Глава 9. Воинственные танцы

Глава 9. Воинственные танцы

Гитлер узнал о начавшемся греческом наступлении, выходя из своего кинозала, где он смотрел только что отснятый фильм «Дядюшка Крюгер». Фильм был посвящен легендарному президенту республики Трансвааль Паулю Крюгеру, доблестно противостоявшему колониальным аппетитам Англии на рубеже минувшего и нынешнего веков. Суть фильма сводилась к тому, что с англичанами договориться невозможно. Их нужно уничтожить, или любой народ постигнет судьба буров.

Несмотря на триумфальные победы вермахта, настроение народа было мрачным – и не только потому, что первые английские бомбы уже упали на немецкие города. Более половины населения рейха помнило прошлую войну и главное – помнило, как она начиналась и чем закончилась. Опрометчивые обещания Гитлера закончить войну в нынешнем году победным десантом в Англии явно не сбывались, а война все более и более давала о себе знать.

Уже зимой 1939 года во всех городах стала ощущаться нехватка угля и основных продуктов питания. Наступающая зима тоже не сулила ничего хорошего.

Поэтому Гитлер, остро чувствуя немой вопрос со стороны своего народа, когда же все это кончится, внутренне переживал, поскольку уже отлично понимал, что кончится все очень не скоро и, скорее всего, снова не принесет Германии ничего хорошего.

Он лихорадочно искал выхода из создавшегося положения.

Лучшим исходом был бы мир с Англией. Он его уже дважды предлагал и дважды ему плевали в лицо.

Военный союз со Сталиным… Он предложил его открытым текстом. Предложил из страха перед огромной сталинской армией, надеясь выиграть время посулами Сталину то, чего, по его мнению, московский диктатор желал более всего. Но в ходе подготовки к берлинской встрече с Молотовым убедил себя, что настоящий союз со Сталиным мог бы решить все его нынешние проблемы. Присоединение СССР с его неисчерпаемыми людскими и материальными ресурсами к державам Оси показало бы Англии (да и Соединенным Штатам), что продолжение войны весьма опасно и нужно как-то договариваться.

Он ждал ответа из Москвы каждый день. Но ответа не было.

Катастрофа армии дуче в восточной Албании снова напомнила Гитлеру о злобной бескомпромиссности англичан, готовых сражаться с ним сколько угодно (даже дольше, чем с Наполеоном), лишь бы выиграть последнее сражение и в этой войне.

Сброшенные в море под Дюнкерком, англичане снова пришли с моря, на этот раз со Средиземного, высадившись на Крите, на Лемносе и в самой Греции. Они получили там авиабазы, с которых легко могли достать до драгоценных запасов нефти плоэштинского бассейна.

Дни и ночи конвои идут в Средиземное море через Атлантику и Гибралтар, через Индийский океан и Суэцкий канал.

Гитлер уже ловил себя на мысли, что каждую минуту ожидал какой-то новой пакости от англичан.

Опасение фюрера постоянно раздувались адмиралом Редером. Он буквально ходил по пятам за Гитлером, доказывая, что судьба Британской Империи должна решаться не в битве над Англией, которая пока, с точки зрения главнокомандующего флотом, не дала никаких существенных результатов, а в Средиземном море, которое является стержнем всей имперской системы англичан. Еще 1939 года Генеральным штабом был разработан крупной операции «Юго-Восток». Этот план предусматривал вторжение немецких войск на Ближний Восток и далее в Центральную Азию и Индию. Операция как раз и планировалась на конец 1940-го – начало 1941 года. Не пора ли начать ее осуществление?

– В самом деле, мой фюрер, – настаивал адмирал, – мы не только блокируем Суэцкий канал, но приобретем богатейшие нефтяные районы (которые фюрер уже пообещал Сталину) и не будем так остро зависеть от румынской нефти. Кроме того, удар в этом направлении неизбежно бросит Турцию в наши объятия, и вся русская проблема приобретет совсем другой оборот, когда мы выйдем к границам Закавказья с юга.

Гитлер внимательно слушал гроссадмирала не перебивая. Он даже решил, несмотря на уязвленное самолюбие еще раз обратиться к Франко и убедить его взять Гибралтар. От генерала Гальдера, который было сунулся к нему с восточными планами, Гитлер снова отмахнулся, отправив его к Иодлю за инструкциями. Генералы обсудили ситуацию на итало-греческом фронте, отметив тяжелое положение итальянских войск и общую депрессию в Италии из-за неудач в Греции. Фюрер очень хочет сближения с Болгарией, Румынией и Финляндией. К сожалению, царь Борис очень медлит с ответом о присоединении к Оси, находясь под сильным давлением русских. Москва хочет втянуть его в свою орбиту как Прибалтику и Бессарабию.

– Теми же методами? – интересуется Гальдер.

– Возможно, что даже более крутыми, – поясняет Иодль, – если мы будем все так же потворствовать Москве.

– Уже больше месяца, – напоминает Гальдер, – я не могу ничего доложить фюреру о подготовке плана ведения войны на востоке. Это ставит разработчиков в весьма тяжелое положение, поскольку они не знают мнения главы государства.

– Да, – соглашается Иодль, – операция против России, по-видимому, отодвигается на второй план. Фюрер однажды погорячился, но теперь больше хочет договориться со Сталиным, нежели с ним как-то ссориться.

– Но это, – снова напоминает Гальдер, – снова отложит русскую операцию уже на неопределенное время.

Иодль пожимает плечами:

– Фюрер не склонен что-либо предпринимать против Сталина, а более склонен действовать в союзе с ним.

– Да, – снова соглашается Гальдер, – фюрер не склонен. А Сталин? Он склонен или нет нанести нам такой удар, от которого мы никогда не оправимся? Он только и ждет, чтобы мы повернулись к нему спиной на западе или на юге.

