Петушиный крик гения: Александр Суворов

Петушиный крик гения: Александр Суворов

Царев гнев — посланник смерти

«Зима наградила меня влажным чтением и унылой скукою», — так написал Суворов из села Кончанского Новгородской губернии своему петербургскому приятелю поэту Хвостову поздней осенью 1798 года. И теперь Кончанское — место, удаленное от столиц, а тогда это был медвежий угол, в котором особенно печально осенью и зимой…

Впрочем, Суворов не часто жил в столицах и легко переносил удаление от них. В Кончанском же было другое — он был здесь в ссылке. Гнев нового императора Павла I не затихал, и старый фельдмаршал это чувствовал. Не будем забывать, что для Суворова, человека служилого, как и для всех в России, была актуальна пословица: «Царев гнев — посланник смерти». Между тем Суворов привык к царевой ласке, ведь каждому подданному только царская милость давала уверенность в завтрашнем дне. Не было у него в Кончанском и свободы: каждое письмо вскрывалось, за ним во все глаза следили шпионы, а главное — полководец был оторван от любимого дела, от своих солдат и воздуха войны, которым он только и мог дышать. Жизнь двигалась к концу. Суворову шел шестьдесят девятый год, и он все больше и больше падал духом. В декабре 1798 года он написал императору Павлу о своем желании уйти в монастырь. Это было так не похоже на него, человека жизнерадостного, веселого, волевого, настроенного на борьбу.

Могучий дух в хлипком теле

Да, вся его жизнь прошла в борьбе с самим собой, своим слабым, хилым телом, со своей судьбой. Это началось еще в детстве. Он родился в 1729 году в семье Василия Суворова, сенатора, ставшего генералом при Екатерине II. Суворов-отец был скряга, эко номил каждый грошик, а поэтому пожалел денег на учебу слабенького, болезненного сына, решил обучить его дома и сделать из него чиновника. Поэтому он даже не записал Александра в гвардию, как было принято тогда в дворянских семьях.

Однако отец не ожидал, что в слабом теле Александра заключен такой могучий дух. Известно, какую большую роль в жизни ребенка играют мечты, они преображают даже самую скучную, обыденную обстановку. Хилый мальчик увлекся чтением, он бредил подвигами античных героев и полководцев. Мы знаем, что часто все это кончается ничем — детская мечта гаснет, как костер, залитый дождем.

Но дух Суворова уже получил пищу — он хотел быть военным, полководцем, героем, упорно тренировал и закаливал свое хилое тело так, что впоследствии оказался более выносливым и терпеливым, чем его сильные товарищи. Решающей стала встреча с Абрамом Ганнибалом — прадедом Пушкина. Как-то раз тот приехал в гости к старому приятелю Василию Суворову, поговорил с его сыном и сказал, чтобы отец не валял дурака и отдал бы Сашу по военной части. И тот был записан в Семеновский полк.

Солдатские университеты

В 1745 году шестнадцатилетний юноша был зачислен в гвардию, стал осваивать солдатское дело. Он прошел все ступеньки военной профессии, педантично и точно, как и должно быть в армии. Годы, проведенные в солдатской массе, были для Суворова настоящими университетами. На скудные деньги, получаемые от отца, он покупал книги и читал, читал. Устав был для него истинной Библией. Как-то раз в Петергофе императрица Елизавета подошла к стоящему на посту Александру и протянула ему, понравившемуся ей солдатику, серебряный рубль. Суворов деньги не взял, сказал, что делать это на посту устав запрещает. Тогда императрица похвалила часового, положила рубль на землю у его ног и сказала, чтобы при смене караула он деньги забрал.

Уже тогда будущий фельдмаршал не только читал, он изучал русского солдата. Не нужно представлять Суворова этаким лубочным, народным полководцем. Он относился к солдатам так, как и каждый военачальник: не колеблясь, посылал их на смерть, в огонь тысячами и потом хладнокровно переступал кровавые ручьи, текшие по полям его победных сражений. А как же иначе на войне!

