стал преследуемой дичью. Мысль эта промелькнула в моем мозгу, когда миниатюрная статуя Будды, покоившаяся на алтаре под подволоком кают-компании, упала на палубу и раскололась надвое. Воистину, дурной знак! Я был уверен, что нам пришел конец.

Произошло же вот что. Были допущены две ошибки. Такие ошибки могли случиться на субмарине в любой момент, хотя они, как предполагалось, не имели права быть совершенными. Перископ лодки был поднят, но капитан Сугамаса так старался заметить след Икэбути в том направлении, где он должен был бы находиться, что совершенно забыл осмотреть горизонт. Такой быстрый осмотр горизонта был стандартной операцией, которую выполняет любой командир подводной лодки перед атакой в качестве дополнительной предосторожности. Наш капитан понадеялся на акустика, который должен был бы предупредить его о появлении на поверхности новых целей.

Но и наш акустик не «проверил горизонт» своей аппаратурой. У нас было два комплекта звукоулавливателей. Один из них был направлен на то судно, которое мы пытались потопить. Другим комплектом второй акустик старался выдерживать азимут на «кайтэн» Икэбути, чтобы мы могли знать, что же с ним происходит. Ни один человек на субмарине не мог представить себе, что в это время американский эсминец заметил наш перископ и понесся на полной скорости к нам, чтобы протаранить и потопить. Нам здорово повезло, что в последний момент он все-таки был обнаружен акустиком. Оператор второго комплекта звукоулавливающей аппаратуры больше не слышал торпеды Икэбути, поэтому он стал описывать ею полный круг и в один из моментов услышал шум винтов, приближающийся с кормы.

После этого доклада акустика капитан Сугамаса развернул перископ к корме. В его оптике, заполнив собой все поле зрения, возникла волна, поднятая форштевнем этой гончей моря. Если бы акустик не потерял звук «кайтэна» Икэбути и не был бы вынужден начать сканирование всего пространства своим звукоулавливателем, мы все были бы уже мертвы. Да еще своим спасением мы были обязаны опытности экипажа. Если бы погружение не было проведено так быстро, то этот серый форштевень ударил бы лодку прямо по центру корпуса, рассек бы ее и пустил на дно.

Шум винтов эсминца уменьшился, но вскоре снова стал нарастать. Корабль возвращался, чтобы продолжить охоту за нами.

– Уровень звука четыре! Уровень пять! Он прямо над нами! – один за другим следовали доклады акустика.

Вот он снова пришел за нами, сказал я себе. Задержав дыхание, я сжался, ожидая новых взрывов. Думаю, я боялся их больше, чем кто-либо другой на нашей лодке. Все члены экипажа субмарины, заняв места по боевому расписанию, были заняты своим делом. У меня же никаких дел не было. В голове у меня не было никаких мыслей и забот, царил один только страх. У меня не было работы, которая могла занять мои руки или мое сознание. Все, что я мог сделать, – быть вместе с моими товарищами и разделить их судьбу.

– Неужели мне суждено погибнуть от глубинных бомб? – воззвал я к Небесам.

Слова эти были исполнены горечи. Десять месяцев подготовки, надежды и разочарования, и вот теперь – самое большое разочарование из всех, смерть без малейшей надежды на отмщение.

Глубинные бомбы смертельным градом сыпались на нас. Лодку швыряло, как пушинку.

– Течь в носовом торпедном отсеке!

Голос доложившего по громкоговорящей связи был холодно-спокойным, и я не мог не восхититься его выдержкой.

– В корме отказ рулевого управления! – раздался следующий доклад. – Переходим на ручное управление!

Несколько членов экипажа промчались мимо меня, направляясь к носовому отсеку. Там они будут помогать ликвидировать течь в районе торпедных аппаратов. Звук винтов почти затих и снова стал нарастать. Новая серия глубинных бомб на этот раз легла ближе к корме лодки, а не у ее борта. Я спросил себя, удастся ли людям Сугамасы вытащить нас из этой переделки. Какой же силой духа и тела должны обладать они! Ручное управление рулями требует гораздо больших усилий, да и осуществляется гораздо медленнее, чем посредством электрических приводов.