– Вы преувеличиваете, дорогой Франц, – улыбается Иодль, – Сталин достаточно разумный человек, чтобы этого не сделать по крайней мере до нашей высадки в Англии. А поскольку, как вам хорошо известно, высадки не будет, то он на нас не нападет. Он прагматик до мозга костей. Честно говоря, я больше боюсь выступления Америки. Вот тут существует опасность синхронного выступления Америки и России против нас. Поэтому, пока Америка раскачается, необходимо выбить Англию из войны. Захват Гибралтара и разгром английской армии в Египте могут стать теми роковыми ударами, которых Британия не выдержит.

– Какими силами собираются громить англичан в Египте? – настороженно интересуется Гальдер.

– Силами маршала Грациани, – спокойно поясняет Иодль. – Его армия втрое превосходит английскую на театре. Фюрер уже нажал на дуче. Тот клятвенно обещал, что вскоре Грациани перейдет в наступление.

В последующие дни в Генеральный штаб посыпались приказы готовить оперативные документы по операциям «Марита» (оккупация всей Греции), операции «Феликс» (захват Гибралтара), операции «Изабелла» (оккупация Португалии). При этом наряду с итальянцами и испанцами к совместным действиям по окончательному изгнанию англичан из Средиземного моря фюрер пытался воодушевить и Францию.

Работа закипела.

В Генштаб поступило требование усилить береговую оборону Испании.

Нужно было позаботиться о сосредоточении в итальянских портах немецких войск для посадки на транспорт. Транспорт, к счастью, оказался бывшим немецким, застрявшим там после начала войны.

Необходимо было думать, какие саперные батальоны выделить для захвата английской твердыни. О многих других мелочах, которых требуют планирование крупной комбинированной операции.

Пока происходили эти события, пришел долгожданный ответ из Москвы на предложение, сделанное Гитлером 18 ноября и приглашающее родину Коминтерна присоединиться к «Антикоминтерновскому пакту».

«Срочно! Совершенно секретно!

Имперскому министру иностранных дел лично!

№ 2362 от 25 ноября. Получена 26 ноября 1940-08:50

Молотов пригласил меня к себе сегодня вечером и в присутствии Деканозова заявил следующее:

Советское правительство изучило содержание заявления имперского министра иностранных дел, сделанное им во время заключительной беседы 13 ноября, и заняло следующую позицию:

Советское правительство готово принять проект Пакта Четырех Держав о политическом сотрудничестве и экономической взаимопомощи… на следующих условиях:

1. Предусматривается, что немецкие войска немедленно покинут Финляндию, которая по договору 1939 г. входит в советскую зону влияния…

2. Предусматривается, что в течение ближайших месяцев безопасность Советского Союза со стороны проливов гарантируется заключением пакта о взаимопомощи между Советским Союзом и Болгарией, а также строительством базы для сухопутных и военно-морских сил СССР в районе Босфора и Дарданелл на условиях долгосрочной аренды.

3. Предусматривается, что зона к югу от Батуми и Баку в общем направлении в сторону Персидского залива признается центром территориальных устремлений Советского Союза.

…В протоколе должно быть указано, что в случае, если Турция откажется присоединиться к Пакту Четырех Держав, Италия и СССР совместно выработают и практически применят военные и дипломатические санкции.

Кроме того, необходимо согласовать третий секретный протокол между Германий и Советским Союзом относительно Финляндии.

Шуленбург».

Гитлер, выслушав доклад Риббентропа и довольно бегло просмотрев ответ Москвы на его предложения о разделе мира вообще и бесхозного имущества Британской Империи в частности, спросил своего министра иностранных дел:

– Что он прицепился к Финляндии и Болгарии? Он что, собирается сам высаживаться в Англии и изгонять англичан со Средиземного моря?

Все мысли фюрера были заняты проведением операции «Феликс», представлявшей такую прекрасную возможность прихлопнуть англичан несколькими короткими, но мощными ударами.

– К сожалению, мой фюрер, – дипломатично ответил Риббентроп, – в позиции Москвы за эти две недели не произошло никаких изменений. Они согласны вступить в Ось, но только на некоторых условиях, как обычно.

– Они согласились подписать с нами Пакт о ненападении, – сварливо проговорил Гитлер, – в обмен на раздел Польши, поглощение Прибалтики, Бессарабии и Буковины. Теперь они соглашаются вступить в Ось в обмен на окончательный захват Финляндии и Болгарии. Взгляните на карту, и вы увидите Канны, которых еще не видел никто. На севере он выходит на границу Норвегии, на юге – на границу Югославии и Греции, далее он аннексирует Турцию и выходит на границу с Ираком.

Риббентроп молчал.

– Так пусть этот гнусный вымогатель, – с визгливыми нотками в голосе продолжал Гитлер, – катится ко всем чертям. Мы обойдемся и без него. Он, кажется, хочет захватить весь мир, не сделав ни одного выстрела!

«Обойдемся без него!» – было сказано сильно, но явно в запальчивости. Почти 80% всех материалов, дающих возможность Германии продолжать войну, поставляются из СССР. О чем и позволил себе почтительно напомнить Риббентроп.

– Но, мой фюрер, Сталин ведет себя безупречно. Я имею в виду договорные поставки. Вряд ли бы он снабжал нас всем необходимым, если бы вынашивал против нас какие-либо не совсем честные планы.

Гитлер, который во время неприлично длинного монолога Риббентропа с пугающей скоростью мерил шагами свой кабинет – верный признак того, что сейчас он начнет орать, брызгая слюной, неожиданно упал в кресло, некоторое время посидел с закрытыми глазами, затем устало сказал:

– Вы правы, Риббентроп. Я подумаю над этим.

