«Революция» нравов

«Революция» нравов

Американка, освобожденная от материальных забот, была ли она свободна от моральных ограничений? Да и нет. Неоспоримо, что наблюдалось раскрепощение нравов. Казалось, что табу, давящие на поведение полов, исчезают. Поцелуй больше не означает помолвку. В романе Скотта Фицджеральда «По эту сторону рая» молодая девушка заявляет: «Я поцеловала дюжину мужчин. Я думаю, что поцелую еще дюжину».

Petting parties, вечеринки, на которых молодежь танцевала, прижавшись щекой к щеке, и флиртовала, множились день ото дня, вызывая ссоры в семье. Больше считалось недопустимым, чтобы кто-то из родителей сопровождал дочь. Свобода не терпит даже малейших ограничений.

Матери юношей обвиняли во всем девушек: «Девушки сегодня лишены скромности. Они и одеваются совершенно по-иному». Или другое замечание: «Девушки в наши дни стали намного более агрессивны. Теперь они приглашают юношей на свидание». «Моего сына пригласили на бал одновременно три девушки». Что касается родителей девушек, то они вздыхали и возмущались поведением молодежи. Многие одобряли заявление пастора, объявившего, что танцы только стимулируют сексуальное влечение: «Если это не так, то почему женщины не танцуют с женщинами, а мужчины с мужчинами?…. Именно танец мужчины с женщиной является притягательной силой. А мужчина, танцующий с мужчиной, испытывает такое же удовлетворение, какое испытывает алкоголик, когда пьет пиво без спиртного».[41] И каждый приходил к заключению, включая судей, занимавшихся проблемами малолетних: ничего не сделаешь с автомобилем, превратившимся в «дом проституции на колесах».

В этих условиях оставался один выход: обучать молодежь правилам хорошего тона. В словаре появляется новое понятие — контроль рождаемости (birth control). Маргарет Санжер в 1921 году организовала первую американскую конференцию по контролю рождаемости, а через два года открыла в Нью-Йорке клинику, где претворяла свои идеи в жизнь. Но тут же возникали препятствия, начиная с федеральных структур Соединенных Штатов. Так, штаты отказывались разрешить продажу контрацептивов. Штат Северная Каролина, например, принял в 1927 году закон, запрещающий продажу презервативов.

Опрос, проведенный среди женщин среднего класса, показал, что 74 процента женщин, родившихся с 1890 по 1900 год, сохранили девственность до вступления в брак. А среди родившихся после 1910 года — только 31,7 процента.[42] Подобная статистика вовсе не отражала внебрачные связи, которые возрастали, особенно в связи с использованием контрацептивов.

По сведениям Линдов, контроль рождаемости часто был основан на использовании кустарных средств, что вызывало у ряда женщин враждебное отношение. Замужних женщин беспокоило влияние контроля рождаемости на будущее семьи. «Аборт — это убийство, но и контроль рождаемости не лучше», — заявила одна из них. «Мужчины часто недовольны, когда используются средства, предотвращающие зачатие ребенка. Это может быть причиной развода», — заявила другая. А более пожилая женщина откровенно признавалась: «Я верю в контроль рождаемости. Но я ничего об этом не знаю. Еще совсем недавно я никогда не слышала об этом. Конечно, я хотела бы знать об этом раньше, когда была молодой; это помогло бы избежать превращения в раба, кормящего большую семью».[43]

Колебания, беспокойство, надежды… Нельзя сказать, что контроль рождаемости стал нормой жизни и систематически практиковался. Однако это явление возникло и стало распространяться, а его пропаганде способствовали газеты и журналы. Кроме того, этот контроль также ознаменовал более свободное отношение женщин к своим репродуктивным функциям.

Изменение нравов повлекло за собой и несколько иное отношение к браку. Девушкам стало вовсе не обязательно со временем становиться замужними женщинами. К безбрачию, которое раньше считалось для женщины позором, перестали относиться с презрением: «старая дева» больше не была объектом насмешек. Одна женщина из десяти достигала сорокапятилетнего возраста, не вступив в брак. Кроме того, в штатах пытались запретить или ограничить преждевременные браки: минимальный возраст, позволяющий вступлениє в брак, был официально поднят. Следует отметить, что до 1914 года в десяти штатах было разрешено вступать в брак девушкам с двенадцатилетнего возраста, а в двадцати шести штатах — с шестнадцати лет.

Изменились официальные требования к вступающим в брак: необходимыми были объявление о бракосочетании за несколько дней до события, условия для жизни будущей семьи, разрешение родителей для лиц моложе восемнадцати лет, существовал автоматический отказ признавать брачные союзы, заключенные в другом штате. Как бы то ни было, девушки выходили замуж в среднем возрасте двадцати одного года, а юноши женились в двадцать четыре — двадцать пять лет, что свидетельствовало о некотором омоложении мужчин, вступающих в брак, по сравнению с женщинами.