Однако по-своему он берег русского солдата, знал и понимал его, умел с ним обращаться. Известно, что победитель Наполеона герцог Веллингтон на поле боя воодушевлял своих солдат словами: «Вперед, сволочи! Вперед, ублюдки, негодяи, висельники!» Все они были навербованы из отребья по кабакам и притонам и иных слов не понимали. Он же говорил, что если сегодня солдата похвалить, завтра он надерзит тебе. Но в России с солдатом — вчерашним помещичьим крестьянином — обращаться следовало по-другому. Мужик приносил в армию из деревни патриархальность, артельность, дух общины. Для него командир — отец-помещик, строгий, справедливый, может пошутить, а может и прибить. Суворов сумел найти нужный и удобный ему свободный тон отношений с солдатами так, что его любили как своего, но на шею не садились.

Успехи от неудач, или Восхождение звезды

Как ни парадоксально, блестящие успехи Суворова связаны с его неудачами в начале карьеры. При движении по служебной лестнице он явно отставал от прочих. В двадцать пять лет он стал офицером, в то время как Петр Румянцев был генералом в двадцать два года, а победитель Фридриха II Семен Салтыков — в двадцать пять лет! Потом Суворову долго не давали чина полковника. И когда он, наконец, получил этот чин и стал командиром Суздальского полка, то оставался в полковниках долгих шесть лет! А в это время все его товарищи давно «ушли» в генералы. Суворов болезненно переживал эти служебные неудачи. Вот почему, став в 1791 году генерал-фельдмаршалом, он поставил в своей комнате несколько стульев и начал через них перепрыгивать, называя при этом имена генерал-аншефов, которых он таким образом обскакал.

Но, таща лямку рядового пехотного полковника, Суворов не терял времени зря. За эти годы он заложил основы своей оригинальной воинской науки, отточил свой лаконичный стиль. И ко гда началась война — а без войны Суворов просто страдал, — он «выстрелил» собой. Его яркая звезда взошла на небосклоне России мгновенно. В 1768 году он беспощадно и быстро расправился с польскими повстанцами, стал генералом и был послан на только что начавшуюся Русско-турецкую войну. И сразу же одержал две блестящие победы: под Козлуджи и Туртукаем. Тут он получил рану и славу удачливого полководца. Когда внезапным ударом он захватил турецкую крепость Туртукай, то послал своему командиру Салтыкову доклад: «Ваше сиятельство, мы победили. Слава Богу, слава вам». Потом в легенде этот рапорт было переделан в двустишье:

Слава Богу! Слава Вам!

Туртукай я взял и там!

Смеяться под огнем

А потом пришли и другие победы, одна славнее другой: Фокшаны, Рымник, Кинбурн, Измаил, знаменитый Италийский поход против французов и беспримерный переход через Альпы. В чем же секрет военного гения Суворова? Почему до сих пор никто в России не смог сравниться с ним по величине военного таланта? Он считал, что основа военного успеха — смелость, решительность. Он развивал в подчиненных чувство превосходства, нравственной силы — матери бесстрашия: «Сикурс (помощь. — Е. А.), опасность и прочие вообразительные в мнениях слова служат бабам, кои боятся с печи слезть, чтобы ноги не переломить». В сражении под Фокшанами австрийцы — союзники Суворова — были поражены, когда в самый ответственный момент боя суворовские солдаты вдруг дружно чему-то засмеялись. Этот хохот под огнем врага показался австрийцам смехом из ада, а на самом деле он говорил о воспитанном Суворовым у русских солдат самообладании.

Суворов считал, что самый верный способ приучить человека смело смотреть опасности в глаза — это не пережидать ее, а идти ей навстречу. Поэтому такое внимание он уделял наступлению, непрерывным маршам, особенно ночью. Даже теперь трудно представить, как могли его солдаты проходить в день по восемьдесят верст! «Это еще ничего, — шутил Суворов, — римляне двигались шибче, прочтите Цезаря.»

Победить или умереть!

Суворов был сторонником штыковой атаки. И дело не в несовершенстве тогдашнего стрелкового оружия, просто он хорошо изучил своего солдата. Склонность русского человека к рукопашной всегда была инстинктивной, она заложена в национальном характере. Шапку оземь! Раззудись, рука, пропадай все пропадом! Этот порыв удальства Суворов уснастил воинскими навыками, превратил в орудие победы. Поражает простота принципов, заложенных в суворовской системе. Он считал, что в бою многосложность действий забывается, порождает нерешительность, робость. Больше своего главного маневра рядовому знать не нужно и даже вредно. Добивайся всеми средствами, чтобы солдат был уверен в себе, тогда он будет храбр! Суворов требовал на поле боя сосредоточенности, как на священнодействии, где «совершается кровавая жертва любви к отечеству». Воин должен весь принадлежать долгу, нет колебаний, сомнений, нет мысли, которой можно поделиться с товарищем, мысль у всех одна: победить или умереть!