– А что мы ответим в Москву? – осмелился поинтересоваться рейхсминистр.

– Я скажу это вам, когда придет время. Пока – ничего. Мы долго ждали их ответа. Пусть и они подождут.

Все помыслы Гитлера направлены на Средиземное море, и если кто-то пытается их отвлечь, то адмирал Редер, которому впервые удалось оттеснить от фюрера на второй план генералов, быстро возвращает его к столь простой и красивой, как произведение искусства, средиземноморской удавке, в которой задохнется проклятый Альбион.

Гитлер поинтересовался, что думает гроссадмирал по поводу того, что в разгар наших операций в Средиземном море Сталин нанесет нам предательский удар в спину.

– Никогда, – убежденно заявил Редер, – он этого не сделает, мой фюрер. Он достаточно разумный человек. Сейчас он модернизирует свой флот и во многом зависит от нас в получении новых образцов военно-морского оружия.

Гитлер промолчал.

Операция «Феликс» снова натолкнулась на упрямство Франко и маразм Петэна. Франко стал капризным, как принц крови. В ответ на все доводы о достижении быстрой и почти бескровной победы над Англией он снова заявил, что не может быть установлено точного срока для вступления Испании в войну.

А что позволяет себе Петэн? Он наотрез отказался пропустить немецкие войска через территорию южной Франции, контролируемую правительством Виши. Причем вел себя настолько нагло, как будто шел 1918-й, а не 1940 год, и не немцы маршировали по Парижу, а французы – по Берлину. Старику намекнули, что он вынудит фюрера оккупировать и остаток Франции. Такой план был уже разработан и имел кодовое наименование «Аттила», но еще не был подписан фюрером. Проход немцев через территорию Виши, пояснили французы, может привести к восстанию гарнизонов Северной Африки и их перехода на сторону Де Голля. Насколько известно, немцы предусматривают такую возможность и в качестве ответной меры предполагают опять же оккупацию южной Франции. Так что взвешивайте, что вас самих больше устраивает, но в любом случае вы подарите англичанам достаточно мощного союзника как раз в тылу итальянской армии. Было о чем подумать.

Фюрер лично консультировался с дуче и графом Чиано, занимающего сразу две должности: зятя Муссолини и министра иностранных дел. Гитлер потребовал, чтобы итальянская авиация днем и ночью действовала над Средиземным морем, не давая возможности англичанам вести себя там, как в своем домашнем бассейне. И поторопиться с вытеснением англичан из Египта за Суэцкий канал. Чиано заявил, что это было бы хорошо сделать одновременно с немецким вторжением в Грецию. Тут Гитлер взорвался и заорал, что он предостерегал Чианова тестя (он так и выразился: «Чианошвигерфатер») от каких-либо авантюр на континенте. Может быть, граф забыл, что Германия не имеет общей границы с Грецией и, чтобы выйти на нее, немецким войскам придется пройти через территорию трех стран: Румынии, Болгарии и Югославии. И еще неизвестно, согласятся ли они пропустить вермахт через свои территории и не придется ли пробиваться на помощь к дуче с боями и потерями. А это неизбежно отвлечет его силы от подготовки к главному и решающему сражению всей войны – высадке в Англии. Эту высадку давно уже можно было осуществить, если бы не преступное бездействие итальянского флота. Его мерзкая трусость и нежелание воевать!

Чиано, привыкший к повышенной эмоциональности Гитлера, сохранил полное спокойствие и заметил, что подобные слухи о Королевском флоте Италии распускаются англичанами и он удивлен, что в Берлине с такой охотой эти слухи воспринимают и верят им. Королевский флот (голос графа зазвучал торжественно) уже провел несколько смелых операций, нанеся противнику тяжелые потери.

Честно говоря, Гитлер не знал ни об одной из тех «смелых операций», которые провел итальянский флот.

Чиано также ничего об этом не знал, но он знал другое: гигантскими усилиями, приложенными лично дуче, позавчера (т.е. 25 ноября) удалось выпихнуть в море мощное соединение итальянского флота, состоящее из линнкоров «Витторио Венето» и «Джулио Чезаре», дивизии из шести прекрасных тяжелых крейсеров типа «Зара» и нескольких флотилий эсминцев, с тем чтобы они перехватили и уничтожили английский конвой, идущий на Мальту под прикрытием легких сил.

Чего пока не знали ни Гитлер, ни Чиано, это того факта, что именно в момент их разговора – 27 ноября – английские легкие крейсеры и эсминцы смело атаковали итальянское соединение западнее Сардинии, сразу же накрыв противника ураганным огнем и нанеся серьезные повреждения крейсеру и трем эсминцам, один из которых пришлось уводить на буксире. От такого поведения противника снова не выдержали нервы у командующего итальянским соединением адмирала Кампиони.

Он предположил, что подобное наглое поведение легких сил противника основывается на нахождении поблизости какого-нибудь мощного английского соединения. Предчувствие не обмануло итальянского адмирала. Вскоре на горизонте появился английский линейный крейсер «Ринаун», а в небе – самолеты, говорящие о наличии в районе и английского авианосца. Адмирал пытался вызвать собственную авиацию с аэродромов Кальяри и Эльмас на Сардинии, но ему никто не ответил.

Тогда Кампиони решил, что с него хватит, и прежде чем «Ринаун» успел дать залп главным калибром, приказал уходить, таща на буксире подбитый эсминец.

