Павел I и Александр Васильевич Суворов

Павел I и Александр Васильевич Суворов

Из переписки Павла I с А. В. Суворовым 1796 г.:

Поздравляю с Новым годом и зову приехать к Москве к коронации, если тебе можно. Прощай, не забывай старых друзей. Павел.

Приведи своих людей в порядок. Пожалуй.

Высочайший указ от 6 февраля 1797 г.:

Фельдмаршал граф Суворов, отнесясь к его императорскому величеству, что так как войны нет и ему делать нечего, за подобный отзыв отставляется от службы.

…без права ношения мундира и орденов, без пенсии местонахождением в селе Кончанское.

Из «Мемуаров» Варвары Николаевны Головиной:

Во время коронации [Павла I] князь Репнин [Николай Васильевич] получил от графа Михаила Румянцева, служившего тогда в чине генерал-лейтенанта под командой фельдмаршала Суворова, письмо. Граф Михаил был самый ограниченный, но очень гордый человек и, сверх того, сплетник не лучше старой бабы.

Фельдмаршал обращался с ним по его заслугам: граф оскорбился и решил отомстить. Он написал князю Репнину, будто фельдмаршал волновал умы, и дал ему понять, что готовится бунт.

Князь Репнин чувствовал всю ложность этого известия, но не мог отказать себе в удовольствии выслужиться и повредить фельдмаршалу, заслугам которого он завидовал. Поэтому он сообщил о письме графа Румянцева графу Ростопчину. Этот последний представил ему, насколько опасно возбуждать резкий характер императора. Доводы его не произвели, однако, никакого впечатления на Репнина, он сам доложил письмо Румянцева его величеству, и Суворов подвергся ссылке.

Из именного рескрипта Павла I А. В. Суворову 1799 г.:

Граф Александр Васильевич! Теперь нам не время рассчитываться. Виновного Бог простит. Римский император требует вас в начальники своей армии и вручает вам судьбу Австрии и Италии. Мое дело на сие согласиться. А ваше спасти их [от французского нашествия]. Поспешите приездом сюда и не отнимайте у славы вашей времени, а у меня удовольствия вас видеть. Павел.

Из жизнеописания Павла I, составленного Георгом Танненбергом:

Павел, восхищенный блестящими успехами своего оружия в Италии, где полководец и войско его, к ужасу врагов и во многих государствах рассеянных сообщников их, достославно показали обыкновенное свое мужество и деятельность в важных и маловажных сражениях, по просьбе сына своего, великого князя Константина Павловича, позволил ему быть волонтером в походе на юг. Он препоручил его осторожному полководцу своему графу Суворову-Рымникскому, которому он, приобретшему уже оказанными отечеству заслугами все блестящие отличия, в знак признательности своей послал с великим князем осыпанный большими бриллиантами портрет свой для ношения на шее. Нежная попечительность отца преодолела мерцающий блеск славы и ограничила стремительную храбрость сыновнюю строгими повелениями быть более наблюдателем, нежели сподвижником. Константин Павлович прибыл с отборною, но небольшою свитою испытанной верности, которую попечительное око отца избрало в советники своему сыну.

Из «Путешествия в Петербург» Жана Франсуа Жоржеля:

Как бы то ни было, Россия гордилась тем, что создала такого великого генерала. Замечательные победы его в Италии, его чудесный переход через горы Швейцарии, несмотря на большой численный перевес французской армии, одержавшей победу под Цюрихом, побудили Павла принять решение оказать ему такие почести, каких не удостаивался еще ни один русский подданный. Указ, или императорский манифест, распубликованный по всей империи, возвещал, что высокие подвиги генералиссимуса, князя Италийского Суворова-Рымникского, настолько возвеличили славу русского оружия, что почти все европейские государи, пораженные удивлением, пожаловали его своими орденами; что Россия удостоила его высших воинских почестей и что государю остается лишь одно средство вознаградить его за столь выдающиеся заслуги: повелеть всем своим подданным оказывать генералиссимусу те же самые почести, какие оказываются самому императору, и оказывать их даже в присутствии его императорского величества. Таков точный смысл указа.

Когда Павел I, недовольный венским двором, решил вернуть свои войска в Россию, новый указ возвестил, что его императорское величество, желая доказать свое благоволение к генералиссимусу Суворову, повелевает ему совершить торжественный въезд в С.-Петербург; значительный отряд кавалерии, драгун, гусар и казаков должен был выехать к нему навстречу за несколько верст от императорской резиденции; двадцать тысяч пехоты должны были стоять шпалерами на его пути; все улицы С.-Петербурга должны были быть иллюминованы; герой-триумфатор должен был быть отвезен в императорской колеснице с величайшей пышностью во дворец его величества, чтобы занять там приготовленные для него покои; для увековечения памяти столь великого человека на большой военной площади С.-Петербурга должен был быть воздвигнут памятник из мрамора и бронзы, который воспроизводил бы черты героя и напоминал бы о его самых замечательных победах. Подобное распоряжение обессмертило царствование Павла I.