Мифы и легенды

Не было в армии более популярного полководца, чем Суворов. Уже само его появление в полках воодушевляло солдат и удручало врагов. С годами он стал настоящим любимцем армии — отважным, смелым, суровым к трусам и бездельникам и в то же время добрым и простым. О его непритязательности ходили легенды. Действительно, с детства приучив себя к аскетизму, он в походах спал на соломе, скудно питался. Однако надо сказать, что легенды о неприхотливости Суворова — человека богатого, но скупого — так перемешиваются с реальными фактами, что разделить их трудно, тем более что сам полководец плодил легенды о себе. Как пишет французский посол, на вопрос, верно ли, что Суворов спит одетый, на соломе и даже в ботфортах со шпорами и никогда не расслабляется, тот отвечал, что это неправда: иногда расслабляется — одну шпору отвинчивает! Эта неприхотливость полководца воодушевляла войска, приучала солдат терпеть неудобства и голод.

Тайны характера Суворова

Суворов — личность во многом загадочная, сложная, в ней несколько слоев. Когда читаешь его письма, то кажется, что их писали несколько разных людей — так поразительно меняется стиль. То это простой, незатейливый солдат, не привыкший держать в руке перо, который режет правду-матку в глаза. То — тонкий интеллектуал, знаток литературы, истории, уснащающий свои писания сонмом античных образов. То — прижимистый помещик, который напоминает своему управляющему, чтобы тот для экономии бумаги писал письма мелким почерком с двух сторон листа и сам относил на почту. То — типичный царедворец, готовый к унижению, к льстивым словам… И все это один человек — Суворов.

Долгие годы он был «верным слугой» Потемкина, заверял фаворита Екатерины, что «милости Ваши превосходят мои силы, позвольте посвятить остатки моей жизни к прославлению столь беспредельных благодеяний». Однако после взятия Измаила Суворов, видя, как Потемкин теряет влияние, позволил себе дерзость. На вопрос светлейшего, какую награду он желает за взятую турецкую крепость, Суворов отвечал, что он не купец и торговаться не намерен, его могут наградить только государыня и Бог. Это была несправедливая пощечина Потемкину — ведь тот необычайно высоко ценил полководца и всегда хлопотал перед Екатериной II о наградах для него. Увы! Дело в том, что Суворов уже повернул нос в другую сторону — он хотел понравиться новому фавориту государыни, Платону Зубову, надеялся угодить ему хамским обращением со своим прежним благодетелем.

Со многими людьми у Суворова были тяжелые отношения, особенно с генералами — товарищами по оружию. Он часто показывал им свой вспыльчивый, необузданный и склочный характер. Всех поголовно он считал бездарностями и ничтол<ествами и не скрывал этого. В то же время он выпрашивал, клянчил, требовал награды, вечно считая себя обиженным врагами, обделенным: «Вашему сиятельству и впредь служу, я человек бесхитростный… лишь только, батюшка, давайте поскорее второй класс» (из письма к И. П. Салтыкову с требованием о награде орденом Святого Георгия 2-й степени).

Вопреки обыка

Популярный, попавший в рекламу банка «Империал» исторический анекдот — «Звезду Александру Васильевичу!» — очень близок к истине. Известно, что 24 декабря 1781 года, то есть накануне Рождества, Екатерина пожаловала ему бриллиантовую звезду ордена Александра Невского, приказав снять ее со своего парадного платья.

Очень много писалось о чудачествах Суворова в присутствии царственных особ. Он сам говорил, что шутит, как шут Балакирев, чтобы говорить царям правду. Это не так. В чудачествах Суворова иное. Что именно? В Словаре Владимира Даля читаем: «Чудак — человек странный, своеобычный, делающий все не по-людски, а по-своему, вопреки общего мнения и обыка». В вызывающем, шутовском поведении великого полководца — соединение множества комплексов. Комплекс неполноценности и одновременно чувство превосходства, уверенность победителя и боязнь поскользнуться на придворном паркете. Чудачества Суворова — это его система защиты, стремление скрыть свою стеснительность, неловкость, неумение вести себя в непривычной обстановке, боязнь показаться смешным.