Гитлер сказал сущую правду итальянскому послу: ему совсем не хотелось пробиваться на помощь Муссолини с боями, с кем бы эти бои вести ни пришлось. Хотя югославы вызывали у фюрера раздражение одним фактом своего существования, и он считал их чем-то средним между цыганами и румынами, 28 ноября он вызвал в так называемую «малую рейхсканцелярию» в Берхтесгадене прибывшего в Германию министра иностранных дел Югославии Марковича. Гитлер был предельно откровенен: если Югославия примкнет к странам Оси, разрешит проход немецких войск через свою территорию и вообще займет «благожелательную для Германии позицию», то, даже не участвуя в военных действиях, она получит солидную часть греческой территории, включая город Салоники.

Маркович заметил фюреру, что югославское правительство все более склоняется к мысли примкнуть к державам Оси. Но это, по словам министра, «требовало осторожной и тщательной подготовки».

– Что это он затевает? – поинтересовался Сталин, ознакомившись с директивой Гитлера № 18, которую разведка, по словам Голикова, добыла с огромным трудом. Вождь ознакомился с переводом директивы, но толком из нее ничего не понял.

Водя указкой по карте, маршал Шапошников, превратившийся после отстранения от должности начальника Генштаба во что-то очень похожее на начальника личного штаба Сталина, хотя ни такой должности, ни такого штаба в природе не существовало, пояснял:

– Все очень логично. Немцы запирают Средиземное море, захватывая Гибралтар и зону Суэцкого канала. Одновременным ударом по Греции они лишают англичан фактически любых шансов дальнейшего ведения войны в бассейне Средиземного моря и отрезают Британскую метрополию от большей части империи. По карте получается весьма изящная операция.

– Значит, высадки не будет? Как вы считаете, Борис Михайлович? – вождь даже вынул трубку изо рта и положил на стол.

– Одно другому не мешает, – ответил Шапошников, – очень может быть, что, если эта операция удастся, англичане могут капитулировать или пойти на германские условия мира, не дожидаясь высадки немецкого десанта. Либо они уже не смогут оказать этому десанту должного сопротивления. Средиземное море – это ключ к победе в европейской войне. Если бы боевая подготовка итальянцев не уступала немецкой, то Гитлер уже сломил бы Англию.

– Что вы предлагаете? – задает Сталин свой коронный вопрос.

Указка маршала перемещается в район Черного моря.

– В настоящее время, – продолжает он, – немецкие войска в ограниченном количестве имеются только в Румынии. В Болгарии и Югославии никаких немецких войск нет. Если они решат нанести удар по Греции, то подставляя себя под удар наиболее мощной нашей южной группировки в составе Юго-Западного и Южного фронтов.

– А зачем это нам, – угрюмо спрашивает Сталин, – англичан спасать?

– Всю Европу спасать надо, товарищ Сталин, – осторожно замечает Шапошников.

Вождь молчит.

Среди высшего руководства Вооруженными Силами СССР явно наметился раскол. Генеральный штаб во главе с Кириллом Мерецковым предлагает нанести удар главными силами непосредственно по Германии через Польшу, а вспомогательный удар по Балканам с целью отрезать Германию от источников нефти. Наркомат обороны во главе с Семеном Тимошенко, к которому примыкают командующие двух основных округов – Особого Западного и Киевского – генералы армии Павлов и Жуков, напротив, считают, что нанести главный удар следует на юге, взяв Германию в полукольцо, с тем чтобы ее легче было добить на втором этапе операции. Марш через балканские страны легче подать и идеологически как освободительный. Но освободительным походам придает особую специфику призыв о помощи. О так называемой интернациональной помощи. Нужные люди, чтобы обеспечить этот призыв, были, да к тому же южное направление более импонировало, поскольку там фактически не было немецких войск. Но любой удар в этом направлении неизбежно приводил к столкновению с Германией. Поэтому так хотелось максимально возможное получить без выстрела.

С 17 по 20 ноября в Генеральном штабе под руководством Тимошенко проходила «Двусторонняя оперативно-стратегическая игра на картах», разработанная начальником Генштаба Мерецковым и начальником оперативного управления генштаба генерал-лейтенантом Ватутиным.

Темой игры была «Наступательная операция фронта с прорывом УР». Игра была честной, потому что отражала истинное соотношение сил и даже прибавила немцам 3 лишних стрелковых дивизии.

Ровно за три дня игр «синие» – немцы были окружены, разгромлены и уничтожены. Армия и флот встретились в Кенигсберге.

С 20 по 22 ноября так же лихо отыграл Западный Особый военный округ во главе с генералом Павловым, который настолько стремительно взял Варшаву, с ходу форсировав Вислу и Одер, что Мерецков с трудом остановил его у Берлина, произвольно добавив «синим» неизвестно откуда взявшиеся 10 стрелковых и 2 танковых дивизии.

С 23 по 25 ноября играл Киевский Особый военный округ во главе с генералом Жуковым. Тут вообще получилась загвоздка. В реальности перед фронтом Жукова никаких немецких войск не было. Были Румынская и Болгарская армии и ничтожные силы в бывшей Чехословакии (именуемой ныне протекторатом Богемия и Моравия), попадающей под удар смежных флангов Жукова и Павлова. Но местность здесь была ужасная – сплошные горы, что накладывало отпечаток на всю операцию независимо от соотношения сил. Жуков, собравший у себя в округе почти все горно-стрелковые дивизии, решил проблему добросовестно, постоянно усложняя сам себе задачи игры и вызвав протест Мерецкова: откуда, мол, у противника появится столько сил на его участке? Жуков отвечал мотивированно, читая по разведсводкам ГРУ номера немецких, венгерских, румынских и даже словацких дивизий.

Чувствовалась опытная рука его начальника штаба генерала Пуркаева, которого накануне Сталин чуть не расстрелял по наводке гестапо.