Но гораздо более ощутимые изменения произошли в частоте разводов. В 1900 году насчитывалось 20 разводов на 10 тысяч женатых, а в 1930-м — 36. Или если считать по иному, то в 1914 году один брак из десяти заканчивался разводом, а через десять лет — один брак из шести. Если не учитывать Советский Союз, то общее число разводов в США было наиболее высоким в мире, хотя во всех странах в начале XX века наблюдалось увеличение числа разводов. Можно также отметить, что их число в штатах на побережье Тихого океана было выше, чем в штатах на Великих равнинах, и в 3–5 раз выше, чем в штатах на Атлантическом побережье (Historical Statistics. P. 15)-

Еще более, чем цифры, интересны объяснения, юридические обоснования разводов, свидетельствующие о необычайном разнообразии их причин в зависимости от штата. Например, в штате Невада, где быстрый развод сделали основой туристической политики, в 1931 году каждый развод из сорока происходил в Рино. Показателен факт, что в сорока четырех штатах «жестокость» была признана основанием для развода. Помимо этого, супружеская измена, уход из семьи, уклонение от супружеских обязанностей, пьянство служили причиной расторжения брака. Это разнообразие юридических мотивов развода не должно вводить в заблуждение. На самом деле брак теперь стал не столько религиозным актом, сколько гражданским контрактом, который расторгали в зависимости от обстоятельств, причем две трети разводов происходили по требованию жен. Широкое распространение разводов, таким образом, было одной из форм освобождения женщин. «Жестокость» чаще означала лишь то, что супруги перестали понимать друг друга, не ладят, и постоянные ссоры вызывают у одного из них или у обоих совершенно невыносимые «моральные переживания».

Несомненно, существовала связь между показателями разводов и количеством женщин, имеющих профессию: «Если женщина уже работала, то наиболее вероятно, что именно она требовала развода. А женщины, никогда не работавшие, были вынуждены страдать и терпеть».[44]

Один из журналистов, похоже, наиболее точно уловил дух времени: «Тот факт, что количество разводов растет, обусловлен тем, что люди теперь требуют от жизни гораздо больше, чем прежде. В прошлом люди были готовы к трудной жизни и им приходилось адаптироваться друг к другу…. В былые времена жена должна была терпеть мужа, так как он был ее средством существования».[45]

Итак, упрекала ли женщина мужа в том, что он не заботится о противозачаточных средствах, что мало зарабатывает или пытается единолично распоряжаться семейным бюджетом, вызывает ли у мужа раздражение, что жена мало уделяет внимание ему лично, а больше занята домашним хозяйством и детьми, — неважно. Существенно то, что оба супруга ожидали гораздо большего от совместной жизни, причем жена намного больше, чем муж. Возможно, женщина в гораздо большей степени мечтала о счастье…

Как известно, право на счастье записано в Декларации независимости. Поэтому небезынтересно ознакомиться с результатами опроса американок на эту тему. Ответы поразительные! В 1923 году из тысячи женщин, большинство которых имели образование, 872 считали свой брак счастливым, а 116 — несчастливым. Через десять лет из 7412 браков 72 процента считались счастливыми и только 9 процентов — нет. Разгадка подобного явления кроется в одном слове: любовь или в другом: привязанность. Американки выходили замуж по любви. Разводились ли они? Да, чтобы выйти снова замуж. Поэтому ничто не угрожало институту брака. Просто изменилось само содержание, сущность супружества. Супруги больше не стремились объединить свое состояние, чтобы легче было преодолевать жизненные трудности. Брак соединял двух любящих супругов, а развод разъединял тех, кто больше не любил друг друга. В этот исторический период, который обычно упрекают в материализме, подобный романтизм поражает. И тем не менее он постоянно проявлялся.

Возможно, это объясняет, почему освобождение женщины серьезно не угрожало семье. Конечно, теперь семья не настолько, как прежде, представляла собой экономическую ячейку общества. Женщина больше не выпекала хлеб, не шила одежду, все меньше уделяла времени самостоятельному изготовлению чего-либо из обихода. Семья теперь потребляла; она больше не производила. Правда и то, что она редко теперь являлась местом воспитания — светского или религиозного. Государственные школы занимали место, прежде принадлежавшее родителям. Семья сужалась: вместе проживали родители и маленькие дети. Пожилые жили отдельно. Холостяки и незамужние женщины, а их было большинство, обустраивались независимо. Действительно, каждый член семьи стремился жить своей собственной жизнью, избегая тесноты и скученности. Но семья по-прежнему играла важную роль в подготовке детей к жизни в обществе, в поддержании той привязанности, заботы, которой жаждут мужчины и женщины, молодые и пожилые. Несмотря на увеличивающееся число разводов, на утрату ряда традиционных функций, семья устояла и продолжает держаться. В итоге революция нравов имеет свои границы. Человек по-прежнему и всегда остается фундаментом американского общества.