По возвращении в Россию Суворов заболел в одном из своих поместий в Литве. Встревоженный император поспешил послать к нему своего доктора, убедительно прося того ничего не жалеть для сохранения столь драгоценной жизни. Все готовились к встрече русского героя: Академия художеств сделала модель памятника; знаменитейшие скульпторы приняли участие в создании ее… […]

Как мы сказали, Павел I требует неукоснительного исполнения изданных им указов; никто не может безнаказанно нарушать их, если даже это лицо осыпано монаршими милостями, будь то сам наследник трона. Император велел распубликовать по армии указ, регламентировавший военную службу, генералиссимус должен был назначать поочередно одного из генералов армии дежурным генералом, обязанным передавать приказания генералиссимуса по назначению. Суворов не обращал внимания на этот закон, оставляя его без применения. Князь Багратион, единственный генерал, которого он считал заслуживающим доверия, был постоянно дежурным. Это предпочтение, стоявшее в прямом противоречии с указом, вызвало большое недовольство. Во время блестящих успехов генералиссимуса в Италии на него не осмеливались жаловаться, но, как только Суворов вернулся и распространился слух, что его болезнь по всем признакам смертельна, недовольные генералы соединились, чтобы жаловаться, говоря, что они были лишены возможности представить доказательства своего усердия, которых требовало от них милостивое внимание его величества. Этот факт был доведен до сведения императора; он был доказан; Павел I излил свой гнев в энергичных выражениях: «Как, — вскричал он, — мой указ открыто нарушается тем, кто должен наблюдать за его исполнением! Подобное презрение к моей власти требует примерного возмездия». Вскоре появился указ, прочитанный перед всеми полками, объявлявший, что генералиссимус князь Суворов заслуживает осуждения за то, что он сам нарушил императорский указ, исполнение которого было поручено ему, так как он был облечен высшею властью. С этого момента опала генералиссимуса приняла серьезный характер. Предназначенные для него покои во дворце были отданы принцу Мекленбургскому; приготовления к торжественному въезду были отменены, работы по сооружению памятника были запрещены. Офицеры генеральского штаба Суворова, прибывшие в С.-Петербург в полной уверенности, что они будут приняты с почетом и награждены, получили приказ немедленно вернуться к своим войсковым частям; вместе с тем им было запрещено являться ко двору.

Генералиссимус, несколько поправившись, двинулся в путь; он узнал о своей опале в Риге и был глубоко огорчен ею. Так как ему не было запрещено явиться в С.-Петербург, то он прибыл туда, так сказать, инкогнито. Он скромно остановился у своей племянницы, жившей в одном из зданий, прилегавших к дворцу. Так как указ, объявлявший его опальным, был опубликован во всеобщее сведение, то никто не осмелился явиться к нему для выражения своего сочувствия и почтения. Скорбь обострила его болезнь, и он велел позвать приходского священника, чтобы причаститься Св. Тайн. Император, узнав, что болезнь Суворова ухудшилась, послал камергера справиться о состоянии его здоровья; друзьям разрешено было навещать его; от него никто не слышал ни жалоб, ни ропота; он мужественно и спокойно ждал смерти и, помолившись за благоденствие империи, тихо скончался через шестнадцать дней по прибытии в С.-Петербург. Его смерть казалась всем великим бедствием; она повергла в ужас всех русских. Узнав о ней, император сказал своим приближенным: «Вот герой, отдавший дань природе; его неповиновение причинило мне горе, потому что заставило завянуть его лавры». […]

Набальзамированное тело было выставлено с открытым лицом в продолжение четырех дней на парадном ложе, вокруг которого на табуретах, покрытых парчой, виднелись шпага и фельдмаршальский жезл, усыпанные бриллиантами, дар Екатерины И, и все ордена, которыми был пожалован герой. Зал, где покоилось тело, был обтянут черной материей, и в нем горело множество свечей. Простонародье и знать направлялись туда поклониться его праху; толпа не убывала в течение всех четырех дней. Я видел его; он походил на спящего. Когда императора спросили о церемониале при погребении, то он ответил: «Пусть ему окажут те же почести, как фельдмаршалу Румянцеву[74]». Ответ этот рассматривался как продолжение опалы, ибо звание генералиссимуса и громкая слава Суворова заставляли ожидать более пышного церемониала. […]

День похорон Суворова был днем траура для всего С.-Петербурга; знать и простонародье собирались толпами на пути погребального шествия; улицы и окна были полны зрителей. Сам император показался на коне с немногочисленной свитой на углу одной улицы.

Конные и пешие городовые шли впереди; три батальона пехоты шли по бокам и сзади погребальной колесницы, покрытой парчой и запряженной шестеркой лошадей в черных попонах; многочисленное духовенство шло перед колесницей; офицеры несли ордена усопшего; двенадцать пушек с отрядом артиллеристов следовали за телом; несколько министров и придворных вельмож шли пешком в глубоком трауре вслед за колесницей вместе с родственниками генералиссимуса. Я был свидетелем этого погребального шествия; все лица выражали ужас и скорбь. Такова была кончина этого славного героя! Нет никакого сомнения, что огорчение, причиненное ему опалой, ускорило его смерть.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.