С 26 по 28 ноября играл Одесский военный округ во главе с генералом Черевиченко. На игру был вызван командующий Черноморским флотом адмирал Октябрьский. Задачей округа, взаимодействующего с кораблями Черноморского флота и Дунайской флотилией, являлся быстрый захват портов от Констанцы до Варны комбинированными ударами с моря и суши, с последующим выходом на болгаро-турецкую границу.

Ознакомившись с результатами игр, Сталин обратил внимание, что даже в теории взаимодействие между армией, авиацией и флотом оставляет желать много лучшего, а на практике никакого взаимодействия, наверное, нет и в помине.

Шапошников еще как-то пытался решать эти вопросы, но после его ухода с поста начальника Генерального штаба Мерецков на фоне тысячекилометровых фронтов о флоте почти забыл. У флота какие-то свои глобальные задачи, которые, кстати говоря, на самом флоте никто не знает, поскольку они полностью известны только товарищу Сталину.

Товарищу Сталину эти задачи были хорошо известны. «Кто владеет морем – тот владеет миром», – сформулировал адмирал Мэхэн, и вождь всех народов понимал, что старый американский военно-морской теоретик был прав, несмотря на всю свою буржуазную ненаучность. Ленин при упоминании самого слова «флот» срывался на крик, доказывая его полную ненужность для пролетарского государства, ибо именно флот истрепал все нервы у вождя мирового пролетариата, сначала поставив его в идиотское положение Ледовым переходом, затем – своим повальным бегством вместе в Врангелем в Бизерту из коммунистической мечты и добил окончательно Кронштадтским мятежом, отправив в нужник всю ленинскую теорию построения социализма. Мстительный Ильич тут же распорядился продать в Германию все остатки Балтийского флота по цене металлолома, арестовать и расстрелять всех еще уцелевших морских офицеров императорского флота (до гардемарин включительно), а матросов, если нельзя расстрелять или посадить за участие в Кронштадтском мятеже и в пособничестве Врангелю, разогнать по домам.

Уже тогда Сталин понял, что у вождя мирового пролетариата что-то неладное началось с головой. «Товарищ Ленин болен, и не будем беспокоить его», – говаривал тогда Сталин, начав открытый саботаж указаний своего вождя и учителя. Используя уже свою достаточно сильную власть, Сталин приказал освободить большую часть арестованных морских офицеров, кого еще не успели расстрелять или замучить пытками.

Нужны офицеры, и Сталин старался их сохранить хотя бы до тех пор, пока запущенная им машина небывалого милитаризма не накует новых, классовоблизких морских офицеров. И он выполнил свою задачу. Тех, кого он, немало рискуя, спасал в 20-х годах, без особой жалости расстреляли в 37-38 гг., поскольку развернутая Сталиным система военно-морских училищ уже успела произвести 14 выпусков.

Но вклад товарища Сталина в дело создания нового флота не ограничился заботами о его кадрах.

Сталин страдал от того, что пришлось несколько притормозить военно-морскую программу из-за нехватки фондовых материалов и из-за вредительства исполнителей. Но продолжал твердо верить, что именно его флоту суждено поставить крест на морском владычестве Англии. Что касается флотов США и Японии, то они, по мнению вождя, к моменту завершения сталинской программы должны были уже уничтожить друг друга. Французский флот уже фактически был уничтожен. С немцами и итапьянцами должны были разобраться англичане. Таким образом, вождь мыслил по схеме военно-морских олимпийских игр: Красный флот выходил сразу в финал, где должен был встретиться с англичанами и, разумеется, победить.

Еще никогда в мире не было столь грандиозной и амбициозной программы. К концу 1946 года планировалось построить 16 линкоров и 16 линейных крейсеров, 2 авианосца, 28 легких крейсеров, 20 лидеров, 144 эскадренных миноносца, 96 сторожевиков, 204 тральщика и 408 подводных лодок.

Среди сталинских военачальников адмирал Кузнецов был, пожалуй, самым честным и смелым человеком, насколько это вообще позволяла уголовно-волчья обстановка, царившая в коридорах Кремля. В 1939 году, принимая из рук Сталина должность наркома ВМФ, молодой адмирал, который даже в собственных мечтах никогда не видел себя выше командира корабля, осмелился поставить вождю всех народов непременное условие: прекратить отстрел военно-морских специалистов и освободить всех, кто оказался в лагерях прямо с палуб боевых кораблей. Сталин усмехнулся, но согласился. И сколько раз Сталин об этом забывал, столько раз Кузнецов ему об этом напоминал, сражаясь за каждого из своих людей подобно гладиатору, поскольку ежеминутно рисковал при этом собственной головой. И почти всегда добивался своего [43].

Если флот Сталин искренне любил и даже позволял адмиралу Кузнецову сохранить в кадрах некоторое количество «классовых врагов», то к военно-воздушным силам у вождя всех народов было какое-то странное отношение. При всем своем желании Сталин не мог объявить себя создателем отечественного флота и официально считался лишь создателем Северного флота, что было увековечено на огромной мраморной плите, замурованной в скале на главной базе флота в Полярном.

Что же касается авиации, то газета «Правда» еще в сентябре 1936 года писала: «Мы, наблюдающие каждый день работу товарища Сталина в области авиации, его заботу о ее людских кадрах, можем без какого бы то ни было преувеличения сказать, что создателем и творцом нашей советской авиации, как ее материальной части, так и ее кадров, является наш учитель и руководитель товарищ Сталин». А на XVIII съезде партии Сталин был провозглашен «руководителем нашей авиации», «великим конструктором», «главным технологом», «отцом всех героических побед» и «отцом всех героев».