– Течь в носовом торпедном отсеке ликвидирована! – доложил ровный и спокойный голос.

Опытные люди спокойно и уверенно делали свое дело, и мое восхищение подводниками японского военно-морского флота поднялось еще на несколько ступенек.

Сугамаса изо всех сил старался держать субмарину кормой к атакующему нас сверху эсминцу. Если ему удастся оставить взрывы глубинных бомб за кормой, то по крайней мере одной опасности мы сможем избежать. Ближе к носу лодки находился аккумуляторный отсек с батареями, которые обеспечивали электроэнергией двигатели лодки в погруженном состоянии. Сотрясение от взрывов могло привести к выплескиванию электролита, а электролит, смешавшись с морской водой, выделял смертоносный хлор, которого страшился каждый подводник: он очень быстро убил бы всех нас.

Эсминец на поверхности делал уже четвертый заход. Вниз пошла новая дюжина глубинных бомб. Они легли глубже лодки и за ее кормой, толкнув к поверхности словно гигантской рукой. Течь в носовом отсеке была ликвидирована, но возникла другая, ближе к корме. Лодка стала быстро набирать воду и медленно погружаться кормой вперед.

Капитан Сугамаса попытался прекратить этот процесс. Первую серию бомб мы приняли на глубине 125 футов и оставались на этом горизонте и в ходе всех последующих атак. Субмарина Сугамасы могла спокойно погружаться на глубину более 300 футов, но он решил рискнуть.

Обычно во время атаки на нее подводная лодка старается погрузиться как можно глубже, оставляя между собой и неприятелем максимальную толщу воды. Зная это, командир атакующего корабля отдает приказ устанавливать гидростатические взрыватели глубинных бомб на предельную глубину взрыва. Но Сугамаса перехитрил врага. Та последняя серия глубинных бомб сработала глубоко под нами. Пока неприятель продолжает посылать свои бомбы столь глубоко, у нас сохранялся шанс на спасение. Неудивительно, что Сугамаса стал самым молодым командиром подводной лодки на нашем флоте, подумал я. Он знает, что делает. Ему по силам вытащить нас из этого ада.

Однако корма лодки была отягощена поступившей через течь водой. Несмотря на работающие двигатели, из-за этого избыточного веса мы неуклонно уходили все глубже и глубже. Сейчас дифферент на корму составлял 15 градусов, нос лодки находился намного выше кормы. Наступило время для другой игры, решил наш капитан и приказал произвести «малое продутие».

Такой прием достаточно опасен и редко осуществляется в присутствии врага. При таком продутии сжатый воздух высокого давления поступает в главные балластные цистерны и вытесняет часть воды для облегчения подводного судна. Но делать это нужно чрезвычайно осторожно. Иначе сжатый воздух может заполнить цистерны целиком и буквально выбросить лодку на поверхность. Все это сопровождается также воздушным пузырем, который, поднявшись на поверхность, явно показывает вражеским дозорным местоположение лодки.

Но нам надо было попытаться проделать это – другого выхода просто не было. Очень осторожно, малыми порциями воздух подали в одну из балластных цистерн, вытеснив из нее воду. Субмарина легла на ровный киль и осталась в таком положении. Она напомнила мне боксера на ринге, который пропустил много ударов и вдруг получил небольшую передышку. К этому моменту на нас уже было сброшено более пятидесяти глубинных бомб. Благодаря искусству капитана Сугамасы мы все еще были живы. Нам здорово повезло.

Но будет ли нам везти и дальше? Подобно все тому же боксеру, исполненному отваги, мы все продолжали вести бой. Но мы, как и боксер, который пропустил пятьдесят ударов своего противника, были ранены. Слишком много повреждений мы получили. Сейчас мы могли только зависнуть в толще воды и ждать. У нас не было сил нанести ответный удар. И мы знали, что вскоре последуют новые, еще более мощные удары. Сможем ли мы их выдержать?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.