Суворочка

У Суворова была семья, но жизнь семейная не удалась — не было более разных людей, чем он и его жена. Когда они обвенчались, ему было сорок три года, ей — княжне Варваре Прозоровской — двадцать три. Они были как будто из разных миров: он стар, она молода, он мал, некрасив, она — русская дородная красавица, он — чудак-воин, она — аристократка с массой светских предрассудков, он богат и скуп, она — мотовка, любящая жить на широкую ногу. И при этом родственные характеры — оба вспыльчивые, неуступчивые. Кончился этот брак плохо: долгий развод, скандалы. От него остались только сын и любимая дочка Наталья — «Суворочка», которой отец слал из походов нежные письма: «Кинбурн, 29 мая 1788 года. Любезная Суворочка, здравствуй!.. У нас уже давно поспели дикие молодые зайчики, уточки, кулички… Недосуг много писать. Около нас 100 корабликов, иной такой большой, как Смольный (дочь воспитывалась в Смольном институте. — Е. А.); я смотрю на них и купаюсь в Черном море с солдатами, вода очень студена и так солона, что барашков можно солить, коли буря, то нас выбрасывает волнами на берег. Прости, душа моя! Отец твой Александр Суворов». Отец хлопотал, как бы устроить дочь получше, выдал ее за брата Платона Зубова, Николая, и был рад породниться с фаворитом.

Деревенская жизнь

Но вот умерла Екатерина II. Пришедший ей на смену Павел I с трудом терпел Суворова — потемкинского генерала, а потом сослал его в Кончанское… Жизнь в Кончанском тянулась медленно. Суворов занялся хозяйством, устроил в имении театр из крепостных: «Васька комиком хорош, а трагиком лучше будет Никита, только должно ему поучиться выражению, что легко по запятым, точкам, двоеточиям, вопросительным и восклицательным знакам… В рифмах выйдет легко…» Прогуливаясь по имению, помещик все примечал: «Дворовые парни как дубы выросли, купить [им] девок… Лица не разбирать, лишь бы здоровы были. Девиц отправлять… на крестьянских подводах, без нарядов, одних за другими, как возят кур, но очень сохранно». Потом построил парней и привезенных девок в две шеренги по росту, одна напротив другой, скомандовал одной «Налево!», другой «Направо!» и так образованные пары повел венчаться в церковь.

Сохранился словесный портрет Суворова тех лет: небольшого роста, худощав, морщинист, редкие седые волосы, небольшие бегающие голубые глаза проницательны, светятся энергией. Взгляд, движения отличались необыкновенной живостью. Он не знал покоя. Веселый, общительный, Суворов не вел жизнь анахорета, любил потанцевать — как он говорил, «попрыгать», выписывал из Москвы анчоусы, цветную капусту, вина пил мало, любил английское пиво — так кто же его не любит? Дома коротал время за ломберным столиком, играл в карты, шашки, домино. Вставал со светом, ходил много, рьяно молился в церкви. На зиму устраивал подобие зимнего сада — «птичью горницу»: кадки с деревьями, снегири, щеглы, синицы перепархивали с ветки на ветку. Здесь он прогуливался меж деревьев, принимал гостей.

Весной, на Святой неделе, птиц выпускали. Правда, тогда люди не знали, что все эти птицы немедленно погибали на воле.

Здесь лежит Суворов

И вот однажды, в 1799 году, покой ссылки нарушил гонец из столицы: император вызывает фельдмаршала. Суворов кинулся к столу и написал короткий и выразительный ответ: «Тотчас паду к ногам Вашего Величества». А потом был славный Италийский поход, победы над французами, героический переход через Альпы, чин генералиссимуса и… новая опала государя. Суворов приехал в Петербург, но его не встречали как триумфатора. Обиженный высочайшим невниманием, он сник, заболел. Когда его навестил Гаврила Державин, то Суворов спросил поэта, что тот напишет на его надгробии. Державин подумал и сказал: «Напишу просто: "Здесь лежит Суворов"». Умирающий был доволен — это было в его стиле!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.