И надо сказать, что все эти цитаты, как бы нелепо они сегодня ни выглядели, не были простым словоблудием или славословием, если вспомнить, что в середине 20-х годов Сталин принял от Ленина огромную, плохо обученную и недисциплинированную толпу, именуемую РККА, вооруженную царскими трехлинейками, пиками и шашками, с небольшим артиллерийским парком. Но уже к концу 1937 года самолетный парк советских ВВС превысил 8000 боевых машин, причем в их числе не было ни единой иностранной модели! Прибавьте к этому десятки установленных авиационных рекордов, небывалые по дальности перелеты, включая перелет через Северный полюс в Америку, посчитайте количество подготовленных инженеров, техников, механиков, летчиков, штурманов, стрелков-радистов и не забудьте выросшую, как из-под земли, авиационную инфраструктуру, – и вы только на примере одних ВВС поймете, что значит сотворить чудо.

Сталин пилотов любил настолько, что даже однажды предложил Валерию Чкалову пост шефа НКВД, что можно считать наивысшим проявлением любви вождя пусть к знаменитому, но простому пилоту. Чкалов отказался, а потому и погиб вскоре при весьма загадочных обстоятельствах. И не только он один, ибо, как отмечали еще древние, «любящая рука сильнее всех и карает».

Сталин боялся армии, созданной собственными руками. Но пуще всего он боялся именно авиации.

Воспаленное воображение Сталина довольно часто рисовало страшную картину: самолеты бомбят Кремль (или дачу в Кунцево, да и в любом месте), а его верные чекисты беспомощно размахивают маузерами. Или какой-нибудь террорист-фанатик просто врежется на своем самолете в дом, поезд, в пароход, на котором в этот момент будет находиться товарищ Сталин. И если подобные страхи товарища Сталина многие историки пытаются объяснить тем, что великий вождь страдал паранойей, то они просто не знают фактов.

В мае 1935 года СССР продемонстрировал изумленному миру самый большой из когда-либо построенных самолетов – четырехмоторный гигант, названный «Максим Горький». (Сам Горький был еще жив и наблюдал с мавзолея на первомайских торжествах, как над Красной площадью проплывает огромный воздушный корабль, неся на гигантских крыльях его имя.) Затем было объявлено, что 18 мая на самолете совершат полет члены ЦК и правительства во главе с товарищем Сталиным. Сталин, естественно, лететь не собирался и принял меры, чтобы члены правительства поступили так же. Эскортировать гигантскую машину должен был на истребителе «И-5» один из лучших летчиков тогдашней авиации Николай Благин. О том, что никто из членов ЦК не собирается следовать агитационному сценарию, никому известно не было. Вместо них на самолете полетели те, кто создал это крылатое чудо, – инженеры, конструкторы, мастера и рабочие со своими семьями. Когда воздушный дредноут величественно плыл над Москвой, взлетевший с другого аэродрома Благин быстро его нагнал, внезапно бросил самолет в пике и врезался в крыло машины на глазах у тысяч онемевших от ужаса зрителей, наблюдавших за этой сценой с земли. Часть крыла вместе с мотором отвалилась, и «Максим Горький», объятый огнем и дымом, переворачиваясь в воздухе и разваливаясь на куски, со страшным воем устремился к земле, в которую врезался в огне и громе мощного взрыва.

Следствие шло самое тщательное, поскольку Сталин не сомневался в намеренном «теракте», тем более что быстро выяснились связи Благина с матерыми троцкистами – Барановым и Сергеевым. Они возглавляли в начале 30-х годов советские ВВС, но были настолько неуправляемыми, что обоих пришлось посадить в один самолет со штабными, а самолет взорвать. Возможно, Благин хотел отомстить Сталину за своих друзей? Все руководство тогдашних ВВС в течение года исчезло, и во главе ВВС был поставлен Яков Алкснис, которого также пришлось расстрелять в 1938 году за недостаточную управляемость. 27 июня 1937 года летчик-истребитель Олег Капитонов на самолете «И-15», низко пролетев над сталинской дачей, полеты над которой были категорически запрещены в обширном районе площадью около 100 кв. км, врезался в лес в каких-нибудь двухстах метрах от внешней ограды. В планшете пилота, извлеченного из-под обломков, была обнаружена схема местности и отмечен дачный комплекс.

Был арестован чуть ли не весь полк, в котором служил Капитонов. Следствие выяснило заговор с целью убийства вождя.

Дело маршалов открыло вообще ужасающие вещи. Особенно то, как изменники и «враги народа» собирались использовать авиацию, планируя истребить товарища Сталина и весь большевистский ЦК [44].

С ноября 1939 г. начальником ВВС был Яков Смушкевич, к тому времени Дважды Герой Советского Союза. Дважды герой даже в наше время большая редкость, а уж в те годы было явлением поистине уникальным. Под именем генерала Дугласа Смушкевич сражался в Испании и своими действиями в воздухе привел в экстаз даже хладнокровного Хемингуэя. По возвращении из Испании Смушкевич получил первую золотую звезду.

Вторую звезду он заработал на Халхин-Голе, прослыв крупнейшим специалистом в стране по боевому применению авиации. Как-то Сталин прочел сводку немецкой разведки, анализирующую достоинства и недостатки советского военного руководства, где говорилось: «Смушкевича можно назвать Тухачевским в области авиации». Сталин сравнение Смушкевича с Тухачевским запомнил и для начала снял его с должности. Был искус расстрелять сразу от греха подальше, но сдержался и перевел Смушкевича сначала на должность генерал-инспектора ВВС, а затем – помощника начальника Генерального штаба по авиации. Смушкевич все эти перемещения расценил как отстранение от дел, понимая, что попал в немилость к вождю.

На место Смушкевича вождь неожиданно для многих назначил 29-летнего Павла Рычагова, произведенного в генералы чуть ли не прямо из лейтенантов. Отчаянный летчик-истребитель, виртуоз высшего пилотажа и воздушного боя Рычагов, как говорится, «был летчиком Божьей милостью». В 24 года, командуя эскадрильей в Испании, где он был известен как Пабло Паланкаре, он однажды вступил в бой сразу с шестью истребителями противника. Сбив двоих, он был сбит и сам, приземлившись на парашюте в самом центре Мадрида на бульваре Кастельяно. Этот эпизод, попавший позднее во многие художественные фильмы о сталинской авантюре в Испании, произвел впечатление и на самого товарища Сталина. Рычагов – невысокий, плотный крепыш, отличавшийся веселым нравом и истинно русской удалью, понравился Сталину. Он был удостоен звания Героя и быстро пошел в гору по строевой линии, показав навыки способного администратора. Он руководил действиями авиации на Хасане, командовал группой истребителей-«добровольцев» в Китае и авиацией 9-й армии во время войны с Финляндией, пытаясь наладить воздушный мост с окруженными частями.

В августе 1940 года Сталин произвел Рычагова в генерал-лейтенанты, наградил еще одним орденом Ленина и вручил ему командование военно-воздушными силами.

В этот момент военно-воздушные силы разворачивались в гигантскую армаду, которая по численности боевых машин превзошла даже американские показатели, достигнутые лишь в конце второй мировой войны.

29 ноября Сталин вызвал к себе Рычагова, его начальника штаба генерала Никишева и его зама по вооружению и снабжению генерала Астахова. Летчики, как обычно, начали с цифр. Если на первое января 1940 г. в западных военных округах было развернуто 209 авиаполков, имеющих на вооружении 12 540 боевых машин разных типов, плюс 40 авиаполков авиации дальнего действия (ДБА) с 2300 тяжелыми бомбардировщиками, то к концу года эти цифры удалось почти удвоить. Конечно, они несколько уменьшатся за счет списания старых машин, тем не менее число боевых самолетов на 1 января 1940 года составит примерно 24 тысячи. Почти в два с половиной раза увеличилось количество летных училищ и школ с трех-, двух– и годичным сроками обучения. Количество учебных самолетов доведено до 6800 машин [45].

Подавляющая часть аэродромов, подчеркнул Рычагов, как и предписано товарищем Сталиным, максимально придвинута к границе. Некоторые на расстояние до одного километра. Самолеты на взлете вынуждены разворачиваться над территориями сопредельных стран, включая Восточную Пруссию и немецкую часть Польши.

Сталин благосклонно кивает. «Малыш» Рычагов явно оправдывает оказанное ему доверие. Сталин интересуется, как восприняли в училищах и в частях ВВС его последнее нововведение. Нововведение состояло в том, что Сталин, мучимый страхами перед ВВС, решил всех будущих пилотов лишить офицерского звания и выпускать из училищ сержантами на правах срочной службы [46].

В отличие от практически всех своих предшественников Рычагов не прошел необходимой школы политического интриганства, поскольку никогда в политруках и комиссарах не служил. Человек он был прямой, иногда даже слишком. И было-то ему, вспомним, всего 29 лет. Он даже женился совсем недавно на известной летчице Марии Нестеренко.

А потому он честно ответил Сталину, что, конечно, нововведением все недовольны.

– Я так скажу, товарищ Сталин, – покраснев, хрипло сказал Рычагов, – дело не в звании даже, а в престиже профессии. В авиации летчик – самое главное, а все остальное – второстепенное. Былого энтузиазма не будет. Как же мы теперь будем в училища людей набирать? Никто и не пойдет…

От удивления вождь даже трубку изо рта вынул:

– Как это нэ пойдет? Заставым!

Рычагов зря считал Сталина способным на непродуманные решения.

Уже было готово постановление, которое будет принято через неделю (7 декабря) – об отказе от добровольного формирования летных училищ и переходе на принудительный набор лиц, «чье здоровье и образовательный уровень соответствует требованиям службы летного состава ВВС».

Все я для вас сделаю, обещал Сталин, только работайте!

Кто всегда радовал товарища Сталина, так это танкисты. Советский Союз мог по праву считаться родиной массового конвейерного танкостроения. Он и немцев пытался обучить этому искусству, но немцы оказались никудышными учениками во всех отношениях. Цифры их танкового производства вызывали иронические улыбки у всех специалистов в Москве, включая и самого товарища Сталина. А о качестве немецких танков и говорить было нечего. Их самая последняя модель, именуемая «T-IV», представляла собой короткоствольную, узкогусеничную, бензиновую машину с лобовой броней 25 мм и парадной скоростью 32 км/час. Даже не верилось, что это и есть последнее достижение немецкой военно-технической мысли. Советская разведка получила приказ проверить, нет ли у немцев какого-либо секретного танка, который они пока не демонстрируют и берегут в качестве сюрприза. Оказалось, что нет не только на конвейере, но и в разработке. Да и весь немецкий танковый парк оценивался советской разведкой примерно в 7500 машин, что, как позднее выяснилось, было явным преувеличением.

Никто в СССР, даже начальник Главного Бронетанкового Управления РККА генерал-лейтенант Федоренко и главный инспектор танковых войск генерал-майор Вершинин, не знали точно количества танкового парка. Но суммируя заявки округов, командование бронетанковых сил выяснило, что после интенсивнейших учений летом и осенью 1940 года, в разной степени ремонта (от двухчасового до капитального) нуждается 21 тысяча танков или 43% всего танкового парка, находящегося в округах.

Учения и полигонные испытания показали, что у немцев нет против них практически никаких средств обороны. Что касается танкового противоборства, то те же испытания показали, что снаряд с танка «Т-34» пробивал броню немецкого танка «T-IV» с расстояния 1500-2000 метров, в то время как снаряды немецкого танка пробивали броню «Т-34» с расстояния всего 500 метров, да и то лишь в случае, если попадали в бортовую или кормовую часть «Т-34». Лобовую броню они не брали.

Но кроме «Т-34» Станин готовил изумленному миру еще один танковый сюрприз. Еще никто в мире не додумался до тяжелого танка. А в СССР не только додумались, но уже наладили его серийное производство и рассчитали его модернизационные возможности на три последующих модели. Именовался этот танк «КВ» (Клим Ворошилов) и представлял собой чудовищную по тем временам боевую машину весом почти в 50 тонн, с лобовой броней 80-мм и совершенно невероятным для танка 152-мм орудием [47].

Но главное преимущество танков «Т-34» и «КВ» было в том, что они имели дизельный двигатель и могли с одной заправки пройти: «Т-34» со скоростью 50 км в час – 400 километров, «КВ» со скоростью 35 км в час – 330 километров. Что же касается знаменитого танка «БТ-7», имеющего возможность менять гусеницы на автомобильные колеса, то он на гусеницах мог развить скорость до 60 км в час и пройти с одной заправки 600 километров, а встав на колеса при выходе на европейские автострады, развить скорость до 86 км/час и покрыть до 700 километров. Это были настоящие танки блицкрига, танки стремительного наступления. (Для сравнения: новейший немецкий танк «T-IV» мог на хорошей дороге развить скорость до 40 км/ч и пройти 150-200 километров. Танк «T-III» – 40 км/час и пройти 150-180 км.)

Артиллерия, численность которой к середине 1941 года предполагалось довести до 100 тысяч стволов (включая минометы), не вызывала у вождя особых тревог. Тут дело правильно поставлено еще со старорежимных времен. А впереди еще была масса дел. Кроме празднования дня Конституции, необходимо было провести выборы во вновь образованной Карело-Финской ССР, а также в Западной Украине и Западной Белоруссии, проверить и откорректировать данные всесоюзной переписи населения, чтобы скрыть потери от террора и показать устойчивый рост населения и, что самое главное, провести общеармейскую конференцию, параллельно со стратегическими играми, чтобы окончательно отшлифовать план вторжения, определив его окончательный срок.

Уинстон Черчилль, нещадно дымя своей неизменной сигарой, не очень внимательно слушал сообщение о положении на греко-итальянском фронте. Вчера, 29 ноября, немцы совершили мощный налет на Саутхэмптон, уничтожив бомбами практически весь деловой центр города.

Сегодня, направляясь утром в свою резиденцию, Черчилль обратил внимание, как изменился Лондон. Исчезли здания, которые считались наиболее известными достопримечательностями английской столицы.

На всех наиболее знаменитых зданиях церквей, монастырей, театров, старинных дворцов явно виднелись следы ежедневных и еженощных бомбежек. Бомбы угодили в Лондонский Тауэр, но восьмисотлетние стены древней крепости выдержали. Хуже пришлось знаменитому величественному собору Сент-Джемса из Пикадилли – у него рухнула колокольня. В не менее знаменитом театре Драри Лейн бомба, уничтожив его стеклянный купол, взорвалась прямо в оркестровой яме. Огромная люстра рухнула на кресла зрительного зала…

Черчилль очень внимательно прочел стенограммы совещания в Берлине, присланные ему разведкой даже вместе с проектами новых секретных протоколов. Конечно, было бы очень неприятно, если бы эти двое бандитов сговорились хотя бы временно. Если бы подобное произошло, даже трудно представить дальнейший ход событий. K счастью, как и предусматривалось, ничего подобного не случилось. А случилось как раз наоборот. Разведка все чаще докладывает о переброске немецких дивизий на восток – в Восточную Пруссию и Польшу. Немножко и в Румынию. Неужели этот барабанщик рискнет напасть на Сталина? Это же безумие. Даже по тем данным, которыми располагает старушка «Интеллидженс», силы русских почти втрое превосходят немецкие. Военный атташе докладывал из Москвы, что он имеет точные данные о наличии в Красной Армии 10 000 танков. 10 000 танков!

Это впечатляет! Все-таки в коммунистическом режиме есть что-то положительное. По крайней мере, возможность так вооружиться в мирное время, не неся никакой ответственности ни перед парламентом, ни тем более – перед налогоплательщиками. Он, Черчилль, с удовольствием временно ввел бы в Англии коммунистический режим, чтобы иметь сегодня 10 000 танков.

Нет ничего удивительного, что Гитлер застыл в некоторой нерешительности. Надо его немного расшевелить. Сюрприз, который он вскоре получит, заставит его принять решение более конкретное, чем авантюрные планы высадки на наших островах или захвата Гибралтара.

Из всего, что он сейчас задумал, наиболее реальным является план вторжения в Грецию, хотя этот план вряд ли удастся осуществить раньше середины марта.

А если Сталин выступит, не дожидаясь высадки Гитлера на наши острова? В конце концов он может понять, что этой высадкой его водят за нос и что она невозможна. Если он выступит, надев на себя лавровый венок освободителя Европы, то положение на континенте будет еще хуже.

Очень многое, конечно, будет зависеть от позиции Соединенных Штатов. Пока в США шла предвыборная кампания, Черчилль ходил, как с занозой в сердце, а когда стали известны результаты выборов, не выдержал эмоций и написал Рузвельту: «Я считал, что мне, как иностранцу, не подобало выражать мнение относительно американской политики, пока еще не закончились выборы, но теперь я думаю, что Вы не будете возражать, если я скажу, что молился о Вашем успехе…»

Теперь, когда весь мир уже чувствовал, как Рузвельт через заросли конгресса упорно продирается на тропу войны, Черчилль подготовил новое письмо президенту США, где, в частности, отмечал:

Данный текст является ознакомительным фрагментом.